***
«Всякий грех, который погашает ревность, отнимает силу и расслабляет, отдаляет от Бога и лишает Его благодати, так что человек после него не может воззреть на Бога, а чувствует себя отделенным от Него; всякий такой грех есть грех смертный»
Все знают о том, что существует семь смертных грехов, однако они отнюдь не указывают на некие семь поступков, после которых «чистая» душа покрывается коркой тьмы, пуская свои грязные корни куда глубже, чем древо пускает свои корни в почву. Число «семь» лишь просто указывает на условное объединение этих грехов в семь основных групп. Но все же такое звучащее слово «смертные» не оставляет простой люд в покое, заставляя их душонки трепетать от страха в связи с неким омрачением своей святости. И в какой-то степени они правы, страшась этого. Смертными эти грехи называются потому, что отпадение человеческой души от Бога — это самая настоящая ее смерть. Это связано с тем, что без благодатной связи со своим Создателем душа мертвеет, становится неспособной к переживанию духовной радости ни в земной жизни человека, ни в посмертном своем состоянии. И не так уж важно, сколько этих грехов — семь или восемь. Важнее всего помнить о той страшной опасности, которую таит в себе любой подобный грех, и всячески стараться избегать искушений, способных привести тебя в смертельную ловушку. Человек в гневе страшен. Негодует, шумит, клянет и ругает сам себя, терзает и бьет по своему лицу и голове, а сам трясется, как будто болен лихорадкой. А что творится в душе у такого человека даже страшно представить. Да, гнев — это естественное свойство человеческой души, вложенное в нее Богом для отвержения всего греховного и неподобающего. Однако этот полезный гнев был извращен человеком, как и многое другое, и превратился в гнев на ближних людей порой доходя до убийства. Нельзя делить убийства на худшие и не очень, но всегда считалось, что убийство человека, с которым ты находишься в родстве, является неимоверным преступлением. Кларк Гриффин была настолько ослеплена горечью, злостью и ненавистью к своей матери, настолько она потерялась внутри себя, что даже и не чувствовала угрызений совести, собираясь сделать то, что намеревалась. Она ненавидела Эбигейл. Пытаясь не думать о том, что сотворили ее мать и отец, она все равно позволила гневу заполнить себя изнутри, лишь изредка выхаркивая его из своей души. Кларк старалась бороться с мыслью, что именно Джейк и Эбби втянули ее во всю эту историю, но, увидев мать, лежащую на больничной койке, гнев стал просто неконтролируемым. Противно пищащие аппараты жизнеобеспечения отдавались пульсирующей болью в висках, заставляя девушку сжимать и разжимать кулаки. Ей казалось, что ее подстриженные ногти не могли впиться в ладони, царапая их до крови, но, по-видимому, она ошиблась. Но даже эта неприятная и, казалось бы, отрезвляющая боль не помогли ей обуять гнев. На сомнения не было ни времени, ни сил, но Кларк молча стояла над женщиной, которая родила ее. Она была бледна, появилось ощущение, что Эбигейл просто спит, но все было не так. Теперь все было не так. Женщина, которая воспитала ее, которая, казалось, поддерживала и всегда была на стороне Кларк, оказалось не той, кем хотела казаться. Рвано выдохнув, Гриффин подошла к ней чуть ближе, надеясь, что ее рука не дрогнет. Было ли ей страшно? Определенно нет. Это решение далось ей легко, а значит и совершить она должна была его с легкой руки. Кларк Гриффин грубо вырвала из розетки все провода, которые поддерживали питание в аппаратах жизнеобеспечения. Эбби не дергалась, и Кларк в какой-то степени даже жалела об этом, потому что ей бы доставило невероятное удовольствие наблюдать за муками женщины, испортившей ей жизнь. И она бы умерла, вот только медсестра, проходившая мимо залетела в палату с паническим возмущением, стараясь вновь вернуть Эбигейл Гриффин в стабильное состояние. Однако Кларк там уже не было. Гнев — начало безумия. Да, в