Жизнь как болезнь

So happy, so dead… You don`t have to worry, You don`t have to wake me… At all. You see, I`m your average Skinny teenager — It sure can explain things a lot! Night falls… Wolves are singing And time of the phantoms begins. Above а sleepy town I`m floating around, I`m goofing around And screaming out loud — Man, it feels so good To be ghost! And no one can stop me, And no one to spoil me… So don`t you dare Send me back — To school or my grave!¹       Маленькая мёртвая девочка смотрела на него с благодарностью. По крайней мере, так он думал: немного сложно интерпретировать выражение лица ребёнка, один глаз которого съеден червями. Белые и жирные, они выползали из глазницы и ноздрей на раздутую лиловую кожу. Из-под светлых волос спускались грязные полосы — остатки потёков крови, присохшие чешуйки. Сознание автоматически отметило эту несуразность: смешение посмертного и «хорошо выдержанного в могиле» образов. Девочка словно никак не могла определиться, как ей выглядеть — только что убитой или уже похороненной. Совершенно нереалистичный облик: он ведь знает, что перед похоронами трупы приводят в порядок — обмывают, зашивают, одевают и накладывают макияж. Пришлось узнать. Но эту маленькую девочку будто бы положили в гроб в том же виде, в котором нашли. В той же одежде. С одним спущенным гольфиком и рваной юбчонкой. Если разбираешься — а уж он, Дэнни Фентон, разбирается в смерти, о да! — подобная внешность не будет ни капли убедительной… и даже страшной не покажется. Он давно привык и сейчас мог думать лишь о том, насколько это глупо. В самом деле, нормальных и последовательных призраков просто не существует, а он так надеялся!       Однако могильные черви продолжали ползти, оставляя такие настоящие слизистые следы на синюшно-багровой щеке. А рука девочки в его ладони была прохладной и слегка липкой... Даже ложь станет убедительной, если лжец в неё поверит. А мертвецы отлично умеют верить. До зацикленности.       — Спасибо, братик! — сказала она и сжала его пальцы своими ледяными. Действительно, если бы кто-то видел малышку, наверняка принял бы Дэнни за её старшего родственника. Братик ведёт сестричку за руку, идеальная американская семья. Просто сестричка слегка мертва, с кем не бывает. И он сам не очень-то жив. Ну и что, все умирают рано или поздно.       Но главное не это. Ха, значит, он правильно понял выражение её лица! Сотню баллов Дэнни за тест!       — Пожалуйста, — он неопределённо передёрнул плечами, — надеюсь, это поможет и они поймают твоего убийцу.       — Я уверена, ты ведь очень старался.       — Скорее, был назойлив. И умение проходить сквозь стены и доставать детектива Паркера даже в туалете здесь очень пригодилось. Идиот, какой там «несчастный случай»! — Дэнни фыркнул. — Тебе всё же стоит остаться поблизости от полицейского участка и проследить, на всякий пожарный, — посоветовал он. И нет, вовсе не потому, что мечтал о моменте, когда маленькая мёртвая девочка отпустит его ладонь. Дэнни не пытался от неё избавиться. Он тут хороший парень, самозваный шериф потустороннего сообщества города Эмити Парк, в каждой бочке затычка. Как не помочь милой и почти адекватной мёртвой девочке, даже если пришлось прогулять немало уроков? В конце концов, она уже никогда не сможет посещать школу — в отличие от него, умудрившегося застрять меж двух миров.       — Тогда я пойду? — ему почудилось, что тронутое разложением лицо исказилось в испуганной гримасе, и Дэнни поспешил её успокоить:       — Не бойся, даже если ты и вправду уйдёшь после всего. Те, кто уходит, эм-м, завершив свои дела, не страдают. Я сам точно не знаю, конечно, но видел улыбки на чужих лицах в этот момент.       — А если у меня не получится?       — Значит, дело в чём-то другом, — Дэнни на секунду смежил веки и устало вздохнул. — Например, иногда помогает попрощаться с родными.       — Но они меня не замечают! — из уголка целого глаза девочки поползла белёсая личинка — как слеза; распухшее лицо снова перекосилось. Пожалуй, к лучшему, что её родители не видят свою дочь такой.       — Ты слаба, они обычные люди, — он махнул свободной рукой, — это нормально. Было бы хуже, если б видели: подобная сила даётся неспроста. Поэтому думаю, тебе удастся уйти спокойно. Но если что, я смогу помочь ещё раз и передать твои слова: меня-то видят, когда я этого хочу. Уж детектив Паркер убедился, — он растянул губы в улыбке, и девочка попыталась повторить за ним. Правильно, это и была шутка. Всё больше приведений понимают его юмор, прогресс налицо!       — Спасибо... за всё.       — Да не за что... — Дэнни почувствовал, как нагрелись уши: наверняка покраснел. Прилив крови к голове, один из атавизмов жизни. Смущает! Он не привык к частым похвалам и благодарностям. Если не пытаются уничтожить и не проклинают — уже неплохо. — Как тут не помочь... Ты хорошая девочка, не желаешь доставлять неприятности живым. И не заслуживаешь того, что с тобой случилось... такого никто не заслуживает. В общем, можешь найти меня потом. Только не дома: мало ли, всё же отношения моих родителей с привидениями не очень. Поняла? Будь осторожна, они могут поймать тебя. И обходи Лейн-стрит стороной — там водится опасный призрачный пёс. Ещё остерегайся гигантских пиявок у бургерной. Гм...       Девочка наконец отпустила его руку и побежала вниз по улице. Ноги её не касались земли. Дэнни поднял ладонь: так и есть, испачкана. Подойдя к песочного цвета стене здания, он вытер об неё руку. Нужно зайти в ближайший торговый центр, вымыть с мылом. Бывают фантомные боли, а у него — фантомная грязь. Конечно, эктоплазма — не гниющая плоть, но всё равно довольно противно. Даже если это его собственная эктоплазма, а уж чужая...       — Эй, Фентон, с кем ты болтаешь? — грубый голос нарушил его размышления. Дэнни вздрогнул и повернулся, уже зная, кого увидит.       Ну конечно! Дэш Бакстер возвышался над ним во всём своём бессмысленном «великолепии юности»: широкий разворот плеч, упрямо выпяченная челюсть, загорелая кожа, пшеничный ёжик волос, куртка игрока команды американского футбола и белозубая улыбка — ни дать ни взять парень из рекламы кукурузных хлопьев или зубной пасты. И маленький нюанс: в голубых глазах Дэша не светился ум, а улыбка не была доброй. Стоило удирать с занятий, если Бакстер достаёт его повсюду?       — Привет, Дэш, — безнадёжно поздоровался Дэнни. — Чего тебе? Я занят.       — Ага, чем? Разговорами с пустотой? Соскучился по своим отстойным приятелям, репетируешь, чего им скажешь? — Дэш загоготал, донельзя довольный собой. — Или даже они тебя, бедняжку, наконец-то бросили?       — Да просто сам с собой общаюсь. Почему бы, думаю, не поговорить с умным человеком в кои-то веки? — Дэнни изогнул левую бровь, понимая, что нарывается... Он просто слишком устал сегодня. Впрочем, сарказм и Дэш несовместимы, вряд ли тот поймёт, в чём дело. И верно:       — Гы! Фентон, ты чу-удик! Совсем чудила! Руки дрожат, болтаешь с пустотой. И предки твои чу-удики, возятся со всякими преднормальными железяками.       «Преднормальными?» — мысленно удивился Дэнни, но промолчал. Смысла не было отвечать. Он знал, к чему всё идёт: Дэшу весело, и ему хочется ещё больше поднять себе настроение — за счёт кого-то слабее себя. Дэш, как всегда, отпустит несколько плоских шуток, ударит пару раз... Не слишком сильно, всего лишь обидно: сложно покалечить того, кто отчасти уже мёртв; к тому же Дэш берёг свою любимую жертву. У школьных «крутых» был собственный рейтинг потенциальной «добычи», и «чудака Фентона» не травили так же целенаправленно и жестоко, как ребят из оркестра или тех, кому не посчастливилось