Под гербом вепря

*** Дождь шел второй день, почти без перерыва, уныло стуча по окнам и крышам и нагоняя тоску, что, впрочем, соответствовало настроению обитателей дома. Госпожа Равели тихо плакала, сидя в своем любимом кресле у камина, а Дик стоял у окна, глядя на пустынную улицу. Наконец он оторвался от созерцания мокрых кустов и обернулся к хозяйке. — Не надо, госпожа Мария, — тихо произнес он, — этим не поможешь. Женщина всхлипнула. — Но он с ним служил, верил… — Излишняя доверчивость опасна, моя госпожа, как в игре в карты, так и в жизни, — холодно произнес он. — Думаешь, что имеешь дело с честным человеком, а сталкиваешься с шулером или с предателем. И то, и другое неприятно. — Зачем он это сделал? На лице молодого человека заиграла неприятная улыбка. — Любовь, моя госпожа… Она толкает на подвиги. — Зачем вы так? — Мария подняла заплаканные, припухшие глаза. –Любовь и подлость несовместимы, иначе это не любовь! — Вам так кажется, — парировал Дик. — Я намного старше вас, герцог, — Мария грустно улыбнулась, — и намного больше видела, а поэтому могу сказать, если человек идет на подлость — он не любит. Это чистое чувство, Ричард Окделл, оно не терпит грязи. Вы просто не любили ещё! — Я, — вскинулся Дик — я был готов ради неё на все! — И пошли на все? — поинтересовалась Мария. — Нет, — Дик опустил голову, — так вышло… — Знаете, молодой человек, если бы вы пошли на все и она узнала о подлости, она бы прогнала вас, — уверенно заявила Мария. — А если бы приняла — значит, она не стоит любви! Если этот человек пошел на предательство друга ради неё, неужели она примет это? Дик вздрогнул, несколько минут подумал, а потом честно ответил: — Наверное, поплачет и поломает руки, но не оттолкнет. — Значит, такая же, как и он, — припечатала Мария. — Не стоит о ней больше. — Не стоит, — согласился Дик. — Вы говорили, у вас есть немного шадди? — Да. Я весьма легкомысленно потратила часть денег, что вы мне дали, — Мария встала с места и подошла к жаровне. Когда по комнате поплыл горький аромат, хозяйка улыбнулась. — Меня эр Чарльз приучил, он любитель. — В Надоре морисский орех был не в почете, а вот кардинал Сильвестр любил и монсеньор держал в доме. — Почему вы хотели его убить? — неожиданно спросила она. — Убить? — Дик свел брови. — С чего вы так решили? — Я не дура, хотя может такой и кажусь, — сердито произнесла Мария. –Заметила, как вы за пистолеты схватились, там, у эшафота, видели бы вы свое лицо! — А разве не лучше это было бы для него сейчас? — вопросом на вопрос ответил он. — Он примчался за смертью, и то, что его не убили сразу, — не его вина. — И не ваша, не правда ли? — Мария вдруг скривилась. — Не понимаю, не понимаю, что творится! Друг предает ради того, чтобы быть ближе к своей женщине, тот, которого спасли от участи сына мятежника, хочет убить своего монсеньора! Мне начинает казаться, что приближается Закат! — Приближается Излом, — спокойно заметил Дик. — Просто Излом, госпожа Мария. В конце прошлого Круга происходило то же самое. Новая власть, новая страна, новые долги, хотя многие ещё и старых не выплатили. У круга нет сторон, к сожалению, а сторону приходится выбирать. Не стоит удивляться, все повторяется, только и всего. — Граф говорил со мной незадолго перед уходом, очень хвалил своего друга. Он ему верил, герцог Окделл. — Я тоже верил человеку, которого считал своим другом, и тоже ошибся. Правда, мне повезло больше, чем Ларту. — Как же так? — женщина выглядела растерянной. — Вас тоже предал друг? Ричард вздохнул. — Знаете, что самое странное во всем этом? Я перестал понимать, что такое любовь и ненависть и можно ли оправдать предательство и ложь. И вообще, что надо под ними понимать? Госпожа Равели неожиданно улыбнулась. — Герцог, я рада. — Чему? — брови Ричарда сошлись домиком. — Вы начинаете оттаивать, это хорошо. Плохо, что для этого пришлось погибнуть хорошему человеку. Ричард невольно усмехнулся: «хороший человек» — прекрасная эпитафия бретеру и шулеру. — Граф Ларт — хороший человек, — упрямо повторила Мария. — В молодости все делится на белое и черное, но это не так, вы ведь видели радугу, герцог? Там переплетено все, так и жизнь. — Вы оправдываете Пьера Дави? — вырвалось у Дика. — Его так зовут? Знаете, я буду молиться за него, чтобы он прозрел. — Не прозреет, не тратьте усилий, госпожа Мария. — Вы знаете за ним что-то ещё? Дик кивнул в сторону окна. — Именно с ним и его друзьями я дрался тогда здесь. И до сих пор не знаю, почему они затеяли эту дуэль. Выжили он и я, вы знаете. Виконт сказал, что я бросился первый, просто так, и ему поверили. — Почему? — Не знаю. Я пытался