Работа над ошибками. Часть первая.

Бечено — olegowna.       Что ж, холодное выражение, появившееся на породистом лице Алонзо Медичи при виде меня, говорит только об одном: следующие два года я проведу в аду.       — Вы, молодой человек, — произнося эти слова, будущий Учитель бросает на меня полный презрения взгляд, явно сомневаясь в моем праве находиться здесь, — замахнулись на недостижимое. Впрочем, меня это, как вы, надеюсь, понимаете — волнует мало, — он задумчиво вертит в руках перо, обращая на меня внимания меньше, чем на насекомое, досаждающее ему одним своим видом. — Существуют определенные правила, беспрекословного исполнения которых жду от вас. Я озвучу их один-единственный раз. Согласитесь с ними — станете учеником. Нет — немедленно уберетесь вон. Я не собираюсь тратить свое драгоценное время на тупое животное, не способное уразуметь элементарных требований. Это понятно?       — Да, сэр, — отвечаю тихо, но четко, и Магистр зельеварения, а Алонзо Медичи является именно им, ни больше, ни меньше, недовольно морщится, словно я произнес нечто отвратительное.       — Да, мессир*, — произносит он с презрительной гримасой. — Вы обращаетесь ко мне только так, а не иначе. Это — первое правило.       Он умолкает, и я послушно повторяю:       — Да, мессир.       — Следующее, — он продолжает говорить так, словно не слышит моего ответа, — и самое важное: полный отказ от взаимодействия с внешним миром. Соглашаясь стать моим учеником — вы, по сути, становитесь моим рабом. Готовы ли вы к этому?       Его глаза смотрят на меня, явно пытаясь прожечь дыру. Я теряюсь, не сразу найдясь с ответом, и пока молчу, обдумывая услышанное, он добавляет презрительно:       — Вам требуется дополнительное время на размышления?       — Нет, мессир, — уловив в его словах невысказанную угрозу, я отвечаю мгновенно. — Я согласен.       Выражение нестерпимой жажды моей немедленной и, желательно, мучительной смерти, сменяется в его глазах на полное равнодушие.       — Вы сделали свой выбор, — безразлично произносит он. — Сегодня вы подпишете стандартный ученический контракт и заверите его своей Магией. Советую внимательно прочесть документ, ибо его нарушение доставит вам достаточное количество неприятных минут. Можете идти. На сегодня вы свободны, — он поднимается из-за своего рабочего стола в полный рост, и я невольно вздрагиваю, ощутив его магическую силу, которая давит на меня, стараясь сломать.       Пожалуй, сопротивляться ей не стоит, а потому я принимаю единственно верное, как мне кажется, в этой ситуации решение и склоняюсь перед своим — теперь уже Учителем — в низком поклоне.       — Благодарю, мессир.       — Я поставлю Аурелиоса в известность о вашем решении, — его слова задерживают меня на пороге кабинета. — И еще: через год вам будет положено несколько дней отдыха, которые вы сможете провести со своей семьей. Если, конечно, вы продержитесь этот год… — в его голос возвращается исчезнувший ранее яд, и я еще раз, не дожидаясь усиления давления его Магии, отвешиваю низкий поклон:       — Благодарю, мессир.       — Идите, мистер Снейп. Увидимся за ужином. Домовик покажет вашу комнату, которая станет для вас домом на следующие два года.       Не знаю, чего я ожидаю, услышав слова о «своей комнате», но то помещение, в которое приводит меня домовой эльф, на жилье явно не тянет.       Крошечная комната, в которой с трудом помещается узкая кровать, небольшой сундук, стоящий в её ногах, предназначенный для хранения личных вещей, такой же крошечный стол со стулом и душевая, больше похожая на чулан, чем на полноценную ванную комнату.       Честно говоря, даже в доме родителей я чувствовал себя много уютнее, нежели здесь. Но сожаление от поспешности принятого решения после долгих раздумий сменяется на прямо противоположное чувство. Предвкушение…       Кто знает, как будет проходить мое обучение? Быть может, подобное запугивание служит как раз для отсеивания неуверенных в себе претендентов? А теперь, когда я дал Учителю понять, что меня не пугают гипотетические трудности, то и его отношение ко мне изменится?       