уродиться особо некрасивыми — то есть далёкими от стандартов внешности самого Дэша. Дэнни же просто был «отстойным»: неспортивным, низким, тощим — больше тринадцати лет и с натяжкой не дашь, — одевался немодно... Что ж, могло быть и хуже. По крайней мере, Сэм как-то говорила, мол, «мордашка у тебя симпатичная», и тут Дэнни полагался на её мнение: она всё же была девчонкой, как ни посмотри, а они больше понимают в симпатичных мордашках, чем парни, ага? И россыпи подростковых прыщей благополучно обошли его стороной, а глаза были большими и такими же голубыми, как и у Дэша. Впрочем, тот всегда находил, к чему придраться. В конце концов, главное, что Дэнни был слабым... практически идеальной жертвой... То есть так думал Дэш; и не к чему было доносить до него изменившееся положение вещей, верно? Задира спустит пар и оставит его в покое на какое-то время. Так проще. Привычней.       Но кто бы знал, насколько всё это ему надоело!       — Не вовремя, Дэш, совсем не вовремя. — Дэнни практически шептал, встречая взгляд своего школьного недруга. Ещё одно табу нарушено: не смотри им в глаза, хулиганы — как звери, видят в этом вызов. Но Дэш после бессонной ночи, червей в глазнице маленькой девочки, отвратно реалистичных фотографий трупов, полицейского участка и запуганного детектива был... слишком мелким, раздражающим и утомительным.       Да, именно, он всего лишь раздражал. Такой обыденный — Дэш не был злом. Не был опасностью. Типичный наглый школьник, каких тысячи; домашний мальчик; жертва вседозволенности; местная звезда спорта; любимец учителей и юных (пустоголовых?) девиц. Привычный старый не-добрый Дэш, просто мило! Но он казался абсолютно инородным и неправильным с точки зрения нового Дэниела Фентона. С точки зрения Призрачного Билла? Здоровый, злобно-весёлый, цветущий и нормальный Дэш. В этом вся проблема: если тот «нормальный» — то Дэнни не нужна такая норма, ему не хватает на неё никакого терпения. Теперь он предпочитает покойников, с ними куда проще. Может быть, он всё-таки больше мёртв, чем жив?       Сдавило грудь. Дэнни хорошо знал это ощущение: тело снова забыло, как дышать. Сердце пропустило удар, другой. Держаться, не проваливаться в чувство смерти! Но это сложно, когда мозг твердит тебе: «Ты мёртв, дружище! Отбросил коньки, заплатил по счетам, загнулся, капут. И ничего больше не важно, как и громила напротив — он ведь часть прошлого, несущественного, жизни. Гравитация уже не властна над тобой. И этот смешной человечек — тоже».       Когда-то было больно, страшно: застывать на грани, не помня о том, как и зачем набирать воздух в лёгкие, и тишина в грудной клетке давила так сильно... Сейчас это даже приятно: боль, кислородное голодание, звон в ушах и сон сердца, безнадёжность и странное возбуждение. Дэнни невольно улыбнулся… нет, оскалился в лицо Дэша, с нетерпением ожидая удара: голубое в голубое, глаза смотрят в глаза.       Но Дэш отшатнулся. Слишком уж нездешним оказался взгляд у привычной «добычи»: ледяной и безумный. Фентон становился чересчур странным. Незнакомым. Это смущало и заставляло чесаться пятки.       — Ты куда, Дэш? Не останешься поиграть? — прохрипел Дэнни. Ухмылка всё росла, кривилась и ширилась. Пусть Дэш его ударит, пусть! Это заставит лопнуть последнюю привязь. Он сам не знает, что именно сделает, когда сорвётся с цепи. Ладно, он удивит сам себя... и Дэша. Волнение щекоткой и сладостью подкатывало к гортани.       «Зря! — надрывался тонкий голосок — благоразумие? — в голове. — Он может что-то заметить».       Да что этот живой может знать? Даже мама и папа, давшие ему плоть, кость и кровь при рождении, предпочли не видеть, не слышать, не понять…       Но всё же Дэнни чуть прикрыл глаза, готовясь к драке. Сегодня он не сможет просто упасть ничком и уткнуться в асфальт — о нет, сэр, только не сегодня! — и не стоит Дэшу видеть, как загорается фосфоресцирующая зелень в зрачках Дэнни: даже последний идиот сможет что-то заподозрить.       