— Дай мне меч, синигами. — Не синигами — Рукия Кучики. — А я — Ичиго Куросаки.
«Всё… закончится вот так?» Образ маленькой синигами таял на глазах, растворялся, словно утренний туман в тёплый день. Всё, что останется через несколько секунд, — воспоминания, семья, верные товарищи и судьба, до которой удалось дотянуться. «Мир спасён, и мы снова можем смотреть вперёд. Думаю, защитить его — лучшее, что я мог сделать, а поделиться своей силой — лучшее, что сделала ты. Спасибо». Солнце слепило заспанные глаза, ярко сияло на синем небе, игриво выглядывая из-за облаков. Его лучи освещали едва различимые частицы реяцу, уносимые ветром. «Этот мир так же прекрасен, как и раньше. Я рада, что каждый день он будет благословлён солнцем. Ты не позволил померкнуть этой красоте. Спасибо». — Я так больше не могу, — Орихиме смахнула со щеки скатившиеся слёзы. — Почему мы должны прощаться? Это несправедливо: наши силы ведь всё ещё с нами! — Зато Куросаки теперь не синигами. Этого достаточно, — тихо, чтобы не слышал товарищ, сказал Исида. — Но мы же друзья! Какая разница, кто… — Готов поспорить, Готей 13 просто не видит в нём смысла. И Кучики как «посредник», — Урю жестом показал кавычки, — больше не нужна, поэтому её переведут в Сейрейтей. Может, даже повысят. — А как же мы?.. — голос девушки стих. — А мы — просто люди, Иноуэ. Друзья впереди стояли неподвижно, не проронили ни слова. Рукия опустила голову и сжала рукава кимоно, лишь этим выдавая волнение; Ичиго отвёл взгляд и рассматривал золотые кроны сакуры. — Надо что-то сказать. — Мы уже всё сказали, поверь. — А они? — А им слова уже не нужны. Остатки реяцу едва удерживались душой парня и медленно развеивались — столь слабые, едва различимые, что не хватило бы на одну духовную нить. Рукия заметила это и подняла на товарища взгляд. Такая же едва заметная улыбка. Такой же тёплый цвет карих глаз. А во взгляде отражалась пустота — на том самом месте, где находилась синигами. Впервые. И в последний раз тоже.Спасибо, Рукия. Благодаря тебе дождь закончился.
В лицо подул тёплый ветер, облака быстрее поплыли в небо. Парень развернулся и направился к друзьям, с удивлением глядя на Орихиме, которая салфеткой закрыла заплаканное лицо. Исида как мог успокаивал подругу, а та продолжала жаловаться на вселенскую несправедливость, потерю близких друзей, иногда на себя — за привычку плакать, зная, что легче от этого не станет. Ичиго вздохнул и ускоренным шагом подошёл ближе. — Ну чего ты? Мы же не на похоронах каких-то — ещё увидитесь, — Иноуэ тихо всхлипнула в ответ. — Так, идём: Юзу что-то говорила про вишнёвый пирог. «Похороны и пирог, м-м-м… Утешений мастер», — Куросаки закатил глаза, легонько подталкивая товарищей к дому. Исида начал отнекиваться, ссылаясь на дела «серьёзные и куда более важные, чем посиделки у синигами», на что рыжий кивал, как китайский болванчик, а потом попросту затащил на кухню. Чад молча зашёл за ними, Орихиме направилась в ванную, чтобы привести себя в порядок. Рукия подошла к окну и коснулась ладонью стекла, с грустью глядя на лежащий на тарелке пирог. Она испекла его ночью для сестёр-Куросаки и друзей — своеобразный подарок, сладким и немного терпким вкусом которого надеялась перекрыть горечь расставания. Верила, что после того, как Ичиго проснётся, на это останется немного времени и перед глазами расцветут радостные улыбки товарищей. Но столь необходимые минуты унёс ветер.***
— Надеюсь, в будущем не буду отключаться так надолго, — вместо благодарности пробурчал Ичиго, когда настал вечер и друзья расходились по домам. За обедом он поймал себя на мысли, что в течение последних месяцев часто выпадал из реальности: то из-за меткого удара занпакто, то Серо, то просто противник вынес с одного удара. И всё же таких случаев многовато для «обычного» старшеклассника. — Отключайся, на сколько хочешь, но не внезапно: ты-то не помрёшь, а дамы волнуются, — фыркнул Урю, снимая с крючка куртку. — Хоть Исида говорит так, за тебя он тоже переживает, — сказала Орихиме. — Ничего подобного! — Не надо за меня переживать: завтра приду на занятия и всё будет как обычно. Кстати, что-то задали? — На почте, — как всегда кратко ответил Садо. Куросаки кивнул и, попрощавшись с товарищами, закрыл дверь. 19:56, а сна ни в одном глазу, хотя раньше парень круглосуточно молился на него. Что же, тем лучше: больше времени на разбор многочисленных долгов. Куросаки приготовил себе кофе и, заранее пожелав сёстрам спокойной ночи, заперся у себя в комнате. На столе ни одного учебника, ни одной тетради — только манга, которую рыжий начал читать несколько дней назад. Ичиго спрятал её в верхний ящик стола и вместо неё положил нужные тетради и расписание. На почту пришло ещё одно сообщение от Чада: домашнее задание за последние пару дней. Куросаки решил, что после долгого перерыва этого будет достаточно: с более давним он разберётся позже. «Так непривычно, — парень провёл ладонью по листу с расписанием, убирая тонкий слой пыли. — А ведь когда-то я каждый вечер посвящал урокам. В принципе, ничего не изменилось, разве что они стали… другого характера». За окном вскоре потемнело — пришлось включить лампу. Открытый разворот залил тёплый искусственный свет, разливающийся ненамного дальше стола. Маленькая зона комфорта словно утопала в ночной темноте, просочившейся сквозь закрытые окна и смешавшейся с запахом кофе. В коридоре о чём-то шептались сёстры, видимо, не решаясь зайти; затем вернулся глава семейства, и первый этаж заполонил привычный шум. Иссин вернулся ко сто раз перетёртой теме («ужин подаётся ровно в семь»), расспрашивал о гостях, мельком упомянутых Юзу, вновь обращался с речами к плакату Масаки… Всё как обычно. Уже после полуночи Куросаки нехотя положил перед собой книгу, которую одноклассники прочитали на каникулах. И дело не в том, что объем немаленький; Ичиго смотрел на сомнительное: «Приключенческий роман» — и закатывал глаза. Что нового он узнает? Что-то про путешествия на Богом забытую землю? Про сражения не на жизнь, а на смерть? Про поиск артефактов и реликвий? Ох, если речь пойдёт о мечах, придётся объясняться за громкий смех посреди ночи… Литература в школьной программе никогда не вызывала интереса, сейчас — и подавно. Персонажи казались какими-то нереалистичными, чересчур догадливыми, стремительно развивающимися (Ичиго хотел пошутить на этом моменте, но ночью чувство юмора хромает). Соперники главного героя вообще не впечатлили: парень счёл их ещё более блеклыми, чем что-либо ещё в романе, неоригинальными. Спустя сотню лет заполучить камень, созданный учёным-гением из потустороннего мира, дать жизнь и цель тем, кто лишён души, и стремительно, оставив позади несколько миров, подняться на уровень Бога — слабо такое? Куросаки не мог представить, чтобы кто-то додумался до такого сюжета. Слишком уж он… слишком. Этого не описать словами, если не пережил. После сотни отмученных страниц парень зло фыркнул, закрыл книгу и спрятал её в сумку. Не будет он дочитывать — утром спросит у Исиды краткое содержание. Настольные часы показывали три часа ночи; Ичиго протёр глаза, но фантастика эта не исчезала. «Спустить несколько часов на это? — сиплым шёпотом спросил парень, вспыхнув от негодования. — Потрачено…» Может, стоит дочитать? Увлечётся, засыплет героев и события комментариями, закинет на них пустые вагон и тележку, потопчется сверху и заснёт помалу… Сочтётся за неудачную сказку на ночь. Всё-таки не судьба: через три минуты (вполне хватило, чтобы слова, строки, страницы — всё слилось в один корж, недоступный Куросаки) книга снова лежала в сумке. Ичиго выключил лампу, и темнота вторглась в середину комнаты. Ни единого звука — даже непривычно, когда Кон не засыпает жалобами о жилищных условиях. Парня мало интересовало, где душа+ ходит по ночам и какие приключения ищет в этот раз, но к утру же вернётся и будет с криком биться в стёкла. С этой мыслью рыжий направился к окнам, опёрся руками о раму и посмотрел на раскинувшийся впереди городской пейзаж. Невысокие дома залиты серебристым лунным светом; черепица, стёкла и листья сияют, словно покрытые матовым лаком. Куросаки открыл окно, и его тут же волной накрыл свежий ночной воздух — ещё достаточно