we are epic

20 апреля 2017 года Проснувшись, Серёжа немедленно охреневает от холода. Будильник на телефоне всё ещё заливается соловьём — а точнее, имперским маршем, что, если подумать, было не таким уж и удачным выбором, — и Серёже очень не хочется узнавать, сколько там градусов на улице этим чудесным апрельским утром, потому что, по ощущениям, температура ушла куда-то в глубокий минус, а к таким потрясениям жизнь Серёжу не готовила. Заткнув, наконец, телефон, Серёжа неохотно выпутывается из одеяла, охреневает вторично и плетётся в ванную; впереди у него долгий и не особенно приятный день. Ничего, в общем, такого, не нужно даже надевать форму, или мчаться по срочному вызову, или распутывать очень сложное дело — ко всему этому Серёжа всегда расположен приблизительно одинаково, зря, что ли, в полицию шёл работать, — просто отрывать от сердца любые дела, изначально доставшиеся его родному первому отделу, не так уж и приятно. Вообще вот не здорово. С другой стороны, то, что изначально выглядело как обыкновенный вооружённый грабёж, с помощью болтовни одного из задержанных превратилось в такую кучу гламурного дерьма, что, в самом деле, пускай ФСБ разгребает, им-то не привыкать. Запирает за собой дверь, прихватив дорожную сумку, Серёжа уже через полчаса после пробуждения, потому что завтрак — для слабаков и для тех, у кого в холодильнике завалялось хоть что-то, кроме выжатого тюбика майонеза. В такие моменты накатывает лёгкая ностальгия по той паре лет, когда они с Арсом соседствовали и в доме всегда было что пожрать, потому что Арсений каким-то образом вырос очень принципиальным в вопросах регулярного питания, и откуда только что берётся? Арс занудствовал и заставлял Серёжу тратить кучу бабла на супермаркеты, но, опять же. В доме всегда была еда. От привычных уже попыток прикинуть хотя бы приблизительно, когда в этот раз Попов соизволит объявиться на горизонте, Серёжу отвлекает резкий порыв ветра, долбанувший ему в лицо в ту же секунду, как он распахнул дверь подъезда. — Двадцатое, сука, апреля, — ворчит он, застёгивая наконец парку, и, всё так же насупившись, прибавляет шаг по направлению к остановке; очередной «Сапсан» отправляется с Московского вокзала уже в девять утра и, по-хорошему, стоит поторопиться. * Маршрут метро-вокзал-поезд-вокзал-метро настолько же привычен, насколько и скучен, так что Серёжа, ещё в Питере воткнувший в уши наушники, впадает в некое подобие прострации и возвращается к жизни уже в половине третьего, когда после быстрого заселения в гостиницу — хреновую, но на что уж хватает командировочных лимитов — доезжает до нужной станции и сворачивает с Авиамоторной улицы на Энергетическую. Вокруг тихо, холодно и муторно; Серёжа не слишком жалует Москву, но его мнения по этому вопросу никто не запрашивал, да и поделиться впечатлениями тут не с кем. Таким же тихим, холодным и муторным выглядит и необходимое ему здание. Вообще говоря, Серёжа надеялся на необходимость визита на Лубянку, это хотя бы поинтереснее, да и самый центр, вышел — и гуляй себе, — но Следственное управление сидит отдельно от остальных, соседствуя со стрёмными жилыми домами, парой супермаркетов и СИЗО. Ну, нормальная атмосфера, думает Серёжа. Почти как дома. — Здравия желаю, — бурчит он на КПП, демонстрируя ксиву и не испытывая ни необходимости, ни желания здесь кому-то понравиться; дежурный долго ищет его фамилию в списках, как будто здесь не управление ФСБ, а званый ужин на сотню персон, и половина из них — Матвиенко. — Вам дальше в десятый, это направо по коридору. — Спасибо, — расщедрившись всё-таки на благодарность, Серёжа кивает и отправляется в короткое путешествие до десятого кабинета, затем — до пятнадцатого. Расписавшись в конце концов где надо и обменявшись с зевающими младшими сотрудниками необходимыми документами, подтверждающими его право вообще находиться в здании и с кем-либо разговаривать о чём-то помимо погоды, он выходит обратно в коридоры и на пару секунд останавливается, оглядываясь без особого интереса. Тут, видимо, главное — не заблудиться с непривычки. * Нет. Главное тут — быть готовым к блядским неожиданностям, понимает Серёжа, когда уже на подходе к искомому отделу чувствует кое-что очень знакомое; кое-кого. Этого быть не может, вот вообще не может, никак, Арсений Попов — по таким местам не ходок и ФСБ не друг, убеждает себя Серёжа, ну бред же. Может, он настолько сильно соскучился и не