I met him on the bridge

      Журчание пруда и мост с высокими столбами, держащими огромное количество досок крыши, красная краска на которых в сумерках становилась серым пятном. Сверчки и отдаленный шум города да тревожащие листву порывы ветра.       Я приходил на этот мост так редко, без всякого смысла. Думалось здесь проще, легче было дышать, а мне только это и было нужно. Уставая от города, я захлёбывался в ненависти к жизни, потому, свесив ноги через перила, я просто слушал язык природы. Стоит отметить, что этот язык был чужим для меня, но всё равно приятным, таким, что моё сердце находило покой.       Редко приходилось мне встречать кого-то здесь, но иногда я видел бегунов, держащих поводок собаки, что с радостью и непонятной мне преданностью бежала рядом. Думаю, что никогда бы так добровольно не стал зарабатывать себе боль в ногах, как бы полезны бег и спорт в общем ни были. Да, я искренне далёк от всего полезного для здоровья.       Больше мне никто не встречался, что радовало. И почему-то казалось, что дальше, за возлюбленным мостом, не было ничего связанного с цивилизацией. Но не так давно я узнал, что там деревня, испытав смешанные чувства. Было бы неплохо пожить в таком месте, но... Я так привык к городскому комфорту. Когда все под рукой, когда ты можешь получить необходимое за пару минут. Скажите честно, найдется ли хоть кто-то, кого этот комфорт не устраивает? Я многих знал. Но всё лишь потому, что приходилось знать, сближаться, узнавать людей, до омерзения похожих. Я будто в мерзком сне, неосторожно иду по топкому болоту... совсем один. И я мечтаю о смерти, я мечтаю.       Прижавшись лбом к доске, смотрю сквозь перила вниз, иногда ловя взглядом рыбёшек, блестящих в заросшем водорослями пруду. От мыслей меня отвлёк такой отчётливый стук гэто, что я поднял голову.       Удивительно, как много мыслей исчезло в этот момент, но это стоило того. Я увидел молодого парня, одетого в бледно-розовую юкату с серебристым оби; волосы оттенка платины, интересной формы чёлка, длинная только с одной стороны. Не заметив, что откровенно пялюсь на этого юношу, я все продолжал осматривать его, и, поднявшись к глазам, смутился, наконец отводя взгляд. Он смотрел на меня, совсем не понимая моего интереса, но так... по-доброму, что ли. Его глаза... не знаю, быть может, такой оттенок дали им подвесные жёлтые фонари на мосту, но лилово-золотой выглядел прекрасно. Я вдруг заметил, что сердце в груди билось так сильно, и мне стало страшно. А вдруг этот парень услышит? Что за бред!       Но страх никуда не делся. С волнением я заметил, что подходить ближе он не стал, а мне следовало бы оставить его, ведь... не я один гонюсь за спокойствием в одиночестве, не так ли? Но мне не хотелось уходить, потому я эгоистично придвинулся ближе к нему, позже вовсе поднявшись.       — Простите, я вам мешаю? — окончательно собраться с мыслями не удалось, я подошёл совсем близко.       Опустив локти на доску, наклонился, мягко и вежливо улыбаясь юноше. Меня тянуло к нему, я чувствовал непонятное беспокойство внутри. И я стоял так близко, что мог чувствовать, как он приятно пахнет, словно букет диких тюльпанов в утренней росе и свежее печенье рядом с ними, на столе.       — Нет, — негромко ответил он.       Его голос был нежным и спокойным, его губы казались малиновыми и... выглядели мягкими.       Я смел смотреть на него лишь мельком, но красота его была такой сказочной, что меня почти трясло от волнения.       — Сегодня прекрасный вечер, — увы, но смог продолжить неуклюжий диалог не я, а он.       — Правда. Я чувствую, как бодра природа после ночной грозы, но я думал, что тучи не разойдутся, — ответил я, теперь смотря ему в лицо.       И он смутился.       Я повидал множество румянцев и видел много раз, как отводят глаза, но сейчас... Я был покорен. Его бледные щеки порозовели, но... от чего же?       — Я чем-то смущаю вас, юноша? — честно спросил я.       Он не торопился отвечать, лишь улыбался не глядя. Я заметил, что в его улыбке было слишком много тоски, потому захотелось дотронуться, хотя бы до тонкого плечика, но я не смел.       — Не знаю точно, — произнес он.       Мне хотелось надеяться, что причина его беспокойства та же, что и у меня. Но я вовсе не выглядел так аккуратно и нежно, как он.       — Прошу меня простить, если есть за что, в таком случае. А можно... узнать ваше имя? — не терял надежды сблизиться я, конечно, ведь теперь, увидев его, мне было страшно лишь то, что это в последний раз.       — Ацуши. Накаджима Ацуши, — он подарил мне ещё одну улыбку, явно ожидая чего-то.       — Дазай Осаму, — я протянул руку, на что он мне неуверенно ответил, пожав её, — рад знакомству, Ацуши.       Его ручка была тонкой и такой бледной, что я еле сдержался от поцелуя.       Невероятно сильно этот парень всколыхнул мои чувства, потревожил сердечный покой. Это даже была не симпатия... Я влюбился. Влюбился с первого взгляда! Это просто невозможно.       Мы говорили о красивых вещах, местах и чувствах. Хоть я и был, как мне казалось, безразличен к этому миру, но... Ацуши заставил меня вновь посмотреть на него. Не в силах узнать себя, я совсем не был против того, что происходит между мной, мужчиной, возраст которого должен говорить о его ответственности, и юношей восемнадцати лет, который своим спокойствием убаюкивал меня, одаривая теплом.       Но время было позднее, близилась минута расставания, потому я с отчётливым отчаяньем в голосе спросил:       — Придёшь ли ты завтра сюда, Ацуши?       Он кивнул.       — Конечно, Дазай-сан.       Мы разошлись, и я решил, что ненавидеть себя за влюбленность смысла нет. Я решил, что просто хочу находиться рядом с ним, хочу смотреть на него и слышать его сахарный голосок, чувствовать его приятный запах.       Время без него тянулось так же быстро, а с ним... я словно проваливался в бесконечность. Меня сами несли ноги на этот мост, я все сильнее желал быть ближе.       Ацуши был не просто волшебно красив. Ещё умён, заботлив и невероятно мил! Я видел в нем свой свет. Мы день за днём встречались на мосту, в прохладе вечера и говорили, и молчали, и я его смущал, вот только... непонятно, чем. Я боялся испортить нашу связь, боялся ещё ближе подойти к нему, но...       — Так, а что насчёт муз-...       Я не закончил вопрос, заметив, что он осторожно взял меня за руку. Сердце пропустило удар. Вот оно! Он первый сделал столь серьезный поступок. Ах, я как ребенок.       — Ацуши.       Я произнес имя негромко, наклоняясь к его лицу, он поддался. Я понял, что был прав насчёт мягкости его губ, ведь именно это пару секунд до его ответа сводило с ума. Невинный и желанный поцелуй, долгожданная близость. Я не смел углублять, но он позволил мне это, позволил и обнять, и прижать к широкому столбу моста. Дал согласие безмолвно целовать его тонкую шею, а в ответ он лишь томно вздыхал, обнимая меня.       Совсем простая нежность, но это уже вскружило мне голову.       — Д-Дазай-сан... прошу вас, т-тише, — промяукал юноша на выдохе.       Я не заметил, как закусил кожу слишком сильно, оставляя метку. Это так грубо! Едва он подпустил меня, как я тут же взял больше дозволенного. Я ведь даже не спросил о его семье достаточно, чтобы разрешить себе распускать руки!       Я рассыпался в извинениях, отшатнулся и, не понимая, что делаю, опустился на колени перед ним. Ах, я слишком поздно понял, что свожу его с ума своим поведением! Он уже начал отворачиваться от смущения и несвязно умолять меня подняться.       Что я и сделал, взяв его руки в свои и заглянув в прекрасные глаза.       — Ацуши, я влюблен в тебя.       Он молчал. Но я-то понимал, что сейчас я застал его врасплох.       — Вы так прямолинейны, — ответил он и обнял меня.       — Ты тоже, — мне было достаточно, — я хочу, чтобы ты жил со мной.       — И... вы торопитесь. Я смогу быть с вами дольше нескоро, — он с грустью говорил, и так я понял, что наши желания взаимны.       — Ох, боюсь, что украду тебя в свой дом, никого не спрашивая!       — Обещайте, что так и сделаете, — Ацуши прижался к моей груди, и я... впервые понял, что счастье действительно в моих руках.       — Обещаю.