Страх, холод и темнота

Страх, холод и темнота поднимают пятилетнего мальчика с постели в поздний, полуночный час. Непонятные звуки, доносящиеся из гостиной, привлекают его, тянут к себе, заставляя медленно красться к их источнику. Мама расстроится, если увидит, что он не спит, потому движется он осторожно, затаив дыхание и стараясь ничем не выдать своего пробуждения. Сердце бьётся как птаха в клетке, страх подгоняет его, не давая свернуть, вернуться обратно в тёплую мягкую постель и спрятаться под одеялом. В дверном проёме, спиной к нему, стоит незнакомый мужчина. Пройти в гостиную мимо него не получится, но мальчику это уже и не нужно. Он удивлённо разглядывает незваного гостя, пытаясь понять, откуда тот взялся и зачем пришёл сюда. Страх рядом с ним лишь усиливается, но любопытство тоже сильно. Где мама? — Мама?.. — негромко зовёт мальчишка, но слышит лишь тиканье настенных часов, нарушающее тишину. — Мама! — Она не ответит, — говорит незнакомец, разворачиваясь к нему. Мальчишка не может заставить себя двинуться с места: страх парализует его, взгляд приковывает красное на руках и одежде странного человека. «Словно кто-то облил его краской», — потрясённо думает мальчик, заворожённо наблюдая за тем, как красное капает с руки на белый пол, запечатлеваясь в памяти на всю жизнь. Яркое, будто кровь на снегу. Кровь. Мальчик задыхается от рвущегося наружу крика, когда понимает. Глаза незнакомца вспыхивают красным; обнажив клыки, он шипит: — Иди в свою комнату!

***

Иван вздрагивает и просыпается. Страх, холод и темнота эхом отзываются в нём, путая реальность и сон, перемешивая их, переплетая столь тесно, что различить их почти невозможно. Когда-нибудь ему перестанет сниться худшая ночь в его жизни. Ночь, когда он впервые встретил вампира. Парень закрывает глаза, прислушивается к биению собственного сердца, мысленно повторяя как мантру все известные ему слабости вампиров. Раз за разом он прокручивает в памяти те секунды, воспроизводя всё чётче и чётче лицо твари, убившей его мать. Страх отступает, вытесняемый ледяной, жгучей ненавистью. Он найдёт этого ублюдка. Он отомстит. Заставит сполна заплатить за её смерть, за ту боль, что причинил. Вампир будет умолять сжалиться, подарить лёгкую смерть, но этого не произойдёт. Иван никогда не позволит себе забыть кошмар прошлого, возвращающийся к нему каждую ночь. И всё же, несмотря на решимость, никогда раньше Ивану не приходилось убивать вампиров. Он даже не встречал их, за исключением того раза. Все знания о тёмной стороне мира парень почерпнул из книг и редких бесед с не очень-то откровенными охотниками, специализирующимися на разного рода нечисти. Ведьмы, оборотни, призраки — рассказы разные, но у всех одна суть: иные — зло. Только вот, почти никто из его знакомых ни разу не слышал о вампирах. Те же, кто слышали, считают, что это выдумки. Но и те и другие солидарны в одном: все они принимают Ивана за сумасшедшего. Что ж, может и так. Может, он и правда двинулся на этой теме, но свернуть с выбранного пути, вернуться к «нормальной» жизни, он уже не может. Тем более, его крещение как охотника уже случилось. Первой (да и, говоря откровенно, вообще единственной) убитой тварью стал оборотень. Миф о страхе перед серебром оказался правдой. Иван вновь открывает глаза, вглядывается в темноту напротив и напряжённо замирает: он скорее чувствует, нежели видит, как темнота движется, выдавая присутствие постороннего, затаившегося здесь с неведомой целью. Медлить нельзя. Парень достаёт из-под подушки пистолет, с которым не расстаётся с того момента, как Феликс украл его у своего отца, и стреляет. Стреляет наобум, туда, где, как ему кажется, притаилась фигура. Он не тешит себя мыслью, что сможет убить с одного выстрела, он надеется, что удастся выиграть хотя бы пару секунд. Хотя и они вряд ли могут стать его преимуществом. Включается свет, и Иван, совсем как в детстве, не смеет двинуться, скованный