уговорить Ларта не связываться с ним, но он тоже поверил не мне. Этот Дави — счастливчик, в отличие от меня. — Мне не нравится слово «счастливчик», герцог. Что-то в нем есть липкое. — Помолитесь за меня, госпожа Мария, если можете, — вдруг попросил Дик. — Пожалуйста… Может, это поможет мне найти правильный ответ! — Конечно, герцог Окделл, я помолюсь за вас, только мне кажется, Создатель — не проводник, чтобы указывать дорогу, её надо выбрать самому, храня Его в сердце. Тогда это будет ваша дорога, и вам не страшно будет ответить за свой путь. Когда госпожа Мария вышла, Дик снова придвинул к себе шахматную доску. Фигурки выстроились по клеточкам в привычном порядке, и он очень внимательно изучал их, со стороны казалось, что он обдумывает сложную комбинацию, держа в руках белого слона. Это продолжалось достаточно долго, затем он решительно поставил фигурку на выбранную клетку и вздохнул. Дорак прекрасно играл в шахматы и не менее превосходно разыгрывал шахматные комбинации в политической жизни Талига. За свою жизнь он просчитался лишь раз, беда заключалась в том, что партия была решающей. Шахматы — не жизнь, а в жизни не два цвета, в этом Мария права. Он, Ричард Окделл, Повелитель Скал, ни в коей мере не считает себя равным некоронованному правителю Талига. Более того, он никогда и ни при каких обстоятельствах не желал бы походить на него, но пусть уроки, преподанные за эти годы Квентином Дораком и Рокэ Алвой сыну мятежника, не пропадут даром. Дик аккуратно снял фигурки с доски и сложил их в черно-белую коробку. Когда он вышел на улицу, дождь прекратился и над городом, который благодаря играм судьбы вновь стал из столицы Талига столицей Великой Талигойи, засияла радуга. Он рассмеялся, глядя на неё, и его охватило знакомое состояние яростной легкости, а рука привычно сжалась, как будто ощутила в ладони эфес шпаги. *** Робер Эпинэ оглядел накрытый стол. Как будто все более или менее прилично, по крайней мере, с виду. Впрочем, если Альдо начнет снова придираться, что Первый маршал Талигойи не может достойно принять своего короля, пусть катится в Закат или приглашает его во дворец, там у него есть целый отряд поваров, а у него один, и тот старый. Двери зала широко распахнулись, и дворецкий торжественно объявил. — Герцог Окделл, монсеньор! Робер Эпинэ опустился в кресло и во все глаза уставился на молодого человека в черно-багряном с желтой отделкой камзоле, спокойно вошедшего в зал и отвесившего легкий поклон. — Герцог Эпинэ, простите, что потревожил вас в неурочный час! Гость оглядел парадно накрытый стол и улыбнулся. — Я не вовремя, прошу прощения. — Почему же не вовремя! Робер встал и слегка склонил голову. — Приветствую вас в своем доме, герцог, хотя, не скрою, удивлен! — Я тоже, — Ричард Окделл присел в предложенное кресло. — Но, знаете, судьба дама своенравная. — Как вы оказались здесь? — резко спросил Иноходец. — Вы, если не ошибаюсь, оруженосец герцога Алвы? — Не ошибаетесь, герцог, — голос Окделла утратил шутливые нотки. — Согласно разрешению монсеньора я ехал в Надор, моя мать больна. По дороге я собирался забрать с собой Айрис, герцогине Мирабелле хотелось видеть дочь. Я остановился в гостинице недалеко от столицы, там и узнал о том, что произошло. — И это вас не остановило? — Никоим образом, герцог. Наоборот. И потом, что бы я сказал матери? — Вы отчаянный человек, Окделл, — процедил Эпинэ. — И думаете, я поверю? Он смотрел, как его гость, поправив и без того безупречные манжеты, достал конверт с печатью Ворона и небольшую потрепанную шкатулку. Почерк Алвы Эпинэ видел лишь раз, но забыть стремительно летящие строки было невозможно. Как и усомниться в том, что каллиграфически написанные слова на дешевой серой бумаге принадлежат хозяйке Надора. — Вы действительно решительный человек, Ричард Окделл. — Я выполняю свой долг, — холодно ответил герцог. — Надеюсь, в Великой Талигойе не воюют с женщинами? Робер Эпинэ криво улыбнулся. — В Великой Талигойе действительно не воюют с женщинами, — звонкий холодный голос заставил их вздрогнуть и обернуться. Занятые друг другом, они не заметили, как в зале появился Альдо Ракан. — В этом Повелитель Скал может не сомневаться. — Благодарю вас, Ваше Величество, — Ричард стремительно встал и склонил голову. — Ваша сестра находится при госпоже Оллар и, кажется, довольна своим положением, герцог. — Я благодарен госпоже Оллар за то, что она взяла Айрис под свое покровительство, — Ричард не опустил взгляда. — Но у неё есть долг перед семьей, её мать нуждается в ней. — Жена Эгмонта Окделла достойна всемерного уважения, — согласился Альдо. — Мы с удовольствием