***Месяц спустя***
Гарри проснулся от холодка, принесенного ветром, и неприятного ощущения пустоты под боком — Драко проснулся и улизнул от него. Проводить крупицы свободного от экзаменов времени в слизеринской комнате старост вошло у Гарри в привычку. Равно как и засыпать, обвиваясь вокруг худого и невозможно элегантного Малфоя, словно ленивец вокруг эвкалипта. Изначальной целью визитов Поттера была подготовка к экзамену по зельеваренью, но один раз он заставил Драко играть на небольшом пианино, стоящем в углу комнаты, и уснул, убаюканный произведениями Дебюсси. Малфой был слишком тронут этой гриффиндоровской способностью засыпать так мило и внезапно, так что он просто перенес новоиспеченного бойфренда на диван, примостившись рядом. В следующую субботу парни обсуждали писателей, и когда Драко читал французские сонеты, Поттер вполне осознанно закрыл глаза и, улыбаясь, провалился в сон. Это было их маленькой и жутко умилительной традицией, и самым любимым занятием Малфоя было без зазрения совести перебирать пальцами непослушные жёсткие черные, как смоль, волосы. Если бы он был художником, непременно бы нарисовал свои руки в копне густых поттеровских волос: аритократично-бледные длинные кисти восхитительным образом контрастировали на темном фоне. Рон и Гермиона давно привыкли к такому раскладу вещей и даже были рады: Поттер перестал давить на чувство вины, одиноко пялясь в сторону, когда те начинали обниматься. Почти каждое воскресное утро гриффиндорец просыпался с улыбкой довольного кота, потираясь о грудь своего парня щекой, и — видит Мерлин — это самый лучший месяц в его жизни. И сейчас этого белобрысого засранца не было рядом. Поттер поднялся на диване, разминая затекшую шею. За окном светало, так что было не позже пяти утра. Слизеринец обнаружился стоящим перед зеркалом, примеряя костюм. Лицо его было сосредоточенным и серьезным настолько, что Гарри почувствовал, как тревога сковала его внутренности. Бесшумно встав, брюнет подошел к Драко со спины, смотря на него через отражение. Малфой, казалось, не замечал его до последнего, почему и дернулся от неожиданности. Поттер обнял слизеринца, обвивая руки вокруг талии, и уткнулся носом в то место, где начинается шея: — Что случилось? — Не знаю, — честно ответил Драко, обхватив чужие руки своими, — волнуюсь перед встречей, она ведь уже сегодня, — добавил парень, развернувшись к Гарри лицом. — Хей, — гриффиндорец обхватил руками лицо блондина, — все будет в порядке, это просто твой отец. Гарри искренне недоумевал, почему Драко так реагирует на своего же отца, пока до него не стало медленно доходить: как раз неделю назад они разговаривали о том, что скоро Визенгамот подпишет приговор и Малфой сможет навестить отца вместе с Нарциссой, и о том, что весь Хогвартс в курсе их отношений. — Постой… — неверяще выдохнул Гарри, смотря в серые глаза напротив, — ты…? — Да, — робко улыбнулся слизеринец, подставляясь под руки Поттера, — я скажу ему. Осознание рухнуло на Гарри, словно снег на голову, и парень тут же почувствовал пресловутых бабочек, мурашки, туман в голове и вообще все, что испытывают влюбленные снова, как при первом поцелуе. Фактически, Малфой собрался представить Поттера как своего спутника жизни отцу. Не просто рядовому отцу, а Люциусу, мать его, Малфою! Драко молча наблюдал за тем, как гриффиндорец шокированно вдыхает и выдыхает, расплываясь в счастливой улыбке. Банальный страх быть отвергнутым отхлынул, и Малфой расслабился. Гарри поцеловал слизеринца так, как никто и никогда его не целовал, так, что весь мир сузился до размеров губ брюнета, так, что возбуждение мгновенно захлестнуло парня с головой, так, что ноги подкосились. Пройдясь языком по нижней губе, гриффиндорец мягко проник в податливо приоткрытый рот, переплетаясь с языком Малфоя. Одурманенный, Драко пропустил тот момент, когда наглые руки начали расстегивать