Разбитое Зеркало

Дом на Гриммо 12 радовал уже знакомой мрачной атмосферой. Без Фиделиуса его стены выглядели просто неухоженными. Исчез налет магии, что в своё время придавал им потустороннее очарование. Гермиона глядела на дом с явным волнением, но не позволяла себе показать этого. Если бы Эрхард не знал свою лучшую подругу, то вовсе бы не заметил ее состояние. Они ничего не говорили друг другу. Вероятно, Гермиона подумала, что делиться своими впечатлениями и воспоминаниями с незнакомцем было бы странно, а Эрхард не хотел выдать свою главную тайну. Он вообще не возвращался бы сюда, если бы не Рон. Сириус здорово наплевал Эрхарду в душу в своё время, и простить такое было сложно, особенно на фоне того сгустка лжи, что развеялся после смерти Волдеморта. — На доме ведь есть защитные заклинания, верно? — спросил Эрхард после минуты ожидания. — Вы знаете, как пройти мимо них, мисс Грейджер? — Да, конечно, — ответила Гермиона после секундной задержки. — Сириус добавил меня в список гостей, поэтому я могу войти без препятствий, а вот вам лучше держать палочку наготове. — И это — всё? — удивился Эрхард. — Сириус снял самые опасные барьеры после войны, — кивнула Гермиона. — Вряд ли сейчас на входе стоит что-то сильнее отпугивающих чар. — Что ж, тогда дамы вперёд, — сказал Эрхард с лёгкой улыбкой на лице. Гермиона посмотрела на него с явным сомнением во взгляде, но ничего не сказала. Девушка прошла мимо и открыла дверь в дом. Ничего не произошло. Собственно, это было ожидаемо. Эрхард последовал за своей напарницей. Стоило ему оказаться внутри, как в коридоре возник сотканный из чёрного дыма фантом в виде Дамблдора. Эрхард развеял примитивные чары взмахом волшебной палочки. — Как-то слишком просто, — он поделился своим мнением с Гермионой. — Неужели это всё, что защищает дом великих и ужасных Блэков от вторжения? — Я не знаю, честно сказать, — девушка покачала головой. — Дальше могут быть другие сюрпризы. Лучше быть наготове. — Это верно, — Эрхард закрыл входную дверь, а заодно ещё и физически запер её на всякий случай. Мало ли. Даже без фиделиуса Дом был настолько насыщен магией, что простая алохомора не смогла бы взломать замок на его входной двери. К удивлению Эрхарда, они не обнаружили больше никакой защиты. И вообще кого-либо. Казалось, весь дом опустел. В подвалах были следы пребывания двух человек, отчего у Гермионы на глазах проступили слёзы, но в остальном доме — пусто. Девушка быстро взяла себя в руки, и вместе с Эрхардом они проследовали в единственное помещение, которое до сих пор обходили стороной — библиотеку. Ни Эрхард, ни Гермиона не пытались войти туда до нынешнего момента, так как хранилище знаний всегда было святая святых любого чистокровного рода, где защитные заклинания представляли собой даже не минное поле, а скорее просто монолитную камеру смерти. Даже лучшие разрушители проклятий обычно не лезли в такие места. Когда чистокровный род угасал по той или иной причине, их поместье (после воровства всего не прикрученного к полу сотней проклятий, конечно же) просто уничтожали “на корню”. Эрхард использовал алхимическую матрицу, чтобы обратить дверь, ведущую в библиотеку, в пепел. Так ему не пришлось использовать обычную магию, против которой наверняка существовали контрмеры. К удивлению обоих гостей, библиотека оказалась уже занята. В одном из кресел, что располагались кругом в самом центре помещения, сидел не кто иной, как Альбус Дамблдор. — Добрый день, друзья мои, — Дамблдор посмотрел на них поверх небольшой книги, которую читал. — Располагайтесь, прошу вас. Здесь безопасно. Эрхард на всякий случай использовал ещё пару десятков диагностических заклинаний. Некоторые из них дали бы ему путёвку в Азкабан на пару месяцев (а то и на пару лет), так как относились к условно тёмной магии, но его это не волновало. Собственная безопасность стоила дороже министерского гнева. Убедившись, что его магия не нашла ничего подозрительного, кроме проклятий на самих книгах, Эрхард последовал примеру Гермионы и