Работа над ошибками. Часть первая.

Бечено - olegowna.       Я медленно прогуливаюсь по улице перед домом Петуньи. Она же торопливо (по крайней мере я на это надеюсь) собирает вещи, которые намеревается взять с собой в Италию. Да, нас ждет впереди целая неделя незабываемого отдыха, после чего она на некоторое время вернется домой перед отъездом в Университет Эдинбурга. Мне же предстоит остаться в Тоскане с целью постижения тайн Мастерства, в надежде стать самым молодым Мастером зельеварения за последние двести лет на Британских островах.       Двадцать нарочито медленных шагов в одну сторону и ровно столько же — в другую.       Петти, словно нарочно, не торопится, а мне не дает покоя какое-то зудящее чувство тревоги. Вроде бы ничего опасного не предвидится. Снедаемый смутной тревогой, я несколько раз останавливаюсь и пристально разглядываю тихую и спокойную улицу, ее аккуратные дома, спрятавшиеся за решетками ажурных кованых изгородей и полянками коротко стриженых газонов. Вокруг царит тишина, нарушаемая лишь криками детей, явно играющими во что-то азартное. Но и этот шум достигает моего слуха, долетая с соседней улицы.       Я останавливаюсь напротив дома Петуньи, прислоняясь плечом к тяжелой кованой ограде. На меня наложены чары Отвлечения внимания, так что моя застывшая у ворот фигура не должна заинтересовать никого из соседей-магглов.       А вот как избавиться от неприятного ощущения тяжести на своих плечах, которое определенно дарует чужой тяжелый взгляд? Еще раз окинув взглядом сонную улицу, я задумчиво потираю свою переносицу и, закрыв глаза, погружаюсь в воспоминания. Приятные и забавные, грустные и, порой, тоскливые, но все равно — самые лучшие. Те, которыми отмечен путь моего отца, вернувшегося в дом, принадлежащий ему не по рождению, но по праву.       — Дед, де-е-ед! — мой голос разносится по пустому дому звонкой волной, разбивающейся обо все препятствия, встречающиеся на ее пути. — Где ты?!       — Умолкни, негодный мальчишка! — Аурелиос, возникший в коридоре прямо у меня перед носом, выскользнувший из какой-то комнаты, вынуждает меня резко затормозить. К сожалению, силу инерции даже маги отменить не в силах, а потому я врезаюсь в его сухопарую фигуру с размаху, как бы ни старался избежать столкновения.       — Добрый вечер! — выпаливаю я, отлипая от покачнувшегося лорда Принца и старательно восстанавливая дыхание. — Прости. Я вел себя неподобающе. Но меня оправдывает новость, которую я хотел донести до тебя как можно скорее. И это — сюрприз!       — Что такого важного могло произойти за те несколько часов, в течение которых вы отсутствовали в мэноре? Свадьба оказала на вас влияние, и, оказавшись под впечатлением от церемонии, вы тоже решили заключить брак? — он вопросительно выгибает бровь, заставив меня подавиться воздухом от неожиданности. — Или уже заключили?       — Нет! Ты что?! — возмущение в моем голосе неподдельно. И дело тут совсем не в моем страхе перед семейной жизнью. Рикман ведь тоже оттягивал это событие, борясь со своими внутренними демонами так долго, как только мог. А однажды просто взял и решился. И оказалось, что ничего страшного во всем этом нет. Разве что появилось кольцо на пальце. И дополнительная запись в личных бумагах. Жизнь-то не изменилась после этого обстоятельства никоим образом. Впрочем, Рима обручальное кольцо, подаренное мужем, не носила. Но этот поступок оставим исключительно на ее совести. Петунья — я точно знаю — совершенно другая. И надетое мной на ее пальчик кольцо, знаменующее собой нашу помолвку, она носит с огромной гордостью. А значит, причина моего возмущения — другая. — Я никогда не испорчу Петти жизнь! Она слишком дорога мне!       — Считаешь, брак с тобой может испортить ей жизнь? — не может он не поддеть меня, и я тихо рычу себе под нос, не в силах справиться с накатывающим раздражением. Иногда мой дед становится самым настоящим чудовищем, по делу и без дела иронизируя надо всеми, кто встречается на его пути. А поскольку домовики к этому совершенно индифферентны — все внимание, как правило, достается мне.       — Ты прекрасно знаешь, что именно я имел в виду, когда сказал то, что сказал! — мой голос по ходу построения фразы приобретает ледяной оттенок, и дед отступает, сдавая позиции. — Не менее года — длительность помолвки, и только затем — брак. Ты сам вбивал мне в голову все эти тонкости. Если бы это касалось только нас с ней, поверь — я бы женился еще вчера.       — Я понял твою позицию, — Аурелиос безуспешно прячет свою хитрую усмешку и легко подталкивает меня в сторону своего кабинета. — Идём, Северус, расскажешь, что такого значимого произошло на приёме, что ты едва не разнес мэнор всплеском своих эмоций.       Усевшись в своём кабинете в монументальное сооружение, которое он называет креслом, дед впивается в меня пристальным взглядом, скрестив на груди руки в своеобразном защитном жесте. Вообще я заметил, что эту позу он принимает всякий раз, когда готовится выслушать что-то, угрожающее ему потерей спокойствия. А этот жест — его личный своеобразный самоконтроль, позволяющий деду сохранить хотя бы видимость полного владения ситуацией.       — Знаешь, — я присаживаюсь на жёсткий и ужасно неудобный стул, стоящий прямо перед его столом, и, поерзав на нем, пытаясь устроиться удобнее, глубоко вздыхаю, — ты был прав. Нам вполне можно было пропустить этот свадебный приём. Но… — я делаю небольшую паузу, неосознанно пытаясь придать значимости своим словам, — я рад, что пошёл туда. Потому что там мы с Петти узнали кое-что важное.       — Надеюсь, тебе хватило ума не поддаться на провокации? — спрашивает он чуть недовольным тоном. — И вербовке, которую наверняка проводили сторонники…       — Стой! — восклицаю я, и дед удивленно задирает бровь, пораженный моим поведением. — Какая вербовка, ты вообще о чем?       Аурелиос укоризненно качает головой и подталкивает в мою сторону выпуск «ЕП».       — Тебе, мой драгоценный внук, следует больше времени тратить на изучение политической обстановки в стране, в которой ты имеешь честь проживать, нежели общению со своими любимыми котлами, — язвит он, окинув меня нечитаемым взглядом. — Или хотя бы уделять внимание прессе, которая охотно освещает взгляды некой радикальной группировки, именуемой «Пожирателями Смерти».       Он умолкает при виде меня, закусившего губу в тщетной попытке сдержать приступ внезапно накатившего на меня истерического смеха.       — Полагаю, я сказал что-то смешное? — голос Аурелиоса приобретает стальные нотки, и я мотаю головой:       — Только не говори, что ты веришь во всю эту чушь, которую пишет «Ежедневный Пророк». Дед, не разочаровывай меня! — он недовольно поджимает губы, но меня уже не остановить. — К твоему сведению — никто никого никуда не вербует.       — И откуда же у тебя, осмелюсь поинтересоваться, настолько точные сведения, мой драгоценный внук? — ехидство в голосе деда можно не просто услышать, а, практически, осязать голыми руками.       — Из первоисточника, — медленно произношу я и вижу, как меняется выражение его лица — от беспристрастности — едва ли не к ужасу. — «Пожирателями Смерти» по какой-то, непонятной для меня причине, называют «Рыцарей Вальпурги». А они — всего лишь своеобразная группа поддержки мистера Томаса Риддла, который собирается выставлять свою кандидатуру на ближайших выборах Министра Магии. Того Тома Риддла, по рекомендации которого меня взяли на работу в Отдел Тайн. Это его в газетах называют Лордом Волдемортом.       — Северус… — голос деда превращается в едва различимый шепот, когда он повторяет за мной как эхо, мои же слова: — Ты общался на этом приёме с Лордом Волдемортом?       — Я общаюсь с ним уже больше года, — безаппеляционно заявляю я, и дед бледнеет прямо на глазах. — Ты просто не знал о том, что мой непосредственный начальник — Том Риддл и этот газетный Волдеморт — одно и то же лицо. Я и сам, честно говоря, узнал об этом после разговора с Дамблдором. Если ты не заметил, в газетах не указывается его настоящее имя. Только эта нелепая кличка. А в доказательство того, что все эти слова о нем — ложь… дед, он прекрасно общается с Петуньей, несмотря на всю ту чушь, которую пишут о нем в газетах. Я тебя уверяю — никакой ненависти к магглам у него нет. И ещё… — я делаю небольшую паузу, задумавшись о насущном: добивать деда новостями или оставить что-то на потом? — Я шёл к тебе, чтобы рассказать о том, что узнал сегодня, — наткнувшись на скептический взгляд чёрных глаз, торопливо исправляюсь: — Ладно — бежал. Дело не в этом. Дед, Том — тот человек, из-за которого моя мама сбежала из дома. Он — мой отец…       Наверное, в этот момент на мои губы наползает глупейшая улыбка, но, вспомнив лицо своего деда, я не могу удержаться от неё. Все его хваленое самообладание в тот миг, когда он услышал моё признание, даёт трещину размером с Марианскую впадину. Возможно, сейчас я поступаю совсем не как маг, используя чисто маггловское сравнение, но меня, надо признаться, это абсолютно не волнует.       А в следующую секунду я вздрагиваю всем телом, услышав уже успешно позабытый за год, прошедший с момента нашей последней встречи, голос:       — О, Нюнчик! Какого Мордреда ты здесь забыл?       — Поттер… — шипение срывается с моих губ непроизвольно, стоит мне узреть прямо перед собой знакомую физиономию, увенчанную очками в стиле Джона Леннона и совершенно незнакомой с расческой шевелюрой. — Могу задать тебе тот же вопрос: что такой известный чистокровный сноб забыл в этом месте? — я улыбаюсь одними лишь уголками губ, заметив его возмущёно покрасневшие щеки и спокойно добавляю: — Эванс?.. Вот уж кого не ожидал…       — Для тебя, Снейп, — миссис Поттер, — количеством льда в голосе Лили можно заморозить Темзу в самый разгар лета. К тому же, она демонстративно подхватывает Поттера под руку, сверкнув на долю секунды обручальным кольцом с довольно крупным рубином. — Ясно тебе?       — Конечно, — я расплываюсь в улыбке, ехидно подмигнув её супругу: — А что так мелко, Поттер? На бриллианты денег не хватило, или магглорожденная девица большего, по твоему разумению, не достойна?       — Ах ты, мразь! — он мгновенно стряхивает со своей руки её руку и, выхватив палочку, принимает боевую стойку.       Вот только и я, проведя целый год на домашнем обучении, не только у котла стоял, а потому спустя долю секунды Лили остаётся лишь испугано хлопать глазами, глядя на двух магов, замерших друг напротив друга в боевых стойках.       — Джеймс, немедленно прекрати! — шипит она не хуже змеи, снова вцепляясь в руку супруга. — Нашёл с кем связываться! А ты!.. — палец утыкается в моё лицо с такой экспрессивностью, что я невольно сдвигаюсь на пару дюймов назад, опасаясь остаться без глаза. — Ты, Северус, как ты мог?! Забыть обо всем, чему нас учили в школе! Перейти на Темную сторону…       — Да он потому и не вернулся, — фыркает Поттер, по-прежнему не опуская своей палочки, нацеленной в моё лицо, несмотря на то, что на его руке практически висит всем своим весом новоиспеченная супруга. — Кто бы ему позволил практиковать в школе Темные Искусства?! Дамблдор был прав, когда говорил, что…       — О да, безусловно, старый маразматик — истина в последней инстанции… — не могу удержаться я от сарказма. — А своих мозгов у тебя не имеется?       