заметил, и теперь присутствие Арса ему мерещится где ни попадя? Жуть какая. Мотнув головой, Серёжа коротко стучится, обозначая своё существование, и распахивает дверь. Просторный кабинет практически нелюдим — рабочие места пустуют, типичный слабо организованный хаос ничем не отличается от аналогичной картины в любом отделении питерской полиции, разве что вон тот диван выглядит отвратительно новым, как будто его сюда телепортировали из ближайшей Икеи, — и всё это Серёжу не волнует ни капли, потому что прямо на одном из столов, самом дальнем, сидит Арс. Сидит всё-таки, чёртов мудак, болтает ногами, нагнувшись над чьим-то служебным ноутбуком, и очень старательно делает вид, что ничего не происходит. Почувствовал ведь тоже, гад. — Какого хуя? — пропустив слёзные приветствия, уточняет Серёжа, и губы Арсения растягиваются в ухмылке. — Проходи, располагайся, — советует он тоном хозяина помещения. — Извини, что тебя встречаю только я, народ очень занят, столько дел навалилось, — бросив взгляд на приоткрытую дверь, за которой, по догадкам Серёжи, скрывается ещё один кабинет, Арсений отодвигает ноутбук в сторону, — но, надеюсь, ты нас простишь. Какими судьбами? — Комедию кончай ломать, — радостно требует Серёжа, сдвигается с места, и Арс наконец смотрит на него, улыбается так, что лицо сейчас треснет, кажется, и соскакивает со стола; встречает Серёжу на полпути, накидываясь с объятиями. — Эй! Задушишь, Арс, ну! — ржёт Серёжа, но в целом не протестует, и Арсений только сжимает руки сильнее. — Ты какого чёрта тут забыл? — А, удивился всё-таки? — Я уже пять минут гадаю сижу, не поехала ли крыша, блин, уже звонить собирался, а тут и правда ты, — всё-таки отстранившись, Арсений отступает на полшага, вытянув руки, задерживает ладони на его плечах. — Как тебе эту хрень на голове не состригли ещё? — А ты похудел, в Москве не кормят? — Спасибо за комплимент, — Арс изображает полупоклон. — Так, давай уточним. Ты не по мою душу сюда? — Да откуда бы я знал? Тебя тут что, в плену держат? Арсений корчит рожу в ответ, язык разве что не показывает, но вдруг замирает и словно прислушивается; в этот же момент Серёжа чувствует чужое присутствие за спиной, вот только, обернувшись, никого не находит, даже шагов не слышно. — Та-а-ак, — тянет Арсений, и Серёжа знает этот грёбаный тон. — Я знаю этот грёбаный тон, — предупреждает он, на всякий случай сощурившись в сторону Арсения. — Год тебя не видел, но вряд ли что-то изменилось. После него обычно происходит какая-то дичь. — Никакой дичи, — отмахивается Арс и быстро добавляет, — но ты же почувствовал? Да? — Почувствовал что? — Серёг, — начинает Арсений, но замолкает, непонятное предвкушение переполняет его настолько, что они оба через минуту, похоже, лопнут, и Серёже снова кажется, что прямо сейчас кто-то должен уже зайти. И дверь открывается. — Арс, я не знаю, что… — вошедший обрывает сам себя; он одет куда официальнее, чем Арсений, который в подранных на коленях джинсах и так же художественно разодранном свитере выглядит здесь приблизительно так же уместно, как шлюха в церкви. Вошедший, вообще, выглядит похожим на нормального сотрудника ФСБ. — Паш, — подаёт голос Арсений, восклицательные знаки, мечущиеся в его голове, слышны в каждом звуке. — Паш, это Серёга. Ну, мой Серёга. Павел Алексеевич, вспоминает Серёжа строчку из последнего факса, старший следователь Воля Павел Алексеевич; Паша, значит. Серёжа — единственный ребёнок в семье, но вот сейчас, когда он смотрит на Пашу, тот выглядит — чувствуется — кем-то вроде его брата; абсолютно не похожего внешне, до сегодняшнего дня не знакомого, но, блин, родного брата. — Матвиенко Сергей, — вспоминает он вдруг о формальностях и о том, что таращиться на человека, как дебил, всё-таки тупо, — оперуполномоченный, старший лейтенант полиции, Санкт-Петер… — Ага, — обрывает его Паша сосредоточенным кивком. — Я понял. — Чего ты понял? — Арсений рядом едва ли не дрожит, как от восторга или от предвкушения, и, если честно, Серёжа может его понять; хрен знает, почему, но может. — Что питерский мент, которого направили к нам передавать дело, и твой Серёга — это один и тот же Матвиенко Сергей, — разумно отвечает Воля, и Серёжа даже не хмурится на «питерского мента», ну, правду же сказал, не соврал. Серёже легко, и Серёже спокойно, и Серёжа сейчас всё-таки, кажется, лопнет, потому что он понимает вдруг — наконец, — доходит до него, по-настоящему