его рубашку, а восхитительные губы спустились поцелуями на шею, но это было Поттеру на руку. Они подошли чуть ближе к кровати (которую они упорно игнорировали, засыпая на диване), когда Гарри, почувствовав, что больше так не может, мягко толкнул слизеринца на простыни, ложась сверху. Моргана, как Малфой хотел продолжения, когда гриффиндорец, расстегнув рубашку почти полностью, начал покрывать поцелуями ключицы, но, переборов себя, Драко отстранился от Поттера, виновато заглядывая в глаза: — Гарри, прости… мой отец… я не могу, пока не получу одобрения, — блондин взял ладонь парня в руки, целуя ее в жесте раскаивания. Поттеру стало физически больно от того, что слизеринец остановил его ласки. Парни уже разговаривали об этом: несмотря на свой буйный характер, Драко следовал традициям и не позволял Гарри ничего больше, чем поцелуи, хотя бы до того момента, пока Люциус не будет информирован о выборе его сына. И Мерлин знает, сколько раз Поттер возбуждался до ломоты в яйцах и сколько раз он исступленно надрачивал в душе, думая о проклятом блондине. Брюнет несколько раз глубоко вдохнул в попытке успокоиться. — Мерлин, как же я хочу тебя, — отчаянно прошептал Гарри, восхищенно осматривая Драко. — Я хочу тебя не меньше, просто я… — Я с ума по тебе схожу, — вынес вердикт Поттер, прижавшись пахом к бедру слизеринца. — Гарри… — зрачки Малфоя почти полностью поглотили радужку, и в слабом свете из окна его глаза походили на глаза голодного зверя. — В этом нет… — Поттер отчаянно пытался говорить ровно, но получалось из рук вон плохо, — ничего такого, Драко. Руки от напряжения дрожали, и Гарри рухнул с ладоней, расставленных по обе стороны от головы Драко, на локти, оказавшись нос к носу с блондином. — Никто не узнает, — горячо прошептал гриффиндорец, в полной мере ощущая себя змием-искусителем. — Я хочу попробовать кое-что. Расслабься, — велел ему Поттер. Малфой послушно расслабился, доверяясь Гарри. Тот на пробу качнулся вперед, проходясь возбужденным членом, окутанным слоями столь ненавистной одежды, по внушительному бугорку на брюках слизеринца, вызывая у того всхлип. Длинные пальцы сжали слизеринскую футболку, которую Поттер отказывался снимать, одолжив её еще день назад. То, что с ним творил развратный гриффиндорец, не оставляло ни капли рассудка в голове Малфоя. Качнувшись снова, но с чуть большим нажимом, Гарри гортанно простонал сам, покусывая мочку Драко. Последний же, растворившись в чистом удовольствии, медленно заскользил пальцами вниз, обхватив поджарую задницу Поттера, призывая увеличить напор и скорость. Продолжая толчки, Гарри постанывал сам, ловя полустоны-полувсхплипы Драко губами. Хотелось сорвать с себя всю одежду, и Поттер был готов поклясться, что Малфой бы не отказался, но принципы были важнее, так что гриффиндорец сосредоточился на ощущениях, подумав, что сейчас его членом можно пробивать стены. Казалось, сильнее вжиматься в слизеринца уже невозможно, но, с каждым разом увеличивая амплитуду, Гарри делал это. Отвлекшись от алых зацелованных губ, он снова переключился на длинную шею, которая так и напрашивалась на засосы. Начав засасывать кожу, Гарри почувствовал, как Драко, будто в бреду, отстраняет его голову: — Отец… увидит… Поттер охотно спустился ниже, поставив сочный засос под ключицей. Разомлевший Драко обхватил ногами гриффиндорца, не давая тому отстраняться вообще. Гарри взял руку Драко в свою, переплетая пальцы. Он зажмурил глаза, понимая, что оргазм близко. Каждое нервное окончание словно обострилось, любое прикосновение Малфоя стало в разы ощутимее, пальцы на ногах поджались, а сердце набатом стучало в голове. — Я… я… — безуспешно попытался предупредить его Драко, прежде чем судорожно сжал его ногами и выгнулся в экстазе, закусив губу. Оргазм накрыл блондина с головой, и он обхватил Гарри так, будто тот был единственной ниточкой, связывающей его с