***
Погода выдалась замечательная в эту субботу. Чистое небо, тепло — будто сама природа устроила прощальный карнавал в честь уходящего лета. В Хогвартсе кипела жизнь, но ученикам ещё не разрешили идти в Хогсмид. До октября, как и положено, никому из них не позволят отправиться в деревушку. Надо заметить, что учителям никто подобных ограничений не ставил, чем Эрхард и воспользовался. “Три Метлы” совершенно не изменились за прошедшие пять лет. Разве что Мадам Розмерта постарела, разумеется: среди её пышных волос проглядывали седые пряди. Казалось, Эрхард вернулся в свои школьные годы, но увы… Он быстро нашёл Гермиону за одним из столиков. Девушка едва заметно поглядывала по сторонам, очевидно в поиске Эрхарда. Алхимик решил не нервировать свою подругу, пусть бывшую, и поздоровался с ней, стоило ему подойти к её столику. — Добрый день, мисс Грейнджер, — кивнул Эрхард. Он перевёл взгляд на один из свободных стульев. — Позволите? — Здравствуйте, мистер Шварц, — ответила Гермиона. — Конечно, присаживайтесь. Я установлю защиту. Девушка едва заметно взмахнула волшебной палочкой, и над парой появился полог тишины, который Эрхард скорее почувствовал, чем увидел. — Если вы не возражаете, перейдем сразу к делу, — сказал Эрхард. Получив утвердительный кивок от Гермионы, алхимик продолжил. — Расскажите об изменениях вашего жениха подробнее. Я понимаю, что вам, наверное, это непросто, но… — Ничего страшного, мистер Шварц. Рон всё-таки жив и здоров, — Гермиона покачала головой. — Однако он ведёт себя очень странно. Будто сам не свой. Только вчера обсуждала с ним свадьбу: обычно Рона не загонишь разговаривать на столь обычные темы… Девушка едва заметно улыбнулась. Эрхард тоже хотел, но вовремя одёрнул себя. Хорошие воспоминания о повадках лучшего друга принадлежали Гарри Поттеру, а не Эрхарду Шварцу. Последний был чужим человеком всей семье Уизли. Вместо этого он лишь кивнул. — Однако он с удовольствием слушал все мои размышления и даже предложил улучшения. Такого никогда не было, — вздохнула Гермиона. — Вы переживаете из-за внезапно возникшей внимательности вашего жениха, мисс Грейнджер? — удивился Эрхард. Да, Рон, конечно, был не подарок в плане подготовки каких-то важных торжеств и ещё много в чём, но люди и не так менялись ради своих любимых. — Вы не понимаете, мистер Шварц, — Гермиона сделала резкий вздох, свойственный ей в стрессовых ситуациях, — это лишь один пример из многих. Каждая такая ситуация по отдельности ничего не значит, но вместе они создают крайне нереалистичную картину. Люди не меняются подобным образом за один вечер. — Один вечер? Вы смогли определить время изменения? — уточнил Эрхард. — Я не уверена, — Гермиона задумалась. — Честно говоря… Я рассказала вам всё, и теперь сама сомневаюсь в собственных выводах, но моя интуиция меня очень редко подводит, мистер Шварц. Я буквально чувствую, что с моим женихом что-то не так. Рон никогда не стал бы себя вести подобным образом, он буквально излучает неискренность. Эрхард, честно сказать, находил все описания Гермионы несколько сомнительными. Будь он действительно чужим её человеком, точно бы решил, что девушка просто перенапряглась из-за стресса перед свадьбой. Мало ли что, в конце концов, разум может выдать в таких случаях? Как алхимик Эрхард прекрасно понимал все почти безграничные способности человеческого воображения. Однако он не был чужим Гермионе человеком и привык доверять лучшей подруге, пусть она о нём ничего не знала. Эрхард покрутил ситуацию в мыслях. — Вы проверяли своего суженного на предмет чар, зелий и прочих средств ментального воздействия? — спросил он. — За кого вы меня принимаете, мистер Шварц, разумеется я провела все возможные проверки, как только у меня появились сомнения. Я даже на оборотное зелье Рона проверила, — во взгляде Гермионы читался немой укор. — Интересный случай… — пробормотал Эрхард на грани слышимости. — Скажите, а после какого события ваш жених изменился? Гермиона смотрела на алхимика с явным подозрением. — Если вы не будете доверять мне, мисс Грейнджер, я боюсь, далеко мы не уйдём в нашем импровизированном расследовании, — Эрхард откинулся на спинку стула. — Вы так