Через тернии — к звёздам

      Ветер, гуляющий по Канадским горам добрался и до них. Джаспер, окутанный стеной беспрерывно падающего снега, казался чем-то искусственным, ненастоящим и мертвым, во всех смыслах этого слова. Жизнь на мгновение остановилась, затаила дыхание и стала ждать. Этот лес с его редеющими вечнозелеными деревьями и неумолкающими птицами был окутан самым страшным, самым пугающим и невыносимым звуком. Тишина. Она лезвием врезалась в уши, такая оглушающая, такая мертвая. Она заполняла все кругом: холмы, склоны, долину, леса. Ничто не могло скрыться от нее. Она поселилась в каждом существе, так или иначе живущем здесь. Любой шорох, возня или шаги — все тонуло в этой огромной бездне. Шаг за шагом она отдалялась от стаи. Медленно, но верно Виктория брела прочь от невзгод и проблем. Да, она бежала от них, бежала от чудовищной несправедливости и обмана. До границы стаи было рукой подать, но она медлила, обходила окраины, чтобы запомнить каждый куст, каждое дерево, каждый сантиметр этой ненавистной ей территории. По правде говоря, Тори всегда была здесь чужой. С раннего детства, она чувствовала это, но не могла понять, и никто не мог ей этого объяснить. Теперь же, все становилось на свои места. Нервный смешок сорвался с плотно сжатых губ. Конечно, ведь теперь она стала настоящим изгоем, не только для северян, но и для своих. Лапы сердито впивались в рыхлый снег, оставляя в нем неглубокие следы, тут же заметаемые начавшейся метелью. Темную шерсть облепили снежинки, вода от которых проникала под самый подшерсток, заставляя самку вздрагивать от каждого тающего кристаллика. Дыхание, такое ровное и горячее, обдавало встречный ветер, паром вырываясь из расширившихся ноздрей. Темным багровым пятном она шла среди деревьев, тенью скользя между ними. Два горящих глаза синим пламенем освещали ей путь. «О чем же ты думаешь теперь, пташка?» А ведь действительно, о чем она думала? Мысли хороводом кружились в ее голове, сменяясь какофония неразборчивых голосов, бормочащих что-то невнятное. Ветер подвывал в тон ее голоса, что теперь разносился над Северной равниной. Тонкими переливами он отражался от стен каждого камня, эхом разносясь дальше, усиливаясь многократно. Виктория выла, не прерывая своей медленной ходьбы. Тонкий, слегка хриплый, её голос напоминал перелив тысячи колокольчиков, вместе с оглушающим грохотом стремительно падающей воды. Ветер подхватывал его, кружил где-то под облаками и градом обрушивал на все живое. Вот оно. Уединение с собой, свобода, такая долгожданная и сладостная, что хотелось завыть еще громче. Резкий порыв закружил блуждающие в пространстве снежинки, окутывая их вокруг шеи Виктории. Легкое покалывание их острых граней было едва ощутимо. Это невесомое состояние, когда проблемы на миг отпускают тебя, когда боль и все прошлые обиды отходят на второй план. Когда сейчас, в этот момент, в эту самую минуту есть только ты и твоя песня. Та буря, что жила внутри, вырывается наружу, встречаясь с порывами северного ветра. Океан внутри тебя заполняет все пространство вокруг, ты чувствуешь, как Вселенная начинает вращаться вокруг тебя. Отчаянный стон разносится над долиной и ты слышишь, как твое дыхание наполняется острым привкусом зимы и неуловимым ароматом долгожданной свободы. Ты чувствуешь, как твое тело становится невесомым и ты растворяешься в этом сумбурном хороводе звуков и сердец. Ты становишься одним целым с природой, частью чего-то большего, чем просто зверем, живущим под ее крылом. Ты поешь в унисон с ветром и ваша песня разносится на многие километры, улетая далеко за океан. И нет чувства прекраснее, чем это, настоящее ощущение покоя. Когда связки онемели, а шея начала затекать, голос зверя смолк. Не открывая глаз, она прислушивалась к тому, что происходит вокруг. Ветер разносил их дивную песнь далеко, возвышая ее над серыми облаками и окуная в самые глубины бушующего черного океана. Улыбка. В ней не было притворства, не было той горечи и печали. Лишь искренность и… Облегчение? Возможно. Эмоциям нужен был выход, одного короткого возгласа над пропастью было явно недостаточно. Внутри разгоралось пламя надежды, что теперь поселилось в ней также неожиданно, как и покинула ранее. Демоны вновь были повержены, ярость потушена, а зло — уничтожено. Возможно, именно так и зарождается новая душа — новое существо с новыми мыслями, чувствами и желаниями. Она не знала. Но верила, что перемены