сел напротив своего бывшего директора, пытаясь скрыть трепет. Старика всегда окружала не просто сила, а что-то настолько огромное, что на уровне инстинктов возникало желание извиниться за своё существование. — Вот и славно, — улыбнулся Дамблдор, глядя прямо на Эрхарда. — Должен признаться, мальчик мой, ты поставил меня в неудобное положение. — Прошу прощения? — нахмурился Эрхард. Он с трудом признавал в мужчине своего бывшего директора. Никаких привычных вырвиглазных мантий — только простые синие брюки и белая рубашка… Даже колпак где-то потерялся, не иначе. Картина была совершенно нелепая. — Ну-ну, я не держу обиды, — тихо рассмеялся Дамблдор. — Профессор, что здесь происходит? — спросила Гермиона с нотками отчаяния в голосе. — Рон пропал в этом доме, а теперь мы не можем найти- Невербальное заклинание силенцио оборвало речь девушки, которая от удивления уставилась на Дамблдора так, будто впервые его увидела. Она попыталась снять чары, но сколько бы ни махала палочкой, ничего не получалось. Эрхард даже не заметил, как собственная палочка оказалась в руке, но увы — провалились и его попытки снять заклинания директора. — Дети, успокойтесь, — с совершенно безмятежными интонациями сказал Дамблдор. — В конце концов, я здесь, и я отвечу на все ваши вопросы. — Это какой-то злодейский монолог? — почти прошипел Эрхард, направив палочку прямо на старика. — Как тебе угодно, мальчик мой, — улыбнулся Дамблдор. — Можешь даже попробовать использовать магию против меня, но могу сразу сказать тебе, что это бесполезно. Ты ведь помнишь, кто создал первую волшебную палочку, да, Эрхард? — Один из Олливандеров вместе с Николосом Фламелем, — Эрхард нахмурился ещё сильнее. — Фламель… передал вам какой-то секрет, не так ли? — Зачем? — удивился Дамблдор. Его борода стала медленно исчезать, а в волосах проступил насыщенный бронзовый цвет. Морщины распрямились, а сама кожа налилась жизнью. — Алхимики не делятся по-настоящему полезными секретами. Я бы никогда не открыл столь интересную тайну даже собственному ученику… если бы он у меня когда-то был, конечно. — Что… Что?! — Эрхард не мог подобрать слова. — Вы — Фламель, но… Но… Он осознал, что про уничтожение философского камня ему рассказал Дамблдор. Который оказался Фламелем. В памяти всплыли слова прадеда. — Философский камень цел и невредим, так ведь? — Эрхард задал первый пришедший на ум вопрос. — Его в принципе нельзя ни повредить, ни уничтожить, — Фламель покачал головой. — Философский камень — субстанция идеальная и, главное, нематериальная. Это элемент, существующий за рамками периодической таблицы, потому что его в принципе не может «быть» в реальном мире. Разумеется, Эрхард знал довольно много о знаменитом творении Фламеля. Сейчас он понял, что вся эта информация наверняка не содержала ни грамма правды. Фламель, скорее всего, сам распространил столь популярные теории о камне как о веществе, имеющем определённые физические характеристики. — Конечно же, философский камень не создаёт эликсир жизни и не обращает металлы в золото. Эрхард осмотрел человека перед ним. Широкоплечий, статный мужчина средних лет. Простая мантия превратилась в серый костюм. Бронза в волосах потускнела, а внимательный взгляд голубых глаз обжигал. — Это всё возможно, но… — Фламель отложил книгу. — Что называется, из пушки по воробьям. Что ж, думаю, я удовлетворил ваше любопытство в должной мере. Эрхард попытался встать, но обнаружил себя под действием сильного парализующего заклинания. Он попробовал вырваться, потому что, Мордред побери, не собирался в очередной раз быть пешкой этого чёртового старика, но магия Фламеля оказалась слишком мощной. Эрхарду оставалось только смотреть на не-старика полным ненависти взглядом. Правда, где-то в глубине души, за ширмой гнева, поселился страх. Эрхард прекрасно понимал, что не мог ничего противопоставить волшебнику, который уже шесть веков изучает магию. Но он просто так не сдастся! — А теперь, мои дорогие, я перенесу вас к Рональду и Сириусу. Вы ведь за ними