какой-то степени это правда, потому что сейчас безумным считается тот человек, который лишился твердой почвы своей непосредственной истины и утратил самого себя. И именно такой человек будет злиться: на самого себя, на родных и свое окружение. Но это безумие частично является той силой, которая порождает гнев. После того, что Кларк чуть не сделала с Эбби, в ней словно что-то изменилось. От нее веяло опасностью и злостью, заставляя всех обходить ее стороной. Но был человек, который никогда бы этого не сделал. Нет, не Лекса. Кэтрин. Стоило ожидать, что когда-нибудь эта девчонка снова поймает Кларк. Школа — именно то место, где происходит много всего ужасного с детьми. Да, есть и счастливые моменты, но, если ты не умеешь приспосабливаться и вливаться в социум, то тебе дорога в изгои, которых всегда будут травить и унижать. Кэтрин хотела преподать урок Кларк, несмотря на угрозы Лексы. Она хотела этого, потому что никто не уходит от нее хоть немного не помятым. Гриффин не почувствовала даже обжигающей боли в спине, когда эта наглая девчонка подкараулила ее женском туалете и прижала к стене. Она не почувствовала боли и тогда, когда сильные руки сомкнулись на ее шее, а в ее адрес вновь летели знакомые обзывательства. Все, что она чувствовала в тот момент, поднимающуюся из глубин души злость. Злость, которая была, когда она смотрела на свою мать. Тихий нечеловеческий рык сорвался с сухих потрескавшихся губ блондинки, заставляя Кэтрин немного сбавить хватку от непонимания реакции жертвы. Эта была ее ошибка. Кларк не заставила себя ждать, хватая девушку за длинные волосы, и ударяя лицом о школьную раковину. Алая жидкость полилась из, скорее всего, безжалостно сломанного носа Кэтрин. Грубо. Но останавливаться на этом Кларк явно не собиралась. Сколько раз она терпела все издевки в ее сторону! Сколько раз она проглатывала обидное и неправдивое прозвище! Сколько раз она позволяла обращаться Кэтрин и Лексе с собой, как с дерьмом! Этому настал конец! Гриффин бы забила подругу Торн до смерти, если бы в туалет не ворвался охранник, который еле стащил обезумевшую Кларк с бессознательного тела Кэтрин. Слабое шевеление и болезненный стон, дал понять ей, что девчонка еще жива и была явно в сознании. Хоть Кларк и насильно выводили из туалета, она все равно умудрилась ударить передней частью кроссовка по ребрам Кэтрин. Зависть — подруга пустых душ. Она является стартовой площадкой для самых страшных преступлений, а также бесчисленного множества больших и мелких пакостей, которые люди творят только ради того, чтобы другому человеку стало плохо или хотя бы перестало быть хорошо. Интересный факт, что зависть для многих людей ассоциируется с зеленым цветом. То ли это как-то заложено изначально, то ли просто в большинстве своем экранизации показывают зависть в отражении зеленого зверя. Кларк никогда никому не завидовала. Она всегда старалась придерживаться нейтралитета и радоваться мелочам, как чему-то волшебному. Однако все изменилось, когда ее жизнь перевернулась с ног на голову. Зависть начала медленно поглощать ее. Она смотрела на всех учениц своей школы и понимала, что у них нет тех проблем, которые есть у нее. Они не знают о существовании демонов и ангелов, для них катастрофой является нехватка денег на новый маникюр, а не борьба матери за жизнь. Их волнует лишь то, как они будут выглядеть в глазах других. Кларк завидовала… так сильно она завидовала нормальной жизни школьников, что перестала как-либо учиться, даже музыка больше не вытекала из-под ее пальцев. Все чаще они слетали со струн, или же сама Кларк, переполненная злостью била по клавишам синтезатора. Музыка больше не приносила успокоение. Музыка больше не очищала душу… Видела эти изменения и семья Торнов, а особенно Лекса, которая хотела бы поддержать свою девушку, но демон, сидящий внутри, всегда напоминал о себе. Лучшим решением было просто держаться подальше и надеяться на лучший