и не сказали, что у вас за ситуация, почему вам интересна смерть Дурслей, — девушка не осталась в долгу. — Что за старый друг попросил вас влезть в это дело? — Его звали Гарри, — Эрхард пожал плечами. Он давно решил не лгать, если подобного можно было избежать. Конечно, имя Гарри было не лучшим, но оно вполне могло сбить Гермиону с толку. Немного удачи, и этого хватит, чтобы внушить девушке, будто у Дурслей действительно были волшебные связи помимо Гарри Поттера. — Вы знакомы с Гарри? — нахмурилась Гермиона. — Не с тем, о котором вы подумали, — слегка улыбнулся Эрхард. — Но сути этого не меняет. Давайте вернёмся к расследованию. Какой момент, по вашим наблюдениям, стал “точкой отсчёта” для изменений в вашем женихе? — Он отправился предупредить Гарри о вашей деятельности вокруг дома Дурслей. Честно говоря, он подозревал, что это вы с помощью заклинания империо взяли под контроль напавшего на дом магла, — ответила девушка. — Занятно, — сказал Эрхард. — И в центре всего находится ваш второй друг. Гарри Поттер. — Кто-то вечно крутит интриги вокруг него, — Гермиона помрачнела. — А он всего лишь хочет спокойной жизни. — По его поступкам не скажешь, — заметил Эрхард. Ещё бы, лично он не имел ничего общего с нынешним Гарри Поттером. — Пресса всегда врёт о Гарри, — возмутилась Гермиона, — правда, он действительно изменился, пока меня не было. Знаете, я ведь не успела даже попрощаться с ним толком перед отъездом в Австралию пять лет назад. Даже не представляю, каково ему было тогда… Надо было задержаться… — Думаю, он был рад, что его друзья смогли жить дальше, — ответил Эрхард. — Я не нуждаюсь в пустых утешениях, мистер Шварц, — в голосе Гермионы проглядывали стальные нотки. — Вы всё это время были в уютной Германии и даже не представляете, через что мы все прошли, особенно Гарри. — Вы правы, — Эрхард смог заставить себя произнести эти слова вслух, — простите мне моё… Впрочем, давайте пройдёмся? Мне потребуется материал для наглядной демонстрации. Не хотелось бы портить эту замечательную таверну. — Действительно, — кивнула Гермиона. Девушка встала и развеяла полог тишины, но не спешила убирать палочку. — После вас. Они покинули “Три Метлы” и попали на почти пустые улочки Хогсмида. На дворе стоял полдень, но население деревушки не спешило покидать дома в выходной день. Редкие прохожие придирчиво оглядывали пару волшебников, но шли мимо, ничего не говоря вслух. В конце концов Эрхард и Гермиона прошли мимо “Кабаньей головы”, стоявшей на окраине Хогсмида и покинули пределы деревни. Они свернули на тропу, что вела в горы. Эрхард остановился, лишь когда он и его спутница дошли до небольшой опушки, с которой открывался красивый вид на Хогвартс и прилежащую территорию. В свою бытность Гарри Поттером алхимик заглядывал сюда пару раз, когда всё его естество требовало уединения. Он вообще нашёл эту опушку на четвёртом курсе, когда в очередной раз относил еду Сириусу в пещеру. До неё отсюда рукой подать. — Здесь красиво, — заметила Гермиона. — Да, это верно, — согласился Эрхард. — Что вы знаете об алхимии, мисс Грейнджер? — С чего бы вдруг такой вопрос? — удивилась Гермиона. — Просто ответьте, — Эрхард покачал головой. — Немного, если честно, — сказала девушка. — В основном это старшая сестра трансфигурации: много танцев с бубном, мало толку. — И да и нет, — едва заметно улыбнулся Эрхард. — Алхимия действительно требует больших усилий для достижения эффекта, но она даёт результат всегда, причём его можно точно рассчитать, и он сразу станет постоянным. Никаких дополнительных вливаний магии для закрепления эффекта, никаких рун и прочего… Однако у любой алхимии есть один огромный минус, правда некоторые считают его плюсом. — И что же это за минус? — Гермиона, конечно, не могла сопротивляться соблазну знания. Эта черта всегда было очень сильна в ней. — Видите ли, алхимия не знает, что такое стрелка времени, — Эрхард пожал плечами. — Не всю трансфигурацию можно провести до конца или просто сотворить. Нельзя превратить мёртвое в по-настоящему живое. Нельзя трансфигурировать лес из его же пепла. Мои предки пытались изменить это, но в итоге лишь научились трансфигурировать свет и