Работа над ошибками. Часть первая.

Бечено — olegowna, stazy2.       — «…пришла пора просыпаться», — слышится мне сквозь сон. И уже в следующую секунду я отчетливо осознаю сразу два важных момента. Первый — все-таки это был сон. И второй: стоит мне шевельнуться при попытке придать своему телу более удобную позу — ко мне возвращается боль.       А я-то, наивный, посмел надеяться, что уже все закончилось. Выверты сонного сознания, причем сознания еще и одурманенного лекарствами — страшная вещь!       Боль распространяется по всей левой стороне тела, начиная от ключицы и заканчиваясь где-то под ребрами, отдавая острыми прострелами в поясницу и живот. Причем сейчас она гораздо сильнее, чем была раньше. Возможно — это расплата за то состояние, в котором я провел некоторое время, совершенно не ощущая ее. Что ж, за все надо платить. С этим не поспоришь.       Терпеть ЭТУ боль нет никаких сил, а потому я, все-таки не сдержавшись, издаю едва слышный стон и прикусываю губу в тщетном стремлении хоть как-то заглушить ее. А в ответ немедленно слышится дробный перестук каблуков по каменным плитам пола. Стремительная походка человека, спешащего ко мне со всех ног.       ЧТО?!       Я распахиваю глаза, не сдержав еще один мучительный стон, и, сквозь мутную пелену белесого тумана, застилающего мои глаза, вижу перед собой почему-то отнюдь не белый потолок моей больничной палаты, внешний вид которого за последний месяц я выучил практически наизусть, вплоть до мельчайшей паутинки трещинок в правом углу.       Нет, надо мной возвышается каменная громада арочного потолка, тяжелого и мрачного даже на вид, давящего на меня своей мощью и… обеспокоенное лицо странно знакомой женщины. Белый чепец, темное платье с высокой горловиной и белый фартук, надетый поверх него, наводят меня на странную мысль, что я нахожусь совсем не там, где я провел последние недели своей жизни, готовясь перейти в мир иной, а, почему-то, в хосписе, и надо мной склонилась ни кто иная, как монахиня…       — Какого черта здесь происходит? — у меня с огромным трудом получается выдавить из себя эту фразу, сразу же вздрогнув всем телом и получив еще один острый приступ боли.       Это не мой голос…       ЭТО — определенно не мой голос!..       Хотя, если быть откровенным с самим собой, то надо признать: этот голос мог бы принадлежать мне — прежнему, времен обучения в Latimer, но не нынешнему мне — измученному продолжительной и тяжелой болезнью шестидесятидевятилетнему мужчине.       — Тише, тише, мой дорогой, — теплая ладонь ложится мой лоб, сдвигая в сторону взмокшие от пота волосы. — Вот, выпей. Это обезболивающее.       Я послушно делаю глоток и едва не выплевываю все обратно, содрогнувшись от отвратительного вкуса какой-то странной жидкости.       — Что… — хриплю я, судорожно кашляя и безуспешно пытаясь бороться с последствиями приема непонятного лекарства и очередной вспышкой пронзительной боли, а женщина тяжело вздыхает:       — Я так и думала, что ты ничего не будешь помнить. Не мудрено, учитывая огромную шишку на твоем затылке. Твое лицо и тело покрыты жуткого вида гематомами. У тебя целых шесть сломанных ребер, и это если не считать перелома левой руки.       — Что?! — я, широко распахнув глаза, смотрю в лицо монахини, или кем там является эта женщина.       — Директор был в ярости, — неожиданно сообщает она непонятную мне информацию, укоризненно качая головой. — В этот раз напавшие на тебя перешли все мыслимые и немыслимые границы! — теплая ладонь скользит по моей щеке, а я, не в силах даже сморгнуть от изумления, смотрю на свою собеседницу. — Уверена, что на этот раз даже ему не удастся замолчать произошедшее! У того, как тебя столкнули с лестницы, оказалось слишком много свидетелей. Весь седьмой курс Райвенкло как раз направлялся на урок Астрономии, когда ты скатился им под ноги, пересчитав своим телом несколько сотен ступеней. Осколок сломанного ребра проткнул тебе не только легкое, там, на месте, но и, по счастью, уже здесь, в Больничном Крыле, из-за случившихся судорог — твое сердце. Мне пришлось полностью обездвижить тебя. И… я думаю, что ты должен знать, дорогой: оно останавливалось дважды за эту ночь, Северус, пока мне не удалось более или менее подлечить тебя. Это была крайне тяжелая ночь…       — ЧТО?! — теперь в моем голосе слышится паника.       — Ну что ты, дорогой, — женщина убирает руку, немедленно сунув ее в карман своего фартука и, позвенев там чем-то, протягивает мне еще один стеклянный флакон: — К счастью для тебя, действие Костероста уже практически закончилось. Я не переставала благодарить Мерлина за то, что всю ночь ты провел в бессознательном состоянии. Сейчас тебе уже можно выпить Успокаивающее зелье. Держи.       Я послушно поднимаю здоровую руку, взяв пузырек с подозрительной жидкостью, и осторожно принюхиваюсь к его содержимому, покосившись на неожиданно рассмеявшуюся женщину:       — Не волнуйся, Северус. Слагхорн не прикладывал к этому своих рук. Это твое зелье.       Я в очередной раз давлюсь кашлем, окончательно поняв, что все то, что произошло со мной в том странном сне — сном все-таки не являлось.       Алан Патрик Сидни Рикман действительно умер там, в далеком январе две тысячи шестнадцатого года, в окружении своих родных и близких, а вот что произошло потом?..       Неужели то, что я принял за сон — случилось на самом деле? И кем была та странная, но удивительно приятная собеседница? Неужели самой Смертью? Или кто там у нас встречает души на пороге Вечности? Несмотря на то, что мои родители были в достаточной степени верующими людьми: мама принадлежала к Методистской церкви, отец же был истинным католиком — сам я почему-то не интересовался религией настолько полно, чтобы вот так, сходу, ответить на интересующий меня вопрос. И хотя я не могу сказать, что совсем уж не верил в Бога, тем не менее, прямо сейчас мое собственное безразличие к этой стороне жизни заставляет горько пожалеть об этом. А еще, кажется, я начинаю понимать, по какой причине моя таинственная собеседница согласилась принять выдуманное имя. Я совершенно не уверен в том, что принял бы ее ответ адекватно, представься она той, кем являлась на самом деле.       «Умный мальчик», — раздается в моей голове знакомый голос той самой «мисс Элис», и я вздрагиваю всем телом, отстраненно отметив, что переполошившаяся женщина, все еще стоящая рядом мной и, очевидно, ожидающая каких-то моих слов, взмахивает надо мной чем-то, странно напоминающим волшебную палочку. Призрачные, словно сотканые из тумана ленты зеленого цвета, которые испускает ее палочка, плавно опускаются вниз, на постель, опутывая мое тело плотным светящимся коконом, что, впрочем, не доставляет мне совершенно никаких неудобств. — «Алан, слушай меня внимательно. Я подарила тебе уникальную возможность прожить жизнь этого молодого человека заново. Ты получил шанс на исправление ошибок, которые умудрился наделать этот мальчик за свою недолгую жизнь. Теперь ты можешь исправить все, пустив историю по совершенно другому руслу. Используй эту возможность с умом, Алан, и помни: молодость — это недостаток, который очень быстро проходит».       — Северус Снейп, немедленно прекрати так пугать меня! — сердито восклицает женщина, закончив мою диагностику. Словно испугавшись ее слов, голос в моей голове мгновенно умолкает, из-за чего я начинаю чувстовать себя крайне неуютно. — Тебе ведь уже не больно, не так ли?       — Да, мадам Помфри, — отвечаю я не задумавшись и, захлебнувшись воздухом, ошеломленно смотрю на свою собеседницу.       Бог мой! Это, что, и правда самая настоящая мадам Помфри?!       