страхом. — А я уж было поверил, что ты и правда стал охотником, — усмехается тварь, выковыривая через глазницу застрявшую пулю. Случайное попадание, которое при иной картине могло бы стать победным, — серебро на вампиров не действует. Парень вглядывается в до тошноты знакомые черты лица, в красные глаза — глаз — и хрипло выдыхает: — Ты!.. Ненависть удушает, гнев затмевает разум, и, почти обезумев от ярости, юный охотник бросается на тварь с ножом, заранее зная, что это бесполезно. Даже если он сможет зацепить им своего врага, это не принесёт ни преимущества, ни даже малейшего морального удовлетворения. Вампир с лёгкостью уворачивается от удара, выворачивает запястье охотника, и нож выпадает из руки. Сам Иван тут же оказывается зажат между стеной и тварью, что крепко держит его, не оставляя и малейшего шанса вырваться. — Ну вот — опять не вышло! — насмешливо шепчет нежить, касаясь губами шеи и делая глубокий вдох, словно впитывая тяжёлый аромат страха и насыщаясь этим. — Такое чувство, словно ты даже не пытаешься меня убить, а делаешь всё это лишь для галочки. Ну и какой из тебя охотник?.. — Грёбаный выродок. — Надо же, какие грубые слова мы знаем, — усмехается тварь, а затем вдруг разворачивает его к себе, ударяя лопатками о стену и сдавливая горло. Взгляд ублюдка насмешливо скользит по его лицу, внимательно изучая. Парень с не меньшим вниманием вглядывается в ответ, в особенности на уже исцелённое ранение, добавляя к своим скудным знаниям о вампирах новый пункт о быстрой регенерации. — Знаешь, гораздо приятнее обращаться по имени. Я — Гилберт. А ты Иван, верно?.. — Я убью тебя, — хрипит охотник, хватаясь за сжимающую его горло руку. В его слова просачивается вся боль, вся ненависть, что только есть в душе. Эти чувства усиливают фразу, превращая её в клятву. — Как? — усмехается в ответ вампир, вновь вглядываясь в его лицо, теперь уже с очевидным любопытством. — Ты ни черта не знаешь об этом мире. И хочешь бесплатный совет?.. Пусть так и остаётся. Не лезь в это. Охотника из тебя всё равно не выйдет. — Я найду способ. Тварь вновь ухмыляется, а затем прижимается губами к его сонной артерии в извращённом подобии поцелуя, вызывая острый приступ страха и отвращения. Иван ожидает укуса, когда чувствует, как кожи касаются клыки. Но вампир отстраняется и отпускает его. — Оборотень, которого ты убил, не одиночка. За него будут мстить. Если ты хоть немного соображаешь, ты додумаешься свалить из города. После этого ночной гость быстро и ловко исчезает в окне; когда Иван парой секунд позже вглядывается в предрассветную тьму улицы, его уже не видно. Охотник мысленно вычёркивает ещё одну часть своего знания о ночных тварях. Вампиру не нужно приглашение, чтобы войти. Что самое унизительное, тот сукин сын оказывается прав. Оборотни не одиночки. Только понимает это Иван слишком поздно. Страх и темнота опутывают всё тело плотным коконом, вырывая из реальности, затягивая в беспамятство, но парень сопротивляется изо всех сил. Он помнит, как огромный волк выпрыгнул будто из ниоткуда. Всё произошло настолько быстро, что невозможно было среагировать. Удар — и темнота рядом, обволакивает его, погружая в черноту бессознательного. Жар от укуса пробирает до костей, проникает в каждую клетку тела, меняя её, выжигая человечность. Жжение усиливается, причиняя невыносимую боль, затмевая собой все остальные чувства, переходит в огненную агонию, но сил кричать нет. — Так и знал, что ты не упустишь такую замечательную возможность погибнуть по-идиотски, — доносится сквозь боль и жар знакомый язвительный голос. Голос, снящийся каждую ночь. Голос, принадлежащий убийце. Холод касается лба, скользит по щеке ниже, к шее. Охотник борется с соблазном прильнуть к источнику столь желанной прохлады, раствориться в этих прикосновениях. Нельзя. Эта тварь здесь чтобы издеваться, и малейшее потворство собственным желаниям обернётся ещё большей болью. — Не трогай меня, — хрипит