выполним её просьбу. Ей стоило написать нам. — Надор далеко, Ваше Величество, матушка не знает о переменах, произошедших здесь. — Что ж, герцог, вы можете забрать сестру и… у вас же нет людей, как вы собирались её отправить? — Людей можно нанять, Ваше Величество! — Оруженосец Рокэ Алвы всерьез рассчитывает на то, что его отпустят? — Оруженосец Первого маршала не рассчитывает на такое, но Повелитель Скал ничем не провинился перед потомком Эрнани Ракана, Ваше Величество. Глаза Альдо прищурились. — Повелитель Скал, выросший в Доме Ветра? — Меня забрали туда ребенком, сразу после восстания, чтобы раз и навсегда замирить мятежное герцогство. Это было разумным решением с точки зрения правительства Талига. Меня, как вы понимаете, не спрашивали. — Говорят, из вас растили второго Алву, это правда? — Да, Ваше Величество, — серые глаза смотрели холодно и спокойно. — Квентин Дорак хотел подстраховаться на будущее. — Предусмотрительный человек этот Квентин Дорак, однако. Продумал даже такое! — в голосе Альдо звучала издевка. — Вот только умер, когда никто не ждал. — Смерть нельзя предусмотреть, Ваше Величество. Он рассчитывал жить. Альдо с минуту рассматривал стоящего перед ним молодого человека с безупречно-вежливой улыбкой на спокойном лице. — Зачем вы сюда явились, Ричард Окделл? Свою сестру вы могли вытребовать письменно, переслав мне письма герцогини Мирабеллы. — Ваше Величество, я прошу вас отпустить домой Айрис. Со мной вы можете поступить, как сочтете нужным. — Вы смелый человек, Ричард Окделл, очень смелый. Впрочем, это неудивительно, зная имя вашего учителя. Но ваш король отрекся, а ваш монсеньор сложил оружие, страны, где вы росли, нет. Зато есть Великая Талигойя, за которую погиб ваш отец. Или вас научили презирать это имя? — Нет, Ваше Величество, — Дик по-прежнему прямо смотрел в глаза Альдо Ракану. — Герцог Алва указывал мне на ошибки и просчеты моего отца, но он уважал его. — Послушать вас, так Первый маршал питал слабость к идеалам Людей Чести. — Рокэ Алва презирал как Людей Чести, так и их идеи. — И научил этому и вас? — Он научил меня думать, Ваше Величество. Надор прозябал в нищете, когда бывшие сторонники моего отца, благополучно оставшись в стороне от восстания, в подготовке которого принимали активное участие, строили себе новые особняки и выигрывали любовниц в карты. — А вы откровенны, герцог. Интересно, почему? — Какой смысл врать? Вы спрашиваете общеизвестные вещи, их нет смысла скрывать. Альдо надоело играть в кошки-мышки. — Герцог Окделл, — произнес он, глядя в глаза нежданного гостя. — Вы прибыли сюда сами, по доброй воле, зная, что может вас ждать, что говорит не только об отваге, но и о том, что вы приняли достаточно серьезное решение, я прав? — Да, Ваше Величество, вы правы. — Если я предложу вам службу, могу я надеяться на вашу преданность Великой Талигойе? На то, что ваша шпага будет служить мне честно и преданно как в мирное, так и в военное время? Вы прошли ряд военных кампаний, и ваш опыт будет бесценен для нашего Первого маршала. Робер Эпинэ смотрел на молодого человека, уже не сомневаясь в том, что он скажет. Третий Повелитель в стане Альдо Ракана. Неужели судьба действительно решила сыграть на их стороне и Альдо прав, утверждая, что Древние силы отвели Олларам всего один круг? Потомки Франциска и его сторонников бесславно уходят со сцены, а потомок Ракана возвращает утраченное? И все сомнения и метания бывшего бунтовщика, ставшего Первым маршалом Альдо Первого, — трусость человека, так и не сумевшего примирить совесть и политическую целесообразность? Из-под опущенных ресниц он внимательно наблюдал за тем, кому синеглазый кэналлиец подарил, как и ему, возможность жить и выбирать. Ричард Окделл, герцог Надорский, как видно, сомнениями не мучился. «Тверд и незыблем» вспомнился девиз Скал. Оруженосец твердо шел за своим монсеньором, пока тот был в седле, а сейчас меняет коня, в незыблемой уверенности в своей правоте. А Рокэ Алва был рад, когда на предложение попутешествовать и посмотреть свет, там, в Варасте, его воспитанник ответил отказом. Да, времена меняются, Излом… Альдо ждал ответа, а Дик вдруг оглянулся на молчавшего Робера Эпинэ. Тот сосредоточено вертел в руках бокал с вином, разглядывая его на свет. Ричарду показалось, что в глазах Иноходца промелькнуло странное выражение — не то сожаление, не то недоумение. — Ваше Величество, — Ричард отвернулся от Эпинэ и прямо посмотрел в глаза Альдо Ракана. — Клянусь вам, что буду верно служить своему королю и выполнять приказы Первого маршала. Альдо удовлетворенно улыбнулся и протянул руку для поцелуя. Конец первой книги