пришли, верно? — Фламель встал на ноги и имел наглость улыбнуться. Эрхард лишь успел переглянуться с Гермионой. Мгновение, и все трое оказались в подземельях Хогвартса. Эрхард столько времени провёл, исследуя замок, что тут же узнал столь хорошо знакомые ему коридоры. Сейчас Фламель поместил их недалеко от общей гостиной Слизерина, но… Эрхард всегда думал, что в этом месте был тупик. Однако Фламель пошёл дальше, вглубь подземелий, прямо в темноту, а тела двоих пленников поплыли за ним по воздуху. Эрхард пытался сконцентрироваться на себе, на собственной магии, как учил его Бауэнблатт, но вспышка боли нарушила его концентрацию. — Ну-ну, мальчик мой, никакой беспалочковой магии, — улыбнулся Фламель. Да, старый алхимик умел ощущать чужую магию — здорово, ничего не скажешь. Эрхард посмотрел на Фламель исподлобья, чем вызвал лишь усмешку в свой адрес. Вспышка света, и Эрхард оказался посреди ритуального зала, испещренного схемами умопомрачительной сложности. Он даже не знал, с какой стороны к ним подойти, чтобы начать распутывать этот клубок. Разные символы «плыли» по полу, вращались вокруг него. Эрхард попытался встать с колен, но увы — зачарованные цепи тут же связали его по рукам и ногам. — Эрхард! — позвал его знакомый голос. Это оказался Сириус, связанный в таком же положении — Рон! — Воскликнула Гермиона. Все трое пленников образовывали правильный треугольник вокруг Эрхарда. — Ну-ну, тише, дети, — Фламель возник посреди комнаты и одарил их всех снисходительной ухмылкой. — Скоро всё закончится. В комнату вошли гомункулы и выстроились в линию вдоль одной из стен. — Я бы посоветовал вам попрощаться с другом напоследок, — Фламель обвёл взглядом Рона и Гермиону. — Пошёл ты к чёрту, — выплюнул Рон. Эрхард заметил на лице и теле друга многочисленные синяки, порезы и царапины. Если бы не цепи, он бы уже врезал Фламелю как следует. — Твоя кукла не наш Гарри. — О, я говорил не о нём, — Фламель улыбнулся чуть шире, и Эрхард замер. — Ваш «настоящий» Гарри сидит в центре ритуального круга, дорогие мои. В зале установилась гробовая тишина. Фламель и гомункулы улыбались и явно наслаждались представлением. Рон и Гермиона оказались парализованы шоком, а Сириус лишь повесил голову. — Мистер… Шварц? — Гермиона нарушила молчание. — Это правда, — прошептал Сириус. — Всё правда… Я дурак… Повёлся… — Гарри, это правда ты? — спросил Рон сиплым от долгого молчания голосом. — Да, Рон, — Эрхард посмотрел на лучшего друга. — Так и знал, что тебя подменили, — Рон попытался рассмеяться, но тут же скорчился от боли и выплюнул кровяной сгусток. — Как вернулся, так сразу понял, что ты сам не свой… Ты никогда бы не стал как эта тварь. — Давай без оскорблений, мой мальчик, — Фламель вмешался в разговор. — И, пожалуйста, не пачкай мой пол своими жидкостями. Один из Поттеров удалил кровавое пятно взмахом волшебной палочки. Эрхарду было физически больно смотреть, как Лили Поттер применяла свою магию. Она так сильно напоминала ему ту женщину, что показал ему воскрешающий камень. Вот только в её взгляде не было ни капли тепла, только презрение и брезгливость. Что же тогда продемонстрировал ему дар смерти? Неужели то была всего лишь иллюзия? Фламель подошёл к Эрхарду и посмотрел на него сверху вниз. — А где же твой предок, мальчик мой? — спросил старый алхимик. — Он не почтит нас своим присутствием? Это никуда не годится. Гарри, будь добр. — Да, создатель, — улыбнулось существо и присело на корточки рядом с Эрхардом. Он ожидал от гомункула чего угодно, но все равно оказался не готов. Простым мановением палочки существо вскрыло собственную вену на предплечье, а другой рукой открыло рот Эрхарда. Красная кровь капала ему на язык. Эрхард почувствовал сильный привкус металла… Вот только металл был не тот. — А, вижу, ты будешь получше экспертов Мунго, — Фламель улыбнулся, глядя на Эрхарда сверху вниз. — Они даже не заметили, что помимо железа в гемоглобине моих дорогих созданий есть алхимическая ртуть. Ты же знаешь, что ртуть отвечает за порядок и связь