Гирлянды и глинтвейн

— Вить? Витя-а-а, а с музыкой что? — Не слышу, крикни громче! — крикнул с кухни Витя. — Кир, откуда такой клёвый салат? — С кухни, — крикнул я в ответ. Видел бы Витя, что после этого с той кухней было. Уля видела, на фотках, я с ней связывался по ходу готовки, и я ей не завидую. Но не показать не мог — с кем мне этой болью ещё делиться было. С мамой, что ли? — Барышня, там флешку на столике возьмите. Ткните в телевизор, а? Алька покопалась в куче бумаг, вытащила флешку. Воткнула. Прибавила громкость. — Удары сердца твердят мне, что я не убит, сквозь опалённые веки я вижу рассвет, — авторитетно заявил телевизор. Идеальная музыка для нового года, я считаю. Хорошо с рокерами гулять, ага… Все замерли. Алька захлопала глазами. Ната начала подпевать. — Пся крев, — сказал Марек. — Не ту флешку, барышня. — Нефиг потому что свои кидать везде, — ответил за Альку Витя, возвращаясь из кухни с тарелкой бутербродов. За ним шла Лина с салатником и бутылкой мартини. — О, какой ты грозный, — осклабился Марек. — Ну дела! Соня поёжилась: она к таким отношениям никак не могла привыкнуть. Если любовь - так пусть говорят спокойно, без наездов, это даже у Лины иногда получается. В итоге Уля, до того уютно свернувшаяся рядом со мной, ушла её отвлекать. Предположительно написанием фантов, она мне про эти фанты говорила дня четыре; при этом глаза сияли так, что становилось понятно — наверняка уже что-то напридумывала! А вот меня она к ним, кстати, не подпускает. После прошлого первого сентября, когда… — Кир! Го шампунь докупим, у нас ни бутылки! Боже, кто похитил Серослова и подсунул нам это? Дедушка Мороз, верни, пожалуйста, этого дебила-интроверта, мы его и таким любим. — Ты чего такой ласковый, а, Серослов? — крикнул я, выходя в коридор. — Я не ласковый, меня Маша с Алькой за шампунем выгнали, страдай теперь тоже, — сунул ноги в ботинки, нацепил парку, встал у двери. Ждун. — Шапку надень, страдалец, уши отвалятся, — высказался я. От первого сентября меня, конечно, отвлекли. Ну и ладно. Всё равно ж секрет! (Если расскажу — пожалею, что Уле булаву подарил. Кто ж знал, что она таких шуток не понимает?)

***

…Когда мы вернулись, стол уже накрыли, народ понацеплял ушей и колпаков, фанты сложили в Наткину беретку и перемешали как следует. Нам, нагруженным шампанским и внезапно ухваченной на выходе колбасой, тоже, кстати, выдали украшения — прямо на входе, когда мы из ботинок вылазили. Маша, оторвавшись от своего Заура (нахального, смуглого и в стареньком свитере с оленями), принесла мне здоровущие пенопластовые оленьи рога, а Захару — метр серебристой мишуры, повесить на шею. Поверх очередной суровой толстовки получилось, конечно, впечатляюще. Первый фант достался, кстати, Грише. Я ухватил с блюда бутерброд, разбодяжил себе и Ульяне по бокалу и уселся смотреть. Гриша глотнул для храбрости, развернул и попросил Витю выйти — извините, цитату я нечаянно. К нему выйти, в смысле. Помочь. Витя вышел. Откопал на флешке что-то, включил. -Я знаю, что несчастье в бабках, поверь, ведь нам и горизонта хватит вполне… — ох, ну и унисон у них. Тот ещё. На чудные звуки из кухни выполз жаривший мясо Марек, обвёл нас строгим взглядом — не налил ли кто Вите больше положенной аптечной дозы? Мы помотали головами. — Это рэп, а не череда ин... инфо... ну, блин! — всё, Гриша готов. Ладно, фант выполнен… Что дальше? Дальше было всё. Соня танцевала лезгинку — страшно при том краснея. Ната гадала (с фейспалмящей в стороне Линой). Уля поздравляла соседей подвернувшимися под руку мандаринами. А я… — Вы издеваетесь, что ли? Я же готовить не умею! — Салат сделал же, — пожала плечиком жестокая Лина. — Вот и вари теперь. До двенадцати ещё полчаса, сок на кухне стоит, пряности на столе там же. Всё равно договаривались ведь! — У тебя получится, — покивала Ульяна. И, вы знаете, таки да. Получилось. Целых два литра. А потом были куранты. И шампанское. И бенгальские огни, и искры во все стороны, и мы таки проснулись наутро одним штабелем, не сразу поняв, кто где начинается и кто где заканчивается. Да и надо ли было?