не за горами, просто знала. Веки задрожали, слегка приподнимаясь. С длинных ресниц посыпались налипшие снежинки, синие глаза медленно распахнулись перед лицом новой жизни. Но нет. Все тот же мрачный взгляд, источающий лишь холод, та же ледяная выдержка и ни одного намека на радость, бушевавшую внутри. И вновь она надевает маску, перед лицом суровой реальности. И на то есть причина. Он. Стоит перед ней, на расстоянии чуть больше, чем хотелось бы. Приглушенный вздох вырывается из ее уставших легких, ее шатает и она непроизвольно делает пару шагов назад. Сердце пронзают тысячи стрел, оно кровоточит и саднит, разрывая хищницу на части. Боль. Она вновь возвращается, она всегда возвращалась вместе с ним. От одного взгляда в эти горящие медовые глаза бросало в дрожь. Жар окутывал все ее тело, пульс отдавал в голову так, что она могла слышать ритмичные удары своего сердца. Нет. «Только не сейчас, не сегодня. Прошу…» Улыбка. Эта глупая, но такая родная улыбка согревающая душу каждый раз, когда Виктория видела ее. Он улыбался, улыбался, понимая, сто все кончено. Она проиграла. Он сделал шаг. Предупреждающий глухой рык вырвался из ее пасти. Мышцы лап вмиг напряглись, чувствуя приближающуюся опасность. Уши прижались к косматой голове, глаза сузились, превратившись в две пылающие синие щелки, брови сдвинулись к переносице. Глубокая складка прорезала мордашку самки, растягивая ее рот в чудовищном оскале. Обнажились острые зубы, с которых медленно, тонкими струйками, стекала слюна. Она была готова. Его шаг замедлился, стал более крадущимся и осторожным. Серая голова опустилась ниже корпуса, глаза продолжали неотрывно смотреть на цель. С каждым ее рычанием, движения волка становились медленнее, аккуратнее. Он не собирался провоцировать Викторию на драку, он не хотел хоть как-то ее задеть, но он также не хотел проходить мимо нее, не сделав ничего, что хоть как-то затронуло бы ее нежное сердце. Резкий скачок. Он сорвался с места и галопом несся на нее. Что-то внутри волчицы рухнуло, позволяя страху сковать ее тело, не давая возможности пошевелиться. Рычание, перерастающее в бешеный животный вопль встречало его на пару с леденящим душу взглядом, таких синих и испунанных глаз. «Ну вот и все, пташка. Твоя песенка спета.» Он убьет тебя, даже глазом не моргнув. Стоит этому волку разжать свои мощные челюсти и сомкнуть их у тебя на глотке —  ты будешь истекать кровью, забрызгивая ей этот идеально белый снег, в этом идеальном месте, в самый идеальный момент. Жизнь будет медленно покидать тебя, пока твое тело будет неистово трясти, ты изойдешь потом и будешь вопить, разбрызгиваясь кровью. А он будет смотреть на тебя, ласково поглаживая твою несчастную макушку и улыбаться, так широко, как никогда прежде. Ты готова к этому, Виктория? Нет. Она судорожно мотает головой, пытаясь отогнать навязчивые мысли. Волчица видит, как он отталкивается задними лапами и встает на дыбы. Она зажмуривается и отворачивается, не в силах смотреть в лицо этому чудовищному существу, не в силах смотреть в лицо собственному страху. Толчок. Она падает на спину, прижатая им к земле. Гортанный рык и. Язык. Такой горячий и ласковый проходит по ее морде, от шеи и до самого лба. Волк вновь и вновь касается ее, зарываясь носом в густой пушистый мех. Он касается ее морды своим носом и смотрит прямо в распахнутые от ужаса глаза. Виктория ощущает его сбитое дыхание и судорожные хрипы, вырывающиеся из груди. Зрачки стремительно расширяются, он прижимается своим лбом к ее и застывает не двигаясь, словно бы прирос к этому самому месту. Она, не в силах пошевелиться, лишь удивленно приоткрывает рот, хватая им воздух, которого вдруг стало катастрофически нехватать. Его тяжелая голова опускается ей на грудь, тело с грохотом падает наземь, придавливая Омегу еще сильнее. Медовые глаза медленно закрываются. Глубокий вдох… — Я скучал… Бархатный голос одурманивает, волчица обхватывает самца лапами, зарываясь в густой черный загривок. Его запах ударяет в сознание Виктории, навевая самые сладостные воспоминания. Слеза катится с ее глаз, смахиваемая внезапно налетевшим ветром. Подавляя судорожный всхлип, она прижимается к нему всем телом, ища в нем защиту, ту самую, которой ей всегда не хватало. Он приподнимает корпус, подминая ее под себя и все также ласково касается ее носом. — Прошу тебя… — ее голос срывается, слышится прерывистый всхлип. — …прошу: не оставляй меня одну… Все. Больше