компонентов, верно, мой мальчик? А ты очень прочно связан со своим предком. — Этого должно хватить, Создатель, — гомункул залечил предплечье и отошёл в сторону, за пределы ритуального круга. — Спасибо, Гарри, — Фламель кивнул существу и перевел взгляд на Эрхарда. — Сколько лет я ломал голову, как же заставить этого старого мертвого параноика Зигфрида показаться? И тут — ты, мальчик мой. Том, конечно, пришёлся весьма кстати. Сама Вселенная хочет, чтобы мои планы стали реальностью, я полагаю. — Это всё… Война, мои родители — ваших рук дело? — потребовал Эрхард. — Ну что ты, я всего лишь использовал столь удобное стечение обстоятельств в своих целях, не более, — ответил Фламель. В груди горела алхимическая ртуть. Волшебник мог выпить её целое ведро без вреда для здоровья, даже наоборот: этот самый "чистый" из всех реагентов нередко лечил старые раны и мог даже продлить жизнь при некоторых обстоятельствах. Никто не использовал алхимическую ртуть для лечения, однако. Она агрессивно перестраивала тело человека под состояние совершенства. Мало кто выживал после такой процедуры. Слава Мерлину, Эрхард выпил совсем немного алхимической ртути… Но она жгла грудь. Её сила потянула за нить связи между ним и его далёким предком, намереваясь перестроить и её, встроить её в структуру тела. — Глупец, — рядом появился призрак его предка. — Я предупреждал тебя. — Ты как всегда немногословен, Зигфрид, — Фламель вмешался в их разговор. — Как посмертие? — Я хочу убить тебя, будто на дворе пятнадцатый век, — отозвался призрак. — Да, призраки редко продолжают развитие личности после смерти, — кивнул Фламель. — Но не печалься, мой старый друг. Сегодня твое убогое существование закончится. — Ты обещал уничтожить меня в нашу прошлую встречу и не смог, — на лице призрака появилась презрительная усмешка. — Ты можешь помыкать живыми, Фламель, но меня ты уже убил. — Мой дорогой друг, — Фламель подошёл на шаг ближе к Эрхарду. — Почти двадцать лет после нашей последней встречи я пытался понять, почему призраки остались вне власти философского камня и магии, которую он даёт волшебникам… Твоих рук дело, не правда ли? — Очередной старческий бред, — бросил Зигфрид. — Отпусти мальчишку. Он тебе не помощник. — У меня уже есть помощники, — Фламель пожал плечами. — Мне нужна вторая половина моего философского камня, Зигфрид. Отдай ее мне, я пощажу твоего потомка. — Ваш камень… — попытался сказать Эрхард сквозь жар. Мир закружился. Он ненавидел, когда его обсуждали, словно товар на рынке, но проклятая ртуть! Она не давала сконцентрироваться. Он мог лишь ждать, когда её действие сойдёт на нет. — Да, он неполный, — ответил Фламель, хотя Эрхард с трудом расслышал старого алхимика. — Твой предок украл часть его метафизической сердцевины. Поэтому магия волшебников, в частности, почти не имеет возможности работать с духами и душами. Но я это исправлю. — "Магия волшебников"? — с явным презрением в голосе спросил Зигфрид. — Ты имеешь в виду те крохи, что ты оставил им. — Это стадо вообще должно боготворить меня, — ответил Фламель без намека на стыд или злость. — Если бы не я, они бы до сих пор обмазывались помоями под луной, чтобы вызвать дождь или ветер. Мой камень позволил им- Ну да сейчас не об этом. Мой камень, Зигфрид. — Ты уже предал меня однажды, — дух сделал шаг назад. — Ты предал и меня и собственную жену, Фламель! — Милая Перенель живёт в моём камне. Ты тоже должен был жить в моём чуде все эти века, — ответил старый алхимик. — Если бы не твоя постоянная спесь. Тебе бы поумерить её, старый друг. Твой потомок намного слабее тебя. — Убьёшь мальчишку, чтобы сделать мне больно? — Ну-ну, мой старый друг, ты видишь во мне худшее, — усмехнулся Фламель. Призрак лишь продолжил сверлить старого алхимика взглядом. Эрхард посмотрел на своих друзей, и их взгляды встретились. Он не мог даже описать всю полноту эмоций, что испытал. Рон и Гермиона впервые за пять лет посмотрели на него как раньше. Сердце на мгновение остановилось, и тут же забилось пуще