исход. Торн не знала, что послужило таким кардинальным изменениям в белокуром ангеле, а на вопросы родителей и просьбы узнать, что с Кларк не так, просто пожимала плечами, будто ей дела нет. Она думала, что Гриффин ни разу не была свидетелем подобного разговора всех Торнов. Это была ошибка. Самая пагубная из страстей — алчность. Ибо она делает человека неразумным, заставляет его бросать надежное и устремляться за ненадежным. Этому подвержены не только богатые люди, а каждый человек, живущий на Земле, может попасть во власть этой страсти, поскольку она заключается не в обладании вещами, материальными благами и богатствами, а — в болезненном, непреодолимом желании ими обладать. Желание иметь деньги — нормальное желание, но иногда оно становится всем смыслом жизни, превращаясь в нечто плохое и черное. Кларк никогда не думала о том, что ей будет не хватать денег. Родители были состоятельными и ни в чем ей не отказывали, однако она не собиралась больше жить за их счет. Не после того, что они сотворили и на что приговорили ее жизнь. Решение пришло, наверное, слишком быстро. Морфий. Нужно было лишь украсть его из больницы и найти клиентов. Благо, что повод посещать это учреждение был, а значит вероятность, что подумают на Кларк мала. Но осторожность нужна была всегда. Поэтому, когда она впервые в своей жизни пряталась от камер, Гриффин поняла, насколько круто получать адреналин из-за страха быть пойманной. Правда вот, мысль о том, чем это может все закончиться не посетила ее даже тогда, когда она пробралась к лекарствам, выискивая надпись со знакомыми буквами. Все было легко. За исключением того, что медбрат, который выписывал лекарства, обнаружил некую фигуру в капюшоне, копающуюся в ящиках. Кларк пришлось пойти на непредвиденные меры. Схватив первую склянку с жидкостью, которая была под рукой, она плеснула ему ее в лицо, быстро сматываясь и стараясь заглушить крик молодого парня в ушах. Улыбка появилась на ее лице, когда она, с набитым под завязку рюкзаком, вылетела из больницы. Теперь у нее будут деньги. И плевать даже, если это незаконно. У нее будут деньги, и их будет много. Кларк еще не раз возвращалась в больницу за морфием, соблюдая осторожность. Она знала, что там все еще продолжают искать человека, который обчистил больницу. И сколько бы раз ей не удавалось выносить наркотик, она больше не видела того самого медбрата. Но Кларк это не волновало. Больше нет. Чрезмерное количество пищи вызывает болезнь. А пищи может быть много только тогда, когда много денег. Однако это ли хорошо? Чревоугодие — рабство собственному желудку. И она не включает в себя просто некое обжорство. Нет. Чревоугодием можно назвать и изысканного гурмана, который различает оттенки вкуса и предпочитает изысканные блюда простой пище. Они рабы своего пищевого поведения. И для обжоры, и для гурмана еда перестала быть средством поддержания жизни тела, превратившись в вожделенную цель жизни души. Из-за процветающего наркобизнеса, Кларк перестала себе отказывать в чем-либо… а особенно в еде. Каждый новый день она ходила по дорогим ресторанам, убегая незаметно из школы, и питалась невероятно вкусными и в то же время необычными блюдами. В какой-то день у нее выработалось расписание, без которого она просто на просто не желала жить. В понедельник обязательно должны были быть устрицы. Во вторник желудок был готов к употреблению шанхайских пельменей. В среду обязательно ростбиф и йоркширский пудинг, в то время как в четверг было время рыбы, и Кларк ела нежнейшее филе дорады в соусе из шампанского. Пятница был днем расслабления и отдыха, поэтому девушка довольствовалась вареными артишоками с соусом Винегрет. Суббота радовала омаром в соусе из сотерна с шафраном, а воскресенье — стейком с начинкой из сыра и соусом санрайз-томат. Так проходили будни Кларк. Простые макароны вызывала рвотный рефлекс, а яичница расстройство желудка. Но девушка не жаловалась, ведь это была