время вокруг него. Очень забавная практика, скажу я вам. Иногда сильно утомляет. У трансфигурации вообще, как вы видите, очень много различных недостатков. — К чему всё это, мистер Шварц? — спросила Гермиона. — Ах да, простите, — Эрхард покачал головой. — Видите ли, от алхимии отказались не только из-за неудобства по сравнению с трансфигурацией. В любой настоящей алхимии участвует душа самого алхимика или его сознание — даже самые эзотерические направления магии не уверены, что к чему в этой связке. Как бы то ни было, она воспринимает мир вокруг и управляет преобразованием. На готовом предмете нет следов магии, но всегда есть характерный, всегда уникальный отпечаток алхимика. Он не имеет физического или магического проявления. Скорее, это почерк в общей работе. Поэтому, в частности, философский камень совершенно бесполезен кому-то, кроме его создателя. Философский камень, как известно, олицетворял совершенство во всех отношениях. Вот незадача, однако: каждый алхимик по-своему понимал концепцию совершенства. Знал бы Эрхард столь простую истину, когда ему было одиннадцать лет, никогда бы не отправился в то самоубийственное приключение на первом курсе. Он не мог обладать такой информацией, конечно, потому что знание об участии души в алхимии давно утеряно и сохранилось лишь в паре-тройке библиотек во всём мире. Эрхард коснулся земли, и на его руке проявилось кольцо, скрытое до этого магией. Стоило металлу коснуться травы, как на поляне буквально из почвы вырос изящный стол на ажурных ножках. Светлый металл поблескивал в лучах солнца. — Знающие меня люди смогут опознать мою работу с первого взгляда, — алхимик кивнул на стол. — А остальные просто смогут запомнить почерк, так сказать. Некоторые неточности, неидеальные детали и прочее... Всё это выдаёт автора трансмутации. Он выдержал паузу и осмотрел стол, после чего одним касанием обратил стол в пепел, который тут же унёс ветер. — Всё дело в том, что зола из дома Дурслей не обладает таким отпечатком, однако эффект чистой воды алхимический, как мы обсуждали ранее, — закончил Эрхард. Он чувствовал себя несколько странно: впервые в жизни он что-то объяснял Гермионе, а не наоборот. — Но это же не имеет никакого смысла, — сказал Гермиона. — Магия подчиняется определёным правилам… — Может статься, что нам известны далеко не все правила магии, — возразил Эрхард. — И всё же нам известно достаточно много о магии, творимой людьми. Единственным предположением, имеющим смысл, остаётся лишь мысль о природе нашего с вами преступника. Он или она, хотя уместнее было бы сказать “оно”, может быть и не человеком вовсе. — Вы смеётесь? — Гермиона не скрывала просто море сомнений в выводах алхимика. — Отнюдь, — не согласился Эрхард. — Если разум или душа, как вам удобнее, искусственные, что вполне возможно, что их магическая природа намного гармоничнее сольётся с миром во время преобразования и не оставит следов после него. Вернее, след будет достаточно незначительным, чтобы наше человеческое восприятие не могло заметить их. — Это, конечно, занятная теория, мистер Шварц, но есть ли у вас какие-то доказательства? — спросила Гермиона, всё ещё явно не воспринимающая размышления алхимика всерьёз. — Кроме золы — ничего, — Эрхард покачал головой. — Однако, если бы вы смогли достать образец тканей Гарри Поттера. — Причём здесь опять Гарри? — нахмурилась Гермиона. — У меня есть подозрения, что он мог стать жертвой подобной трансмутации, — ответил Эрхард. — Вы не обязаны мне верить, мисс Грейнджер, но я всё же надеюсь на вашу помощь. — Я подумаю, — кивнула Гермиона, — напишу вам, если смогу что-нибудь найти. А теперь, если извините, мне надо идти. — Само собой, всего доброго, мисс Грейнджер, — ответил Эрхард. Прозвучал тихий хлопок аппарации, и Эрхард тяжело вздохнул. Он не любил обманывать друзей. Ещё меньше ему нравилось утаивать от них важную информацию. — Ты бы мог предупредить её, что волшебная палочка сыграет с ней злую шутку, — послышался голос прадеда. Спустя мгновение призрачная фигура предка Эрхарда появилась перед волшебником. Светящийся силуэт завис над краем опушки, за которым оставался лишь небольшой обрыв. — Боюсь, что Гермиона бы не поверила, — ответил Эрхард. — Тебе стоит поспешить со своим расследованием, я чувствую приближение чего-то грандиозного и очень опасного, — нахмурился призрак. — Я почти дошёл до истины, не хватает лишь одной детали, и тогда я смогу наконец-то узнать, что здесь происходит последние двенадцать лет, — сказал Эрхард. — Что-то уже “происходит” последние шесть сотен лет, мой дорогой потомок, и тебе стоит быть активнее, если ты не хочешь оказаться в самой пучине этого чего-то, — сказал призрак и растаял в тёплом осеннем воздухе.***