прежнего. Он видел обреченность в их взглядах, обреченность, что медленно становилась решительностью в его сердце. — Я всегда могу использовать его душу, она ведь тоже касалась Грани, старый друг, — улыбка Фламеля ничуть не изменилась. — Ничтожество, — бросил призрак и завис прямо перед Эрхардом. — Ну давай, “используй” меня, если сможешь. — Раньше ты никогда не сомневался в моих талантах, — сказал Фламель, улыбнувшись. В следующее мгновение тело призрака пронзила кроваво-красная игла, сотканная из чистой магии. Эрхард попытался податься вперёд в бесполезном порыве спасти своего предка, но магическая сила Фламеля подавила все его движения. Ему, как и его друзьям, оставалось лишь в ужасе наблюдать, как призрак Зигфрида терял очертания и растворялся в красной дымке иглы. Его тело не имело возможности сдвинуться с места, но его разум оставался в его полной власти. Эрхард сконцентрировался на кольце, что украшало его указательный палец и собрал свою магию в кулак. Свет иглы дрогнул. — Ну мальчишка, — Фламель покачал головой и коснулся рубашки, по которой растекалась кровь. — Я забыл, что Шварцы научились трансмутировать свет. Но тебе это не поможет, мальчик мой. Кровь исчезла прямо на глазах Эрхарда, и Фламель сделал глубокий медленный вдох. — Чтобы меня убить, нужно постараться, — улыбка Фламеля переросла в самодовольную ухмылку, а в голубых глазах бушевала настоящая магическая буря. — Ну вот и всё. Зигфрид истаял, а Эрхард почувствовал, как эфемерная связь между ними исчезла. Он не успел узнать своего предка достаточно хорошо, чтобы подружиться с Зигфридом или тем более полюбить его. Тяжело было в этом признаться, но тупая боль в груди говорила правду: он привязался к своему предку. — Теперь я могу вернуть твоих родителей к жизни, мальчик, — Фламель смотрел на него не мигая. — Ты хотел бы увидеть их? — Но… — “Это невозможно”? — улыбнулся Фламель и взмахнул рукой. Перед Эрхардом возник Волдеморт во всём его гротескном “великолепии”. Прежде чем тот успел что-либо сказать, Фламель таким же движением руки уничтожил темного лорда. — Этого не может быть, — послышался голос Гермионы. — Иллюзия… Нет. Алхимики умели чувствовать предметы с которыми работали. Эрхард чувствовал поведение света в помещении и мог с уверенностью сказать, что Волдеморт был настоящий. Его взгляд встретился со взглядом Фламеля, и сердце забилось чаще. — Что вы со мной сделаете? — спросил он. — Неужели не спросишь про своих друзей? — удивился Фламель. — Хотя что это я? Ты же всего лишь человек. — Может, просто пререзать их всех, Создатель? — предложил Гарри, на лице которого играла кровожадная улыбка. — Что толку-то о- Гомункул захрипел и упал на землю, словно кукла, у которой обрезали нити. Лили тут же подхватила своего “сына” и бережно положила тело на землю. Эрхард отвернулся, не в силах наблюдать это. — Помолчи, мальчик мой, — Фламель удостоил гомункулов одним небрежным взглядом. Его внимание тут же вернулось к Эрхарду. — Ну же? Как насчёт последнего свидания с родителями? — Вы обещали меня пощадить, — прошептал Эрхард. — Разумеется, мальчик, я не собираюсь тебя убивать, — во всемогущем взгляде появился немой упрёк. — Напротив, ты будешь жить вечно. Ну да ладно, что-то мы засиделись. Лили, брось эту куклу, душу Эрхарда она уже не поймает. У нас получилось столь удачно обойтись без убийства нашего подопытного. — Д-да, создатель, — гомункулу пришлось приложить видимые усилия, но она послушалась и замерла за левым плечом алхимика. — Величайший день в истории человечества, господа, — Фламель обвёл комнату взглядом. — Вселенная столько лет росла как попало, без воли, что направила бы её. Без единого Плана. Ты будешь проводником моей воли. Эрхард осознал намерения сумасшедшего алхимика и тут же сконцентрировал столько магии, сколько вообще мог, чтобы вырваться. Фламель оказался намного сильнее. Эрхард чувствовал себя муравьём, что пытался поднять слона. Что-то невероятное вырвало его из тела. Он даже опомниться не успел, как почувствовал лёгкость.

