Драбблы (автор: uro-boros)

Расстроенный Мэтью совсем чуть-чуть отличается от Мэтью обычного. Узнать, когда Мэтью расстроен — нелёгкая задача. Нелёгкая, потому что он всегда улыбается и тщательно всё скрывает, разве что губы у него становятся белее и руки он сжимает чаще. И ещё он начинает избегать их, но это хотя бы несложно заметить: как он уворачивается, когда Альфред тянется к нему, уклоняется, когда Иван пытается поцеловать его в щёку поутру. А ещё он говорит всегда одни и те же слова: «Я бы хотел побыть один, если вы не возражаете». В их квартире две спальни, и вторая пустует всегда, кроме тех ночей, когда одному из них необходимо уединиться. Оставшиеся же вдвоём проводят ночь в своей спальне, ворочаются и мечутся по кровати, и сон, спугнутый отсутствием привычного третьего, всё никак не приходит. Не самые весёлые ночи. Мэтью сидит по отдельности, стеснительно отодвигается, когда Альфред пытается свернуться клубком рядом на диване. Он помалкивает и отделывается кивками или покачиванием головы, пока может. Слова грядут, неизбежные и беспощадные: «я бы хотел побыть один». Ещё не произнесённые, но Альфред уже слышит их, и Иван тоже. Слова висят чёрной тучей над обеденным столом и душат на корню все попытки завязать разговор. Это Иван делает первый шаг. Они моют посуду: Иван отскребает тарелки, Мэтью ополаскивает, Альфред вытирает насухо. Мэтью отстукивает ногой нервное стакатто, слегка сгорбившись и втянув голову в напряжённые плечи. А Иван... промахивается, совсем чуть-чуть, и сбивает их обыденный ритуал, вздыхает и прижимается к спине Мэтью, и шепчет ему что-то на ухо. Тарелка падает на пол, но на это никто не обращает внимания, никому нет дела. Альфред пробирается бочком поближе, надёжно обнимает его спереди. И сначала, конечно, Мэтью как натянутая струна, но понемногу его плечи расслабляются и вздрагивают, и дыхание тоже сбивается, и он прижимается лицом к плечу Альфреда, и рубашка того быстро становится мокрой. Мэтью шмыгает и говорит вполголоса, не рассчитывая на ответ: — Мне иногда так одиноко. Они держат его на плаву, как два якоря в неспокойных водах. Альфред целует его, дважды, трижды, осторожно, бережно. Иван просто говорит — шепчет в затылок «люблю» на всех языках, которые только может вспомнить. Когда слёзы иссякнут и дыхание выровняется, Мэтью одарит их неуверенной улыбкой и попытается отстраниться, но они не позволят ему, подхватят и потащат в родной уют их спальни, и сон придёт и останется, запутавшись в смятых простынях и тесно переплетённых конечностях.