доходит, и он протягивает руку к приблизившемуся Воле, даже не осознавая того. — Ты дебил, Арс, — произносит Серёжа, когда Воля крепко сжимает его ладонь. — Дебильный. Ты раньше сказать не мог, что ещё одного соулмейта нашёл тут? — Одного, — слабо фыркает Паша, и одновременно с ним Арсений, сжав на секунду Серёжино плечо, подрывается к выходу: — Шаст идёт, блин, сейчас, — распахнув на своём пути и без того не до конца прикрытую дверь, он вылетает в коридор, кричит уже там: — Тоха! Шаст, где носит тебя, ногами шевели! — Ну не ори, ёб твою мать, — доносится издалека ещё один голос, незнакомый и отчего-то страдальческий. — Шаст, да быстрее, пойдём чего покажу! — Я тебя убью сейчас, вот клянусь, хорош орать. Вот он я, видишь, кофе взял нормальный, и на тебя тоже, чего ты?.. — Давай, давай, шевелимся, и — раз, и — два, — нетерпеливо командует Арс, возвращается через пару секунд, тащит за собой какую-то тощую шпалу, обхватив чужое запястье. Парень, реально, тощий и невозможно длинный, весь доступ к себе перекрыл чёрной толстовкой, капюшоном и солнечными очками; светит ему тут, что ли, ярко? В одной руке у него — четыре картонных стакана на подставке, какие выдают обычно в кофейнях, — а вторую руку так и оккупирует Арсений, подтаскивая парня к Серёже и Паше, всё ещё, оказывается, не расцепившим ладони. — Привет?.. — недоумённо выговаривает незнакомец, сдвинув очки на лоб, выговаривает так медленно и старательно, будто не спал дня три, и Арсений выхватывает у него подстаканник, отставляет прямо на пол: — Дебилы! — восторженно провозглашает — практически воет — он; Воля начинает очень тихо смеяться. — Серёж, это Антон. Антон, это Серёжа. Как будто заклинание произнёс. Как будто что-то наколдовал, чтобы до кондиции, наконец, добралось; в следующее мгновение Серёжа не соображает уже ничего — нет никаких ГУ МВД, ФСБ, Питера и Москвы, никаких случайных дел и случайных свидетелей, никаких штабных коридоров и неуютных кабинетов, — есть только Арс, и Паша, и Антон, и Серёжа — Серёжа дома. Он дома. Сука, невозможно терпеть; пользуясь так и не разомкнутым рукопожатием, Серёжа притягивает Волю к себе на чистом инстинкте, со спины на него наваливается Арсений, автоматически вовлекая в их странную кучу-малу и Антона, и не разобрать уже, кто радуется и чему именно; положив ладонь между шеей и плечом зажмурившегося Паши, Антон задирает вдруг подбородок, свистит по-мальчишечьи совсем, залихватски и точно очень громко, а затем возвращает взгляд, не на Серёжу — мимо, куда-то за его плечо, — на счастливо смеющегося Арса. — Так, подождите, подождите, как же я там хотел? — Кластер, — явно не задумываясь подсказывает Антон, и Арс в ажиотаже похлопывает Серёжу по плечу: — Точно. Привет, Серёг, — фыркает он, обхватывая его рукой за шею, — добро пожаловать в кластер. * Они, судя по всему, подняли на уши добрую половину подразделения — даром что Воля оказывается эмпатом, и эйфория, остатки которой Серёжа ещё не успел растерять, с его неосознанной помощью разлетелась дальше их четверых, дальше одного кабинета. Арс отзванивается какому-то Диме, путанно объясняя произошедшее, и одновременно радостно угорает над парочкой визитёров из соседних отделов, заглянувших выяснить, что у них тут за шум. Паша тоже разговаривает по телефону, совсем тихо и совсем ласково — с Лясей, не менее мягким тоном поясняет Серёже Арсений, с женой, вот уж она-то там удивилась. В кабинет заглядывает ещё кто-то, и ещё, почти все — из соседних отделов, продолжает объяснять Арс, — наши все разъехались ещё с утра, говорит он, вчера всё отложили потому что, мы же Тохин день рождения праздновали; сам Шастун, едва часть их общего наваждения спадает, укладывается на диван, роняя по пути свои очки, и протяжно стонет. — Ну что ты, — приговаривает над ним Арсений, как ребёнку маленькому, — Шаст, плохо тебе? — Иди нахуй, — еле слышно предлагает ему Антон без капли какой-либо злобы, поворачивает голову в сторону развалившегося на предложенном стуле Серёжи, которому, честно, нужно немного времени, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями, но тут даже и выйти особо-то некуда; да и не хочется, ладно уж. — Ты извини, если что, что я такой. В смысле, я рад… я тебе охуенно рад, и всё такое, но бля, сука, я щас сдохну, — резко сворачивает на драму Антон, прижимая ладонь ко вспотевшему лбу. — Нормально погуляли вчера? — понимающе хмыкает Серёжа, и Арсений поясняет