Не понимаю… неужели все те истории, что когда-то давно придумала Джо, действительно реальны? Или она описывала в своих книгах по-настоящему существующий волшебный мир, в который сумела попасть каким-то лишь чудом? А так не хочется в это верить… и вообще, мне кажется, что из-за спинки кровати мне в затылок светят огромные софиты, а не солнце. И хочется думать, что прямо сейчас Дэвид* выскочит из-за спины этой особы со своими бесконечными шуточками…       «Бог мой… ну почему в это должен был влипнуть именно я?»       На этой мысли я обессилено закрываю глаза, тем не менее, подсознательно отметив правдивость ее слов. Боль и в самом деле становится практически приемлемой, можно сказать, что незаметной. Впрочем, возможно, я просто привыкаю к ней. Хотя мне почему-то кажется, что все дело в тех самых зельях, которые я только что принял.       Так почему я? Именно я, вместо того, чтобы наслаждаться райскими кущами после своей смерти в обществе давно почивших родителей и прочих родственников, попадаю в эту реальность. Попадаю для того, чтобы стать тем, кого не любил никогда. Чью роль согласился сыграть только под давлением моих племянниц, влюбленных в историю Гарри Поттера.       Примерно такие мысли бродят в моей голове, пока мне достаточно правдоподобно приходится изображать из себя примерно спящего пациента. Наверное, мне удается показать это достаточно достоверно, поскольку спустя несколько минут напряженной тишины стук каблуков по каменному, не иначе, полу, дает понять, что колдомедик Школы Чародейства и Волшества Хогвартс оставила меня одного.       Разумеется, в то, что этот мир может быть моим собственным, я, надо признаться, не верю. Прожив довольно длинную и крайне насыщенную жизнь, будучи Аланом Рикманом, я абсолютно уверен в том, что Магии не существует. Хотя, эффекты, используемые во время съемок фильма, после отсмотра готовых эпизодов иной раз и заставляли меня сдерживать восторженные вздохи.       Но в реальности… нет, не думаю. К тому же, я фактически уверен в том, что маги и магглы просто не могут существовать в одном и том же мире. Слишком сложно первым скрывать свою деятельность от вторых. Ведь всем память не сотрешь, а потому, за столько лет, кто-то обязательно заметил бы нечто странное. Но, поскольку за все свои шестьдесят девять лет я ни разу не услышал ничего даже близко похожего, то здесь напрашивается определенный вывод: это параллельная реальность. Или другая Вселенная. Или еще что-то, не менее фантастическое, но от того не переставшее быть менее реальным.       В прошлой жизни, сразу по окончании съемок последнего фильма о приключениях Гарри Поттера, я с радостью сбросил с себя опостылевшую маску нелюбимого мной героя. Мне кажется, я невзлюбил этого персонажа именно из-за того, что эта роль далась мне тяжелее прочих, в силу моих индивидуальных особенностей. Ведь Алан Рикман, в отличие от Снейпа, никогда не был мизантропом. Хотя в моей актерской карьере хватало помимо положительных героев и огромного количества отрицательных персонажей — но все они были социально адаптированы, в отличие от того же Снейпа. И, несмотря на это, я все-таки сумел раскрыть сложный характер этого героя настолько полно, насколько понял его сам, прочтя всю доступную мне литературу, включающую в себя книги и сценарии семи фильмов.       Много позже, выслушав путаные объяснения самой Джоан по поводу странного выверта авторского сознания, вылившегося в смерть самого неоднозначного персонажа «Поттерианы», я принял, но так и не сумел полюбить сыгранного мной литературного героя. Впрочем, возможно еще и потому, что его судьба пугала меня…       Прожить такую короткую жизнь, отдать всего себя на служение каким-то непонятным идеалам «Тьмы» и «Света», «Добра» и «Зла», постоянно рисковать жизнью и так бездарно умереть? Сделав все возможное и невозможное, лишь бы тот, кто вызывал глухое раздражение одним фактом своего существования, сумел победить. И своими руками отправить на смерть, по сути говоря, ребенка… мне всегда казалось, что именно это и стало для него той самой точкой невозврата. Причиной, по которой Снейп не сопротивлялся Смерти, так неотвратимо наступающей на него. Остаться жить — и всю жизнь мучиться от мысли, что Поттер умер по его вине?.. Мне кажется, что он просто предпочел опередить некоторые события, даже не предполагая, что парень сумеет выжить.       