миром. Перед глазами взрывались фейерверки, и когда наконец все прояснилось, он увидел распахнутые глаза гриффиндорца. Сейчас его глаза казались еще зеленее обычного, а с губ срывались еле сдерживаемые стоны. Почувствовав, как кончает Малфой, Поттер не выдержал и, вжавшись в слизеринца, почувствовал самый восхитительный, как ему казалось, оргазм в жизни. Благодарно поцеловав блондина в уголок губ, Гарри сполз вбок, совершенно ошеломленный и вялый. Тишина, разрываемая их частым дыханием, была красноречивее любых слов. Это. Было. Восхитительно. Вот, что говорила тишина. Повернувшись, Драко увидел, что где-то вдалеке занимается рассвет, и ему нужно вставать через три часа. Сперма, испачкавшая белье и костюм, в котором он собирался идти, остывала, неприятно прилипая к телу. «Надо вставать, » — подумал Малфой, проводя рукой по немного взмокшим волосам. Он встал, краем глаза заметив, что Поттер тоже встает, глядя на дверь, ведущую в ванную комнату. Они переглянулись и, поняв, что оба хотели безмолвно пойти в душ, засмеялись. — Можешь идти первым, — сказал Гарри, откидываясь на подушки. — Ты серьезно, Поттер? — дернул бровью слизеринец, прожигая того взглядом. Парень ничего не ответил, пожав плечами. Порой этого Малфоя не понять даже искусному легиллименту. Тот зашел в ванную, оставив дверь открытой, ставя Поттера в безвыходное положение — не подглядывать за раздевающимся Драко невозможно. — Я долго ждать не буду, — раздалось из-за приоткрытой двери, и Гарри, не веря своим ушам, рванулся в комнату. Малфой уже стоял под струями воды, потирая шею. В ванной стояла духота, и из-за пара того почти не было видно, но все-таки великолепную малфоевскую задницу Поттер смог бы разглядеть, даже если был бы слепым. Драко посмотрел на него, приглашающе кивнув на место рядом с собой. Поттер с удовольствием скинул испачканные спермой штаны, снял футболку и боксеры, заметив конспираторский взгляд Малфоя, и встал сзади блондина. Капельки воды со стремительной скоростью разбивались вдребезги о плечи слизеринца, делая его кожу какой-то сказочной: сотни мелких капель блестели от попадающего на них света, делая ее сияющей, словно бриллиант. Гарри осторожно погладил парня по спине, подошёл ближе и нежно чмокнул в плечо. Положив руки на основание шеи, Поттер начал массировать плечи и шею, отмечая, как Малфой запрокинул голову назад от удовольствия. Блондин развернулся, оказавшись в миллиметре от поттеровского лица. Такое чувство, будто Гарри извинялся за то, что склонил Драко к этому. — Это было ахренеть как восхитительно, — сказал слизеринец, поглаживая брюнета по щеке. Тот засиял, словно начищенный пятак. Было ясно: он чувствовал себя виноватым. От переизбытка щемящих чувств к этому умилительному гриффиндорскому существу, Драко обнял его, зарывшись носом в плечо Гарри. Потянувшись за мочалкой, Поттер увидел дело рук своих в полной мере: небольшой бледный засос на шее и огромный фиолетово-бордовый под ключицей. — Вот чёрт, — выдохнул брюнет, проводя подушечками пальцев по припухшей коже, — прости меня, болит, наверное, — виновато пробубнил гриффиндорец. — Боже, Поттер, это же просто засос, он не болит, — закатил глаза Малфой, понимая, что сам Поттеру никогда таких отметин не ставил, — или ты не знаешь? — хитро прищурившись, поинтересовался Драко, отмечая, как Гарри отводит взгляд, краснея. Ухмыльнувшись, блондин подошёл ближе к Поттеру и, схватив рукой за поясницу, прижал его к себе, чувствуя, как соприкоснулись их члены. Слизеринец поймал губами судорожный вдох брюнета, поцелуями спустившись к шее. Пар клубами поднимался наверх, и в комнате становилось все жарче. Гарри охотно подставлял шею под поцелуи, ощущая, как снова возбуждается, и на этот раз на них нет никакой препятствующей одежды. Прикусив мочку брюнета, Малфой языком провел от уха до середины шеи, впившись в нее поцелуем. С силой засосав нежную