сразу за всех: — Обалденно. Именинник вот перестарался аж, так гулять хотел, — оценивающе приглядевшись к дивану и страдальцу на нём, Арс пожимает плечами и укладывается прямо на Шастуна, обхватив его по возможности руками; сползает чуть ниже, подбородком упирается в грудь. Антон и бровью не ведёт, только глаза закатывает. — Блин, Шаст, ты такой удобный. — Завали и не шевелись, пожалуйста, — Антон закрывает глаза. — Будешь блевать — голову поверни сразу налево, ладно? Чтоб не на меня и не на диван. Я его не для того покупал. — Ты его мне подарил, сам сказал, — отвечает Антон тоном сиюминутно довольного чем-то пятилетки, — мой диван, понятно? Что захочу, то с ним и буду делать. — Всё, что угодно, но блевать надо на пол, — мирно соглашается Арсений; Серёжа замечает вдруг, как он лениво водит двумя пальцами по плечу Антона, так медленно, словно спит уже, и Серёжа, ну честно, никогда не видел его таким. Знакомы уже который год, Серёжа и сосчитать боится, — с тех пор, как его семья переселилась из Армавира в Омск, он пошёл там в среднюю школу, седьмой, что ли, класс, или восьмой, хрен там уже разберёт, — так дальше вместе и пошли, распознав друг в друге соулмейтов, пошли до самого выпускного, затем — вместе уехали в Санкт-Петербург. Серёжа помнит Арсения дёрганым немного, светящимся, бесконечно восторженным, влёгкую совсем наивным, помнит попытки поступить в театральное и попытки вообще никуда не поступать; Серёжа помнит Арсения раздражённым и слегка неловким, в очередной раз пытающимся договориться с ним о том, что обсуждать свою деятельность они друг с другом больше не должны, не стоит им, потому что Арсений от Серёжи бегать ну очень не хочет, и риску подвергать не хочет, но — бабки, Серёж, говорил он тогда, бабки и богатые лохи, которые зачем-то скупают вещи, в которых нихрена даже не смыслят, — объяснял что-то ещё про свой кайф, а затем перестал объяснять; Серёжа помнит Арсения в разные моменты жизни, очень разным, но таким он его ещё не видел. И, подумать только — где, — в грёбаном Следственном управлении ФСБ, под началом человека, который, если Серёжа ничего не путает, пару раз в Академию МВД гостевые лекции какие-то приходил читать, — покупает сюда хренов диван, знакомит Серёжу с «коллегами», чувствует себя как дома и выглядит куда более расслабленным, чем в последний раз, когда они пересекались в Питере. Слегка притихшим; как будто искал не пойми что и вдруг нашёл наконец. Серёжа, наверное, даже понимает, что. Любой кинетик бы понял. — Паш, а как ты думаешь, — заговаривает Арсений, как только они замечают, что Воля положил трубку. — Если народ так переполошился, значит ли это, что мой любимый опер тоже, не приведи господь, почувствовал себя… — Немно-о-ожечко счастливым? — смешливо заканчивает фразу Антон, не открывая глаз. — Кто тут такой умный, тот может сам сходить и проверить, — предлагает Паша, опустившись на подлокотник дивана. — Есть тут у нас один, — объясняет он уже для Серёжи, — старший оперуполномоченный Белый, познакомитесь ещё, — он примолкает на секунду, — я думаю. — Белый, серьёзно? — Один Серый, другой Белый, — фыркнув, заводит Арс; упирается лбом в согнутую на груди Антона руку, пальцы второй задерживает у него за ухом, бормочет совсем тихо, но всё равно слышно: — Хуже ведь не делаю? — Лежи, — отзывается Антон; Серёжа недоумённо разглядывает их и машинально поворачивается к Паше. — Так, окей, пришло время. Краткий экскурс по присутствующим, — понятливо усмехается Воля, — остальные сами разговаривать умеют, а с этих что взять, да? Я — эмпат, это мы проехали. Про Арса ты всё знаешь лучше нашего. А вот Шастун у нас… Тох, мы же не секретничаем больше?.. ходячее болеутоляющее. — Это как? — Боль забирает прикосновением. Голой кожи, конечно, не прикрытой. — Нихрена себе, — округляет глаза Серёжа. — Круто. — Это тебе круто, — кривовато ухмыляется Антон, ухмылка быстро сходит с его лица, — конкретно тебя я ещё и подлечить наверняка смогу при случае. — Тьфу-тьфу-тьфу, — заботливо добавляет Арсений. — Ну да. Короче, всем круто, а мне не очень. Я ж её не в пустоту забираю, в себя тоже немного. — Немного, — почти возмущённо бормочет Арсений, повернув голову набок, и Антон вздыхает: — Когда как. В общем, приятного мало. Но такова цена геройства, типа того. — Дай угадаю, — поднимает брови Серёжа, — вот это вот про цену, это Арса цитата? — Чья же ещё, — скалится Паша. — Дальше поехали. Для