Люби ради него самого

Эрик бесшумно сквозил по знакомым коридорам Гранд Опера. Как тень, он мог вырасти откуда угодно, ведь все потайные ходы, все лабиринты были ему хорошо известны. Он пользовался люками по своему усмотрению, и никто не смел покушаться на его власть. А те, кто решался вступить в схватку (как этот недалекий Букэ) поплатились своей жизнью за бессмысленное любопытство и самонадеянность. Призрак прислушался, и до него донеслись отрывки голосов – два мужских и один женский. Последний заставил Эрика передернуться – он никогда не сможет привыкнуть к этому высокому итальянскому крику. - Так вы уверены, что этой ночью моя дочь не покидала здание оперы? – сквозь сжатые зубы произнес мсье Моор, сверля взглядом одного из рабочих. - Нет, господин директор! Мы проводили всех гостей, и после этого уже никто не выходил. - Мадам, - директор потерял к своему собеседнику всякий интерес и переключил внимание на приму, - я слышал, вы последней говорили с Ленор? - Эта милая девушка выразила свое восхищение моим пением, - итальянка красноречиво приподняла бровь. – Если бы вы удостоили нас своим присутствием… Да, Карлотта была до глубины души оскорблена тем, что ее не удостоил внимания тот, ради кого она пела в этот вечер! И сдержать разочарования, сквозившего в словах, прима не смогла. Мужчина бросил на гостью такой взгляд, что она замолчала – впрочем, ненадолго. – У девушки явная любовь к пению! И внешность довольно располагающая – пожалуй, она могла бы… - Ла Карлотта, уже так поздно и я не смею больше вас задерживать, - отрезал мсье Моор, поднимаясь из-за стола. Прима метнула своим платьем, выражая тем самым свое презрение к неучтивости директора, и скрылась за дверью. Мужчина нервно мерил шагами кабинет, бросая взгляд на часы – они показывали без четверти полночь. Вот сейчас новый директор оперы пожалел, что так безрассудно сжег все письма с черной печатью... Наверное, девушке стоило бы побеспокоиться о своем положении и как минимум залиться слезами, а лучше впасть в истерику – тогда Эрик, скорее всего, вывел бы ее на поверхность, и все закончилось бы как нельзя лучше. Только здравые мысли редко посещали голову Ленор, хотя подобная мысль вряд ли показалась бы ей здравой. Пугающая тень скрылась, направляясь обратно наверх. Моор смирилась и с этим – она медленно подошла к органу, осторожно взяла в руки скрипку, взглянула на нотные листы, разбросанные в беспорядке. Это была опера, явно незаконченная, а ее темно-красные чернила напоминали… девушка резко одернула руки и прогнала прочь эту мысль – да, если бы мысли научились нас слушаться, жить было бы куда проще. Дальше обследовать жилище Призрака она стала с большей осторожностью. И очень хорошо, потому что благодаря некому чувству страха Ленор не зашла в самую темную комнату, пусть ее обладателя там сейчас не было, - в комнату Эрика, где одна находка явно лишила бы юную гостью дара речи как минимум на несколько часов. Моор не стала испытывать судьбу, и потому аккуратно присела за орган, пытаясь сыграть ту музыку, которая была написана темно-красными чернилами. - Вы солгали, - этот тихий чарующий голос вывел Ленор из того состояния полусна, в которое она впала, перебирая клавиши органа. После нескольких секунд вернулось осознание, и реальность со всеми ее проблемами вновь свалилась на голову девушке. – У вас ведь другая фамилия, мадемуазель? Голос источал угрозу. - Кажется, что между моим отцом и вами существуют разногласия, - пожала плечами Моор. – Мне лишь не хотелось… «Попадать вам под горячую руку», - мрачно закончил внутренний голос, и девушка осторожно взглянула на собеседника – он был озадачен ее логикой. Пожалуй, про себя он согласился с резонностью ее вывода. - Простите, если я обидела вас, - дрожь в голосе хоть и чувствовалась, но уже не так явно. – Мсье… позвольте представиться. Мое имя Ленор Моор, и я дочь нового директора Оперы. - Эрик, - последовал короткий ответ после минутной паузы. – Вам, мадемуазель, не стоило пытаться следовать за мной, - эта улыбка, как и предыдущие, не предвещала ничего хорошего – но отчего-то не пугала. Эрик скрылся в своей комнате, и Ленор поняла, что эту ночь ей предстояло провести в подземелье. Хотя Призрак Оперы отдал в ее распоряжение довольно уютную и хорошо обставленную комнату, но сон все равно не приходил. И вдруг странная мысль осенила ее – сегодня ведь праздник, и наверху наверняка сейчас труппа встречает Рождество. В ее комнате были часы, и показывали они без нескольких минут полночь. Память услужливо нарисовала картины давно минувших лет – вот кто ее просил об этом… Усталость медленно, но брала верх, и голова Ленор почти склонилась на подушку, как что-то заставило ее резко дернуться и принять вертикальное положение. Она вытащила из-за корсажа какой-то предмет в коробочке, перевязанный лентой. Он помешал лечь, больно вонзившись в кожу. Подарок, приготовленный отцу. Теперь уже ненужный подарок. «Ни теперь, ни до, ни после», - прошептал услужливый голос, и девушка с ним согласилась. И вдруг ей пришла вторая невероятная мысль, которая вполне могла стоить жизни. Существует немало странных традиций, которые люди соблюдают на Рождество. Те, кто собирается всей семьей, как правило, и так счастливы. Ну а другие… Ленор, как ни странно, относилась к «другим» - она получала подарки, но души праздника больше не было, как бы девушка не хотела уверить себя в обратном. Несколько лет назад ей пришла мысль в эту ночь писать все хорошее. А так как все по-настоящему хорошее можно было уместить в несколько строчек, то на страницы неизбежно попадало и плохое. Это не были обычные жалобы на судьбу, перечисление всех событий с точностью до дня; нет, все события, затронувшие ее, находили выражение в красивых фразах, которые жили совсем недолго – они сгорали в камине через несколько минут после того, как чернила высыхали. Едва слышно Моор приоткрыла дверь своей комнаты – никого. Несколько свечей горели, несколько из них стояли на письменном столе. Ленор еще раз оглянулась, прислушалась – никаких подозрительных звуков. Только ее платье шелестело по каменному полу. Как кстати рядом оказалось перо с чернильницей… Да, к концу этого дня удача явно решила повернуться к девушке лицом. На чистом листе пергамента начали быстро появляться мелкие буквы. Сколько прошло времени, Моор сама не знала, но ее рука уже устала. Отложив перо, девушка достала свой подарок – небольшую коробочку, в которой лежал золотой скорпион. Искусная работа одного ювелира, прибывшего с Востока - знакомого ее отца. Сейчас эта фигурка казалась особенно привлекательной, и Ленор, как под гипнозом, смотрела на золотой отблеск, на причудливые тени, на черную поверхность озера, которая манила к себе… - Что вы творите?! – резкий голос и еще более резкое встряхивание вернуло сознание на землю. Непонятно, каким образом, но Моор стояла в паре метров от воды. Пока девушка находилась около озера, не понимая, как и почему она едва не отправилась на дно, Эрик заинтересовался совсем другим, а именно содержимым своего стола. Подарочная коробочка до сих пор оставалась там, да и пергамент Ленор сжечь не успела. Его глаза, прекрасно видевшие в темноте, быстро пробежали содержимое: «Есть люди, которые не могут чувствовать себя счастливыми. Они лишены какой-то важной частички своей души – лишены или изначально при рождении, или она теряется на каком-то этапе жизни. Осознать утрату приходится далеко не сразу – понять это помогают люди, находящиеся рядом. Забавно, но таких людей мало, и они чувствуют друг друга. Если маска что-то и скрывает, то только утрату этой маленькой, но такой важной части». Призрак Оперы испытывал странные чувства. До этой минуты мир делился довольно четко и ясно - на него и на всех других. Эрик узнал, как ему казалось, жизнь людей, их нравы и характер; он понял, что для него в этом мире места (полноценного