К тому же, я уже не тот наивный ребенок, который весь извелся бы от страха перед неизвестностью, а вполне самодостаточный молодой человек, добившийся определенного уважения к себе.       Да и не стоит забывать о маггловской науке под названием «Генетика». Мой настоящий отец — трижды Мастер, так неужели же я не смогу вытерпеть эти несчастные два года?       И, потом, не думаю, что все будет так плохо, как сказал Учитель.       Разумеется, моя интуиция оказывается права. А я — нет.       Все оказывается совсем не плохо. А гораздо, гораздо хуже…       Уже в течение следующих суток я отчетливо понимаю, что означает его странная фраза: «…вы, по сути, становитесь моим рабом».       Именно это со мной и происходит.       Если раньше, внимательно прочитав, и, затем, несколько раз перечитав текст ученического договора, я осознал, что не все будет безоблачно, то теперь, испытав на собственной шкуре то, что заключается в сухих строчках документа…       Но дело уже сделано. Контракт подписан, а потому мне приходится стиснуть зубы и терпеть, поскольку я не могу показать свою слабость перед Учителем. Да и мои родные не будут рады тому, что я сдамся, словно испугавшись трудностей.       И дело здесь совсем не в том, что все мои зелья, которые я буду варить во время своего обучения, согласно подписанному договору будут принадлежать моему Учителю. Даже те, которые будут изобретены лично мной, без помощи кого бы то ни было. И не в том, что сплю я не более двух-трех часов в сутки, все остальное время выстаивая над котлами.       На то, что в качестве наказания ученика за проступки либо ослушание включены удары кнутом, я, по какой-то причине, при прочтении договора не обращаю особого внимания, просто отметив этот пункт в сознании, а потому оказываюсь неприятно удивлен этим обстоятельством, получив после первого взорванного на моей памяти котла полноценные пять ударов.       Жестко — да. Даже, я бы сказал — жестоко. Но — крайне действенно.       Позднее, лежа в постели на животе и с облегчением ощущая, как уходит боль из смазанной обезболивающей и регенерирующей мазями спины, я вспоминаю слова мессира и горько усмехаюсь. «Советую внимательно прочесть, ибо его нарушение доставит вам достаточное количество неприятных минут». Вот уж воистину… но, вместе с тем, я отмечаю, что наказывая меня подобным образом, Учитель не ставит своей целью добиться моего физического уродства. Поскольку сразу после экзекуции, меня переносят в комнату домовики и приступают к лечению.       Лежа в постели и вспоминая сожаления завхоза Хогвартса Аргуса Филча об отмене наказаний для нерадивых студентов, только теперь, на своей шкуре прочувствовав нечто подобное, я проникаюсь осознанием мудрости предыдущего руководства школы. Стимулирует и заставляет концентрироваться подобная угроза, надо сказать, — не слабо.       Первый месяц моего пребывания на вилле, принадлежащей моему Учителю, по-настоящему превращается для меня в филиал ада. А вот дальше, почему-то, становится легче. И для объяснения этого непонятного мне обстоятельства, у меня есть только два возможных варианта. Или за месяц я умудряюсь каким-то чудом, не иначе, показать себя перед Учителем достойным носить звание ученика Великого Магистра, либо же я настолько привыкаю к тому, что меня окружает и тому, что со мной происходит, что попросту перестаю обращать на это внимание, как на крайне несущественные детали.       И почему-то мне кажется, что верен именно второй вариант.       Итак, на протяжении первого месяца я занимаюсь исключительно варкой различного рода зелий. И не только простейших — наподобие Костероста, но и сложносоставных, требующих неусыпного внимания и огромной концентрации. И я не говорю о том, что иные готовятся не пару часов, а порой — целыми неделями и даже месяцами.       