ясности — кроме вас, у меня ещё два соулмейта, моя жена и Димка Позов, оба симплексы. Димка связан с нами больше, это не совсем специально получилось, но я думаю, что… — Он мне сказал уже, что его нехило шибануло, — встревает Арсений. — Ехал уже из Люберец этих несчастных, скоро будет, вот совсем прям скоро, Паш, да? Говорит, затрясло прям, типа, уроды, опять в неподходящее время развлекаетесь. — Я думаю, — невозмутимо продолжает Паша; впрочем, кивает Арсу, показывая, что услышал, — что у нашего кластера есть ещё как бы прикольный прицеп. — Это он меня сейчас так обозвал? — раздаётся новый голос от двери кабинета; в поле зрения не успевшего обернуться Серёжи показывается парень, наконец-то одного с ним роста, уже протягивающий для рукопожатия ладонь. — Дмитрий. — Сергей, — так же серьёзно отвечает Серёжа, но Дима тут же улыбается, уверенно кивает: — Сработаемся. — Это ты через две секунды понял? — весело уточняет Паша, пока Серёжа соображает, с какой это стати они должны будут именно «сработаться», а Антон вяло вскидывает руку в знак приветствия. — Ну сразу видно же, нормальный человек, — отвечает Дима, и Серёжа довольно кивает. — Наконец-то нормальный человек. Рад тебя видеть, правда. — Я тебя тоже, — абсолютно честно откликается Серёжа. — Слушайте, а чего у вас только Шастун такой помятый? — Нам помочь может, а себе — нет. А кто-то, — с нажимом добавляет Дима, устремив взгляд на Арсения, — наглеет. — Всё, всё, — выдохнув, Арс упирается руками в диван по бокам от Антона и одним слитным движением подскакивает на ноги, — не серчайте, Дмитрий Темурович. — Да, Дмитрий Темурович, — подхватывает Паша, поднимаясь следом, — вы не серчайте, а вы, Сергей как-вас-там, давайте, что ли, поработаем. — А я всё надеялся, что он ко мне в гости просто приехал, — смеётся Арс, поднимает с пола подставку с кофе, о котором они совершенно забыли, снимает крышку с одного из стаканов, делает глоток. — О, тёплый ещё, пить можно, кто будет? — Все будем, — щёлкнув протестующего Антона по лбу, кивает Паша. — К делу только давайте. * Разложив прихваченные с собой из Питера папки на длинном столе, стоящем у одной из стен кабинета возле большой магнитной доски, Серёжа наконец-то заставляет себя вернуться в рабочий режим, в котором уезжал из Петербурга и из которого, на самом деле, выпал напрочь, настолько капитально, что даже не очень понятно теперь, что с этим делать; не вспомнить, с каким настроем он шёл по Энергетической меньше часа тому назад. — Короче, когда мы его взяли, — Серёжа тычет пальцем в фотографию первого подозреваемого. Мусагалиев Азамат Тахирович, тридцать два года, дважды привлекался, — мы вообще нихера такого не ожидали. А потом вовремя подъехал Захарьин, это наш местный супер-дознаватель, и пережал парня. Там из протоколов всё понятно, ты читал уже ведь что-то, Паш? — Воля кивает, и Серёжа перелистывает страницу в ближайшей к себе папке. — По деталям тогда можно попозже пройтись, пока к сути: совершенно ни с хрена Мусагалиев упомянул об аукционе, назвал его «всем известным», тут мы уже уши навострили. И, вроде как, часть ранее украденного его группировкой, ну, то, что мы успели уже изъять, должно было в итоге пойти именно туда. Это если верить Мусагалиеву, но, собственно, он своим словам верил. — То есть? — впервые за последние полчаса более-менее оживает Шастун, развалившийся на стуле и вытянувший под столом ноги; сидящий по правую руку от него Арсений усмехается, и Серёжа усмехается вслед за ним: — Ты — ходячее болеутоляющее, а я — ходячий детектор лжи. Если чувак говорит правду, или думает хотя бы, что он её говорит, то я это понимаю точно. И наоборот. — Вот это — круто, — удовлетворённо кивает Антон, запускает пальцы в волосы, поправляя чёлку. — Матвиенко, — коротко, но действенно возвращает Серёжу на намеченную дорожку рассказа Паша; он улыбается лениво и абсолютно не по-деловому, и Серёжа, в общем, солидарен, ему самому сейчас меньше всего хочется обсуждать это идиотское дело, но с другой стороны — вот, они сидят за одним столом, все четверо. Все пятеро. И Серёжа — дома; он не думает пока о том, как будет уезжать из Москвы и чего это будет стоить его нервам. — Да, так вот. Аукцион. На вопрос о том, откуда всё тянется, Мусагалиев сообщил, что в его присутствии на эту тему общался с незнакомым ему человеком Родригез. — Родригез? — мгновенно подбирается Арсений, из ленивого слушателя, раздающего своё