одна из главнейших причин пойти в ресторан и навернуть чего-нибудь ну очень вкусного и просто сидеть с набитым желудком и смотреть в пустоту. В моменты такого состояния, она ловила себя на мысли, что вкусно приготовленная еда — пожалуй, лучшее, что могло придумать человечество. В минуту уныния человека нельзя оставлять одного. Все знают, что именно тогда, когда ты одинок очень легко поддаться этому ужасному чувству. Уныние наступает у людей вследствие глубокой рассогласованности способностей его души, эмоционально окрашенного стремления к действию и воли. В обычном состоянии именно воля определяет для человека цель его устремлений, а стремление к действию является своеобразным мотором, который позволяет двигаться, преодолевая трудности. Однако при унынии человек направляет свое стремление к действию на свое нынешнее, далекое от поставленной цели состояние, а воля, оставшись без толкающей силы, превращается постоянный источник тоски о несбывшихся планах. Эти два фактора унывающего человека вместо движения к цели разрывают его душу в разные стороны, доводя ее до полного изнеможения. Заработав достаточно денег и потеряв возможность теряться в музыке, Кларк впала в уныние. Она потеряла возможность, которая ей была дарована с самого рождения. Лекса избегала ее, в школе было не лучше и не хуже. После той стычки с Кэтрин в туалете, некоторые начали обходить ее стороной. Поэтому почти все свободное время Кларк проводила в кровати, тупо смотря в потолок и думая о том, как она вообще докатилась до этого. Ей было жаль себя. Она не знала, как бороться и идти дальше, ведь все то, к чему она стремилась постепенно отняли. Будь то Диана, которая непонятно где на небесах, будь то музыка, на которую она полагалась больше всего и хотела стать известной, дабы утереть нос Лексе… Лекса… почему у них не может быть все хорошо? Перевернувшись на бок, Кларк стиснула в руках укулеле и громко выдохнула через нос. Все в ее комнате говорило ей о том, какой она была раньше, какой она была раньше хорошей и чувственной девочкой. Прикрыв глаза, она стиснула зубы и со всей силы ударила укулеле об пол, не видя, как по древу бегут трещины… Кларк было плохо, и она не знала как с этим бороться. Блуд соединяет людей, но для того, чтобы осквернить их тела и души. Какими бы красивыми словами не прикрывались любители заниматься любовью без брака, в основе их отношений лежит одно — взаимное недоверие, неуверенность в своих чувствах, боязнь потерять свою свободу. Каждая беззаконная плотская связь наносит глубокую рану душе и телу человека. Но, блуд включает в себя не только беспорядочный секс, рукоблудие, просмотр порнографии. Нет. Блуд — это то, что находится в человеческой душе. Это то, как он себя ведет в обществе. Кларк надоело то, что Лекса ее избегает. Надоело, что из-за проблем она просто оставила ее одну. Это злило, но Кларк также понимала, что злостью ничего не добиться. Решение пришло почти сразу. Она соблазнит Торн, да и всю школу в принципе. Она покажет, какой она может быть и все запомнят это. На деньги, заработанные с наркоторговли, Кларк купила много различной одежды, на которую она даже не смотрела ранее. Стоит также упомянуть, что во благо себе, в подпольном магазине она купила себе пистолет, с которым ходила на встречи по продаже морфия. Этот мир был жесток и нужно было играть по его правилам, чтобы выжить. Благо девушка додумалась спрятать оружие куда-нибудь подальше и закрыть на ключ, потому что она была уверена, что семья Торнов ничего бы не поняла. Фурор, который произвела Кларк, войдя в школу был просто неописуем. Она не пожалела денег и раскошелилась на вызывающий макияж, который прекрасно сочетался с выбранной одеждой… На ней были джинсовые шортики, которые еле прикрывали ягодицы, и прозрачная майка, где были заклеены только соски. Светлые волосы были завиты и убраны в высокий хвост, создавая некую небрежность на голове и заставляя представлять