кожу, он отпустил ее с характерным пошлым звуком. След от засоса разлился потрясающе бордовым пятном, и Драко, добавляя масла в огонь, укусил это место, тут же его зализывая. Гарри, распаленный такими горячими манипуляциями, посмотрел потемневшими глазами на блондина, едва заметно подавшись вперёд, чтобы тот почувствовал вполне себе окрепший стояк. Утянув в страстный поцелуй не менее возбужденного слизеринца, Поттер почувствовал, как цепкие руки схватили его задницу. Нехотя отстранившись, Малфой понял — назад пути уже нет. Они оба стоят в безумно маленьком душе, абсолютно голые, с твёрдыми стояками в придачу. Адреналин и возбуждение, смешавшись в гремучую смесь, ударили в голову, и блондин припал губами к груди Гарри, захватывая сосок. Услышав сверху одобрительное мычание, Драко языком поигрался с потвердевшей горошиной. Посмотрев вниз на член Поттера, слизеринец почувствовал такую волну желания, которая смыла остатки разумных мыслей, что медленно опустился на колени, поглаживая бока гриффиндорца. Ловя воздух ртом, тот не верил своим глазам и ощущениям: Малфой стоит на коленях перед голым Поттером с явно однозначной целью. Достоинство у парня было довольно внушительным: крепкий, толстоватый ствол был увит венками, ведущими к крупной покрасневшей головке. Все сомнения были отброшены тут же, и Драко, чувствуя мизерный укол совести, понял, что его рот наполнился слюной при виде поттеровского члена. Задержав дыхание, блондин на пробу захватил головку губами, услышав отчаянный полустон-полувздох. Довольный реакцией, он, не выпуская головку изо рта, языком покружил вокруг нее, собирая солоноватый вкус своего парня. Малфой с причмокиванием выпустил член изо рта, только чтобы снова вобрать его, но на этот раз гораздо глубже. Казалось, он знал, как это делается, учитывая, что он впервые видит чужое достоинство так близко. Посасывая ствол, Драко стал помогать рукой, увеличивая темп. Расплавившийся окончательно Поттер в это время запустил руку в золотистые волосы, борясь с желанием насадить того на член до самого основания. Открыв глаза, он наконец посмотрел вниз, на Малфоя, самозабвенно сосущего его член так, будто был рожден для этого. Член исчезал в вакуумном плену алых губ столь восхитительно, что Поттер, сжав кулак, понял, что скоро кончит. Драко, почувствовав напряжение, лишь ускорил движения. Гарри в самый последний момент вжался в стену, выпуская член изо рта блондина, выстреливая спермой в сторону, попадая на щеку Драко. Фейерверки, пляшущие в глазах, были ещё ярче, чем двадцать минут назад, ноги подкосились, а все тело сковала сладкая судорога. Малфой поднялся с колен, а разомлевший Гарри, разлепив глаза, увидел каплю своей спермы на щеке слизеринца. — Прости, я… — Поттер большим пальцем стёр капельку, намереваясь смыть ее водой, когда Драко поймал его за запястье и медленно слизнул ее, неотрывно и голодно смотря на гриффиндорца. — Ты… потрясный, — выдохнул Поттер. — Мерлин, какой же ты потрясный.***
— Ты зря так переживаешь, — наконец выдавил из себя Поттер, поправляя малфоевский галстук, — до выхода ещё час, а ты уже как на иголках. Это ведь твой отец. — Мой отец, которому мне предстоит рассказать о нас, — сжав челюсть, сказал Драко. — Пойдем, — брюнет потянул Малфоя за рукав, падая на кровать. Гарри был в боксерах и в ставшей любимой футболке Слизерина, а кровать все ещё была похожа на поле боя: смятая простынь, скомканное в углу одеяло и отрешённо валяющаяся на полу подушка. Повиноваться и упасть в это сонное царство было таким соблазном для слизеринца, что он послушно рухнул рядом со своим парнем, улыбающимся, словно кот. — Послушай, Драко, всё будет в порядке, поверь мне. — Ты не понимаешь, я боюсь, что он отвернется от меня, — слова выходили с трудом, будто их вытаскивали клещами, но Драко чувствовал, что должен излить душу Поттеру. — Даже если у твоего отца