Путь к надежде

Осмотрев моих спутников, оказавшихся вместе со мной на палубе, я заметил, что на запястьях некоторых из них были надеты тяжелые железные кандалы. Один из таких эльдар, сидевший ближе других ко мне, был одет в поношенные, рваные одежды и не имел при себе никаких вещей, ни провизии, кроме небольшого мешка с сухарями. — Возьми мой плащ, — сказал я ему, садясь рядом. — Ты продрогнешь ночью в этой одежде. Сам надев новый плащ-подарок Корабела, я преподнес ему тот, что был у меня прежде. — Мне не полагается иных одежд, — склонив голову, ответил неизвестный эльда. Он скорбно прикрыл глаза. Я успел рассмотреть, что они были сине-серого цвета. Волосы незнакомца казались темно-русыми. Сложение худой фигуры и черты лица выдавали в нем эльда из нолдор. — В чем и перед кем ты провинился, что носишь на руках эти оковы? — спросил я, накинув мой плащ на плечи незнакомца. — Я и остальные, кто пожелал быть доставлен в кандалах к берегам Амана, повинны в братоубийственной резне. Мы пролили невинную кровь в воды бухты Альквалонде. Теперь мы возвращаемся туда, где совершили наше преступление и наш грех, дабы народы тэлери и нолдор, что живут в Благословенных Землях, могли судить нас и вынести свой приговор. — Но разве не искупили вы своей вины, страдая и томясь тоской по родине? Вы сражались с Тьмой в течение столетий, сознавая вину, что лежит на вас, и сокрушили Тень ценой собственной крови. Разве не знаете, что Стихии даровали прощение всем нолдор, ушедшим в Исход, и их потомкам? — удивился я. — Стихии милостивы, — молвил в ответ неизвестный нолдо. — Грех, что мы совершили, ослушавшись их и уйдя в Исход, искуплен нами. Но вина за кровь в Альквалонде до сих пор жжет наши сердца и души, словно пламя подземелий Ангбанда. И за эту вину судить нас должны не Валар, но народы тэлери и нолдор. На их милость мы уповаем, отправляясь обратно в кандалах. Сказав это, он гордо вскинул голову, глядя вперед, на запад. — Как твое имя и откуда ты, господин? — спросил его я. — Мое имя — Майлетаро, но в Белерианде я звался Маладор. Я из нолдор Дома Финголфина. Я долго жил у берегов Митрима, близ стен Барад-Эйтель. Но после Нирнаэт не захотел туда вернуться, а направился, вместе с немногими оставшимися от моего полка, к границам Дориата в поисках безопасного места. Синдар поначалу не хотели принимать нас у себя, давая прибежище лишь женщинам и детям, но потом разрешили нам охранять свои границы. А когда в королевство вторглись сначала проклятые Клятвой, а потом и гномы Ногрода, я вместе с несколькими товарищами бежал в устье Сириона, а затем на остров Балар. Оттуда мы и отправились на Великую Войну, когда государь Гил-Галад собирал всех эльдар под свои знамена. — И теперь вы возвращаетесь домой? — Да, — со вздохом отвечал Маладор. — Как бы ни был тяжел наш грех, а вечно бежать от него, не смея посмотреть в глаза потомкам тех, кто пал от наших рук в проклятой резне, мы не можем. Пусть судят нас своим судом. Хрипловатый голос Маладора зазвучал громче, словно он обращался не ко мне, а к тем, кого страшился увидеть на берегах Амана. — Даже позорная казнь или вечная неволя покажутся сладчайшей участью, если перед тем, как подвергнуться ей, я увижу родной край и смогу вдохнуть воздух его полей и лугов! — Я понимаю твою тоску по родным местам, — отвечал я ему. — Будь уверен, мы все скоро увидим Благословенную землю! А пока позволь поделиться с тобой моей провизией. Прими, не откажись, господин. Тебе понадобятся силы, чтобы встретить твой первый рассвет в землях Амана. Он благодарил меня и не отказался от предложенной мной пищи. Хоть кандалы и были тяжелы и создавали множество неудобств, натирая запястья, он не пожелал снять их, и оставался закован в эти цепи во время всего путешествия. Его примеру последовали и другие нолдор, добровольно пожелавшие отправиться домой в оковах. Мы часто беседовали с Маладором. Множество часов досуга в плавании способствовали нашим долгим разговорам. Я рассказывал ему о своих