не только парней, но и некоторых девушек, как можно натянуть их на свой кулак, оттягивая точеную шею Кларк. Гриффин потратила все выходные, дабы научиться ходить на высоких каблуках. Получилось довольно быстро, потому что цокающий звук, кажется, пленил всех, кто стоял в коридоре около шкафчиков. Даже некоторые учителя замерли на месте, изучая ученицу, в которой раньше они видели загнанную девочку. Кларк изящно провела пальцами вокруг бордовых губ и сладостно улыбнулась, замечая с каким вожделением на нее смотрят парни. Она буквально ничего не успела сделать, как ее схватили за руку и утянули в женский туалет, больно прижимая спиной к двери. Поймав злобный взгляд темно-зеленых глаз, Кларк не смогла удержать широченной улыбки. — Какого черта, Кларк?! — прорычала Лекса. — Ты почему так выглядишь?! Гриффин нарочито медленно провела рукой по своей талии, поднимаясь к груди и прокладывая дорожку пальчиком от соска до шеи, тихо спросила, подавляя ухмылку: — А тебе что? Не нравится? Торн громко сглотнула, а Кларк почувствовала, как руки, которые ее прижимали к двери, задрожали. Лекса явно хотела ее. Это то, чего она хотела добиться и у нее явно получалось. Гриффин склонилась к уху девушки и томно прошептала: — Ну же, Лекса, отпусти себя… Кларк услышала, как она зарычала, а потом и увидела, как один глаз начал покрываться чернотой. Страх на секунду сковал все тело, однако потом отступил, уступая место животной страсти. Она медленно провела языком по пересохшим губам, наблюдая за глазами Лексы, неотрывно следившие за ее языком и губами. В туалете стало неимоверно жарко, хотя на Кларк и одежды то почти не было, но она чувствовала, как из-за возбуждения ей становилось все тяжелее дышать, а по шее скатывалась капелька пота. — Твою же мать, Лекса! — злобно прошипела Гриффин, обхватывая Торн за шею и притягивая для поцелуя. Это послужило неким спусковым механизмом особенно для демона, сидящего внутри Лексы. Этот первый поцелуй не был похож ни на один ранее, который был в ее жизни. Такой мокрый, злой, грубый… Торн даже не знала, что Кларк способна испытывать такие эмоции. Это было слишком странно, но одновременно и дико возбуждающе, от чего внутри все трепетало, а внизу живота завязывался тугой узел. Темная сторона постепенно начала завладевать Лексой, не давая возможности рационально поразмыслить в этой ситуации. Секс в школьном туалете — это не то, что могло бы поднять их в глазах общественности, да и в принципе это навлечет большие проблемы, особенно если директор вызовет Торнов к себе на ковер. Однако Александрии было так плевать, ведь она видела перед собой голубые глаза, наполненные дикой страстью, похотью и желанием. Это был ее шанс… Избегать Кларк казалось такой непосильной задачей, но она справлялась с ней до тех пор, пока та не приперлась в школу в таком виде. У нее не было больше сил прятаться от этой фурии, все внутри Лексы тянуло к ней. И это был шанс… шанс накормить себя и своего демона. Торн грубо усадила Кларк на мраморную столешницу, перед этим стянув с нее тряпки, которые Гриффин называла шортами. Девушка, которая лишь изредка теперь напоминала настоящую Кларк, выпустила выдох предвкушения, а затем прикусила кончик указательного пальца, не сводя своих пронзительных глаз с Лексы. Торн не могла сдерживаться, больше нет. Один ее глаз покрылся чернотой, а на лице появилась дьявольская ухмылка, но Кларк даже в этот момент не испугалась и не отступила, ведь второй глаз все также и оставался зеленым, а это значило, что Лекса с ней. Кларк медленно и вызывающе раздвинула ноги, сидя на столешнице и обольстительно улыбаясь. Невооруженным взглядом можно было заметить, насколько же сильно ее трусики промокли. Лекса аж тихо застонала и, не заставляя никого ждать, стянула прозрачную футболку, которая буквально ничего не прикрывала, с желанного тела. Не особо задумываясь, она откинула ее куда-то в сторону, полностью сосредотачиваясь