внимание как бы немного с царского плеча, превращаясь в самого заинтересованного. — Тимур? — Тимур Керимов, — кивает Паша, ему-то это всё в общих чертах известно со вчерашнего утра. — Родригез, да. — Знакомый же твой? — Дима смотрит на Арса, и тот согласно хмыкает: — Ещё какой. Классный парень, кстати, вам бы понравился, — оглядев всех по очереди в образовавшейся тишине, он ухмыляется. — Я вот не беру даже своих слов обратно. Понравился бы. Антон, тихо фыркнув, качает головой и прячет подбородок в вороте толстовки. — Конечно, Арс, — Паша щёлкает ручкой, которую вертел в руках всё это время. — Родригез у нашего отдела проходил в поле зрения несколько раз, с произведениями искусства в основном связь, но он вечный посредник, если по фактам. Всеобщий приятель приятеля, который нужного человечка подскажет и в нужную сторону направит, — Арс слушает его, кивает едва ли не с гордостью, и Серёжа тут же закатывает глаза. — Скользкий типчик, но о прикрытии позаботился классно. Подозреваемым, по-хорошему, был только единожды и недолго, но в любом случае ни разу его прижать не удалось нормально. И ты, Попов, когда своё знакомство с ним мне сливал летом, тоже так и не помог толком, — с насмешливой укоризной добавляет Воля. — Спасибо тебе большое, Арсений. — Пожалуйста, Паш. — Давайте дальше, — потирая глаза под очками, просит Позов. — Вот как раз об этом, мы пробили Родригеза по базам, дошли до ФСБ, связались, дальше Паша уже знает. Родригез по вашей части, аукцион этот херов — тоже по вашей, сколько лет уже его накрыть пытаетесь, — не удерживается Серёжа, но его лёгкий выпад остаётся практически без внимания, разве что Дима на мгновение поджимает губы. — И, собственно, вот он я. — Ты же понимаешь, Серый, — начинает Паша, — что мы это всё у вас забираем с концами, целиком? Сотрудничество не предполагается? — Я с такой задачей и приехал, — не спорит Серёжа, смирившийся с положением вещей, ну вот, собственно, вчера утром; а если ещё честнее — смирившийся сегодня, в момент внезапного и абсолютно нежданного сбора своего кластера в полном составе. — Я всё понимаю, без обид. — Кто ты и что ты сделал с Матвиенко? — в притворном ужасе громко шепчет Арсений, мигом пробивая Антона на внезапный хохот. — Вы все, — Арс очерчивает указательным пальцем круг над столом, — не знаете, что это за человек. Если он говорит, что обид нет, то спите чутко, придёт душить подушкой. — Просто кто-то повзрослел за годы, — с удовольствием объясняет Серёжа, — а кто-то — Арс. — Ёмко и по существу, — церемонно кивает Дима, скрестив руки на груди. — Я же сказал, нормальный человек пришёл. — Что за аукцион-то вообще? — хрипло спрашивает Антон, и Арсений явно порывается начать объяснять, но Паша вскидывает руку ладонью вперёд: — Потом. Завтра. И бумаги кое-какие подготовим на подпись, Серёж, это тоже завтра. Пока что давай по протоколу допросов пройдёмся, объяснишь кое-что. Арс, оставайся, вопросы по Керимову. Без крысятничества, — явно передразнивая какой-то ранний разговор, уточняет он, — не переживай. По характеристикам. — Йес, босс, — салютует Арсений, забрасывает опустевшие стаканы из-под кофе в корзину для мусора под столом. — Дим, свяжись со Стасом, узнай, где они там застряли, потом мне по делу Смирнова отчёты нужны. Шастун… — едва начав, Паша вздыхает, — срочного на тебе ничего не висит, иди проспись. — А если появится? — Значит, проспись здесь, — Паша указывает в сторону дивана. — Это не просьба, Шаст, иди выполняй. Насмешливо козырнув из-под свисающего на лоб капюшона, Антон послушно поднимается и тащится к практически сияющему кожаному дивану. — Спокойной ночи, Шаст, — бросает Арсений, проходя мимо него, и Шастун бурчит нечто нечленораздельное, зарываясь лицом в сложенные руки. * Освобождаются они в итоге уже после семи. Антона выпроваживают первым, он смотрит почему-то на Серёжу с подобием не то надежды, не то обиды, и Серёжа обещает ему, что они увидятся завтра первым же делом; Антон ерошит ему волосы на прощание, растормошив всё подобие причёски, и удаляется, сонно ухмыляясь, под аплодисменты Арсения. Дима уезжает чуть позже, обратно в Люберцы, на подмогу неведомому пока ещё для Серёжи Шеминову и задержавшейся там на весь день группе; он первым вспоминает — первым вообще задумывается — о необходимости обменяться с Серёжей контактами, и Арс, воспользовавшись этим, тут же создаёт им на пятерых общий чат в защищённом приложении. — Ты