Вернуться, чтобы услышать

Как же приятно просыпаться в теплых, нежных объятиях любимого человека. Точнее даже не просыпаться, а всё ещё спать, не смотря на наступление нового утра, ощущая ласковые, но вместе с тем крепкие прикосновения тонких пальцев на своих плечах, и самому в ответ плотнее сжимать кольцо своих рук, ещё ближе притягивая к себе такое долгожданное тепло. Ренджи счастливо улыбнулся и, не открывая глаз, коснулся губами закрытых век так же улыбающегося в утренней дрёме лежащего перед ним Бьякуи. - Доброе утро, Ренджи, - голос капитана был необычно мягким и теплым, но это не то, что не попрепятствовало, а, скорее, даже поспособствовало тому, что Абараи распахнул глаза, резко вскочил с постели и, запутавшись в собственных хакама, рухнул на пол, тут же поднялся и, со смешавшимися в глазах страхом, непониманием и неверием уставился на чуть приподнявшегося на кровати капитана. Бьякуя сам удивленно разглядывал Абараи, пытаясь понять причину его такого странного поведения. - Ренджи, что с тобой? Лейтенант вздрогнул, словно до этого момента все ещё верил, что это всё же было его богатое воображение, но вопрос капитана эту надежду безжалостно уничтожил. - Я… Кучики-тайчо… простите, я… Бьякуя удивленно изогнул одну бровь и как мог мягко произнес: - Ренджи. Только не говори, что не помнишь нашего вчерашнего разговора, – капитана начало потихоньку заполнять неприятное чувство. – И наших поцелуев тоже… Абараи в довершение ко всему покраснел и начал медленно пятиться к двери. - Н-нет, Кучики-тайчо… Я… я всё помню… просто… - Ренджи сглотнул и уже потянулся к ручке двери. – Просто я подумал, что это… был сон. Кучики слегка нахмурился – такого он не ожидал. - Раз ты теперь убедился, что это был не сон, может, вернёшься? - …Уже утро, тайчо… Мне в отряд пора… - лейтенант открыл дверь и уже почти выскользнул из нее. – Вас сегодня выписывают, там и увидимся! Дверь захлопнулась. и Бьякуя остался один. - Нет, Ренджи, не там. Уже через полчаса, поговорив с Уноханой Рецу и подписав необходимые бумаги, Кучики Бьякуя не спеша шёл к своему поместью. Сегодня было тридцать первое декабря и, естественно, день был нерабочим, а узкие улицы Сейретея были обильно украшены переливающимися всеми цветами радуги гирляндами, мишурой и прочей атрибутикой предстоящего праздника. Всю дорогу домой и потом, в своей спальне, после процедуры бурных приветствий и поздравлений от родственников, а так же подробного инструктажа по поводу предстоящей вечеринки, Бьякуя думал только об одном – что ему делать? Ни сам праздник, ни торжества, с ним связанные, капитана ни коим образом не интересовали. Всё, о чем он мог думать, - это как ему теперь вести себя с Ренджи. Вот же ирония судьбы – несколько месяцев назад он долго не мог привыкнуть, что Абараи теперь вовсе не его лейтенант, а простой человек, который знать не знает ни о каких отрядах, их капитанах, Великих Домах и, тем более, о том, что он должен вести себя с Кучики весьма сдержанно, соблюдая субординацию подчиненного и почтительность выходца из более низкого сословия. Хоть Бьякуя и не считал, что Ренджи должен себя вести с ним именно так и даже не хотел этого, но всё же тогда это было странно. Но он привык, и новое положение вещей капитану более чем нравилось – его любимый человек был раскован и искренен, всегда говорил, что думает и делал то, чего ему действительно хотелось, не задумываясь при этом, что какая-то его выходка или слово могут быть не одобрены старейшинами клана или сослуживцами. Бьякуе нравилось, что Абараи при первом желании, вне зависимости от того, где они находились, мог обнять его за талию, притянуть к себе и нежно поцеловать, не обращая ни малейшего внимания на удивленные или осуждающие взгляды окружающих. Нравилось, что когда они были одни, Ренджи не стеснялся и не скрывал своих желаний, делая с Кучики, с его телом именно то, чего он хотел… чего они оба хотели, каждый раз доводя капитана до сладкой истомы, заставляя на выдохе шептать своё имя и просить, умолять о продолжении ласки… Бьякуя и сам тогда стал другим. В начале он молчал о своих желаниях – Ренджи и сам их практически всегда угадывал. Но вскоре Кучики заметил, что его скрытность и молчание расстраивают лейтенанта, хоть он об этом и не говорил никогда – просто старался изо всех сил сам понять, что нравится Бьякуе, чего он хочет: куда сходить, что посмотреть, о чем поговорить и, конечно, каких ласк в постели. Тогда капитан начал постепенно открываться и ни разу не пожалел об этом – видеть счастливую улыбку любимого только оттого, что они посмотрели