***

Мгновение всемогущества сменилось почти таким же стремительным забвением. Сколько прошло часов, лет, веков? Время не имело значения здесь. Эрхард, вернее существо, что было им когда-то, уже готов был отдаться вечной лёгкости и дрёме, но что-то звало его… Оттуда. Его плоть давно исчезла. Осталась только Воля. Как легко было бы отмахнуться от назойливого шума с его-то новой силой. Хотелось закрыть глаза и спать. Зигфрид! Этот старый параноик… Эрхард бы рассмеялся, если бы у него был рот. Его предок сумел оставить след настолько слабый, что Эрхард никогда бы не заметил его самостоятельно. Здесь, однако, где его сила и знания не знали границ, где он был везде и всегда — здесь след его предка сиял, подобно полярной звезде в ночи. Он сконцентрировал внимание на родственной связи, и поколения Шварцев пронеслись перед глазами. Тысячи лет алхимической мудрости позволили Воле осознать себя и направить свой разум в нужном направлении. Биение сердец Рона и Гермионы доносилось всё сильнее, и Эрхард следовал за ними и связью с Зигфридом Шварцем. В какой-то момент он наткнулся на непреодолимую волю. Кто-то могущественный по меркам материальных сущностей пытался остановить его и вернуть назад в состояние сна, но что такое “сила” для существа, которое было когда-то Эрхардом? Он уничтожил чужую волю и устремился на звук биения сердец. Чем ближе становился шум, тем живее чувствовал себя Эрхард, тем больше он ощущал себя Эрхардом Шварцем, а не просто Волей. Мгновение, и безграничное знание забыто, а столь же безграничная сила осталась где-то там, за горизонтом. Эрхард сделал вдох. Второй. Третий. Он открыл глаза и огляделся. Ритуальный круг исчез, Рон, Гермиона и Сириус лежали поблизости, а прямо перед Эрхардом стояло мёртвое тело Фламеля. Огонь жизни погас в голубых глазах, а плоть начала стремительно тлеть. Позади лежало бездыханное тело Лили Поттер. — Шесть веков я мечтал увидеть это, — призрак Зигфрида завис перед мёртвым алхимиком. — Скатертью дорожка, мразь. Оцепенение спало, и вся комната пришла в движение. Эрхард даже не успел встать, как оказался в крепких объятиях сразу шести рук. — Ну и как апофеоз? — обернулся призрак. — Долго объяснять, расскажу в посмертии, — слабо улыбнулся Эрхард, глядя как его предок исчезал. — Мальчишка, — Зигфрид покачал головой. — Что ж, я подожду… К тому же меня ждёт много длинных разговоров. — Да, это точно, — намёки на воспоминания всплыли в памяти Эрхарда. — Передай всем привет. — Всё такой же наглец, — сказал призрак и растворился в воздухе. Эрхарж позволил себе утонуть в объятиях друзей. Его собственные руки, столь тяжёлые с непривычки, обхватили дорогих ему людей. Все они молчали. Зачем им слова?