тёплый, не успевший остыть. Холода он не чувствовал в течение последних суток, а раньше он был рядом постоянно: в лезвии Зангетсу, резком ветре, обволакивающем на поле боя, в чужой реяцу… С момента получения сил синигами и до прошедшего дня. Чтобы ощутить отрезвляющий холод, достаточно было подойти к Хитсугае или Рукии, причём во втором случае было необязательно отправляться в Сообщество душ или ожидать зимы: она жила в изящном белом мече. И если снега и лёд вернутся в город через несколько месяцев, то Кучики он больше не увидит. И Рендзи, и того же Тоширо, и остальных синигами… Они расходились и воссоединялись столько раз, но сегодня им выдали карты разных жизненных путей. Параллелей, которые никогда больше не пересекутся. Луна ненадолго спряталась за облаками, из-за чего всё погрузилось в кромешную тьму, и Ичиго поднял взгляд на небо. «Тогда в моё окно залетела Адская бабочка, за ней — Рукия. И жизнь изменилась навсегда: я проснулся уже заместителем синигами. На этот раз через четыре часа ничего не изменится: я останусь человеком». Совмещать две жизни было трудно и в то же время волнующе, захватывающе. Гулять с друзьями, посещать школу, вечером ужинать с семьёй и делать домашнее задание — повседневность обычного старшеклассника. И в неё искрами вплетались воспоминания: о работе заместителем синигами, первой победе и первой смерти, знакомстве с Зангетсу, противостоянии Готэй 13, арранкарам, Айзену… То, что было сродни невероятному сну. — Ты станешь синигами. — Если воспользуешься этой техникой, то утратишь силы синигами. Ичиго закрыл глаза и тряхнул головой: он слишком увлёкся. Ладони, как назло, аж покалывало от желания прикоснуться к мечу. «Пора бы смириться, и чем скорее, тем лучше, — вслух, дабы высечь каждое слово в тишине и памяти, сказал парень. — Я уже не смогу вернуться в ту жизнь, ведь…» — Сволочи должны умирать. Луна вновь спряталась за облаками; глаза захлестнула темнота. Ичиго вцепился в пальцы, обхватившие его шею, и пытался разжать их, но без толку. Руки обдало неприятным холодом — совсем непохожим на тот, который парень ощущал, находясь в зоне действия ледяных занпакто или же просто зимой, когда мороз больно щиплет кожу. Горло обожгло из-за отсутствия воздуха, а взгляд заволакивала чёрная дымка, хотя за окном снова становилось светлее. — Что такое? — шёпот прозвучал возле самого уха. — На сей раз не можешь дышать? Куросаки был знаком тихий смех, сопровождающий последние слова: напоминающий скрежет металла об металл и при этом наполненный ядом. Смех, которого было достаточно, чтобы пожелать пустому исчезнуть и не трепать нервы в очередной битве. Но в этот раз, когда голос прозвучал не так неожиданно, Ичиго узнал его обладателя. Это точно не пустой, на которого указывал ещё не утихший смех. Заломив чужое запястье, парень освободился и смог вдохнуть, стараясь игнорировать боль в шее и слабый привкус крови. — Зангетсу, как ты… — Куросаки не знал, что сказать дальше, и замолчал. — Всё ещё не запомнил моё имя? Как жаль, — занпакто выдержал наигранную паузу, а после схватил Ичиго за ворот рубашки, опрокидывая на стену и вновь стремясь задушить. — Я Тенса Зангетсу. «Это невозможно: я ведь не синигами!» — однако всё было слишком реалистично для сна. Занпакто поднял взгляд, и тогда Куросаки стало жутко. Полностью чёрные глаза, пустые и дышащие холодной дымкой, уже заволокшей всё вокруг. — Ты давно не заходил к нам, Ичиго. Был занят, да? — парень чувствовал, что лучше ничего не отвечать, хотя Тенса дал ему возможность выговориться: хватка на шее стала слабее. — Но сейчас у тебя много свободного времени, так что смотри. Этот мир ждал тебя. — На что смотреть… — сипло спросил Куросаки. — Ты же сам говорил, что там океан. Занпакто прикрыл глаза и усмехнулся. — Ну да. Говорил. Больше Тенса не сказал ни слова, и всё вокруг заполонила тишина. Собственное дыхание казалось Ичиго очень громким, хотя на самом деле было наоборот: просто сравнивать было больше не с чем. Тихо, холодно, пусто, темно. Воздух стал неприятным, тяжёлым, будто застоявшимся в годами закрытом помещении. Стена