Иван, пытаясь увернуться от очередного касания холода. — Не дёргайся, — вампир без труда поднимает его, игнорируя все вялые попытки сопротивления, будто они и вовсе ничего не значат. — Мне тоже это не очень-то приятно. От тебя несёт дохлой псиной. Голос вампира отвлекает от боли, и, хоть Ивану и противно это признавать, он старается зацепиться за него, удержаться в сознании — и это выходит. Это единственное, на что он может ориентироваться сейчас, чтобы хоть немного выбраться из темноты. — Ты убьёшь меня? Вампир не отвечает долго. Настолько долго, что темнота подбирается совсем близко и почти полностью затягивает в себя. — Зачем? Ты и без меня прекрасно справляешься. — Я не хочу умирать, — страх просачивается в произнесённые слова, перед глазами вновь мелькает калейдоскоп воспоминаний о той ночи, усиливая ненависть. В том числе и ненависть к самому себе. — Я умру?.. Ответа снова нет очень долго. Иван чувствует чужие сомнения и неуверенность, когда наконец слышит: — Скорее всего, нет. Даже когда очень этого захочешь. Она не ответит. Парень с трудом вырывается из темноты, но тут же закрывает глаза, пытаясь унять рвущийся наружу страх — уже ставшее привычным пробуждение, длящееся из ночи в ночь на протяжении тринадцати лет. Только вокруг него не привычный мрак собственной спальни, а совершенно иная, чужая комната с зажжёнными свечами. Гостиная, словно сошедшая с одного из кадров старинного фильма, кажется смутно знакомой. В воздухе чувствуется практически нестерпимый запах затхлости, старых вещей и пыли. Дышать тяжело, почти больно. Парень вновь открывает глаза и медленно осматривается, насколько это позволяет полумрак. Он лежит на диване, не менее ветхом, чем одеяло, которым он заботливо укрыт; рядом, на кофейном столике блюдо с бутербродами — быстро сымпровизированный завтрак, который словно вырван из иной реальности и насильно втиснут кем-то неведомым в этот пыльный старый мир. Знакомый пыльный мир. Иван уже бывал здесь. Лет шесть назад, когда сбежал из приюта. Или нет… Все заброшенные дома чем-то похожи друг на друга. Но разве может судьба быть настолько иронична… — Ну что, логово вампира соответствует твоим ожиданиям? — насмешливо вопрошает ненавистный голос, и Иван, пересилив слабость и ломоту в теле, приподнимается на локтях, чтобы найти того, кто это произнёс. — Ты! — злость рвётся наружу, но дать ей выход не получается. Тело отказывается слушаться, словно свинцом налитое. — Ты пока слишком слаб для ненависти, — с отвратительной усмешкой он подходит ближе, но недостаточно близко для того, чтобы охотник смог попытаться напасть. Хотя, о какой атаке может идти речь, если у него нет не то что оружия, но даже сил на то, чтобы сесть? — Что ты со мной сделал? — говорить удаётся с трудом. Мышцы ноют, отзываются болью, что чувствуется всё явственней с каждой секундой, и Иван опускается обратно. Он ждал этого так долго, а теперь, возможно в свой последний шанс, не способен оторвать головы от подушки. — Я?.. Ничего. А вот во что ты ввязался, куда более интересный вопрос. Оборотни не очень-то любят, когда их выслеживают. Ещё больше они не любят, когда пустоголовые охотнички вроде тебя лишают их пары. Воспоминания о нападении оборотня стремительной вспышкой оживают в памяти, усиливая головную боль. Он не был к этому готов. Не ожидал, что тварь нападёт днём, после полнолуния. Этого не должно было произойти, ведь во всех легендах говорится… Легенды врут. Повезло ещё, что Иван в этот раз был один. — Почему он не убил меня? — Из-за твоего смазливого личика? — насмешливо предполагает вампир, а после неопределённо поводит плечом и склоняется, оперевшись на спинку дивана. — Понятия не имею. Я, видишь ли, не большой спец в психологии их поведения. Оборотни с головой не в ладах, кто знает, какие были мотивы. Может, заставить тебя страдать. А может… — вампир смолкает, не договорив, и качает головой, словно закрывая этим тему. — Кстати, тот, кто