Дом на площади Гриммо уже не казался Рону жизнерадостным. После длительного пребывания в тесной камере, где единственным источником света была тусклая искра люмоса, он уже перестал считать дни. Сколько прошло? Неделя? Две? Месяц? Неожиданно прутья решётки исчезли, приглашая пленника выйти из камеры. Рон пошевелился, проверяя наличие кого-либо вокруг, но никто не пришёл на звуки цепей. Он встал на четвереньки и дополз до самого края своей камеры, выглянул за угол, но не увидел никого. Медленно, чтобы свести к минимуму звон цепей на руках и ногах, Рон шёл к лестнице, ведущей, видимо, к выходу из подвала. Сириуса забрали ранее, юноша не был уверен, когда точно, но Бродяги уже точно не было в его камере. Оставалось лишь надеяться, что Сириус оставался жив, где бы он ни был. Стоило Рону подняться по лестнице, однако, как он наткнулся на мужчину среднего роста, одетого в тряпки, которые явно когда-то не так давно были очень дорогой мантией. С ужасом Рон узнал в мужчине Джеймса Поттера, отца Гарри. Тот почему-то не носил очков, но главной чертой этого человека был звериный оскал, обнаживший клыки и рычание. — Мистер Поттер, — Рон попытался что-то сказать, но Джеймс набросился на него, словно дикий зверь. Мужчина бил Рона кулаками, пытался разодрать отросшими ногтями и даже укусить, но юноша сопротивлялся. Так прошло пару секунд, которые показались Рону невероятно длинными. Затем чья-то сила разняла их и заставила обоих повиснуть в воздухе. Рон лишь благодарно вздохнул. После долгого заточения почти без еды его организм здорово ослаб. — Джеймс, дорогой, тебе не следовало выходить из комнаты, — в коридоре появилась Лили Поттер, одетая в простое, но очень элегантное темно-зелёное платье. Рон сильно удивился, потому что в голосе этой женщины, что смотрела на него и на Сириуса только с выражением всеобъемлющего презрения, отчётливо звучали нотки беспокойства, грусти и даже нежности. Даже этот странный Джеймс Поттер в одночасье стал скорее податливым питомцем, чем диким зверьём. — Пойдем, любимый, Гарри позаботится об этом мусоре. Рон даже не успел ничего сказать, как его шея оказалась в стальной хватке не-Гарри, который смотрел на юношу с презрением. — Пойдём, бесполезный кусок плоти, тебе пора послужить на благо мироздания, — выплюнул Гарри, а Рон в этот момент лишился зрения. Странно, но этот не-Гарри оказался куда сильнее любого человека. Самозванец легко держал Рона и без усилий заставлял его идти вперёд несмотря на препятствия в которые юноша иногда врезался. В конце концов не-Гарри просто бросил Рона на пол, и юноша рухнул на какой-то ковёр с тяжёлым звоном цепей. — Как вы и просили, Создатель, ещё одна вспомогательная жертва, — в голосе не-Гарри читалось почтение. — Прекрасно, Гарри, большое спасибо, — достаточно молодой мужской голос показался смутно знаком Рону, но он никак не мог вспомнить, где мог слышать нечто подобное. — Он хорошо послужит нам. Скоро мы сможем исправить досадную ошибку, что я допустил с Джеймсом. Эх, ничего не поделаешь, первые эксперименты редко бывают удачными, но мы вернём твоего отца. — Спасибо, Создатель. Рон мог не видеть ситуацию, но ему показалось, что не-Гарри поклонился своему “Создателю”, потому что в голосе самозванца читались просто бесконечное уважение, отчаянная надежда и едва заметная радость. Рон чувствовал себя примерно так же на пятом курсе, когда спрашивал у директора о самочувствии отца. Когда Гарри увидел во сне чуть ли не смерть Артура, Рон думал, что сойдёт с ума от страха за отца и всех своих близких. Он не услышал продолжение разговора, так как сильная магия просто усыпила его.