за спиной не ощущалась, земля тоже словно ушла из-под ног; Куросаки показалось, что он теряет сознание, но занпакто впереди был весьма отчётливым, как и прикосновения его холодных пальцев. «Он собирается перенести меня во внутренний мир? — парень закрыл глаза, ожидая, когда вода захлестнёт его. А может, всё будет не так? Серьёзные сражения остались позади, да и день предыдущий был неплохим — океан должен отступить… Прошло немало времени (по крайней мере, так казалось Ичиго), но ничего не менялось. Темнота по-прежнему ослепляла. — Почему он… ничего не делает? — Куросаки смотрел в глаза занпакто, пытаясь найти в них ответ, но бесполезно. — Почему… ты молчишь?» Руки парня дрогнули, и занпакто искоса посмотрел на него. — Вижу, ты понял. А теперь стань частью этого мёртвого мира. Куросаки почувствовал, как хватка на шее слабеет и исчезает совсем; в руке занпакто материализовался меч. Ичиго пытался сказать что-то, остановить Зангетсу, но чёрное лезвие стремительно прошло насквозь, раскрывая один из старых шрамов под рёбрами. Горло сдавило от рвущегося наружу крика. Больно. «Эй, что с тобой? Очнись, Ичиго!» Парень распахнул глаза и подскочил, словно облитый кипятком. Тело колотило от дрожи; Куросаки держался за пробитый лезвием бок и не мог прийти в себя. Перед глазами всё плыло от боли, но вокруг определённо было светло. — Чёрт, как же… — из-за нехватки воздуха пришлось прерваться на полуслове. — Да что с тобой?! — что-то с тихим писком коснулось щеки; Ичиго тряхнул головой и посмотрел перед собой. На коленях, махая руками и надоедливо мельтеша со стороны в сторону, прыгал Кон. В понимании Куросаки — пока что нечёткое рыжее пятно. — Ты меня слышишь вообще? — слабый кивок. — Так вставай, если слышишь: нечего умирающего корчить! Парень стряхнул с колен модифицированную душу и положил на них голову. Дыхание постепенно восстанавливалось, хотя всё ещё было больно. Кон, стукнувшись об пол, разрывался от негодования, но Ичиго выглядел безучастным к этому. Душа+ обошла вокруг и дёрнула за левый рукав, обращая на себя внимание. Ответом был лишь усталый взгляд, и это заставило Кона волноваться ещё больше. — Подожди немного… — Я позову Иноуэ, — Кон побежал к окну, но Куросаки в последний момент схватил его за ухо и притянул обратно. — Не нужно: мне уже лучше. — «Лучше» ему! А за последние полчаса мало не умер! — рыжий удивлённо посмотрел на модифицированную душу. — Чего уставился? Лежал, главное, бездыханный фиг знает сколько, до сих пор не очнулся, а лечиться не хочет! «Что-что? — Ичиго с опаской посмотрел на руку, которой закрыл рану, но не увидел крови. И чем дальше, тем более незаметной становилась боль; она заменялась слабостью, но это уже было не в новинку. — Так это был сон?» — И реалистичный же, чёрт побери… — Что ты там бормочешь? — с подозрением спросил Кон. — Забудь. Который час? — Почти семь. — Надо собираться.***
— Я ушёл; дома буду как обычно, — Ичиго обмотал шею шарфом, забрал сумку и вышел на улицу. Карин закрыла за ним дверь и иронично спросила, не требуя ответа: — «Как обычно» к обеду или через две недели? Лучшим подарком нового дня была возможность увидеть друзей, и неважно, сражались ли они с тобой в других мирах или оставались в стороне, ожидая возвращения. Ребята не изменились, как и их отношение к рыжеволосому товарищу. Особенно это касалось Кейго, который дожидался Куросаки за воротами школы и, заметив цель, накинулся на него, чуть не сбив с ног. — Вы только посмотрите, кто с нами: Ичиго Куросаки, версия 2.0! В обновление добавлена функция общительности, игнорирование старинных догм нашей школы и выход из режима зубрилки, а ещё!.. — Театральная академия в другом городе, Асано. Большинство друзей рыжий встретил на улице, и вся заговорившаяся компания чуть не опоздала на первый урок. Ичиго буквально влетел в свой класс, а вскоре после него с журналом зашла Мисато. Парень кивком поздоровался с квинси, а тот, кинув быстрый взгляд на учителя, схватил товарища за галстук и вплотную затянул его. От неожиданности Куросаки чуть не задохнулся, он попытался оттянуть узелок, но