тебя обратил, мёртв. Можешь не благодарить. — И не собираюсь. Я должен был сделать это сам. — Ты бы не смог, — категорично заявляет вампир. В его тоне проскальзывает нечто подобное беспокойству, что кажется совсем неуместным во всей этой ситуации. Тем более от него. — Убьёшь того, кто тебя обратил, и умрёшь следом. Одна из тонкостей существования на тёмной стороне подлунного мира. — Лучше умереть, чем быть монстром, — ядовито откликается бывший человек, чувствуя, как в душе расползается горечь собственных слов. Да, он действительно считает так, но смерть всё ещё кажется чем-то далёким, не касающимся его лично. Может ли всё это оказаться сном? Одним из тех кошмаров, что не дают ему жить нормально?.. Тихий язвительный смех сбивает всю напускную храбрость, больно жалит, возвращая в реальность. — Ну до чего же мы правильные. А кто несколько дней назад испуганно жался ко мне и рыдал, что не хочет умирать? — Я не… Дней?.. — воспоминания обрывочно мелькают, отказываясь складываться в чёткую картинку. Но, кажется, Иван несколько раз приходил в себя, после снова и снова погружаясь в темноту. — Обращение — процесс небыстрый, — вновь становясь серьёзным, поясняет вампир. Его лицо словно меняется, настолько он непохож на прежнего, шутливого, себя. — Признаться, ты меня удивил. Мало кто выживает без их помощи. Я бы даже сказал, что тебе повезло. Он произносит это без насмешки. Как будто действительно считает Ивана редким везунчиком. Словно не понимает, что он уже мёртв. А окончательная смерть — это лишь вопрос времени и решимости. — И что теперь? Я буду выть на луну и похищать девушек?.. — горько усмехается Иван, пытаясь представить себя в новом образе. Знания из легенд с трудом всплывают в памяти. Чем же занимаются оборотни вне полнолуний? Живут как самые обычные люди? Слабо верится. Бродят по свету в зверином облике? Но почему тогда в легендах они всё же перевёртыши, меняющие облик? Каким-то иным парень себя не чувствует, лишь отвращение к себе разгорается внутри всё сильнее. Может, прошло слишком мало времени? Но есть ли смысл ждать? Скорее всего, он вообще не заметит изменений, пока не станет слишком поздно. Пока кровь невинно убиенных не обагрит рук, вымывая из души всё человеческое. — Дело, конечно, твоё, но я не встречал ни одного оборотня, кто занимался бы этим. К тому же, девушек? — вампир — Гилберт?.. — склоняется совсем низко, оказываясь буквально в нескольких сантиметрах от его лица и пристально вглядываясь в глаза Ивана. Костяшками пальцев он касается его щеки, плавно ведёт вниз, не разрывая зрительного контакта. Парень, затаив дыхание, замирает, не в силах шевельнуться от смеси страха, ненависти и непонимания. — Как же ты забавен в своём бессильном гневе, — шепчет вампир, отстраняясь, но не убирая с шеи холодной, почти ледяной руки. — Я всё равно тебя убью, — почти что шепчет Иван. Страх, что он чувствует, не даёт верить в собственные слова. Здравый смысл робко напоминает о своём существовании. Вампиру достаточно чуть сильнее надавить. А что можешь сделать ты? — Разве же я против? Пытайся сколько угодно, — легкомысленно пожимает плечами вампир. Рука исчезает с горла. — Хотя, признаться, я не понимаю твоей одержимости моей смертью. Ты попытался, у тебя не вышло. Почему бы не воспринять то, что я не мстительный, за второй шанс и не начать новую жизнь? — Ты убил мою мать. Пауза, что следует за этим, не просто напряжённая. Иван практически чувствует, как боль, хранившаяся в его душе, рвётся наружу, затмевая абсолютно все прочие чувства, включая ненависть, страх и физическую боль. — А, так вот оно что… запомнил, всё же, — Гилберт хмурится и отворачивается, пряча лицо от внимательного взгляда. Он медленно обходит диван и останавливается напротив Ивана, глядя ему в глаза сверху вниз. — Я крайне редко пью кровь женщин и уж тем более не пробираюсь в чьи бы то ни было дома с этой целью. Это, знаешь ли, дурной тон. — Вампир