места) нет, потому что другие имеют на него больше прав, чем он - гениальный, но не такой, как все. Другой. Никогда еще ему не приходило в голову, что кто-то еще может быть одиноким. Смешно, но мужчина действительно этого не понимал - он видел стайки глупых балерин, готовых упасть в обморок от одного его упоминания, видел страх на лицах других, видел отвращение, ужас... и столько раз он читал одни и те же чувства, что в конце концов перестал смотреть на чужие лица. - Наверху, должно быть, праздник? - едва слышно спросила Ленор. Ее тревожило воцарившееся молчание. Эрик медленно перевел на нее свой взгляд, и Моор вздохнула с облегчением - его глаза не сверкали золотым огнем. Сейчас они были зелеными, с едва заметными золотыми искорками. - Все сегодня празднуют, - уклончиво ответил мужчина и встал, скрывшись с глаз и звеня бутылкой где-то справа. - Если не возражаете, я позволю себе угостить вас этим чудесным вином. Большая ошибка была предложить два бокала вина человеку, который никогда в жизни до этого не пил ничего крепче шербета. Но, чтобы не разозлить Эрика, который так великодушно изменил свое отношение... Иными словами, теперь уже в глазах Ленор сверкали золотые огни, которые грозили большими неприятностями. Или наоборот - большим успехом. Минут двадцать спустя разговор плавал в довольно безопасном русле музыки и искусства, после чего довольно логично перешел к Востоку - тогда девушка едва заметно улыбнулась и передала Эрику золотую фигуру скорпиона. Мужчина взял украшение и стал его внимательно изучать - его явно заинтересовала работа. А может, он узнал в ней руку знакомого мастера... - У вас очень красивые пальцы, - заметила Ленор, и руки Призраки вдруг дернулись так, что едва не уронили драгоценность. Девушка улыбнулась: - Они очень красиво держат фигуру. И только они должны ее держать... - Простите? - Этот подарок ваш, - просто ответила Моор, пожав плечами. Мир вдруг стал как-то слишком быстро вращаться, а пламя свечей неожиданно стало невыносимым. Она закрыла глаза в слепой надежде, что это пройдет. - Но что мне подарить вам взамен? - этот голос был таким тихим, таким чарующим и приятным, что Ленор едва не сказала, что обладатель столь чудесного голоса и есть подарок. - Ваша... музыка, - становилось слишком душно, причем совершенно непонятно, почему - мужчина вообще был в плаще, рядом было озеро, с которого чувствовался легкий ветер, и тем не менее Моор все сильнее ощущала нестерпимый жар, будто где-то рядом был вход в ад, причем на все девять кругов. - Такая прекрасная, но я не смогла воплотить ее должным образом. Прошу, сыграйте. И Эрик сыграл. Только эта чарующая магия подействовала на Ленор еще сильнее, чем пение Сирены в глубине озера - мысли девушки оказались где-то очень далеко, и она оказалась в состоянии, близком к обмороку. Эрик искренне недоумевал – наверное, второй или третий раз в жизни. Он аккуратно наклонился над своей гостьей, видимо, желая убедиться, что той не требуется помощь – зря он это сделал… Та вдруг открыла глаза, в которых читалось все, кроме страха. Мужчина не успел отстраниться, как гостья притянула его к себе; в голове Эрика мелькнула ужасная мысль, что сейчас она сорвет маску, и по подземельям зазвучит громкий крик, отраженный эхом... но ничего подобного не произошло - Призрак с удивлением отметил, что его маска на месте, а его губ касаются мягким и осторожным поцелуем. - Ты даришь мне скорпиона? – процитировала Ленор Призрака и рассмеялась. Эрик едва заметно улыбнулся, сев рядом – надо признать, что такое поведение его забавляло. - Что это значит? - Скорпион это символ, он как правило означает «да», - вздохнул мужчина, взглянув в глаза Моор. - Значит, я правильно поступила, подарив вам свое согласие… Эрика от этой простой фразы словно громом ударило; он пораженно взглянул на Ленор, но та уже мирно спала. Чертыхнувшись, Призрак унесся прочь из ее комнаты, отгоняя все лишние мысли.