идиот, какая гостиница? — возмущается Арсений в половину восьмого, натягивая кожаную куртку. — Серый, не дури. — До завтра, пацаны, — улыбается Паша, приобнимает Серёжу на прощание, и границы, только теперь по-настоящему осознаёт Серёжа, успели уже стереться; новых не нарисуют. — Ты домой? Лясе привет. — К Мартиросяну сначала забегу, — Арсений пристально смотрит на Пашу, поэтому Серёжа смотрит тоже, успевает заметить, как Паша слегка кивает, будто в ответ на незаданный вслух вопрос. — Потом домой, все приветы передам. Расскажу, какой у нас в семье новый забавный коротышка. — Слышь, чекист, — Серёжа вскидывает в сторону Воли средний палец, и тот отвечает сразу двумя, прежде чем выйти. — Сам он забавный. — Да все мы тут, — не к месту философствует Арсений, ненавязчиво подталкивая Серёжу к выходу. — Поехали, нам вещи ещё твои забирать. — И куда? — Ко мне, — Арсений смотрит на него, как на полного идиота. — Сто лет не виделись, забудь ты про гостиницу уже свою. * — Ты охуел, — едва переступив порог, не сдерживается Серёжа. — Попов, ты вконец охуел. Ты где эту хату отхватил? — Это апартаменты, — поправляет Арсений, сбрасывает ботинки, аккуратно вешает куртку на вешалку. — Да похуй, — честно отвечает Серёжа. — Двенадцатый этаж, центр Москвы, тут же блестит всё, сука. Ты миллионер? — Ну, если посчитать, — с готовностью начинает Арсений, и Серёжа уже знает, чем закончатся эти его подсчёты, поэтому поспешно машет руками, разуваясь: — Не-не, слышать не хочу. Чё за понты-то, всё равно? — Душа просила шика, — ржёт Арс, первым проходит мимо расположенных с одной только стороны дверей по коридору, который, судя по всему, заканчивается то ли гостиной, то ли кухней, то ли, блядь, залом для светских приёмов, Серёжа уже не удивится; останавливается где-то посередине пути, патетично вскинув руки. — Иди посмотри. Стеклянный, блядь, потолок. Над Арсом — стеклянная, блядь, крыша. — Ты точно охуел, — резюмирует Серёжа, пытаясь не поддаваться этому щенячьему восторгу, и решительно топает дальше, туда, где уже успел присмотреть холодильник. — Реабилитируйся и накорми меня. — Как прикажете, господин полицейский, — отвесив полноценный поклон, соглашается Арсений, подходит к кухонным шкафам. — Или товарищ полицейский, как правильно? — Правильно говорить: Арс поплавился. Крышка поехала. — Я раньше, как будто, не на широкую ногу жил, — пожимает плечами Арсений, садится на корточки перед дверцей, за которой обнаруживается приличное количество бутылок. — Не вижу повода для удивлений. Вино будешь? Вино Серёжа, конечно, будет, но каким-то образом через час-другой они всё равно добираются до водки; забив на гастрономические условности, Серёжа заставляет Арса заказать пиццу, и они сидят на большом застеклённом балконе, пытаясь обсудить всё, что как-то не удалось за прошедший — практически — год; не сговариваясь, они почти не касаются всего, что хоть как-то относится к теме ФСБ, чувствуя — Серёжину в основном — необходимость переварить. На крыше, как объяснил Арсений, есть ещё терраса, но с Серёжи достаточно на сегодня потрясений и выебонов, он пока не готов. — Слушай, — Арсений поджимает ноги, удобнее устраиваясь в кресле, — у тебя обратные билеты есть? — На послезавтра, да. На всякий случай захватили ещё лишний день, мало ли. Кто ж знал, что тут… — Мы, — с улыбкой заканчивает Арсений, запрокидывает голову и улыбается шире. — Это да. Ладно, допустим, и что, вот завтра вы все эти бюрократические штучки разрулите. И ты собрался уезжать? — Билет же, — находит вроде бы логичный ответ Серёжа и умолкает; правда в том, что он не знает. Он уже ничего не знает. Он должен был приехать, всё объяснить, передать дело, позубоскалить над московскими спецслужбами и поскорее свалить обратно, в знакомый любимый город, на знакомую работу; вместо этого — случился Арс, случились все остальные, это как вихрь, налетает, сметает всё понятное и привычное, оставляет после себя хаос, который надо как-то разгребать, — всё случилось так быстро, Серёжа не понимает пока, что ему делать, и он уже достаточно пьян, чтобы даже не пытаться решать. — Билеты можно, например, сдавать обратно в кассу, — в конце концов напоминает о себе Арсений. — Арс, давай потом? Ну просто, — Серёжа разливает очередную порцию водки по рюмкам, — давай бухнём лучше. А думать не будем. Заебись я придумал? — Вообще, — усмехается Арсений, задерживает задумчивый взгляд на Серёже и, как по