фильм, который выбрал именно Бьякуя, а не сам Ренджи наугад – это стоит многого. А сейчас? Сейчас Ренджи испугался только того, что проснулся в одной постели со своим капитаном и никак кроме «тайчо» назвать его не мог. Хотя ещё вечером так горячо и нежно шептал его имя… Кучики прекрасно понимал, что здесь не может быть всё так же, как тогда в Генсее – слишком другой мир, слишком другие обстоятельства и люди вокруг. Да и сам Ренджи… Вспомнив своё прошлое, он ведь вместе с ним теперь помнит и все законы и нормы, царящие в этом мире, и практически непреодолимую разницу в их положениях, и много чего ещё, что и заставило его сегодня утром так себя повести. Здесь и теперь он не сможет быть таким открытым, каким был на грунте, и это обстоятельство заставляло Бьякую с горечью задуматься о том, смогут ли они с Ренджи быть здесь такими же счастливыми, какими были несколько месяцев назад в мире живых? Ведь им придется вечно скрываться, постоянно врать всем, даже родным и близким, изображать чисто уставные отношения, не имея возможности быть рядом друг с другом в любой момент… Ответ напрашивался сам собой, и ближе к вечеру, когда уже стемнело и вокруг начали попеременно взмывать вверх разноцветные столпы искр, разлетаясь в ночном небе искрящимися шарами и сопровождаемые громким смехом и возгласами уже подвыпивших шинигами, капитан шестого отряда незаметно выбрался из поместья и уверенно направился в сторону дома своего лейтенанта. Им предстоял сложный разговор. * * * Пулей вылетев из бараков четвёго отряда, Ренджи, не разбирая дороги, несся к себе, чтобы поскорее забраться в душ и, освежившись, уже спокойно обдумать все произошедшее. С одной стороны, лейтенант, конечно, был безумно счастлив – он не только, наконец, признался, но и получил ответные чувства. От одного воспоминания, как Бьякуя произносит эти три простых, но безумно важных слова, голова лейтенанта начинала кружиться, а сердце бешено стучать в груди. Но… с другой стороны, Абараи понятия не имел, как теперь он должен себя вести. Точнее, как он может теперь себя вести? Больше всего лейтенанту хотелось, чтобы дальше всё было как вчерашний вечер, чтобы время застыло, и они с Бьякуей навсегда остались лежать на той тесной больничной кровати, даря друг другу нежные поцелуи и теплые прикосновения. Чтобы можно было всю ночь шептать прямо в губы о своих чувствах и желаниях, сплетать пальцы рук и невесомо касаться таких дорогих сердцу и любимых черт красивого лица. И чтобы никогда не наступало это дурацкое утро, когда Абараи повел себя как последний идиот. Ренджи стукнул себя по лбу и чуть не застонал в голос – меньше всего на свете он хотел, чтобы их первое утро началось именно так. Но... лейтенант просто испугался. Испугался того, что не сможет себя сдерживать. Он так сильно любит этого человека, так сильно нуждается в нём, так безумно сильно хочет быть рядом, прикасаться к нему, обнимать, прижимать к себе, целовать… Всегда. Постоянно. В любой момент и в любом месте. И еще больше пугало то, что почему-то Ренджи казалось, что он может всё это делать, что он имеет право. Теперь имеет. Но при этом Абараи понимал, что капитан не позволит. Скорее всего не позволит. Да, он сказал, что любит и любит давно, и его нежные поцелуи и объятия всю ночь только подтверждали это. Но… это же Бьякуя. Кучики Бьякуя. Он капитан отряда, в котором служит Ренджи. Он глава великого клана, в котором Ренджи нет места. Он принадлежит совсем к другому миру, чем Абараи. И ему туда дороги нет. После всего, что случилось, Ренджи уже не сможет быть просто лейтенантом своего капитана. Он не сможет довольствоваться теми редкими моментами, которые они смогут проводить вместе, наедине. Этого будет мало. Безумно мало! А сможет ли он получить больше? Всё же не стоит забывать, что для Кучики Бьякуи всегда было дороже всего. Верно – честь семьи, его гордость и достоинство. Для того, чтобы у них с Ренджи было это самое «больше», чем-то из этого придется пожертвовать… А станет ли он? Ответ напрашивался сам собой. * * * - Давай сегодня никуда не пойдем? - В смысле? А вечеринка? Ты же хотел пойти, – длинные пальцы в очередной раз взъерошили и без того лохматые короткие рыжие волосы. - А ты – нет, – Кайен из-под полуприкрытых ресниц внимательно разглядывал Сурами, на коленях которого сейчас лежала его голова. - Ну… Я просто хотел провести весь день с тобой… А то после твоего возвращения мы толком даже не виделись – то мои занятия, то твои дела в отряде… - Сури слегка вздохнул и снова разделил пальцами рыжие пряди. - Так на вечеринке же мы тоже