Вернуться, чтобы услышать

— Абараи, сзади! — капитан шестого отряда заметил тень за спиной своего лейтенанта, хотя и сам сейчас был занят наступающим на него пустым. Кучики Бьякуя всегда замечал всё, что могло повредить его подчиненным, коллегам, близким... Но с лейтенантом было по-другому. Что касается его, капитан замечал не только потенциальную опасность, но и много того, что другим могло показаться мелочью, не стоящей ни малейшего внимания. Когда они находились в кабинете, Кучики замечал, как его лейтенант непроизвольно разминает затекшую от долго сидения над извечными отчетами шею. При этом мышцы его напрягались, а если на улице стояла жара, то можно было даже заметить капельку пота, которая скатывалась от виска по напряжённым мышцам и скрывалась где-то за воротом лейтенантского косодэ. В такие моменты Кучики завидовал этой капле, ведь она продолжала свой путь по мускулистому телу Ренджи и скатывалась все дальше на плечо, накачанную спину, по пояснице... Капитан мысленно одергивал себя от таких неподобающих мыслей. Пока неподобающих. Когда он вечером вернется в свое поместье и останется один в своей комнате за задвинутыми сёдзи, ляжет на футон и уткнется лицом в подушку, пахнущую свежестью и какими-то цветами, он сможет позволить себе любые мысли о своем лейтенанте. Возможно, он даже неосознанно простонет его имя в подушку перед тем как провалиться в сон, где его тоже будет ждать неуловимое красное пятно, как в дымке, и замысловатые черные узоры, так настойчиво напоминающие Его татуировки... Кучики замечал, как Абараи открыто смеётся, когда разговаривает со своими друзьями. Их у него было, пожалуй, слишком много. Хотя, чего еще ожидать от такого энергичного парня? Офицеры одиннадцатого отряда, Мацумото Рангику, Шухей, Кира, теперь еще этот рыжий риока и Рукия. Ей Бьякуя завидовал больше всех. Она была его названной сестрой и при этом имела больше, чем сам Кучики со всеми его поместьями, библиотеками, слугами... Он часто думал о том, что отдал бы все это не задумываясь, чтобы поменяться с ней местами. Ведь она так много времени проводила с Ренджи. Она могла видеть его улыбку каждый день, разговаривать, смеяться и даже прикасаться к нему. Он себе такого позволить не мог. Все эти мелочи, которые Бьякуя замечал, со временем в конце концов переросли в давящую боль где-то внутри. И Кучики ничего не мог с ней поделать. Иногда, особенно по ночам, когда он лежал один в своей постели и слегка дрожал от холода, хотя все остальные жители Сейретея изнывали от жары, ему становилось настолько плохо, что он был готов сорваться, прийти к лейтенанту и сжать его в своих объятиях, чтобы больше никогда не отпускать. Готов только мысленно. Он знал, что никогда этого не сделает, ведь он – Кучики Бьякуя. И дело было даже не в гордости и чести клана, не в том, что он должен был внешне для всех оставаться безразличным, бесчувственным капитаном, хотя всё это тоже сдерживало его в определенной мере. Дело было в том, что Бьякуя не мог себе позволить потерять такого дорогого для него человека. Ведь даже признайся он в своих... чувствах? – никто даже не верит, что они у него есть – даже тогда он мог получить отказ и навсегда потерять надежду быть рядом с этим красноволосым ураганом, будоражившим его когда-то холодное и безразличное ко всему сердце. А в том, что Бьякуя получит отказ, он практически не сомневался. Точнее, он сам себя в этом упорно убеждал каждый день, потому что иначе, если в его сердце появится хоть крупица надежды, он уже не сможет себя сдержать. Поэтому, чтобы эти крупицы ни в коем случае не появились, Кучики старался держаться подальше от Ренджи, при этом, не упуская ни малейшей возможности провести время вместе – на тренировках, заданиях, в кабинете, задержав его под предлогом необходимости закончить отчеты. А отстранялся Бьякуя как