Урю вернул его на место. — Что ты делаешь, Исида? — взгляды учеников и Мисато были направлены к последнему квинси. — Просто перфекционизм. Ненавижу неопрятность, — поправив очки, парень как ни в чём ни бывало вернулся на своё место. — Совсем сдурел?! — прошипел Ичиго. — Спрошу то же самое. С кем можно было подраться с утра пораньше… — так же тихо ответил Урю. — Воротник подними: синяки слишком заметные. «В смысле?» Через несколько часов, когда одноклассники ушли в спортзал, Куросаки задержался в раздевалке и снял галстук. Опустив воротник, он заметил насыщенно-фиолетовые следы, прикосновение к которым отозвалось колючей болью. Ичиго был поражён: он только убедил себя в том, что произошедшее было сном, никак иначе. «У меня ведь нет силы синигами, — парень растерянно рухнул на скамейку, — точно нет! Я видел, как исчезла Рукия, не чувствую реяцу… — взгляд опустился на внутренний карман сумки, в котором лежало боевое удостоверение. Старшеклассник с напускным безразличием покрутил его в руках. — И оно не работает». Но сомневаться в произошедшем не приходится: его правда пытался убить собственный занпакто. — Ичиго, где ты там де… — Кейго, в приподнятом настроении влетев в раздевалку, остановился, когда заметил невесёлого товарища. Он сел рядом, также рассматривая удостоверение. — Что это? — Не важно, — Куросаки спрятал подвеску в сумку и поднял со скамейки футболку. — Идём: все наверняка уже играют. — Может, сегодня пропустишь? — голос Асано немного изменился. — Рана ещё не зажила. — Рана? — Ну, вот, — Кейго ткнул пальцем возле пореза под рёбрами. Рыжий почувствовал боль, но промолчал. — Я догоню, иди, — после недолгого молчания сказал он, не дожидаясь ответа, выпроводил товарища из раздевалки и закрыл дверь. Взгляд стал ещё более хмурым, чем обычно: Ичиго понял, в чём дело. Новая рана образовалась на месте старой, похожая была на спине. Эти разбитые шрамы — всё, что напоминало о сражении с Тенсой Зангетсу.***
Орихиме рассматривала какие-то фотографии, но когда в класс вернулся Чад, спрятала альбом под учебником: скоро придут остальные ребята. Вскоре помещение заполонил привычный шум, так что когда Ичиго с не лучшим настроением прошёл мимо всех, бросил сумку на пол и лёг на парту, отворачиваясь к окну, то сразу привлёк внимание одноклассников. Он напоминал чёрное грозовое облако на фоне чистого синего неба. «Ему тяжело привыкнуть к такому: всё равно что отнять половину зрения…» — Хоть ты и не можешь видеть Кучики, всегда можно позвонить! — Иноуэ?.. — Куросаки удивлённо посмотрел на подругу; подобного заявления он точно не ожидал. Девушка тут же открыла сумку и начала перекладывать вещи, дабы что-то отыскать. — У меня есть её номер, да и приёмник тот же. Вот, — раскладушка той же модели, что был у Рендзи или Рукии, но с серой крышкой оказалась во внутреннем кармане. — Так, сейча-а-ас. — П-подожди, Иноуэ, не надо! — неважное настроение улетучилось, впрочем, и организованность мыслей тоже. Что он скажет? Что заскучал и от делать нечего решил позвонить? Что случайно оказался рядом, когда Орихиме говорила с подругой? Нет, Иноуэ точно передаст ему телефон и не заберёт, пока товарищ не успокоится и не сделает лицо попроще. А это в принципе невозможно, учитывая то, что Рукия или Рендзи сразу догадаются о его разбитом состоянии — им не обязательно видеть рыжего, чтобы понять, нужна ли ему терапия… Может, это и к лучшему — его сейчас поймёт только синигами. — Та-ак, звонок, — Орихиме не услышала слова Куросаки и нажала кнопку вызова. «Ошибка: указанный абонент не существует». — Что? Но мы с Кучики созванивались вчера вечером! — Иноуэ снова проверила телефонную книжку, выбрала нужный номер — бесполезно. С Абараи аналогичный результат. — Может, они на задании, а мобильные разрядились? — Тогда был бы «абонент вне зоны», — Ичиго снова опустил голову на парту. — А если что-то случилось за эти полдня? Когда Кучики возвращалась домой, на том же задании или… — Успокойся: Рукия в порядке, — отвернувшись к окну, сказал парень. — После того, как Айзена посадили, за неё вообще бессмысленно волноваться: она достаточно сильна. По голосу Ичиго было ясно, что он не хочет развивать эту тему. Вскоре прозвенел звонок, занятия возобновились, но Куросаки уже не мог собраться. «Она больше не придёт — я остался один со своей ошибкой».***
