Путь к надежде

Поздним вечером того дня я, не найдя в чертогах Эстэ покоя и утешения, собрал свой скарб и переправился в небольшой прогулочной лодке на восточный берег озера Лорелин. На восточном берегу простирались сады Ирмо, представлявшие собой нетронутые леса, чьи платаны росли здесь, должно быть, еще в предначальные времена, предшествовавшие Исходу. Я пешим пробирался сквозь чащу. Вокруг сделалось совсем темно, но мои глаза хорошо различали очертания гладких стволов и торчавшие на моем пути древесные ветви. В дороге я надеялся успокоить разгоряченный услышанным от Глорфинделя разум, чтобы спокойно размышлять над очередной новостью, связанной с отцом. Однако сердце продолжало часто биться, тревожно трепыхаясь в груди, а разум мой словно заволокло туманом. На ослабевших ногах, заметно пошатываясь, я брел и брел, не разбирая дороги и надеясь, что мой полный препятствий путь выведет меня к тракту. Поначалу я, думая лишь о себе, хотел отправиться по старой дороге, ведущей в Альквалонде. Мне было известно, что город закрыт для пришельцев из Тириона, но я рассчитывал, что мне, родичу Кирдана Корабела, которого многие знали там, удастся пройти внутрь его стен. Было уже глубоко за полночь, когда мне удалось выйти на протоптанную кем-то узкую лесную тропу. Не без колебания я решился ступить на нее, подбадривая себя тем, что в Амане нет ни злобных орков, ни свирепых троллей и никакой другой нечисти, которой кишели леса в уничтоженном войной Белерианде. Тогда же я подумал о Леди Анвэн. Она прогнала меня от себя, но в душе я знал — ей хотелось, чтобы я оставался подле нее. В этом я был убежден также, как и в том, что должен пролить свет на судьбу отца, а затем вернуться к ней и просить Аинайроса благословить наш союз. Так, думая об отце, возлюбленной и грядущем, я шел в кромешной темноте по узкой тропинке, когда внезапно увидел слабо мерцавший вдалеке передо мной желтоватый огонек. Я остановился, прислушиваясь к звукам леса вокруг, и вгляделся вдаль, где поблескивал этот неяркий источник света. Какое-то неясное мне самому предчувствие подтолкнуло меня вперед, навстречу огоньку, словно бы его свет приглашал меня приблизиться. И уже в следующее мгновение я быстро шагал по тропе, ведущей прямиком к нему. Я шел совсем недолго, когда сумел отчетливо разглядеть, что привлекший меня свет лился из окошка небольшого аккуратного домика, стоявшего на поляне посреди лесной чащи. Некоторое время я осматривал поляну и само строение, не решаясь подойти к крыльцу у входа. За домиком я заметил крохотный то ли сарай, то ли загон для коз или другой мелкой скотины, к стене которого были прислонены рыхлители и пахотные инструменты. Их присутствие заставляло думать, что за домом разбит маленький огород. Не желая тревожить покой обитателей дома в лесу, я уже собирался покинуть поляну, вновь углубившись в чащу, когда услышал звук открывающейся двери: — Я не ждал гостей, но если судьба привела тебя сюда этой ночью, значит тебе суждено сделаться моим гостем! Назови себя! — голос стоявшего на пороге дома неизвестного прозвучал властно, но призывно. Взглянув на темный силуэт этого эльда, высившийся на пороге и загораживавший собой находившийся внутри дома источник света, я тут же понял, что передо мной один из нолдор. — Я — Воронвэ Аранвион, — назвался я, подойдя к крыльцу и стараясь разглядеть лицо хозяина жилища. — Благодарю вас, господин. Сам я не решился бы просить о ночлеге, но если вы верите в судьбу, то я с радостью воспользуюсь вашим гостеприимством. — Сын Аранвэ… — потрясенно молвил он в ответ, попятившись от двери и не сводя с меня странного взгляда темно-серых глаз. — Значит, он жив?.. — Назовите и вы себя, господин мой. Вы знали моего отца?  Произнеся это, я ступил на порог, вглядываясь в его высокую фигуру. Представший мне муж был одет очень просто, но природная стать и манера держаться выдавали в нем благородный дух и высокое происхождение. Я склонил голову, приложив руку к груди в знак приветствия и благодарности за приют. — Я — Арвилинвэ, сын Веарвэ, — представился хозяин дома. — Я давно потерял счет времени, прошедшего с тех пор, как я последний раз говорил с кем-то, Воронвэ. Сейчас я смотрю на тебя и передо мной воскресают картины далекого прошлого. Войди в мой дом и садись к столу, Аранвион. С этими словами он направился вглубь единственной комнаты, чтобы вскоре поставить на стол, рядом с ярко светившей лампой, поднос, на котором стояли блюда с яичницей, козьим сыром, нарезанными овощами и лесными ягодами. Поблагодарив Арвилинвэ, я уселся за широкий стол и принялся за еду, удивляясь собственному разыгравшемуся аппетиту. — Что ты искал, бродя среди вековых платанов в этой чаще? — спросил Арвилинвэ, поднося мне кружку, наполненную дымящимся квенилас. — Я ищу путь, что приведет меня к ответам на мои