хватит бездушности отвернуться от тебя, в чем я сильно сомневаюсь, я буду с тобой и Нарцисса, уверен, тоже, — для пущей убедительности брюнет взял Малфоя за руку. — Обещаешь? — прошептал слизеринец, ощущая, как что-то теплое и светлое заполняет его изнутри, окутывая сердце сияющим спокойствием. Гарри в ответ кивнул и, подавшись вперёд, поцеловал Малфоя совсем по-домашнему, целомудренно (несмотря на то, чем они занимались несколько часов назад). Поттер уютно примостился под боком блондина, положив голову тому на грудь. Драко же смотрел ровно перед собой, в потолок, бездумно поглаживая волосы гриффиндорца. Наконец напольные часы, сравнимые по возрасту с Мерлином, пробили двенадцать часов, и Драко выпутался из теплого кокона гриффиндорских рук. Подойдя к зеркалу, он вздохнул, призывая себя успокоиться, посмотрел на спящего (кто бы сомневался) Поттера и вышел из комнаты, тихо закрывая дверь. Ураган эмоций и мыслей атаковывал Малфоя всю дорогу до Хогсмида, откуда можно было аппарировать. С одной стороны, он чуть ли не подпрыгивал от смущения и радости из-за того, чем они с Гарри занимались, с другой стороны, ему было жутко стыдно, потому что он нарушил семейную традицию не вступать в контакт с человеком без одобрения отца, и наконец, он до глубины души боялся презренного взгляда отца, коим он его одарил всего раз — когда Драко не смог убить Дамблдора. «Всё-таки надо было разбудить Поттера», — подумал Малфой, обнаружив, что, пока он витал в облаках, он едва не свернул к Запретному лесу. Если бы Гарри был здесь, он бы просто взял Малфоя за руку, сказал бы что-то успокаивающее, и в голове блондина не осталось бы ничего, кроме любви и умиротворения. От искренней любви Драко казалось, будто у него отрастают крылья, будто он всю жизнь болел, и ему наконец дали лекарство. Эмоции переполняли его, и он уже не раз задавался вопросом: «Чем я все это заслужил?»***
Министерство, как и всегда, встретило его сотнями самолётиков и спешащими из кабинета в кабинет работниками. Но что его удивило больше всего — это Нарцисса, стоящая посреди всего этого рабочего хаоса с потерянным видом. Высмотрев до боли знакомую платиновую макушку сына, женщина будто обрела смысл жизни: в глазах загорелась любовь, а на постаревшем лице растянулась теплая, но неуверенная улыбка. — Мама, — выдохнул Малфой и, ускорившись, обнял женщину, забывая про манеры и правило, с детства загнанное под кору мозга: «Не показывай эмоции никому, кроме семьи». С их последней встречи мать стала выглядеть гораздо более живо: известия о внезапной амнистии дали плоды сразу же. Одевалась Нарцисса, конечно, безупречно независимо от ситуации, но сейчас в ней можно было разглядеть желание хорошо выглядеть, желание радовать глаз, желание обрадовать сына и понравиться мужу. После нескольких секунд неприкрытой нежности, мать и сын направились к главе Визенгамота, чтобы взять пропуск-разрешение на визит. У порога кабинета Драко велел матери остаться снаружи и, собрав волю в кулак, зашёл внутрь, встречаясь глазами с тем, кто вынес приговор его отцу. На удивление добродушно выглядящий Блэкстоун без нареканий и иронии выписал тому пропуск, пожелав хорошей встречи. Малфой в этот момент впервые искренне обратился к высшим силам, чтобы отблагодарить за такой подарок судьбы, как Поттер и добренький глава Блэкстоун. В это время Нарцисса, сидевшая на скамье перед дверью, пыталась сдержать слезы гордости: быстро повзрослевший сын был настолько самостоятельным, что трудно было представить, каким он был пару лет назад. Дорога наверх до Азкабана казалась Малфою вечной, время стало тягучим, как расплавленная резина, а скрежет лифта пробирал до костей. Когда наконец безэмоциональный голос сообщил, что лифт прибыл на место назначения, ему показалось, что они приехали в мгновение ока. Зал для посещений выглядел отвратительно: в Азкабане было очень мало