всегда своей холодностью. Тут ему было на руку их служебное положение – он капитан, а Ренджи его лейтенант, здесь необходимо соблюдать субординацию. Это давало Кучики возможность заговаривать с Абараи только по делу, что избавляло его от необходимости скрывать так некстати могущую вкрасться в его голос нежность за ледяным тоном. Никаких похвал, никаких поощрений, на любое приглашение, сделанное, несомненно, лишь из вежливости, присоединиться к отмечанию Нового Года, дня рождения, цветения сакуры и ками знает чего еще – только холодное, безразличное «нет», так больно режущее душу, ведь хочется сказать «да!», чтобы лишнее время побыть рядом. Единственное, что позволял себе капитан в те дни, когда ему становилось совсем невыносимо в своем собственном одиночестве, это, проходя мимо лейтенанта, незаметно коснуться своими дрожащими пальцами формы Ренджи и чуть сильнее, чем необходимо втянуть носом воздух, чтобы почувствовать запах его такого манящего тела. Почувствовать и запомнить до следующего раза, когда он снова сможет позволить себе такую слабость, потому что боль в сердце становится настолько невыносимой, что темнеет в глазах, а в голове появляется туман. * * * В этот раз адская бабочка прилетела совсем неожиданно, уже под конец рабочего дня. Подставив палец, чтобы выслушать сообщение, Кучики немного нахмурился. Его с лейтенантом срочно отправляли в один из дальних районов Руконгая, где непонятно откуда появилось несколько крупных пустых, и они уже успели напасть на немалое количество местных жителей. Члены разведки тоже были ранены, поэтому информация немного запоздала. Конечно, появление в Руконгае пустых – новость сама по себе не очень приятная, но Бьякуя был рад, что он сможет провести больше времени со своим лейтенантом, пусть даже и на задании. — Абараи-фукутайчо, собирайтесь. Мы отправляемся в шестьдесят седьмой район Руконгая, разведка обнаружила там сильных пустых, их надо уничтожить. — Хай! – «Черт! Уже же почти вечер! Что за невезенье?» Ренджи поднялся из-за стола, взял Забимару и поспешил за капитаном к выходу. Абараи подраться всегда был не прочь, но сегодня у лейтенанта на вечер были немного другие планы. Его позвала Мацумото, известно зачем, и Ренджи собирался хорошенько напиться и потом снова жаловаться своей подушке на жизнь и, в основном, на то, что его капитан по прошествии стольких лет его всё так же игнорирует. А он ведь из кожи вон лез, лишь бы тот его заметил! Но куда там, похвалы не дождешься – ты же лейтенант, так что это твоя работа – быть сильным, защищать слабых и стремиться стать еще сильнее. Даже банкай не помог! Хотя, Ренджи очень хорошо помнил лицо своего капитана, на мгновение озарившееся удивлением, когда он впервые призвал свой банкай. Этого лица он никогда не забудет, ведь оно выражало чувства. Не совсем те, которые хотел бы увидеть Ренджи, но всё же. Пусть его потом чуть в капусту не порезали, но оно того стоило. Еще Ренджи помнил день после ухода Айзена, когда, сидя рядом с капитаном в палате четвертого отряда и стругая какую-то деревяшку, он всем телом ощущал, что Кучики чувствует себя виноватым. И когда капитан заговорил с ним, Ренджи даже показалось, что он уловил в его голосе тень боли и сожаления. Потом Абараи выстрогал из той деревяшки дерево сакуры с наполовину опавшими лепестками, как напоминание о том, что все в любой момент может измениться и тогда можно увидеть то, что обычно скрыто – будь то грубый ствол черного дерева под обманчиво нежными лепестками розовых цветов, или целый ворох чувств, переживаний, страданий и даже боли под непроницаемой маской спокойствия и безразличия. Хотя он этого и так никогда бы не забыл, слишком дороги сердцу были эти несколько моментов, когда он видел настоящего Бьякую, и Ренджи хранил их в своей душе, постоянно надеясь, что со временем их станет больше.