Правда, к последним меня пока не подпускают. Учитель все это время находится в лаборатории вместе со мной и, внимательно следя за моей работой, довольно едко оценивает каждое мое действие, совершенно не стесняясь в выражениях. Отчего я вспыхиваю от смущения, либо же ярости, и стискиваю зубы, изо всех сил сдерживая порывы ответить ему что-нибудь в ответ. Но, вместе с тем, прекрасно осознаю, что первое же мое недовольство и я вылечу отсюда как… наверное, как пробка из бутылки с шампанским. Это самое адекватное сравнение, которое приходит в мою голову. Остальные — и того хуже.       По прошествии месяца я внезапно осознаю, в очередной раз принимая душ после выматывающего душу зельеварческого марафона, что за это время потерял не менее стоуна** веса.       В последний день месяца меня вновь приглашают в рабочий кабинет Учителя, в котором я не был с того самого, памятного мне дня, когда по собственной воле согласился на весь этот ад. Сидя в кресле и оценивающе разглядывая мое лицо, на котором сейчас отчетливо выделяется лишь фамильная черта Принцев — знаменитый «римский» нос и пронзительные черные глаза, он говорит и, пожалуй, впервые за прошедшие дни с момента нашей первой встречи я не слышу в его словах того презрения, которое буквально пропитывало их ранее:       — Что ж, мистер Принц, пришла пора поговорить и обсудить итоги проверки, проведенной мной и призванной оценить ваши способности и умения. Одно несомненно — вы с честью выдержали ее, что, безусловно, говорит о твердости вашего характера и настойчивости в достижении желаемой цели, — недоверчиво вскинув голову, я на мгновение встречаюсь глазами с его взглядом и моментально опускаю их вниз, ожидая наказания за свою дерзость. Но, как очевидно, здесь, в стенах этого кабинета, подобное позволяется. — Не ожидали? — теперь в его голосе звучит легкая насмешка. — Признаться честно, я сам не ожидал от вас подобной стойкости. Но тем приятнее осознание факта, что я не ошибся, решив взяться за вас. Ваш уровень в зельеварении… приемлем. На уровне дилетанта, разумеется, — я стискиваю зубы, прекрасно помня слова отца о том, что многие из моих зелий тянут на уровень подмастерья, но… Учителю, очевидно, видней. — Что подводит нас к логичному заключению — его необходимо поднимать. Вы со мной согласны?       — Да, мессир, — отвечаю я тихо, и он остается доволен моими словами.       — В таком случае, ставлю вас в известность о том, что в течение последующих двух месяцев, помимо варки зелий более высокого уровня, и, соответственно, более сложных в изготовлении, вы станете изучать таблицы совместимости ингредиентов. Причем, как растительного, так и животного происхождения. Простые и сложносоставные. По истечении двух месяцев я приму у вас своеобразный экзамен. Не сможете ответить хотя бы на один вопрос — путь все тот же. Возвращение в Англию. Надеюсь, вам понятно, мистер Принц?       — Да мессир, — не дожидаясь давления его магии, я склоняюсь в низком поклоне, что, кажется, уже входит у меня в привычку, и едва заметно вздрагиваю от его слов, произнесенных спокойным тоном.       — Сегодня можете отдыхать и готовиться к завтрашнему дню. Аурелиоса я извещу.       Кое-как добравшись до своей комнаты, игнорируя подгибающиеся от усталости ноги, я в ужасе падаю лицом в подушку в своей комнате. Кажется, я говорил о том, что жил в аду весь этот месяц?       Каким же наивным глупцом я был… настоящий ад ждет меня, начиная с завтрашнего дня…       Ингредиенты… пусть их не так и много, всего лишь около двадцати пяти — тридцати основных видов растительного происхождения, и около сорока животного. Но то, о чем шла речь…       Таблицы совместимости — шедевры совместной работы множества ученых включают в себя более десяти тысяч различных комбинаций и возможных сочетаний. Мне всегда казалось, что запомнить хотя бы часть их — невозможно, а потому я, как и любой практикующий зельевар, всегда пользовался справочниками. Но учить…       Можно ли выучить то, что не поддается никакой логике?       