заключённых, посещения которым разрешены, а если и разрешены, то не чаще раза в полгода. К тому же отсутствие окон делало воздух спертым, а атмосферу нагнетающей. Как оказалось, даже это не поубавило энтузиазма матери: она с нетерпением отстукивала красными ноготками по сосновому столу неизвестный ритм, бродя глазами по помещению. Наконец, из-за двери послышалось два голоса, один из которых совершенно точно принадлежал отцу. Дверь неспешно открылась, и их с Нарциссой взору предстал бледный и заросший Люциус. Драко не успел сказать ни слова, как Нарцисса сорвалась с места, чтобы утонуть в объятиях мужа. Он впервые видел такую любовь между родителями: хаотично целуя лицо мужчины, она улыбалась сквозь слезы, бормоча что-то о прошедшем времени и о том, как сильно она скучала. Наконец, отпустив женщину, Люциус посмотрел на Драко, и тот почувствовал, как кровь стынет в жилах. Его разрывало пополам: радость из-за долгожданной встречи с отцом и страх перед реакцией его и матери. Спустя час, когда Нарцисса перестала докладывать о состоянии особняка и капитала, а Драко сухо отчитался о школе, Люциус завел тему наследия и, как обычно, тему поиска выгодной для сына партии. Сосчитав до десяти и успокоившись, Драко начал монолог, о котором думал сотню раз: — Дорогие мама́, папа́, за этот год учебы я понял очень много вещей. Я повзрослел, претерпел переоценку ценностей, взвесил все наши и конкретно мои поступки, заново взглянул на людей, окружающих меня, друзей, врагов и пришел к выводу, что всё, что я делал до этого — неправильно. Неправильно презирать грязнокровок, полукровок, людей с худшим положением в обществе. Неправильно отделять элиту общества от остальных, неправильно навязывать несозревшему ребенку застарелые стереотипы. Это не ваша ошибка, — блондин сжал руку матери, на глазах которой были слезы, — по крайней мере, это происходило неосознанно. Просто я решил связать свою жизнь с людьми… — и будто ком в горле, — точнее с человеком, который был последним в списке моих предполагаемых друзей. И… не только друзей. Люциус сидел напряжённо ровно, слегка наклонившись к сыну. После каждого слова отцу казалось, будто на него выливается тонна ледяной воды. — Я встречаюсь с Поттером. Тишина, повисшая в комнате по своей тяжести и неловкости была сравнима с тысячей Хагридов. Люциус, казалось, был поражен Петрификусом — настолько его лицо было неподвижным. Нарцисса же испустила удивленный вздох, бегая глазами от мужа к сыну. Драко, держа внутренний стержень, смотрел отцу в глаза с вызовом, сжав зубы, готовясь к самому худшему. — Надеюсь, ты осознаешь, что делаешь, — выдавил из себя Люциус, смотря на сына с непонятной смесью непонимания и крупицы презрения. Внутренности сковало холодом, ногти впились в ладони, но Драко не показал разочарования. Вместо этого он, будто подстеганный, выпалил: — А чем так плох Гарри? Тем, что победил? Или не ровня нам? Отец, мы выбрали не ту сторону, и это поражение нужно принять как должное. — Драко, речь идёт не о социальном статусе, а о внутреннем мире, — ласково сказала Нарцисса. — Единственное, чего я не потерплю, — сказал Люциус, — это если ты забудешь свою семью, проживая в розовом пузыре Гриффиндора, или если ты станешь обманывать себя и окружающих с желанием что-либо доказать. Холод, сковавший душу, отхлынул, и Драко почувствовал, как расслабляется, заметив теплоту в стальных глазах отца. Когда время посещения перевалило за два часа и Нарцисса уже вышла из комнаты, Люциус тихо сказал: — Хотя я этого никогда не пойму, передай Поттеру спасибо и не думай, что я не смогу связать твое заявление со своей внезапной амнистией. И ещё, сын, если ты затеял все это ради семейного благополучия, не стоит. Я сделал слишком много ошибок, чтобы портить крупицы хорошего в твоем будущем. Искренне улыбнувшись, Драко закрыл за собой дверь, чувствуя, как груз сошел с плеч и сердца.