Его вопль сливается с визгом Лили:       — Да как ты смеешь, Нюнчик?!       — Джеймс, немедленно прекрати провоцировать его! Он Пожиратель Смерти! Нам не о чем с ним разговаривать!       Я застываю на несколько секунд в виде статуи, пытаясь уложить в своей голове тот бред, который только что вывалила на меня моя бывшая подруга. И вот в ЭТО Северус был влюблен? Какое счастье, что эти отношения изжили себя ещё до момента переселения моей души в тело парня. Никогда не выносил истеричных девиц, любящих поучать всех вокруг.       — Что здесь происходит? — я с облегчением выдыхаю, услышав голос мистера Эванса, явно по наводке Петуньи спешащего нам на помощь. — Лили, детка, рад тебя видеть! Джеймс, Северус, — её он приветствует с радостью, с нами же здоровается более спокойно, но бывшую мисс Эванс уже не остановить:       — Папа, как ты можешь здороваться с ЭТИМ?! Он же…       — Ты так и не переросла вашу детскую ссору? — мистер Эванс укоризненно качает головой. — Как тебе не стыдно? Северус — прекрасный молодой…       — Ах он прекрасный?! — Лили с силой дергает Поттера за рукав, все-таки вынудив его опустить палочку. — Ну и общайся тогда с ним, если он тебе важнее дочери!       Я едва успеваю озадачено моргнуть, когда она аппарирует прочь.       — Магглы… — презрительно бросает Поттер в сторону тестя, и в следующую минуту мы с мистером Эвансом остаёмся в одиночестве.       — Какая муха её укусила? — нарочито спокойно интересуется он у меня, и я с тяжелым вздохом кладу руку ему на плечо, незаметно подталкивая в сторону дома:       — Эту муху зовут Дамблдор. И ещё, сэр, не рассказывайте о произошедшем Маргарет…       Я не сомневаюсь в том, что мать Лили и Петуньи совершенно правильно расценит подобный поступок одной из своих дочерей. А потому — не стоит её волновать. Пусть лучше думает, что Лили просто забыла о родителях в свете своего замужества, чем точно знает, что дочь променяла их на богатство и положение в обществе.       Он понимающе кивает:       — Не скажу. Идём, Маргарет приготовила вам великолепный пирог в дорогу. И, Северус, ты уж там присмотри за Петти. Она твоя невеста, но все же, сам понимаешь…       Я соглашаюсь с его словами, медленно поднимаясь по ступенькам. Заходить к ним в дом я не планировал, по какой-то причине пребывая в уверенности, что родители Петуньи не одобрят нашу поездку, малодушно надумав избежать нравоучений. Но, кажется, здесь все решили за меня.       Мы возвращаемся домой вечером, пережив долгие сборы Петуньи и не менее долгий разговор с обязательным чаепитием с ее родителями.       По окончании ужина, больше напомнившего мне средних размеров банкет, посвящённого нашему завтрашнему отъезду в Италию, я, пожелав доброй ночи Тому и Аурелиусу, провожаю Петти до дверей её комнаты. А затем, добравшись до своих покоев, смиренно усаживаюсь на край своей кровати, наблюдая за домовиком, неторопливо отбирающим мои вещи для грядущей поездки.       И вспоминаю тот знаменательный день, когда дед согласился встретиться с моим отцом…       Три дня. Целых три дня этот искусный манипулятор не разговаривает со мной, начиная с того самого момента, как я рассказываю ему о том, что удалось узнать нам с Петти. Точнее, он не просто не разговаривает — он вообще не замечает меня, словно я — пустое место.       Это его поведение в самый первый день не привлекает моего внимания, поскольку я все еще нахожусь под впечатлением встречи с отцом, и не реагирую на окружающую меня действительность. Благо, Петунья решает оставить меня одного. Она отказывается покидать родителей, здраво рассудив, что мне следует обдумать свою дальнейшую жизнь в полном одиночестве. И уже потом поделиться с ней своими мыслями.       