Я до сих пор отчетливо помню, как у меня дрожали руки после того, когда я увидел сцену просмотра Дэни** моих, точнее, Снейповских воспоминаний в последнем фильме саги. Сильная сцена. Очень тяжелая. Впрочем, как и «моя гибель»…       А теперь, по воле замысла каких-то Высших Сил в лице той самой «мисс Элис», я стал Северусом Снейпом… и это, как очевидно, совсем не сон, а самая что ни на есть реальность… и помоги мне Бог, если я знаю, что с этим делать…       А еще там, в прошлой жизни, осталась моя Рима, и…       Не думать!.. не думать ни о чем, Алан… иначе ты просто сойдешь с ума!       — Какое сегодня число? — открыв глаза и встретившись взглядом со вновь подошедшей ко мне Помфри, негромко задаю ей вопрос, закономерно опасаясь того, что голос может меня подвести в самый неудобный момент.       — Пятнадцатое июня, — чуть обеспокоенно произносит она. — В этот раз ты попал в Больничное Крыло за три дня до окончания учебного года. Своеобразный рекорд, — она улыбается чему-то своему, ласково проводя ладонью по моей щеке, совершенно не замечая поднимающейся внутри меня паники. Окончания школы?! Мне СКОЛЬКО лет?! Я, что — еще ребенок? — Хорошо, что вашему курсу осталось сдать всего один, самый последний экзамен, — добавляет она, качая головой. — Думаю, тебе следует выспаться как можно лучше, чтобы завтра утром поразить профессора МакГонагалл своими знаниями. Впрочем, на следующий год тебе придется как следует постараться, чтобы сдать Ж.А.Б.А., не попав сюда, как обычно. Знаешь, это уже становится своеобразной традицией…       — Хорошо, я буду спать, — единственная разумная мысль, пришедшая в мою голову, вынуждает меня буркнуть невразумительно и снова закрыть глаза, погружаясь в невеселые мысли, уже не обращая внимания на доносящиеся до моего сознания, словно сквозь толщу воды, слова школьного медика.       Итак, что мы имеем?       Я, а точнее сказать — моя душа, и в этом у меня уже не остается никаких сомнений, после смерти моего тела каким-то образом попала в тело того, кто был обычным литературным персонажем в моей реальности. Придуманным героем самой обычной, пусть и довольно популярной книги. Попал в него для того, чтобы каким-то образом попытаться изменить его жизнь. Кажется, мне была озвучена именно эта версия?       А что я вообще знаю о Северусе Снейпе?       Не могу сказать, что помню все книги и сценарии в мельчайших подробностях, но, учитывая изученную вдоль и поперек литературу, основные ключевые моменты довольно отчетливо отражаются в моей памяти.       Кстати о памяти: интересно, я буду помнить хоть что-то из жизни этого парня, который, судя по всему, все-таки скончался сегодняшней ночью, несмотря на все усилия мадам Помфри? И «мисс Элис», а я, пожалуй, стану называть ее так и дальше, подселила мою неприкаянную душу в эту опустевшую оболочку. Что ж, господа Мародеры, в этот раз вы определенно добились своего, отправив-таки ненавистного вам Нюниуса на тот свет.       Вот же черт!       Мысленно выругавшись, я делаю несколько глубоких вздохов, стараясь успокоиться. Паника никогда не доводила до добра, а мне сейчас необходимо приложить все усилия для того, чтобы вспомнить события жизни моего персонажа… то есть, меня самого.       О-о-о, мне определенно стоит привыкнуть к тому, что я и есть тот самый Северус Снейп.       