Очевидно — да. И также очевидно, что я это сделаю…       Вот только ответьте: как совмещать варку зелий и зубрежку этой несчастной таблицы? Учитывая, что практически весь день я стою над котлами? Получается, я должен совсем перестать спать для того, чтобы успеть?       Разумеется, я понимаю всю мудрость и простоту задания Учителя не сразу.       Первую неделю второго месяца я работаю на износ, отбросив сон, как нечто несущественное, в результате чего закономерно получаю в полной мере, как неприятности, так и расплату за них…       К исходу первой недели, умудряясь спать не более одного часа в сутки, я просто-напросто в какую-то минуту засыпаю прямо стоя над котлом, что, очевидно и служит причиной второго за мою зельеварческую карьеру взрыва.       Очнувшись спустя какое-то время, я понимаю с абсолютной четкостью, что со мной произошли сразу две вещи. Во-первых, меня спасли. Во-вторых, я все-таки выспался. Судя по всему, с момента взрыва прошел не один день, иначе усталость, успевшая перерасти в хроническую форму, так быстро не оставила бы меня. С одной стороны — все, что ни делается — к лучшему.       Этой мыслью я успокаиваю себя ровно до тех пор, пока на пороге моей комнаты не возникает мрачный, как сама Смерть, Алонзо Медичи.       Из его экспрессивной речи, вдоволь приправленной ругательствами, я понимаю только то, что это был последний раз, когда он тратит свое время на подобную бездарность (и это еще самый ласковый эпитет, которым награждает меня мой Учитель). Заодно я узнаю, что целых три дня провалялся без сознания, пока Магистр пытался восстановить то, что осталось от моей внешности в результате ее тесного знакомства с содержимым котла.       Не знаю, возможно, говоря мне все это, он ожидает от меня какой-то иной реакции, да и, признаться честно, в любое другое время я пришел бы в ужас от мысли, что теперь моя внешность станет еще уродливей, если только такое возможно. Но в настоящий момент меня это не трогает. У меня вообще, если честно, в голове лишь одно желание: умереть и избавить этот мир от лицезрения моей несчастной физиономии.       Очевидно поняв, что моя реакция на его сообщение так и остается совершенно безразличной, Учитель умолкает, нахмурившись, и несколько минут прожигает меня, лежащего на постели в своей комнате, внимательным взглядом.       — Я даю вам ровно сутки, мистер Принц, на то, чтобы вы пришли в себя, вспомнили о том, что у вас имеется мозг и заставили его заработать. В противном случае я буду только рад скорому расставанию с вами. Завтра в семь утра жду вас в лаборатории. И — да… в этом доме вы более не найдете ни одного зеркала. Наколдовывать их, как вы понимаете, тоже запрещено.       И лишь когда я произношу свое вечное: «Да, мессир», до меня доходит, что я, кажется, пострадал гораздо сильнее, чем он хотел мне это показать. Значит, я… а что я, собственно, теперь уже могу?       Осторожно ощупав свое лицо и голову, не нахожу ни единого шрама, ни единого свидетельства того, что произошло со мной три дня назад. Но это совершенно не означает, что их там нет. В противном случае — зачем бы ему прятать от меня все зеркала?       Зарывшись лицом в подушку, я плачу впервые с того момента, как узнал о смерти Эйлин Принц — своей матери. Скупо, по-мужски, но, тем не менее…       И мне, почему-то, становится легче.       А затем, расслабившись и отпустив свое сознание, я внезапно для себя осознаю — каким идиотом я был все это время…       Характер зелий, которые я готовлю с первого дня второго месяца, меняется. И именно их компоненты должны были натолкнуть меня на нужную мысль, но, почему-то, не натолкнули. Вероятно, виной тому моя неимоверная усталость. Ведь сейчас, отдохнув, я отчетливо вижу то, что ускользало от меня ранее.       Совместимость ингредиентов… именно при варке этих зелий Учитель заставляет меня увидеть, как именно сочетаются… и вовсе не надо заучивать наизусть все эти десять тысяч сочетаний. Разве что только некоторые из них.       Ну и болван же ты, Северус Снейп, наследник Принц…