присаживается рядом. Он всё так же серьёзно вглядывается в глаза охотника, как будто пытаясь подобрать правильные, убедительные слова. — Я не убивал её. — Что произошло в ту ночь? — спрашивает Иван. Нет, верить он не спешит. Но что-то внутри отзывается на его слова, требуя услышать всё, что собирается произнести вампир. Это не сомнения, а нечто иное, что он не в силах назвать сам. Предчувствие? Жажда узнать, чем же это считает сам вампир?.. — Я слышал шум в её доме. Возню и вскрик. Не то чтобы это было чем-то из ряда вон выходящим — люди всегда умирают, — он вздыхает и морщится, словно в воспоминаниях всплывает что-то неприятное для него. — Мне было… любопытно, и я вошёл. Слишком поздно, чтобы помочь ей очнуться иной. Я пытался, — Гилберт смолкает, наконец разорвав зрительный контакт. Его слова остужают гнев, но оставляют после себя невнятную пустоту, которую нечем заполнить. — Можешь в это не верить, но я не лгу. Должно быть, это была попытка ограбления или что-то вроде того. И Иван верит. Сам не может объяснить почему, но верит. Возможно, в этом замешаны какие-то вампирские штучки вроде внушения. Скорее всего, дело именно в них. Так что же это выходит?.. Мстить не за что? Всё, что он планировал годами, в один миг теряет смысл. Вампир, хоть и монстр, но не убивал её. А в поисках ответа парень сам нашёл себе смерть. Оборотень. Он не станет с этим жить, ведь всего одна доля секунды может лишить жизни кого-то из друзей или случайно оказавшихся с ним рядом людей. — Если тебе нужна кровь… Холодные костяшки пальцев вновь скользят по щеке, снова перемещаются к горлу, и Иван закрывает глаза. Он чувствует, как вампир склоняется над его шеей. Хоть вампир и не дышит, холод его присутствия выдаёт, насколько он близко. Тихий смешок раздаётся у самого уха. Насмешливый шёпот неожиданно горячо касается кожи: — Как я уже говорил, от тебя несёт дохлой псиной. К тому же, в твоём случае я претендую не на кровь. Значит, умереть, отдав свою кровь вампиру, не выйдет. Зря Иван надеялся, что его «спаситель» окажется достаточно понимающим, чтобы забрать больше не нужную, опасную для других жизнь. — Я не хочу причинять людям боль, я не хочу становиться убийцей, — тихо, почти беззвучно, произносит новообращённый, всё ещё надеясь на подобие милосердия. Маловероятно, что вампир способен его понять, но, может, ему будет не в тягость помочь со смертью. — Сложнее, чем я думал, — вздыхает Гилберт, отстраняясь. Он вновь окидывает Ивана задумчивым взглядом.– Что вообще ты знаешь об оборотнях? — Серебро их убивает. — И всё? — Мне достаточно, — шепчет парень, отворачиваясь. Оборотни никогда не были его целью. Да и первая охота была не его инициативой: его друг выследил тварь и раздобыл им оружие… Оружие. Осталась ещё одна пуля. — Ладно, крутой охотник, похоже, просвещать тебя придётся мне, — вздыхает вампир, а затем, словно прочитав его мысли, серьёзно добавляет: — И даже не думай совершить типичную большую глупость поверженного охотника — я тебя к серебру и на десять метров не подпущу. Иван недоверчиво вглядывается в красные глаза напротив. Зачем ему это?.. Почему он хочет возиться с ним?.. Секундный порыв бесстрашия перед смертью затухает. Нет, умереть он не готов. Он боится этого в той же степени, в какой боится жить. А может, в чуть большей. — Гилберт… — наружу рвётся странное чувство, сродни благодарности, но Иван запрещает себе даже думать об этом. Собрав в душе всю ненависть, что копилась годами, он клятвенно заверяет: — Я всё равно буду искать способ убить тебя. — Что ж, — усмехается вампир, приподняв его лицо за подбородок, чтобы посмотреть прямо в глаза, — тебе это сделать не так уж и сложно. Парень вновь отворачивается как раз в тот момент, когда Гилберт склоняется к нему, и оттого губы касаются лишь щеки, почти невинно и незначительно. Новообращённый оборотень не видит, как от злости вспыхивают красным светом глаза. Его снова увлекает беспамятство.