Старик Зангетсу говорил, что ненавидит дождь и ни за что не пустит его в мир синигами. В каком-то смысле Куросаки помог ему: стихия не сможет размахнуться. Но не потому что Ичиго исцелился от всех ран душевных — попросту негде. Парень задался вопросом: чем вообще мешал дождь? Ну есть он, ну капает периодически… Хотя, когда оказываешься один под холодным ливнем, ощущения не из приятных. Потоп Ноевого масштаба вообще не вызывает восторга. В общем, раньше за такие мысли можно было получить огромное «фи» от старика — и чёрта с два сможешь использовать сикай, даже если очень нужно (а такое уже было), ещё и пустой задаст главный вопрос в жизни. А сейчас абсолютная безнаказанность. — Можно Серо в голову и чтоб я не мучался? — Не дождёшься. Ичиго замер, забыв придержать разворот, на котором остановился (тот роман пришлось дочитывать), но вскоре успокоился: чего он ожидал? Перед глазами потемнело, но во второй раз было почти не страшно: осталось только напряжение. На что способны Зангетсу и пустой, Куросаки примерно знал; от Тенсы он мог ожидать чего угодно, ведь за три месяца тренировок, кроме Последней Гетсуги Тенсё, ничего не добился. — Интересно, почему мораль вычитываешь только ты? Где старик Зангетсу? — насчёт пустого рыжий благоразумно промолчал. Занпакто лишь слабо усмехнулся. Ичиго мысленно отругал себя и чувствовал, что его вот-вот изобьют: похожий вопрос уже рассорил обитателей этого мира, а бывший синигами снова затронул его. — Точно, вы же не можете существовать одновре… — И правда: осуждать тебя буду только я. Ведь больше некому. «В этом всё дело? Остальные просто… исчезли?» Неприятное чувство, которое одолевало парня довольно долго и не давало покоя, приобрело более ясные очертания: внутреннего стержня больше не было. Силу, которая ставила на ноги несмотря на боль и отчаяние, не нужно было искать: она всегда была со временным синигами, жила в его мечах. Благодаря этому он и мог ринуться в любой бой, победить и даже выжить там, где умирали другие. Мог уберечь тех, кто был для него важен. А ещё в любой момент — даже в разгар боя — вернуться в свой мир, полный мечт и надежд, и передохнуть, глядя на пракически безоблачное небо и яркое солнце. Это то, чего будет так не хватать. — Как интересно: хочешь вернуться в мир, которого больше нет? Который был уничтожен, — судя по голосу, Тенса был раздражён, — уничтожен тобой! — Тц, — Ичиго махнул ладонью, думая, что дымка рассеится и он сможет вернуться к чтению. Ничего не произошло. — Меня не за что осуждать. Приставленное к горлу лезвие — недвусмысленный намёк на то, что последние слова были лишними. — Не устраивай здесь спектакль, ладно? Мы это уже проходили. — В смысле? — Ты хотел защитить всех и всегда шёл к этому. Выбрал высокую цель, молодец. Но что в итоге? Каждую секунду в этом мире кто-то умирает. Некоторые своей смертью, некоторым помогли. Некоторых отправили прямиком в Ад. Кто-то жив лишь телом, а душой уже в мире мёртвых. От смерти не сбежишь, так можешь ли ты говорить, что всех защитил? Ичиго не знал, что ответить. Он победил Айзена и арранкаров, благодаря ему Каракура не была уничтожена, а её жители в целостности и сохранности вернулись в мир живых. Они защищены, но до каких пор? Кто-то возлагал надежды на этот день, строил планы и мелкими шажками шёл к их осуществлению, но сокровенные 24 часа просто выпали — вместе с ожиданиями. Люди очнулись и вернулись к привычной жизни, но кто-то из-за несчастного случая не увидел даже заката и вернулся в Сообщество душ: теперь на правах мёртвого. А несколько душ, как рассказывали Кейго и Татсуки, просто исчезли из-за реяцу синигами-предателей… Мир продолжил вращаться, но не все в нём остались. Куросаки рискнул всем ради счастливого конца, но наступил ли он? — Те люди правда ждали тебя? — По-твоему, лучше, чтоб все они погибли? — Ичиго точила злость за