странствиях и том немногом, что знал о моем отце. Маладор, как выяснилось, слышал о нем и даже виделся с ним в Виньямаре в дни Бдительного Мира. Вскоре их пути разошлись. Мой отец со свитой Владыки Тургона отправился далеко на восток, а Маладор обосновался под защитой Эред-Ветрин, близ столицы Финголфина. На третий день нашего плавания, едва пробудившись, я почувствовал в прохладном утреннем воздухе первые предвестия надвигающейся бури. Облака были редкими, но обманчивый южный ветер вскоре должен был принести грозовые тучи. Уже к вечеру мог разразиться сильный шторм. Я отправился к Орайрону, что был нашим капитаном, и предупредил его. Он ответил мне, что сам обеспокоен грядущей бурей, но, как и все корабли фалатрим, «Силиврэн» надежен и не подведет в тяжелый час. — Тебе известно, что я сведущ в науке мореплавания. Если тебе и твоим морякам понадобится помощь — позови меня. Я готов помогать вам, когда на то будет твоя воля, — сказал я Орайрону. — Благодарю тебя! Собери внутри всех, кто не из команды, и будь готов к тому, что я призову тебя наверх, если ветер и дождь не утихнут, — ответил он. Сделав все, как просил капитан «Силиврэн», я оставался внутри вместе с остальными, перенося страшную качку и прислушиваясь к завыванию ветра, грозным громовым раскатам и шуму проливного дождя, что обрушился на нас сразу после заката. Вскоре Орайрон прислал за мной. Выйдя на палубу, я словно оказался на моем корабле, что столетие назад вышел в море и скитался от крайнего севера и до крайнего юга, движимый Проклятием Валар, обреченный никогда не достигнуть желанного берега. Вокруг вздымались высочайшие черные волны. Дождь стеной лил с небес, смешиваясь с морской водой под ногами и грозя затопить палубу. Молнии сверкали над мачтами, освещая своими яркими вспышками «Силиврэн» и героически боровшихся с ветром и волнами мореходов его команды. Очередной особенно высокий вал грозил в любой миг перевернуть наше судно. С трудом, цепляясь за мачты и тросы, я добрался до носовой части. Накрепко обхватив высокую, скользкую от воды лебединую шею, я закричал, что было сил, обратив мои мольбы к Вайлимо: — Услышь меня, милостивый Владыка Вод! Когда-то ты сжалился надо мной и избрал для служения тебе, вынеся из бушующего Моря у берегов Невраста! Я — твой должник и хочу возвратить долг! Дай мне знак, и я сейчас же брошусь в бездну! Но прошу, уйми гнев Оссэ! Не дай погибнуть в твоих владениях невинным квенди! Не губи прощенных Валар воинов и их семьи! Позволь им достичь Благословенных Земель Запада! Едва я прокричал эти слова, прямо над моей головой ослепительно сверкнула молния и раздался страшный гром. Я уже приготовился прыгнуть вниз, в беснующуюся прямо под ногами черноту волн, когда услышал низкий гул, смешивавшийся со свистом штормового ветра. То был не гул, но голос, доносившийся из морских глубин: — Я внемлю тебе, Воронвэ! Ты найдешь то, что ищешь, в землях Амана! Сначала я усомнился, не послышались ли мне среди завываний бури эти слова. Но вскоре понял, что действительно услышал глас самого Ульмо, потому что ветер начал стихать и волны не были уже такими опасными. Я направился к штурвалу, у которого находились Орайрон и его кормчий. Оба выбились из сил. Отстранив рулевого, я взялся за штурвал и вел судно, подчиняясь звучавшим в моей голове командам. Как если бы кто-то говорил мне, куда направить «Силиврэн», чтобы, взобравшись на гребень очередной высокой волны, не быть погребенными под тяжестью следующей. Мы боролись с бурей весь остаток ночи. С рассветом море успокоилось. Ветер стих. Дождь прекратился и небо прояснилось. Орайрон и остальные мореходы пришли ко мне, чтобы благодарить. Я отказался принять их восхваления, сказав, что «Силиврэн» находится под покровительством самого Вайлимо. Опасность миновала и больше не давала о себе знать на всем оставшемся пути. К утру четырнадцатого дня плавания мы достигли берегов острова Тол-Эрессеа и бросили якорь в гавани Аваллонэ, расположенной на его восточном побережье.