будем вместе! – Кайен на самом деле и сам хотел провести сегодняшний вечер вдвоем с Сурами – он ведь тоже соскучился. К тому же, уж очень хотелось закончить начатое несколько дней назад в палате… Но этот разговор сейчас шёл именно в том русле, которое рыжему было нужно. - Ну… Это будет не совсем то. Конечно, мы будем вместе, но… как бы по отдельности. А мне так хочется к тебе прикасаться… - с этими словами Сури нежно провел тыльной стороной ладони по щеке тут же улыбнувшегося парня. – И целовать тебя тоже хочется… - теперь брюнет слегка покраснел, но всё же наклонился и мягко коснулся своими губами чуть приоткрытых губ Кайена. Как тому ни хотелось не прекращать эту ласку, он всё же немного отстранился и глядя Сурами прямо в глаза, спросил: - А что тебе мешает делать это там, на вечеринке? От удивления Сури округлил глаза и непонимающе уставился на рыжего. - Как что? Там же будет куча народа! И твой отец и Рукия-сан, наверное, тоже придут! Кайен поднялся с колен парня и сел рядом, пристально глядя тому в глаза. - На кучу народа мне плевать, а отец и мать меня никогда за это не осудят, – рыжий коснулся пальцами скулы Сури и, наклонившись вперед, прошептал почти в самые его губы: - Я же сказал, что люблю тебя и что обязательно сделаю тебя счастливым. И мне уж точно всё равно, что об этом думают другие. Я. Тебя. Люблю. Медленно преодолев разделявшее их расстояние, Кайен легко коснулся губ Сурами, не углубляя поцелуй. Не сейчас. - Кайен… я тоже тебя люблю, – парень обнял рыжего за шею. – Но, а как же твой дядя, Кучики-сан? Кайен усмехнулся и, немного отстранившись, посмотрел в темное окно, за которым на фоне черного неба сверкали разноцветные шары фейерверков. - Он тоже не осудит, поверь мне. И я надеюсь, что скоро ты узнаешь, почему. Продолжая наблюдать за расцветающими за окном огненными цветами, рыжий через пару минут почувствовал на своей шее горячее дыхание и чуть влажные губы. - Я всё равно хочу сегодня остаться здесь. Только с тобой. Кайен шумно выдохнул, повернул голову и встретился взглядом с темно-синими глазами, в которых сейчас кроме благодарности читалось ещё и еле сдерживаемое желание. - Я тоже. В следующее мгновение их губы слились в безумном поцелуе, разжигавшем эту страсть еще больше. Кайен подался вперед и повалил Сурами на спину, еле сдерживая себя от слишком быстрых действий. Желание копилось в нём уже довольно давно, и этот поцелуй в шею, и такой интимный шепот стали последней каплей в чаше. Он уже шарил руками по бокам и бедрам извивающегося под ним парня, делая их поцелуй все более агрессивным – ласки и слабые стоны все больше сменялись укусами и тихим рычанием. Развязав оби на форме Сури, Кайен стащил косодэ с плеч парня и, разорвав поцелуй, жадно впился губами в тонкую шею, плавно смещаясь к плечам и ключице. Горячие ладони обжигали нежную кожу, а настойчивые пальцы оставляли на ней красноватые следы от слишком сильных прикосновений – завтра утром они наверняка превратятся в бурые синяки. Когда Кайен спустился ниже и задел зубами уже затвердевший сосок, с губ Сурами сорвался громкий стон. Рыжий довольно ухмыльнулся и втянул губами темную горошинку, не до конца пряча зубы. В ответ послышался новый стон и, не выдержав пытки, Сури потянул парня на себя, снова впиваясь ему в губы и торопливо развязывая его оби. - Кайен… Как же я хочу тебя!.. – громкий шепот и новый стон от прошедшегося по уху шершавого языка. – Аххх… Кайен... Не в силах больше ждать, подгоняемый пошлыми словами и стонами, рыжий быстро стянул с обоих остатки одежды и снова вернулся к груди Сурами, быстрыми поцелуями спускаясь ниже. Когда он оказался у парня между ног, стоны стали требовательнее, а вплетшиеся в волосы пальцы настойчиво потянули Кайена вниз... Дальше для обоих всё происходило как в тумане. Нежные прикосновения сменяются грубоватыми ласками, влажные поцелуи – укусами, тихий шепот – громкими стонами и хрипами. Медленно переплетаются пальцы и путаются волосы – черные с рыжими, дыхание становится одним на двоих, сплетенные тела покрываются блестящим в свете праздничных огней потом. Развратные позы сменяют одна другую, губы жадно целуют нежную кожу, оставляя на ней красноватые следы-метки. Движения постепенно становятся всё быстрее и резче, вырывая из обоих всё более громкие и откровенные стоны. Сдавленный вскрик, а за ним второй. Вновь воцаряется тишина, нарушаемая лишь отдаленными криками радости, возвещающими о наступлении нового года, и сбивчивым дыханием вперемешку с тихими, едва разборчивыми словами: - Малыш… Как же я тебя люблю… - И я тебя люблю…