щелчку оживившись, хватает свою рюмку. — Давай, Серый, за тебя. Ещё через час они орут наперебой, как в старые добрые, «Машину времени» и «Зверей» подряд, как душа ляжет; общий чат взрывается серией грубовато-занудных сообщений от Димы, требованием дать поспать от замученного их весельем Паши и нарочитой обидой проснувшегося Антона, которого, видите ли, никто не позвал похмеляться. Арс посылает им всем в ответ два ряда разноцветных сердец и отключает телефон. * Естественно, они просыпают всё на свете. Ориентироваться в незнакомой толком квартире, когда глаза даже продрать не можешь — то ещё приключение, и Серёжа, по собственным громогласным впечатлениям, успевает по пути в ванную собрать вообще все многочисленные углы. — А чего ты? Чего ты ругаться вздумал? — спорит Арс с Пашей по телефону, ставит на громкую связь и натягивает футболку, пока Серёжа, чертыхаясь, разыскивает в сумке носки. — Ты ж мне всегда выговариваешь, чего я вообще прихожу в такую рань, а тут, видите ли, опаздываю? У меня, может, ещё и график работы есть? Давай обсудим? А за сверхурочные начнёшь платить? — смех Воли оглашает спальню, чей-то ещё — Антона — вторит. — А вообще платить начнёшь? — У нас полно нерешённых вопросов, умник ты мой единственный. — Ну семь утра, Паш. — Вот пока мешать все подряд не начали, подваливайте уже сюда, — командует Паша и отключается; Арсений, пожав плечами, открывает приложение для вызова такси. По пути они тормозят у какой-то кофейни — Серёжа спросонья не соображает, в каком они сейчас районе вообще, но Арсений явно знает место как свои пять пальцев; скрывается за дверями, увешанными какими-то плакатами, возвращается в машину, нагруженный стаканами, протягивает Серёже один: — Чёрный, крепкий. Обалдеешь, насколько. — Ты чего бодрый такой, а? — отвыкшего от благостных попоек с Арсом Серёжу хватает только на благодарный кивок. — Хороший день, — солнечно улыбается Арсений, как будто это что-то объясняет. Ну, в его случае, наверное, да. — Голова раскалывается, — признаётся всё-таки Арсений, заходя вслед за Серёжей в кабинет; передаёт ему все оставшиеся стаканы и, как окончательно определившее намеченную цель оружие, стремительно движется к посвежевшему со вчерашнего дня Шастуну, стоящему у своего стола, влетает в него буквально, и Серёжа даже не знает, это у них привычка такая, или Арс сегодня решил попробовать что-то новенькое, потому что выглядит слишком естественно для обоих вариантов. Антон чуть морщится, это заметно, но не отстраняется; запускает ладонь Арсу под воротник кожанки, вторую руку прижимая к лопаткам. — Пьянь, — ухмыляется Антон, обращаясь к Арсению, но глядя на Серёжу, и он решает, что выделываться тут, в принципе, не перед кем, с готовностью кивает: — От таких же слышу. А меня обнимешь, а? Прям так хуёво, вообще. — В очередь, Серый. Антонио, там это, — мазнув носом по подбородку Антона, Арсений машет рукой себе за спину, — кофе, чай. Всё чёрное, всё сладкое, — он всё-таки отступает в сторону, отбирает у Серёжи два стакана, один отдаёт уже протянувшему руку Антону, принюхивается к своему. — Оно живое! — громко радуется выглянувший из смежного кабинета Позов, выходит следом за отчего-то довольным Пашей; лицо Воли абсолютно непроницаемо, но Серёжа уже — подозрительно быстро — учится различать всё то, на чём раньше мог поймать только Арса. — Доброе утро, о, кофе, Арсений, ну какой ты молодец, — Паша забирает свою порцию, отдаёт затем Диме последнюю и присаживается на край своего стола, устремив на Серёжу взгляд, полный искреннего интереса. — У меня вопрос. Можно ведь я полюбопытствую? — Это риторический вопрос, — театральным шёпотом подсказывает Арсений и не менее театрально падает на Пашин стул. — Ну, — Серёжа хмурится; Антон подходит к нему, вздыхает, обхватывает пальцами его запястье и, надо же, и впрямь становится легче думать, — можно? — Расскажи мне, Серёжа, — начинает Паша с видом Тома, добравшегося-таки до Джерри, у Серёжи просто нет пока сил его опасаться, — как тебе Москва? Как тебе у нас? Какие планы на работу в полиции? — Тебя мои карьерные планы интересуют, ты гонишь? — медленно хлопает глазами Серёжа. — Да-да, карьерные. — Ну, пока всё шло, как идёт, — собрав мысли в кучу, он пытается отвечать серьёзно несмотря на то, что чувствует улыбку только что отпустившего его руку Антона. — Как у всех. А что? — Да так, — переглянувшись с Димой, Паша улыбается тоже. — Есть предложение.