нет сил. Виктория взвывает, откидывая голову. Слезы градом льются из ее закрытых глаз. Как же больно, как одиноко… — Я осталась одна… Одна, понимаешь? Они лгали, лгали мне все это время, лгали мне всю мою жизнь! — крик срывается с ее уст, разносясь над опушкой леса. Волк внимательно смотрит на нее. Его глаза неотрывно наблюдают, как одна капля за другой скатываются по ее щекам. Его медовые глаза не выражают абсолютно ничего, ни одной эмоции, как и обычно. Потому что он знал. Знал, что девчонка не дочь вожака, знал, что она одна из них, родом из Севера. Он знал, что она сейчас чувствует, понимал, как ей сейчас больно. Ведь ему тоже было больно. Больно от того, что она плачет. Он ненавидел, терпеть не мог ее слезы. В эти моменты, Виктория казалась ему неправильной, какой-то испорченной волчицей. «Ну где это видано, чтобы Северянки плакали? Берсерки должны быть грозными, неуязвимыми, вселять ужас и страх. А эта… Совсем как маленький ребенок. Так и хочется, взять да приласкать, утешить, обнять…» — Ну все, перестань, — его тихий шепот заставил самку вздрогнуть. О Боги, что же ты делаешь с ней? Знал бы он, что от каждого произнесенного им звука ее сердце замирает, вот-вот готовое остановиться. Он, как наркотик: отравляет разум и тело, не давая возможности отвыкнуть, заставляя чувствовать каждой клеткой своего тела, что он рядом, что он здесь. Легкий кивок послужил ему ответом. Хоть Тори и понимала, что все будет далеко не хорошо, противиться не стала, просто не могла. Его голос звучал слишком спокойно и убедительно, словно он был уверен в их правдивости. Удивительным образом эта его уверенность передавалась и ей. Возможно, это был лишь один из способов успокоить ее, но это было не важно. Она не возражала, ведь именно благодаря этому, он сейчас здесь, рядом с ней. Он обнимает ее. Знать бы, чем это закончится раньше, возможно, он бы никогда и не стал этого делать, но наше счастье — в неведении. Благодаря этому, мы способны на самые смелые и абсурдные поступки в нашей жизни, потому что мы не боимся того, что случится, мы просто не знаем. Вот и он не знал. Коснувшись ее морды носом, он вдруг неожиданно рассмеялся, заставляя Викторию шире распахнуть глаза от удивления. Он смеялся, Вожак Севера впервые рассмеялся в ее присутствии. Невольно, губы ее задрожали, мордашки едва коснулась легкая улыбка. И от него это не ускользнуло. Зарывшись в теплый мех Омеги, он жадно пожирал ее глазами, чувствуя, как под ним напрягается ее тело. Законы не позволяли ему прикасаться к ней, потому как они находились на разных иерархических ступенях, принадлежали к разным стаям. Он Альфа, она Омега, оба Северяне, сейчас на нейтральной территории. Казалось бы, в чем проблема? Но увы. Проблема все-таки была. — Макс, нет, — твердо произнесла она, стыдливо отводя глаза. — Ты помолвлен. Я так не могу… Волк сдержал гортанный рык, но верхняя губа его все-таки дрогнула. — И ты считаешь, что я должен отказываться от тебя, только ради того, чтобы сохранить межстайный союз? — нервный смешок. — Да мне плевать. Эти слова сработали, как рубильник. Виктория с силой оттолкнула от себя волка, тут же отскакивая от него как можно дальше. Тонкие коготки впились в землю, оставляя в ней неглубокие борозды. Оскал… — В таком случае, тебе нечего здесь делать — проваливай, — прорычала она сквозь зубы. — Вон! Ухмылка сменила смятение на серой морде. Горящие золотые глаза испытывающе взирали на разъяренную хищницу, прожигая в ней дыру. Вот она, его девочка. Вой. Предупреждающий и пронзительный вырвался из его глотки. Мурашки пробежались по телу волчицы, отчего шерсть на загривке встала дыбом. Он не призывал воинов на помощь, он не оповещал о начале битвы, нет. Неужели он… Прощался с ней? Удивленные глаза уставились на Альфу, наблюдая, как заливистая мелодия наполняется нотками тоски и печали. Его голос, такой пьянящий до одурения, он сводил ее с ума. Она уже не соображала, что творила, но стоило ему вновь взять высокую ноту, как она подхватила его. Голос Виктории был нежен и невероятно мелодичен, он пробирал до самых костей, потому что теперь она выла с ним. Горечь и ноющее чувство разлуки наполняли их песню. Они уступали друг другу солирующую роль, после чего завыли в унисон. Казалось, в этот миг весь Север обратился в слух и тепепь слушал и внимал, как эти два любящих сердца, две вольные и непокорные души поют свою прощальную песнь. Свою последнюю песнь.