Шажок вперёд на полусогнутых ногах. Покачнуться влево-вправо. Холод собирается на кончиках пальцев. Уже вот-вот... Готовьсь, и...       Однако Дэш не захотел «сотрудничать». Нервно сглотнув, он шарахнулся в сторону. Отступил на шаг, второй, спотыкаясь.       — Ты чудик, Фентон, — его голос «дал петуха», — совсем чокнулся? Отвали...       — Может быть, и так. Угадай, давно я чокнулся? — Дэнни практически мурлыкнул.       — Да кому ты интересен... Я заражусь, если стану трепаться с тобой. Не подходи! — последняя фраза явно получилась тоном выше, чем хотелось бы Дэшу; на его лице проступило обиженное выражение.       Дэнни продолжал наступать. По инерции и просто потому, что боящийся его Дэш не укладывался в сознании. Бакстер слишком глуп, чтобы бояться кого угодно, так? И уж тем более — ну чего страшного в щуплом Дэнни Фентоне?       — А ты сегодня какой-то другой... — процедил Дэнни. — Как поддельный. Игрушечный. Интересно, ты живой? Настоящий? — он медленно и почти ласково протянул руку к щеке Дэша, и старший подросток отпрянул от чужих пальцев, будто от ядовитой змеи. — Ну зачем так резко? А вдруг рука прошла бы насквозь? Мы в одной фазе? Ты мне снишься? Я тебе? Мы застряли в чьём-то сновидении? Ах, давненько я не спал...       Зрачки Дэша сузились, и Дэнни почувствовал резкий запах пота.       — Я чую твой запах, но разве это что-то доказывает? Сны могут быть такими реалистичными, Дэ-эш... — губы занемели, замёрзли, пальцы покрыл блестящий лёд. Он продолжал бессвязно бормотать: — А ты тёплый, интересно, Дэ-эш? А, Дэш? Ну не уходи, Дэ-эш, докажи, что ты реален... и у тебя горячая красная кровь. Дай и мне подтвердить, что я жив... или окончательно умер, но тут, здесь и сейчас, в этом мире...       Но с Дэша уже хватило: он развернулся и припустил в сторону автобусного парка, не забывая ругаться на ходу на всяких психов. И конечно, угрозы «припомнить всё недомерку Фентону», как же без этого.       Дэнни застыл с поднятой в воздух кистью, напряжённой, как когтистая звериная лапа. Покачнулся с пятки на носок, недоумённо пожал плечами и опустил руку; лёд на дрожащих пальцах таял. Действительно, псих: он только что нашёл себе кучу новых проблем. Дэш не забудет унижения и не раз отомстит за свой испуг. Однако эта перспектива казалась слишком далёкой, неважной... нереальной, как и сам Дэш.       — Ну что ж, беги, большой живой мальчик, пока-пока, — шепнул Дэнни, рассеянно осматриваясь вокруг. После того как ситуация внезапно разрешилась побегом противника, внутри осталась лишь звонкая пустота. Дэнни словно взбирался на высокий пик, волнение всё нарастало, сердце (ты же должно биться?) колотилось всё быстрее... И вдруг та самая пустота, ничего, обрыв под ногами, пропасть в тумане и нет ни единого ориентира. — А мне-то что делать? Куда идти? Такое впечатление, будто я чем-то болен, — пожаловался Дэнни растерянному, изумлённому отражению в грязной витрине обувной лавки, рядом с которой он стоял, — но вот чем?..       Дэнни сокрушённо вздохнул. У него была теория, что «четырнадцать лет от роду» — это такая болезнь, поражающая мозг и нервную систему; причём болезнь очень заразная, и он её наконец подхватил. Это возраст, когда ты каждый день совершаешь изумительные глупости — один из главных симптомов! Ты злишься и грустишь безо всякой уважительной причины. И этот неравномерный рост, когда одни части тела увеличиваются раньше других: ты становишься донельзя неуклюжим, натыкаешься на всё подряд и состоишь преимущественно из локтей и коленок. И всё в мире меняется, делается сложным и искажённым.       