Действительно, разумный поступок моей невесты добавляет в ее копилку весомое количество баллов. Я всегда любил принимать жизненно важные, основополагающие решения самостоятельно. И рад, что моя невеста это понимает. Или же просто чувствует на интуитивном уровне.       На второй же день, когда эйфория постепенно спадает — меня начинает раздражать непонятное поведение деда. Множество моих обращений к нему с какими-либо вопросами канут в Лету*, а потому, ближе к вечеру, я оставляю бесплодные попытки достучаться до явно оскорбленного моими действиями родственника и удаляюсь в свои покои — обдумывать все, что происходит вокруг меня, в гордом одиночестве.       А вот к обеду третьего дня, продумав все, как следует, и признав совершенные вольно или невольно ошибки, я каюсь перед молчаливым дедом во время трапезы, и наконец удостаиваюсь краткого монолога:       — Осознал? Я рад, что твой мозг способен работать в заданном направлении. Что ж, поскольку ты понял все свои ошибки и принес мне соответствующие извинения, полагаю… — дед делает небольшую паузу, во время которой внимательно смотрит на меня. — Свяжись с этим своим… Риддлом. Пригласи его на приватную беседу со мной. Посмотрим, что он за птица… и насколько правдивы все эти слухи о нем.       А спустя несколько часов беспрерывной нервотрепки, полетов усталой и взъерошенной Джеки, которую мы с Томом гоняем из Лондона в Суррей (графство, на территории которого расположен Принц-мэнор) и обратно, я встречаю прибывшего гостя в холле нашего с дедом дома.       — Мистер Риддл, — склоняю голову, приветствуя того, кто фактически приходится мне отцом, но, пока все формальности не улажены — это не дает мне права обращаться к нему именно так. — Добро пожаловать в Принц-мэнор.       — Северус, — на лице мужчины — маска, призванная скрыть захлестывающие его эмоции. Он боится реакции деда на свое появление, боится потерять меня в случае, если что-то пойдет не так. Полагаю, у него, как, впрочем, и у любого другого человека — хватает собственных демонов, изрядно портящих жизнь. — Добрый день.       — Прошу, — я провожаю Тома до кабинета и вхожу вслед за ним.       Дед сидит за своим столом и буквально прожигает вошедшего в комнату гостя своим фирменным взглядом. Если мне он постоянно говорит о том, что у меня чересчур ядовитый язык, который было бы неплохо укоротить, то его взгляд, несомненно, составляет своеобразный аналог моему умению.       — Лорд Принц, разрешите представить вам — мистер Томас Марволо Риддл.       — Присаживайтесь, молодой человек, — в голосе деда отчетливо слышен металл, и Том, поперхнувшись заготовленными, но так и не произнесенными словами, медленно опускается на стул. — Наследник Принц, закройте дверь, — следующие слова деда обращены ко мне, и я успеваю лишь повернуться к двери, направив на нее свою палочку, когда меня настигает продолжение фразы, не предусматривающее компромисса: — С обратной стороны.       Выйдя в коридор и буквально кожей чувствуя количество разнообразных чар, которыми мой дед опутывает свой кабинет после моего ухода, я отчетливо понимаю, что ждать под дверью совершенно бесполезно. Я все равно не смогу подслушать, учитывая активированный дедом защитный комплекс чар. Но и без дела сидеть — тоже не смогу. А потому, немного подумав, я вызываю Петунью по Двустороннему зеркалу**, и, спустя четверть часа, она перемещается в мэнор при помощи своего порт-ключа.       — Как ты? — интересуется она у меня, внимательно вглядываясь в мое лицо, и я пожимаю плечами:       — Жду… они уже почти час сидят в кабинете.       — А ты?.. — ее голос становится испуганным. — Почему ты здесь, а не там?       — Меня выставили прочь, — я еще раз пожимаю плечами и фыркаю от смеха: — Представляешь: дед велел мне закрыть дверь с «той стороны».       — Чистокровный маг, — улыбается она, и меня внезапно отпускает накопившееся внутри напряжение, — использующий маггловские выражения. Это действительно смешно.       — И не говори. Пойдем, подумаем насчет ужина? Не будут же они сидеть там вечно?       — Надеюсь только, что они не поубивают друг друга, — произносит Петти с серьезным видом, и мой страх возвращается.       В самом деле, откуда мне знать, как проходит их разговор? Надеюсь, они не натворят чего-нибудь такого, что нельзя будет исправить впоследствии…       Аурелиос приходит в столовую спустя приблизительно полчаса с того момента, как мы с Петти устраиваемся за обеденным столом. Чай довольно хорошо успокаивает нервы, а потому к моменту появления в нашей компании деда мы допиваем уже по второй чашке ароматного напитка, беседуя о всякой ерунде.       — Петунья, дорогая, — его взгляд лучится добродушием, вот только нас не обманывает его улыбка. Потому что мы видим кое-что еще, чего совершенно точно не должно было быть. Но оно есть…       — Бог мой, сэр, — Петти подскакивает со своего стула, и, стремительно подойдя к Аурелиосу, испуганно смотрит на фиолетовый синяк, украшающий его заплывший глаз. — Кто это вас так?       Дед неожиданно хмыкает, и, повернувшись к двери, спокойно произносит:       — Войди, покажись своему сыну.       При виде Тома, вошедшего в комнату вслед за дедом, со своего места подскакиваю и я. Потому что он выглядит не менее впечатляюще.       — Кажется, господа забыли о том, что они маги и решили вопрос более радикально — при помощи обычной драки, — поджимает губы Петти, переглядываясь со мной. — Донни, немедленно принеси фиал с заживляющей мазью!       Домовик, мазнув ушами по полу, испаряется с тем, чтобы спустя мгновение появиться перед Петуньей с баночкой мази, сваренной мной несколько дней назад. Как чувствовал, что пригодится…       Некоторое время мы тратим на то, чтобы привести обоих моих родственников в относительное подобие порядка, после чего дед, с усталым видом откинувшийся на спинку своего стула, негромко смеется:       — Ты права, дорогая. Хотя о том, что мы маги — мы, несомненно, помнили.       — Кабинет-то хоть устоял? — осторожно интересуюсь я, и теперь наступает очередь Тома хмыкать, хитро поглядывая в сторону моего деда:       — Местами, сын. Хотя нет ничего, что нельзя было бы исправить.       — Как дети, честное слово, — вздыхает Петунья, усаживаясь рядом со мной. — Не ожидала от вас, Аурелиос. А вы, Том… будущий Министр Магии, а ведете себя — как мальчишка.       И эти ее слова, подводя итог этого сумасшедшего дня, становятся достойным его окончанием.       Только теперь, глядя на веселящихся родственников, я окончательно начинаю верить в то, что у нас все будет хорошо.       Утром, после плотного завтрака, Том вручает нам сувенирную статуэтку, зачарованную в международный порт-ключ со словами:       — Развлекитесь там, как следует. Но не вздумайте забыть о приличиях!       Я устремляю свой взгляд в потолок, стараясь сдержать укоризненный вдох. Вот мог бы и не говорить! Возможно, останься Северус тем вздорным мальчишкой, которым он был до того момента, как в его теле обосновалась моя душа — еще не знаю, как бы прошла эта поездка. Да и состоялась бы она вообще? А я — обладая сознанием взрослого мужчины… неужели же смогу позволить себе скомпрометировать любимую женщину? Но ему, разумеется, этого не объяснишь, а потому:       — Отец, я же не идиот. Все будет отлично! Дед…       Нас обнимают поочередно сначала Аурелиос, а затем и Том, который сегодня ночевал в мэноре, желая проводить нас в Италию, и мы, взявшись за края порт-ключа, активируем его, перемещаясь в Рим.       Наше путешествие начинается…