Итак:       Судя по словам Помфри — сегодня пятнадцатое июня. Год ею не упомянут, но его легко можно высчитать опытным путем. Насколько я помню информацию из книг Джо, день рождения у Снейпа был 9 января. Это значит, что он пошел в школу тогда, когда ему уже давно исполнилось одиннадцать лет и оставалось всего несколько месяцев до двенадцати. Путем нехитрых вычислений, с учетом того, что Снейп оканчивает в этом году шестой курс, прихожу к выводу, что сейчас на улице стоит тысяча девятьсот семьдесят седьмой год.       А это, в свою очередь значит, что тот Алан Рикман, который находится в этом же времени, но в другой, параллельной вселенной, вполне себе жив и здоров, участвует в постановках Библиотечного театра, расположенного в Манчестере и уже съехался с Римой. Вот же…       С трудом подавив горячее желание не думать, а еще — сбежать из этого неприветливого места с тем, чтобы увидеть себя самого и свою, пока что еще не жену, а всего лишь верную и преданную подругу, недовольно тру ладонью лоб, осаживая себя мыслью о том, что в этой реальности Алана Рикмана, скорее всего, не существует. А потому мне следует приложить определенное усилие, чтобы вспомнить все, что мне известно о жизни Северуса Снейпа.       Что там с ним происходило еще?       Насколько я помню, в конце его пятого курса произошел тот инцидент на берегу Черного озера, после которого дружба Снейпа и его верной подруги Лили распалась окончательно.       Кажется, на следующий год, то есть тогда, когда Северус учился на шестом курсе, еще во время его учебы умерла Эйлин Снейп — мать этого парня. А летом, уже после его приезда, допившись до зеленых чертей и ввязавшись в пьяную драку, погиб ненавистный отец.       Значит, следует предположить, что я, мало того, что считаюсь полностью совершеннолетним волшебником, учитывая, что семнадцать лет мне исполнилось еще в январе, так еще и со дня на день стану круглым сиротой… весело, ничего не скажешь…       А что там, в книгах Джо, говорилось о дальнейшей жизни Снейпа после школы? Вроде бы он получил Темную Метку на своем седьмом курсе или же сразу по окончании Хогвартса. После чего… непонятно…       Особой информации о последующих нескольких годах его жизни нет. То ли он действительно служил личным «придворным» зельеваром Темного Лорда, того самого Волдеморта, от действий которого уже сейчас потихоньку начинает страдать население магической Британии, то ли он где-то продолжил обучение после школы. Насколько я помню, в книгах его называли самым молодым Мастером зельеварения за последние двести лет. А это, в свою очередь, значит, что Мастерство он получил определенно до того момента, как устроился работать в Хогвартс, кажется, в восьмидесятом или восемьдесят первом году. В восемьдесят первом, точно. После гибели Поттеров. Тогда Дамблдор вытащил его из Азкабана, опутав доброй сотней обетов, и принял на работу профессором зельеварения. Потом ему просто было бы некогда…       Вот и исходная точка. Теперь осталось лишь придумать способ остаться в стороне, не удостоившись сомнительной чести стать личным рабом Темного Лорда, а также изыскать возможность своего дальнейшего обучения. Уверенности в том, что у Снейпа, а, точнее, теперь уже у меня, это получится — нет. Имеются определенные сомнения, которые не разрешить просто так. В мире простых людей («магглов», — вспоминаю я) обучение достаточно дорогое и по карману лишь тем, кто-либо зарабатывает так много, что может позволить себе оплатить послешкольное обучение собственного ребенка, либо же сами дети получают гранты и стипендии, добиваясь их упорным трудом. Как это случилось со мной в моей прошлой жизни. И я не думаю, что магический мир отличается этим от мира магглов в лучшую сторону.       