Ах да, ещё ты внезапно замечаешь, что вокруг есть девчонки, слишком много сих удивительных существ, и никуда от них не деться — дьявольски неудобно! Казалось бы, теперь он должен обращать меньше внимания на противоположный пол — это прерогатива живых; и вообще, до дурацких ли подростковых проблем ему, фантому? Влечение — всего лишь результат работы некоторых желёз внутренней секреции, не больше. А откуда железы у призрака? Однако раньше, до того как он… умер, девочки его так не волновали. Они были некими условно существующими рядом созданиями. И даже Полина — божечки, злая, как Дэш, и тупая как пробка Полина — казалась отвлечённо сказочным персонажем, которому нужно поклоняться. Издалека.       Но по-настоящему он начал чувствовать девчонок именно после инцидента с порталом. В новом непривычном теле, которое на самом деле состоит из псевдоплоти, чуждой этому миру типу материи… и эктоэнергии. В теле, которое с лёгкостью проходит сквозь стены и отчего-то генерирует холод, будто морозильная камера. Это было изумительное открытие — они ведь живые! Мягкие. И ох, ох, какие же тёплые! В это тепло хотелось погрузиться, завернуться, его хотелось выпить и залить своим холодом. Прикоснуться, стать как можно ближе… на веки вечные, на нескончаемость посмертия. Вот же бред, а? Хорошо хоть мёртвые на него так не действуют, хватает и остальных… Даже Сэм вдруг оказалась девчонкой, самой настоящей, что ничуть не помогало. Раньше она была просто тем другом, который носит юбку и красит губы, а это большая разница.       И как понять, где тут норма или перверсия — призрачная ли, подростковая? Чёрт, никто не додумался издавать юношеских энциклопедий для альтернативно живых. Сложно.       ...Иногда ему казалась, что сама жизнь — это такая мучительная болезнь, вроде раздутой опухоли, которая застревает в груди, и никак её не вырезать, не выкашлять. А четырнадцатилетие просто усугубляет любую беду. Он жив, то есть болен. И он сдох, но не полностью — а это уже плохо. И разделённым быть даже тяжелее, теперь, когда он привык к тому, что поджарился с концами. Плоть тянула к земле.       Ха! Что и требовалось доказать: типичная болезнь четырнадцатилетия. Запутанные размышления на ровном месте и нестерпимое желание делать глупости — например, пугать Дэша Бакстера несвязными речами и странным поведением, рискуя заодно своим секретом. Да ещё жалеть, что подраться не вышло. Просто блестяще, Фентон, ты сегодня в ударе!       — Я призрак, бойся меня, — пробормотал Дэнни себе под нос и истерично рассмеялся, замечая краем глаза, как подозрительно на него косится пожилая женщина, идущая по противоположной стороне улицы. Захотелось ей ухмыльнуться, так же, как Дэшу недавно, но сейчас сдержаться удалось. Дэнни несколько раз протолкнул воздух туда и обратно по горлу и бронхам. Правильно, дыхание, так это и делается!       — Держусь, держусь. Уф-ф-ф.       Вибрация в кармане джинсов прервала очередной сеанс самоубеждения: звонил телефон. На несколько мгновений он задумался, не стоит ли проигнорировать вызов. Но вдруг это важно — может, Сэм или Такеру требуется его помощь? Вздохнув, Дэнни завозился, вызволяя мобильник из кармана. Глянул на номер, высветившийся на дисплее, и вздохнул повторно. Помедлил и всё же нажал на зелёную кнопку:       — Да, Джесс?       — Ты ведь опять прогулял...       Дэнни молчал... А что тут ответишь, это и не было вопросом.       — В новом семестре у тебя уже столько прогулов...       — Ты меня прикрыла? — сестра в последнее время нередко помогала ему и была подозрительно дружелюбна и полезна. Это заставляло Дэнни думать, что она знает. Да, знает его самый большой секрет. Иначе откуда такая доброта? Впрочем, раз она звонит, чтобы прочитать ему привычную лекцию, терпению и услужливости Джесс пришёл конец. Жаль, зато наверняка он ошибся: она всё-таки не догадалась.       — Конечно, я всегда тебя прикрою, — от мягкого тона сестры Дэнни сглотнул. Что-то здесь не чисто. — И я не собиралась ругаться.       — Тогда... зачем позвонила?       — Вариант, что я соскучилась и захотела услышать голос своего миленького младшего братика, ты не рассматриваешь? — натужное, принуждённое веселье. Но ему всё равно стало легче на душе.       — Эм-м, мы виделись за завтраком... Совсем без меня не можешь? Сестрёнка-зануда! — подумать только, у него всё ещё остались силы поддерживать шутки.       — О, хорошо, ты припомнил завтрак, а то я не уверена, заметило ли ваше сонное высочество скромную меня... или хоть что-то ещё помимо своих важных государственных мыслей. Именно поэтому я и звоню.       — Ты о чём?       — О поездке. Не слушал родителей?       Дэнни судорожно постарался выудить из захламлённой памяти утренние разговоры в кругу семьи. Бесполезно: там было что-то насчёт новых образцов эктоплазмы, а бесконечные восторженные речи отца и матери о призраках он давно научился пропускать мимо ушей, воспринимая их как разновидность фонового шума, вроде чириканья птичек. Тем более что приведений и эктоплазмы в его бытие в последнее время хватало с избытком — да, сэр, я наелся, спасибо и больше не нужно! Краткий перерыв на завтрак — на обыденность — между ночным и дневным общением с мертвецами, и тут родители опять заводят свою шарманку: да любой на его месте станет игнорировать! Но...       — Прости, не обратил внимания. Действительно плохо с моей стороны. Спасибо за предупреждение. Они куда-то едут? Когда? — Дэнни ценил новые отношения с прежде раздражавшей его сестрой, поэтому не замедлил с признанием вины.       Протяжный стон Джесс донёсся из динамика:       — Э-эх, я так и подумала. Хотела найти тебя на перемене, если бы ты... ну, вернулся вовремя... и напомнить. Нехорошо, если бы они заметили, насколько ты занят и рассеян.       «Ты знаешь, Джесс? Знаешь, чем я занят? Знаешь о случившемся со мной? — вот что хотел спросить Дэнни. — На это совершенно ясно намекают твои слова».       Но он молчал и лишь стиснул телефон до белизны на костяшках. Пока о проблеме не говоришь — её словно и нет. Не стоит открывать ящик Пандоры, распечатывать портал. А это хрупкое понимание, которое установилось между ним и Джесс, — слишком ценно и приятно. Вдруг всё на самом деле иначе? Пока же она как будто на его стороне. Смешно: занудная старшая сестра защищает его тайны от родителей… от мамы, некогда самого близкого, любимого и доверенного существа в мире. Вот только Мэдди Фентон с тех пор открылась ему совсем с другой стороны: опасная и воинственная, как смертоносный хищник; «Призрачному Биллу», которым ему (не) посчастливилось стать, совсем не стоило с ней ссориться! Глупо даже помышлять о том, чтобы признаться родителям, кем и чем он теперь является.       — Извини, что? Я задумался и прослушал, — Дэнни понял, что сестра уже какое-то время продолжала говорить.       — Я сказала: «ты балбес».       — Эй!       — Нет, серьёзно, Дэнни. Любой догадается — с тобой что-то неладно. Хорошо, слушай: не они куда-то едут, а мы, все вместе, если до сих пор не врубаешься.       — В каком смысле «мы»? Куда?! — неприятно поразился мальчик.       — В Париж, на симпозиум, с родителями. Организаторы позволили им взять детей с собой: папа чуть ли не главный докладчик! Естественно, они в восторге уцепились за предложение.       — Ого... — Дэнни присвистнул, прикидывая перспективы.       — Да, это шанс для них обоих восстановить своё имя в научном сообществе, и прочая, и прочая. Крутой симпозиум по физике — и это мимо ушей пропустил?       — Но по сути... небось, сплошная парафизика?       — Ты верно понял... Иначе зачем понадобились сами Мэдлин и Джек Фентоны?       — Слушай, есть вопрос, — понизив тон, осведомился Дэнни, — а не подозрительная ли там шарашка намечается, с такими-то интересами? А то всё больно вкусно звучит, и даже нас почему-то берут, а это лишние расходы оплачивать. Мало ли, может, ловушка.       — Паранойя, братишка? — невесело спросила Джесс. — Вроде бы всё в порядке, большой и разрекламированный международный слёт альтернативно мыслящих физиков и гиков наподобие наших предков; целую гостиницу предоставят, докладчикам — полный пансион. К тому же симпозиум проходит под патронажем мэра Парижа. Политика?       — Постой, какой мэр, какого Парижа? Тот ведь Париж, что у нас, в Иллинойсе?       — Нет, — хихикнула сестра, — тот Париж, который у них, во Франции. Эйфелева башня, Триумфальная арка, Лувр — ни о чём тебе не говорит?       — Ну ничего себе! — Дэнни вцепился левой рукой в шевелюру. — Это же... Тыквенными огнями меня разрази и костром накройся!       — О, вот так реакция! Впрочем, родители бесились куда больше, восторгов было... И как ты не заметил, не понимаю. Во всяком случае, когда придёшь домой, начинай собирать вещи: вылетаем во Францию из Спрингфилда уже через несколько дней. Ну всё, я честно тебя предупредила...       — Погоди, Джесс, а как же... — но в ухе зазвучали безразличные гудки: сестра уже повесила трубку. Месть за его рассеянность?       Телефон перекочевал обратно в карман слишком просторных — на вырост — джинсов, и вот уже обе руки вцепились в густые волосы, окончательно превращая причёску в воронье гнездо. А-а-ах, неожиданно! И неуместно — пока он будет разъезжать по заграницам, в такой кипящей зоне паранормальной активности, как Эмити Парк, может случиться всё что угодно. Кто защитит людей от духов... и духов от людей, если не он? А ну как кто-нибудь пострадает, потому что Дэнни не было рядом? Отсидеться дома нет шансов: вот если бы Джесс не ехала — другое дело, но одного его не оставят.       «Эх ты... твои гиперответственность и комплекс вины за всё на белом свете, Дэнни, уже выросли выше, чем Эмпайр-стейт-билдинг. Не напрягайся так, и жить станет легче — и тебе, и нам», — он словно наяву услышал Сэм. Да, точно, нужно рассказать ей и Такеру после уроков, вместе они что-нибудь придумают. Рано паниковать и накручивать себя.       И потом, может, это и к лучшему. Вырваться из тяжкой и мрачной рутины, из города Эмити-«прекрасное-ужасное-место-для-жизни»-Парк. Посетить далёкие и удивительные края — он вообще никогда не бывал за пределами страны. Прогулять школу на законных основаниях, наконец, и отдыхать, вместо того чтобы спасать неблагодарную публику и подвергаться за это гонениям. Никаких докучливых призраков! Никаких охотников!       Поездка с семьёй, с родителями... Словно в наивные времена невозвратного детства... Когда в башке не надрывались голоса, твердящие, что он умер; когда ночами его не рвало чёрной эктоплазмой; когда «главный мотор» в груди не пытался по своей воле объявлять забастовки, а руки не холодели, оставляя изморозь на предметах, которых он касался. Когда ему не нужно было бояться собственной матери — прекрасной, тёплой и яркой, как лето, умной и ласковой... Он почти чувствовал её запах — цветочные духи, формалин и канифоль, — её крепкие объятья. На глаза невольно наворачивались слёзы, и Дэнни их сморгнул, упрямо поджав губы и мотнув головой. Не стоит разводить нюни и надеяться на невозможное — на Бога из машины, на чудесное избавление от всех проблем разом. Он уже не малыш и понимает: сверкающая ракета не прилетит за ним, чтобы спасти и отвезти в сказочный космос; и не менее сказочный Париж — не альтернатива. Ему нужно с открытым забралом смотреть на действительность и встречать последствия своего выбора.       Но всё же... сегодня он снова вычерпал себя и достиг предела. Он был чертовски болен — ох уж это четырнадцатилетие! — и смертельно (ха-ха!) устал. Собираться куда-то, говорить с кем-то совершенно не хотелось. Живые, с ними сложно. Жить — вообще непросто. Ещё немного — и он действительно сорвётся.       