вопрос занпакто; он помнил, что сказал Тенса ещё в самом начале и что в течение трёх месяцев стравливало их друг с другом: «То, что ты хочешь защитить, меня совершенно не касается». И казалось, что своим вопросом Зангетсу снова намекает на это. — Ответственность за тысячи жизней лежала на мне — я должен был спасти их! — А себя спасти не хочешь? Снова всё сводилось к этому вопросу. Ичиго много раз отвечал на него, но, видимо, не так, как хотелось бы занпакто. Парень не видил в этом своей проблемы: их мнения расходились с самого начала. Те же паралельные, что сейчас разделяют Куросаки и синигами, но было различие: в случае с Зангетсу они не пересекались вообще. — Мои раны можно зашить. Цепь судьбы назад не привяжешь.***
Ичиго устало лёг на пожелтевшую траву и поднял взгляд на ночное небо: над головой сияли Луна и далёкие звёзды, а с горизонта надвигались тёмные облака — грозовые, если верить прогнозу погоды. Парень дождался, пока уснут сёстры и отец, и направился к реке: оставаться на ночь не хотелось совсем, ведь Куросаки знал, что снова не уснёт. Прийти в школу с помятым видом — это полбеды, настоящая проблема возникает, когда приходишь в себя на руках испуганной Юзу и вместо: «Доброе утро», — слышишь тихие всхлипы. В прошлый раз его разбудил Кон — нынче не сложилось, и за это хотелось прибить обоих: и душу+, которая шляется не пойми где, и Зангетсу, разбирательства с которым не должны беспокоить семью. Ичиго с трудом убедил сестёр и отца, что всё в порядке и потеря сил синигами здесь не при чём. На улице, где мир не был заключён в четырёх стенах, было спокойнее: Тенса может донимать его и раздражаться сколько угодно, но даже он на время успокоится и поднимет глаза на ночное небо. Такого в мире Куросаки никогда не было. Или было? Ичиго не знал, менялось ли что-то в его мире или же там был вечный день, но был уверен: мир людей не оставит равнодушным не только синигами, но и занпакто. Но в ночное спокойствие вплеталось волнение. — Почему я чувствую себя победителем и проигравшим одновременно? — шёпотом спросил Куросаки. — Потому что твоя победа несовершенна, — парень хоть и ожидал ответа, но был немного разочарован: он надеялся, что сегодня его оставят в покое. — Ты уничтожил Айзена, но этого недостаточно. Ичиго удивлённо посмотрел на занпакто, но ничего не сказал. Видимо, Тенса не знает, что Айзен жив и отделался длительным заключением. — Хотя ты неплохо прошёлся по трупам, — Зангетсу усмехнулся. — Сто третий Эспада, Улькиорра… Скорее всего, Гриммджоу тоже, но мог и выжить. Подумать только: вы вломились в Лас Ночес и за день его основательно зачистили. И это мягко сказано. Отправляясь в Каракуру, Ичиго не думал об этом, но, пока он был без сознания в Сообществе душ, перед глазами то и дело всплывали обрывки воспоминаний. Перемешивались, закручивались лишённым логики вихрем — и от этого становилось лишь страшнее. Когда команда Куросаки отправилась за Рукией, никто не погиб, зато ребята обрели многих друзей. Когда они спасли Орихиме, остался мёртвый, залитый кровью город. Это было время, когда одни сражались за товарищей, другие — за навязанные идеалы, и все были готовы умереть. Ичиго ненавидел бесполезные (да вообще любые) смерти. — Что такое? — услышав голос Зангетсу, парень вырвался из цепкой хватки воспоминаний. — Неужели так боишься чужой смерти? Ах да, ты ведь до сих пор никого не убил. — О чём ты вообще… — Ичиго потерял дар речи от такого заявления. — Синигами безгрешны. Никогда не слышал, чтобы перед ними открывались Врата Ада, верно? Потому что такого не бывает. Синигами может убить одного человека, двух, десять или вообще бесчисленное множество, как Зараки или Айзен, — не имеет значения. Обычные души за такое отправляются в Ад, а проводники душ живут долго, — в руках Тенсы появился клинок, который он направил на Ичиго, — ведь вся кровь остаётся на их мечах. Мир вокруг может исчезнуть, но мы ещё будем жить. В темноте. В тишине, — холодное лезвие коснулось плеча Куросаки. — Без возможности вернуться домой и пока от синигами не останется ничего, кроме души. Вы вернётесь в