на Кларк. Лекса нежно, словно боясь поранить, провела по телу девушки руками, огибая каждое пикантное место. Сильно торопиться она не хотела… однако демон настойчиво вырывался и просил взять Кларк грубо и жестко, так, чтобы слезы полились из ее голубых глаз. Но раньше времени это не к чему. Самой Гриффин такое медленное развитие событий совершенно не нравилось. У них не было времени на какие-то там нюни, да и к тому же она просто изнывала от желания, выгибаясь на встречу ласкам и пытаясь показать языком тела, что хочет большего. Она была чересчур влажной, Кларк не думала, что быть настолько возбужденной — реально. Она в какой-то момент даже начала скользить по мраморной столешнице. Увидев это, Лекса больше не смогла противиться внутреннему демону, немного ослабляя цепь. Для нее стало удивительным, что первым делом, что пожелал сделать демон — грубо поцеловать Кларк, болезненно оттягивая губу и ловя злобное шипение. Она не собиралась больше ждать и неожиданно и для себя, и Кларк ввела в слишком узкое лоно сразу два пальца, даже не замечая, как в гримасе боли исказилось лицо ее девушки. Лекса была слишком поглощена сильными толчками и покусыванием шеи, пока вторая рука нагло игралась с твердыми сосками. Гриффин протяжно застонала, когда Лекса нажала большим пальцем на тугой комочек нервов. Она была близко. Совсем. Но демону этого было мало. Она хотела больше… Не предупреждая, Торн добавила третий палец, растягивая Кларк еще больше и доставляя ей еще одну порцию боли. Но все это было не замечено, ведь она продолжала в том же темпе, уже языком играясь с покрасневшими сосками. Большой палец постепенно усиливал свое давление на клитор, и Кларк что-то громко промычала, начиная подрагивать. Лекса нахмурилась и медленно отстранилась. Гриффин не кончила, но старательно сделала вид, что именно это с ней и произошло. Александрия медленно вышла из теплого лона девушки и вгляделась в голубые глаза. Они были покрасневшие, а на щеках виднелись высохшие дорожки слез. Но что случилось? Осознание медленно начало накрывать с головой. Лекса совершенно об этом забыла, поддавшись всему, но не разуму. Переведя взгляд на пальцы, она увидела на них кровь… она только что совершила величайшую ошибку с Кларк. — Кларк, ты должна была меня остановить… ты же не хочешь сказать, что я была у тебя первой? — дрожь в хриплом голосе выдавала все эмоции, которые она испытала за последнюю минуту. Лекса слишком настойчиво оттирала руки в раковине, стараясь не смотреть на уже, наверное, не свою девушку. — Лекса, зайка, — вальяжно протянула Гриффин, находя и надевая шорты с футболкой, — ты была у меня первая, будешь и последней, а сейчас ты будешь еще и паинькой, ведь подойдешь ко мне. Торн вздрогнула. Неужели Кларк даже не злится? Неужели даже не обижается? Она медленно посмотрела в зеркало и увидела, что Гриффин, словно пантера, подходит к ней с ухмылкой на губах. Размазанная красная помада сносила голову… С Кларк явно что-то было не так… но она не успела ничего спросить, потому что ее грубо заткнули поцелуем. Однако Лекса все же нашла в себе силы и отстранилась немного назад. Она стояла в предвкушение, переживая небольшой шок. Кларк никогда такого не вытворяла, что же, черт побери, тогда произошло? Кларк всегда была пай-девочкой… а сейчас… ее словно подменили на испорченную версию. Кларк, не замечая настороженного взгляда Торн, продолжала проявлять инициативу, вновь целуя Торн и вжимая ее в холодную стенку. Страх, который окутал Лексу некоторое время назад вновь уступал место возбуждению… но теперь творила не она, а с ней. С каждым новым поцелуем на ней было все меньше и меньше одежды. Ее рубашка, пуговицы на которой в каких-то местах оторвались, слетела в первую очередь, затем неумелые ручки Кларк за неопределенное время расстегнули застежки лифчика. Но это не было замечено ни одной из девушек, потому что обе терзали губы друг друга так, что казалось после