Драбблы (автор: uro-boros)

Мэтью проводит войну в изрытом траншеями Париже с камерой на шее. Он делает фотографии и отсылает их домой, чтоб их напечатали в газетах. «Мы должны сражаться», — пишет он в каждом письме. «Мы нужны им», — пишет он на обороте снимка с осунувшимся французом. Его зовут Франциск, и он худ — одни кости и резкие линии — и курит слишком много. Если не немцы, то сигареты его точно сведут в могилу. Ну, или вино. — Нет, это будет лишай, — говорит он Мэтью. И добавляет: — Нет-нет, не пиши это на своих глупых карточках. Лучше напиши, что я храбрый. Это намного лучше звучит. Он не красавец, но в морщинах на его лице отпечаталось большое горе. Он воюет за Париж, потому что там, где они сейчас стоят, раньше был цветочный магазин, и кафе, и булыжная мостовая. Он воюет, потому что это Париж, а он француз, и здесь — его душа и его сердце. — Они пришлют подмогу? — то и дело спрашивает он у Мэтью. — Может, в этот раз? С каждым снимком он становится чуточку измождённее, чуточку уставшее. Есть одно фото, которое Мэтью снял тайком: там у Франциска огромные пустые глаза, и в его тонких волосах запутался кусочек штукатурки. А ещё есть один американец, но все делают вид, что он британец. Он носит униформу ВВС Британии, и он, в отличие от Франциска, бодр и позирует для Мэтью. — Меня дома моя куколка ждёт, — говорит он. — Как думаешь, она видит мои фото в газетах? Мэтью почти уверен, что его фотографии не печатают, но всё равно говорит «да». Американца зовут Альфред, и у него есть британский двоюродный брат, пропавший без вести. Не то чтобы он его любил особо, рассказывает он Мэтью, но семья есть семья. Альфред говорит слишком много, и его пьянит война. Он в восторге от пребывания в Париже, разбомблённом и изуродованном. — Я и не думал, что получится мир посмотреть, пока мне не приказали вылетать, — так он это объясняет. — Ты когда-нибудь задумывался о смерти? — спрашивает его Мэтью однажды. Сегодня тихо и танки громыхают слишком далеко, чтоб о них стоило беспокоиться. Беспокоиться нужно будет завтра, когда над ними разорвётся снаряд. — Каждый день, — серьёзно говорит Альфред. — Я думаю, мой брат двоюродный тоже мёртв, — добавляет он. В его голосе не слышно печали, только тупое оцепенение и усталость. Все они покойники, в конце концов. Это страшно. Война — это всегда страшно. Мэтью делает фотографии и расспрашивает их об их жизни, и шлёт фото домой. «Мы должны помочь», — пишет он, но, кажется, его никто не слушает. — Ты не корреспондент всё-таки, — говорит Альфред. — Всё-таки нет, — соглашается Мэтью. Дома он вёл налоговый учёт. — Тогда почему ты здесь? — Потому что я должен запомнить вас, — тихо говорит ему Мэтью. — Потому что мир должен вас запомнить. У Альфреда красивые глаза. Об этом никто не помнил, кроме его девушки дома, но теперь это будет помнить Мэтью. Он будет помнить худые длинные пальцы Франциска и как тени ложились на его лицо. Он будет помнить, как утреннее солнце путалось в волосах Альфреда, его искренние улыбки. — Ты задумываешься о смерти? — отчаявшись, спрашивает его Мэтью. — Каждый день, — отвечает Альфред. — Не дашь мне умереть? Мэтью делает снимок. — Не дам.