вопросы, — отвечал я. — Мне показалось, вы спросили, жив ли мой отец. Но я не знаю ответа. Вы были знакомы с Аранвэ Альвионом? — Когда-то, еще до рождения Солнца и Луны, я был его лучшим другом, — пронзая меня пристальным взглядом, молвил Арвилинвэ. — Аранвэ и я вместе росли и учились. Наши отцы были дружны и семьи наши жили по соседству. Мы были счастливы, проводя время за постижением накопленных нашим народом знаний, охотой, исследованием родных земель, созданием прекрасного и бесконечными веселыми празднествами… Но внезапно всему этому пришел конец. Черная тень Врага омрачила собою небо над Аманом, навсегда погасив свет Древ. Мы как один отправились добровольцами, чтобы примкнуть к рядам войска, собираемого принцем Нолофинвэ. Аранвэ оставил молодую жену, носившую его ребенка… — произнеся это, Арвилинвэ взглянул на меня. — Я умолял его остаться подле нее, говоря об опасностях предстоящего нам пути и о войне, которая не обещала оказаться молниеносной, но он пожелал быть рядом с нами — мной и другими нашими общими товарищами и побратимами, храня верность дружбе и нашему Владыке. Я не смел поверить ушам: заплутав в чаще садов Ирмо встретить лучшего друга отца! — что могло быть невероятнее?! Арвилинвэ же продолжал: — Так мы вышли из Тириона и ехали до Альквалонде, гордо держа наши знамена и головы. Когда стало ясно, что тэлери отказались дать нам корабли, необходимые, чтобы переплыть Великое Море в погоне за Врагом, нам было приказано выступать и захватить их силой. Под покровом окутавшей берега Амана тьмы мы переправились вплавь в пределы городских стен и, освещая себе путь ярко пылавшими факелами, направились к причалу. Там нас уже ждали. Тэлери были готовы сражаться, лишь бы не позволить нам завладеть их судами. Один из них первым бросился на нас, за что и получил от меня удар в лицо, лишивший его левого глаза. Аранвэ сражался отчаянно бок о бок со мной. Когда сражение было в самом разгаре и кровь нолдор и тэлери потоками стекала в море с причала, на меня бросился неизвестный воин в сияющем серебром доспехе. Этот воин сразил до того, как напасть на меня, нескольких наших товарищей, ловко и безжалостно орудуя острейшими сабельными мечами нолдор. Я дрогнул под ударами тех мечей и уже успел проститься с жизнью, когда подоспевший Аранвэ вонзил одно из своих лезвий в спину того воина, спасая мне жизнь. Тот пошатнулся и рухнул к нашим ногам, теряя шлем. Голова его обнажилась и нашим взорам открылось нечто ужасное — безжалостный воин оказался прекрасной тэлерийской девой. После окончания битвы за корабли я, как и Аранвэ, не находил себе места. А когда мы услышали Приговор Стихий, произнесенный Намо, я впал в глубокое отчаяние и стал умолять твоего отца повернуть назад, вернуться и повиниться перед Валар и Единым. «Нет, друг мой Арвилин, после того, что я сделал, для меня закрыт путь назад, — говорил он в ответ. — Иди, возвращайся обратно, преклони колени перед Стихиями, и они в своей милости сжалятся над тобой. Я же обречен следовать во тьму востока в надежде вскоре отдать мою жизнь в борьбе с Врагом.» Мы долго говорили с ним и сошлись на том, что он обещал мне не искать смерти за морем, но попытаться построить новый мир и новую жизнь, отбросив воспоминания о том, что оставил в Валимаре. После того разговора я собрал свои вещи, сел на коня и покинул наш лагерь, повернув на северо-запад. Я скитался во тьме, в плену боли и отчаяния, проклиная выпавшую нолдор горькую долю и оплакивая ушедших в Исход, покинувших Аман, пока не добрался до этого леса — вотчины Ирмо. Здесь я нашел пристанище и страдания мои милостью Валар были облегчены. Здесь я и остаюсь до сих пор, живя вдали от поселений, в одиночестве, храня воспоминания о тех страшных днях… Он замолк, низко склонив темноволосую голову. Только тогда я заметил, что среди темно-каштановых прядей, словно тонкая паучья сеть, вьются, покрывая всю голову, белые волоски. Мой квенилас давно остыл, оставшись нетронутым, настолько меня захватил рассказ Арвилинвэ. Я вздохнул и сказал ему: — Знайте — мой отец сдержал данное обещание. Он не искал смерти, но строил новую жизнь в Виньямаре и Гондолине, живя с моей матерью. Я, родившийся в Эндорэ, — есть подтверждение тому. Знайте еще, что народ нолдор покрыл свершенный когда-то грех славой победителя в недавно окончившейся Великой Войне с Врагом и за это Стихии сняли с оставшихся в живых изгнанников свое Проклятье, позволив вернуться в эти земли. Я и сам не так давно приплыл сюда на тэлерийском корабле. Не казните себя за прошлое, благородный Арвилинвэ. Лучше отправляйтесь вместе со мной в Тирион, расскажите вашу историю другим и живите среди нашего народа. В ответ он резко поднял голову и вперил в меня пронзительный взгляд. — Скажи мне, Воронвэ, где сейчас твой отец и мой дорогой друг? Что стало с Аранвэ?