мир живых, а мы исчезнем со всеми вашими ошибками. Тихий звон цепи заглушался ветром, но Ичиго чувствовал, как дрожит занпакто. Он собирался что-то сказать, но Зангетсу его перебил: — Удобно, не так ли? Что бы вы не совершили, всё сойдёт с рук! Ведь есть кому расплачиваться! Голос Тенсы сорвался на крик — это указывало на скорую атаку. Куросаки увернулся, когда лезвие соскочило с его плеча, но облегчения не было. Каждое услышанное слово отзывалось болью в разрушенном мире. В один день Ичиго одержал самую важную победу и в то же время совершил самую губительную ошибку. Отрицать что-либо из этого он не может, спорить с Тенсой тоже: им управляли лишь злость и ненависть — увы, весьма оправданные. И занпакто сейчас отличался от того, кого Куросаки видел в прошлый раз: теперь его не защищают, а пытаются свести в могилу, в тот же тёмный мир, откуда никто не вернётся. Причём сознательно, насколько это возможно для мёртвого меча. — Я сделал то, что должен был, и защитил всех. Жалеть о чём-либо не собираюсь, — Ичиго уже не хотел разбираться, кто в чём прав: ему лишь хотелось покоя, который не наступил даже с потерей сил синигами и которого, как считал парень, он заслуживал с самого начала. — А если где-то ошибся, смогу исправить это: впереди ещё целая жизнь. Парень направился в противоположную сторону берега: продолжение разговора казалось бессмысленным. Он совсем скатился, раз его ненавидит собственный занпакто, но что дальше? Тенса часто повторял: «Твои проблемы меня не касаются», — и теперь Ичиго мог сказать то же самое. Неважно, что скажет Зангетсу: когда реяцу Куросаки полностью иссякнет, те слова станут воспоминанием. Жизнь в качестве временного синигами станет воспоминанием, смесью радостей и отчаяния, побед и поражений, знакомств и расставаний; с годами её перекроют новые, более свежие, более живые — такие же, как этот мир. Да, впереди ещё много всего, но лишь в том случае, если он не сдастся. — И… я не убил Айзена, — Ичиго остановился, но не обернулся. — Его заключили в тюрьме Мукен на двадцать тысяч лет. «Ну и кто тебя за язык тянет? Ещё скажи, что Айзен бессмертный… — о синигами-предателе хотелось говорить меньше всего, и Куросаки был рад, что Зангетсу ничего не ответил. Хотя он, наверное, слишком поражён, чтобы хоть как-то отреагировать. — Я правда сделал то, что должен, но разве им от этого легче? Сколько бы не пришлось делать выбор, я остался бы на стороне друзей и семьи: ими жертвовать нельзя. Но тогда получается, что мечами — можно?» Ичиго обернулся и с удивлением отметил, что занпакто уходит, ничего не сказав. Столь внезапно успокоился? Или не слышал последних слов? Куросаки сделал ещё несколько шагов и, немного помедлив, пошёл обратно: их разговор снова скатился к конфликту, а так нельзя. Но Зангетсу исчез. Есть ли способ вернуть свой мир? Пускай он не синигами, но его душа не разрушена — более того, даже не повреждена. И если что-то было разрушено, его можно хотя бы частично восстановить… Эти мысли сопровождали Ичиго до утра и часто напоминали о себе, пока он был в школе. Учителя ругали за рассеянность, товарищи беспокоились, а парень не мог ничего с собой поделать. «Я не смогу привыкнуть к новой жизни, если в моей душе останутся лишь одни руины». Куросаки отправил сообщение Урахаре, интересуясь, можно ли восстановить мир синигами, но в течение дня не получил ответа. В магазине торговца также не оказалось. Орихиме просила Исиду починить приёмник, но квинси ничего не смог сделать, и тот продолжал принимать и делать вызовы только в мире людей. Кон, как оказалось, не ночевал дома; к вечеру он так и не вернулся. После ужина Ичиго вновь пришёл к магазину и с удивлением отметил, что тот закрыт изнутри, хотя у входа ощущается запах свежеприготовленного зелёного чая. Сёстры ушли на день рождения к подруге, отец задерживался на работе — Куросаки решил, пользуясь случаем, выведать у занпакто всё, что сможет. Поскольку связь с синигами прервалась, больше спросить некого. Ичиго вернулся ко всё тому же роману, ожидая, когда в поле зрения появится чёрная реяцу. Но никто не пришёл.