поцелуев останется лишь одно мясо… После того как нижнее белье улетело, Кларк немного отошла назад, давая и себе, и Лексе передышку, а также осматривая полуголую и безумно возбужденную Торн. Ее грудь быстро поднималась и опускалась то ли от возбуждения, то ли от нехватки воздуха… а, возможно, и от всего вместе. На секунду Лекса поймала себя на мысли, что Кларк ее съест, потому что в ее взгляде было столько похоти, что можно было просто потеряться. Кларк за секунду вновь приблизилась к желанному телу и продолжила осыпать его поцелуями, прикусывая и посасывая кожу, оставляя отметины, которые Торн потом бы прятала; спускаясь вниз медленно, не пропуская ни единого места. Шея… ключицы… грудь… Дойдя до нее, Кларк приостановила свой путь и начала кружить вокруг соска, едва его задевая, пока рука в это время сминала другую грудь. Но Кларк времени зря не теряла и, наученная просмотрами эротических видео в интернете, пальчики ее второй руки уже были меж бедер Лексы. Стоны Торн были сначала совсем тихие, она старалась сдерживаться, сжимала плечи Кларк и царапая спину. Поглаживание внутренней стороны бедра заставляло ее подрагивать и хотеть большего, и Кларк видела это, намереваясь сделать то, что хотела. Лекса упустила момент, когда поняла, что лишилась всей одежды, но ей было плевать на это, ведь Кларк приступила к более решительным действиям. В момент, когда она втянула в рот твердый сосок Лексы, Кларк вошла в нее тремя пальчиками на всю глубину. Торн буквально стонала и даже не старалась себя заглушать, на подсознании не понимая, как девственница-Кларк так умело доставляет ей удовольствие. Гриффин грубо заткнула рот Лексы ладонью, стараясь заглушить ее сладостные крики. Видимо, она тоже понимала, что не будет ничего хорошего, если их поймают. Кларк почувствовала, как острые зубы вонзаются в мягкую плоть ее ладони, и зашипела от боли, стараясь не одернуть руку. Стиснув зубы, она начала двигаться в Лексе грубо, рвано входя и выходя из нее, покусывая соски и оставляя еще больше меток. Кларк поняла, что Торн была уже близка к кульминации. Ее бедра начало непроизвольно потряхивать, а ноги сжимались сильнее обычного. Сделав еще пару грубых толчков, Кларк буквально на пике удовольствия остановилась, быстро выбегая из туалета, будто ничего и не было вовсе. Александрия Торн осталась в туалете одна. Голая. Не получившая разрядку. Уязвленная и опустошенная. Гордость — это своего рода презрение ко всем другим, кроме самого себя. Овладев человеком, она отсекает его сначала от людей малознакомых, потом от родных и друзей. Никто не нужен гордому, даже восторг окружающих его не интересует, и лишь сам в себе он видит источник собственного счастья. Однако это не есть хорошо. Внутреннее противостояние всему и вся иссушает душу гордого человека, самодовольство, словно короста, покрывает ее грубым панцирем, под которым она мертвеет и становится неспособной к любви, дружбе и даже простому искреннему общению. Кларк гордилась тем, как она поступила с Лексой. Кларк гордилась каждым своим поступком. Она считала, что ей никто был не нужен больше, ведь она сама добилась всего. Уважения среди сверстников, их желания иметь ее, она сделала больно Лексе, которая сделала то же самое ей, она попыталась отомстить матери, хоть и не совсем удачно, но она гордилась тем, что сделала это. Кларк молча сидела в своей комнате и смотрела на сломанную укулеле и ухмылялась. Творчество. Оно больше не тянуло. Толкнув когда-то важный для нее инструмент ногой, она повалилась на кровать и ухмыльнулась. Никто не стоит ее. Она избранная. Только она посвящена в секрет об ангелах и демонах, только она виделась с Архангелом, ангелом и гением. Никто больше из простого люда этого не делал. Перевернувшись на бок, Гриффин закрыла глаза и быстро погрузилась в сон, не переставая улыбаться. Именно так произошло падение Кларк Гриффин. Ребенка Индиго. Самой светлой души. Этого не предвидел никто.