Дэнни потоптался на месте, шурша бурой и жёлтой листвой. Попинал банку из-под колы по асфальту. Остановился и поднял голову. Серые тучи затянули небо, ветер крепчал. Редкие прохожие зябко кутались в куртки и нет-нет да косились на Дэнни, одетого в футболку с коротким рукавом, — с собственным источником потустороннего холода у него внутри мальчику уже давно не приходилось по-настоящему мёрзнуть: по сути, он по крупице терял способность различать тепло и холод.       …Как он не заметил, что уже наступила осень?       Идти домой? Рано, родители заподозрят, что он прогулял, начнут задавать вопросы. Возвращаться в школу? Не вариант, не в таком состоянии.       Дэнни снова бездумно дёрнул себя за вихры. Чёрные... Идея!       Воровато осмотревшись, он свернул в узкую боковую улочку. Тут должен быть мусорный бак...       Нырнув за металлический контейнер, выкрашенный тёмно-зелёной краской, Дэнни, убедившись, что из окон за ним никто не наблюдает, расслабился. Наконец сделал то, что подспудно хотелось уже несколько часов кряду: позволил себе поверить в собственную смерть, с облегчением отдался небытию. Короткий укол боли меж рёбер — и освобождение.       Привычно вспыхнули и разошлись световые кольца, выжигая жизнь из его плоти; тяжёлое и неуклюжее тело подростка сменилось на непостоянное, ловкое, эфемерное. Казалось, сразу стало легче дышать — какой обман, ему вообще больше не нужно было этого делать! Зрение кардинально изменилось, цветной огонь эктоэнергии заплясал где-то на периферии. На глаза упала уже белая чёлка.       «Я призрак», — шепнули губы. «Я мёртв», — поправил мысленный голос.       Подчиняясь желанию, псевдотело «переключилось», «сменило фазу», выпадая из зрительного диапазона живых, проваливаясь в кирпич и бетон стены. Стремительный и невесомый, Дэнни проплыл здание насквозь: не стоит вылетать мальчику-призраку из переулка, куда до этого зашёл Дэнни Фентон. Однажды укушенный — робок вдвойне...²       «Переключение». Снова полноценно проявившись в реальности и загоревшись серебряным светом, Дэнни взмыл над улицей, над машинами, деревьями и домами. Выше, выше! Он улыбался, подставляя лицо под порывы свежего ветра. Внизу раскинулась его вотчина — город, который он защищал. Эмити Парк становился всё меньше и незначительней. Собственное существование больше не давило на него неподъёмным грузом; Дэнни чувствовал себя куда более полноценным и настоящим, чем раньше. Собранным воедино и целеустремлённым.       Облака ватным туманом обволокли мальчика, словно принимая его в утешительные объятия. Капельки воды сначала сконденсировались рядом с ним, затем застыли ледяными кристалликами, засияли отражённым зелёным огнём. Испуганные птицы — чайки летят с озера ночевать? — бросились врассыпную, спасаясь от вторгшегося в их небесные владения человека: странного, чёрно-белого, светящегося как гнилушка и источающего могильный холод.       — Бу! — крикнул Дэнни вслед чайкам, кувырнулся через голову, завертелся штопором и расхохотался. Металлическое эхо его смеха падало вниз и резонировало в воздухе. Хорошо! Свободно! Просто!       Конечно, это лишь временная передышка. Побег. Скоро настанет пора возвращаться — к хронической болезни жизни, к заботам и к людям. Но пока — он отдохнёт от двойственности и порезвится в облаках... такой счастливый, такой мёртвый. __________________________       ¹ Стишок тоже мой: показалось, что на английском языке получится аутентичней, так как персонаж — американский подросток. С примерным переводом можно ознакомиться тут: https://ficbook.net/readfic/5078233/16181384#part_content       ² Аналог нашей пословицы «Обжёгшись на молоке, будешь дуть и на воду».