Я ухожу, и мне уже как-то плевать

— Я хочу уйти из племени, — сказала тяжело Липколапая, смотря в глаза своим детям. — Вы уже большие, а я давно хотела этого. Вернуться туда, куда зовет мое сердце, — грустно добавила кошка, опустив морду куда-то вниз. — Но, мама, — жалобно прошептала Улитка. Она была немного младше своих братьев и сестер, младше своих лет. Кошечка была противоположностью своего брата, с которым была соединена. — Я хочу, чтобы ты осталась! — пролепетала Улитка, жалобно всхлипывая. — Тише, маме и так трудно! — рыкнула на малышку Декомори, высокая черно-зеленая кошка, еще одна дочь Липколапой. Вот только, в отличие от своей серой сестры, она была ответственной, умной, хотя и немного резкой в общении. В отношениях с братьями и сестрами Декомори всегда был холодна, кроме как… с Юкиото. Почему-то именно эти две кошки имели еще большую привязанность друг к другу, чем Пасмурный День и Улитка, Бросок Змеи и Змеехвостка. Иногда Липколапой казалось, что между ними есть какая-то искра, больше, чем между простыми сестрами, но это, видимо, ей лишь казалось. — Мы… понимаем тебя, — из-за Декомори вышел Обжигающий Лавой, сын кошки. В детстве он походил на Улитку: такой же несмышлёный, забавный, наивный и добродушный, но с возрастом он стал мудрее, спокойней и рассудительней. — Спасибо, что пришла на эту церемонию, — произнесла с благодарностью Змеехвостка, и натянуто улыбнулась. С ней одновременно кивнули Пасмурный День, Бросок Змеи, Осколок и Юкиото. Все по очереди прижались к щеке матери, затем отошли. Липколапая чувствовала себя подавленно и как-то пропустила момент, когда Сияние Звезды Сапфира произнес что-то в ее сторону, а все воители племени кричали ее имя, среди который не был слышен лишь один голос. — Спасибо за заботу и доброту, которую оказали вы мне… — тихо сказала Липколапая племени Нефритовых Вод и направилась к выходу из лагеря. Почувствовав взгляд на своей спине, бурая кошка обернулась. На нее смотрела пара зеленых глаз. Недоумевая, она склонила голову набок. — Уйдешь, даже не попрощавшись со мной? — Малахитовый Глаз Орла с какой-то небрежностью произнес эти слова, направляясь к бывшей воительнице своего племени. Кот в один прыжок оказался у нее, и сердце кошки забилось как-то слишком быстро. — Неужели ты захочешь со мной разговаривать? — она тихо, почти беззвучно произносит эти слова, хотя в этом нет смысла. Их и так никто не слышит. — Да, — его голос тверд и спокоен, как и сам Малахит. Он всегда был для нее таким двойственным: вот он нежный, любящий, жарко шепчущий ей слова любви, а вот он уже такой тихий, безмолвный и холодный, и ему не нужно ее тепло. Она молчит пару секунд. — То, что я не был хорошим отцом, не значит, что я не любил тебя, — ей кажется, или в его голосе впервые слышатся дрожащие нотки? Опять сердце Липколапой замирает от его слов. — Я тебя тоже любила, — глухо произносит кошка, — но, видимо, мы допустили в наших отношениях какую-то роковую ошибку, и поздно пытаться что-то исправить, — Липколапая шепчет эти горькие, щемящие душу слова, и от них становится невыносимо больно. — Прости. Я не хотел, — говорит Малахит и резко разворачивается. Уходит, покачивая длинным хвостом. — Пока, Липколапая, — напоследок произносит он. — Прости, — он говорит так бесшумно и тихо, что никто не слышит. А она, готовая к переменам, уходит куда-то далеко, в новую-старую жизнь. Назад, в племя Изумрудных Лесов, где ее ждут кусты, высокие дубы и хвойные чащи, а не холодные воды реки.