Кстати, а вот и еще один вопрос, который Джоан никак не затронула в своих книгах. Кто именно оплачивал обучение всех магглорожденных волшебников и волшебниц в Хогвартсе? Помнится, она делала упор на то, что необходимые покупки к школе, включая волшебную палочку, стоили довольно дорого, особенно учитывая курс галлеона по отношению к фунту. А вот про оплату пансиона не было сказано ни единого слова. Так что, не зная всей правды о финансовых взаимоотношениях в мире Магии, я начинаю подозревать, что львиную долю оплаты семилетнего обучения магглорожденных волшебников и, пожалуй, полукровок, производил тот самый Попечительский совет, в который входил Люциус Малфой.       А вот в том, что подобная возможность имелась у Снейпа, я сильно сомневаюсь. Неоткуда там взяться лишним деньгам. Насколько я помню по кратким упоминаниям в книгах, жила их семья крайне бедно. Да и декан факультета, тот самый Гораций Слагхорн, никогда не ценил своего талантливого ученика, не ставил его в пример перед остальными, игнорировал и лишь бессовестно пользовался его наработками. Подобный человек определенно не станет писать рекомендации для поступления безродному самоучке, посмевшему превзойти своего преподавателя в мастерстве.       А еще я практически уверен в том, что все это, сложившись вместе, и стало той самой критической точкой. Причиной, по которой Снейп бросился «под крыло» Темного Лорда сразу после школы. Кто бы еще согласился оплачивать его обучение у настоящего Мастера. Или Магистра? О, черт!       Я недовольно морщусь, понимая, что совершенно не помню, говорилось ли о подобном в книгах. Или же я прочел это в некой альтернативной литературе? К тому же, даже если мне и удастся каким-то образом выйти на того, кто, чисто теоретически, согласился бы стать моим Учителем, то полное отсутствие влиятельной родни и денег…       Так, стоп! Я невольно вздрагиваю от пришедшей мне в голову мысли: мать Снейпа… точнее, теперь уже моя мать, носила фамилию Принц до своего замужества. Там точно была какая-то темная история с ее побегом из дома. Она не общалась, знать не хотела своих родителей. Или же не хотели знать ее, но теперь становится ясно, что разговоры об этой семье, несомненно, велись, иначе, откуда бы взяться той болезненной гордости Снейпа и тому злополучному учебнику? «Собственность Принца-полукровки». Шестой курс, как раз…       Что ж, думаю, по возвращении домой стоит попробовать разузнать что-то о ближайших родственниках этого парня. Может, и повезет? Чем черт не шутит?       Итак, мне, вроде бы, удалось выстроить примерный план действий на ближайшую пару лет. Еще бы умудриться пройти мимо того Пророчества, чтобы не стать причиной гибели Поттеров и не попасть в вечную зависимость от Дамблдора. Хотя, учитывая то, что сегодня настоящий Снейп все-таки умер по вине Джеймса и его компании, то, возможно, мысль о его смерти не так уж и плоха?..       Я вздрагиваю еще раз, распахнув свои глаза, будучи в ужасе от посетивших меня мыслей, и ожесточенно тру их ладонью здоровой руки. Или это не мои мысли? Может это телесная память самого Снейпа выдает мне такие выверты сознания?       Да уж, это явно не моё. Я сам, за всю свою жизнь, ни единого раза не обидел и не оскорбил ни одного человека. Ровные дружеские отношения, помощь любому, кто в ней нуждался — вот то, что видели от меня окружающие.       Снейп же, определенно, альтруизмом не страдал. А мне-то как с этим жить? Я — совершенно не такой… да и к тому же, другие вопросы, не менее актуальные, всплывающие в моей голове, заставляют мозг буквально кипеть от невозможности обработать всю информацию сразу, найдя какое-то оптимальное решение.       Что ж, удостоверившись, что боль окончательно исчезла, отступив под воздействием местных лекарств, облегченно вздыхаю, напоследок припомнив перед тем, как погрузиться в тяжелый сон, цитату в исполнении Скарлетт О’Харра: «Я подумаю об этом завтра».       Определенно…