***
Через два часа разобранных семнадцати страниц документации Эмма услышала шум. Она прислушалась, чтобы разобрать откуда доносился звук, и поняла: это был лифт. Раздраженная тем, что кто-то прервал её работу, она пошла к лифту, чтобы выгнать того, кто помешал ей работать, ведь это было частное предприятие и она может арестовать за проникновение. Ярость, разочарование и покалывание в животе, которые она старалась замаскировать, заполонили Эмму при виде одного человека, которого она вполне возможно хотела видеть меньше всего, — Киллиана Джонса, плейбой, чей долг был нервировать Эмму. — Что ты здесь делаешь? — спросила она. Он ответил ей нахальной ухмылкой, проходя мимо Эммы в офис, приветствуя её. — Рад тебя видеть, милая, — сказал он. — Сегодня Сочельник! Разве у тебя нет планов? — парировала она. Киллиан повернулся и приблизился к Эмме, оставляя между ними небольшое расстояние. — Могу спросить тебя о том же, — прошептал он, и Эмма отступила, как так ей эта близость доставляла неудобства. — У меня были планы. Дэвид и Мэри Маргарет пригласили меня поужинать с ними. Но это их первое Рождество в качестве супружеской пары, а я не хочу навязываться и поэтому решила поработать, — Эмма понятия не имела, зачем она рассказала ему всё это. На самом деле, она понятия не имела, почему вообще ему что-то рассказала. Она не обязана ему ничего объяснять. Но что-то было в Киллиане Джонсе такого, от чего она постоянно болтала, не прекращая. — Я тоже решил работать, — взгляд Киллиана смягчился, но выражение за ними было нечитабельным. Эмма чувствовала себя обнаженной, когда она смотрела в его голубые глаза, как будто он мог видеть каждую эмоцию внутри неё, но он продолжал смотреть, отказываясь отводить взгляд. — Тогда тебе лучше пойти и поработать. — Да, полагаю, нужно идти, — пробормотал Киллиан, а затем мягко оттолкнул её от двери. Эмма проигнорировала разочарование, которое возникло у неё при потере зрительного контакта, и пошла за ним, переходя по рядам к своему собственному столу. Киллиан Джонс отвлёк её, но она была бы проклята, если бы она позволила ему помешать ей закончить работу.***
Киллиан любил петь, когда работал. Иногда он просто тихо напевал себе под нос, но даже такое пение действовало на нервы Эмме. — Эй, Бон Джови, ты можешь успокоиться? — сказала она ему, выслушав несколько минут его нелепого вокального исполнения песни «Livin’ on a Prayer». — Что случилось, Свон? Тебя отвлекает мой страстный тенор? — сказал Киллиан, от чего Эмма закатила глаза. — Вообще-то, да. Так что лучше заткнись, если не хочешь, чтобы твой страстный тенор превратился в стоны боли, — Эмма удовлетворилась мыслью о том, что хорошо бы было ударить в лицо Киллиану Джонсу, а лучше коленом в пах. — Если ты хочешь заставить меня стонать, милая, уверяю тебя, есть гораздо приятные способы. — Мне было бы приятно, если я смогу закончить эту работу до полуночи, чтобы пойти домой и немного поспать. — Ах, какая ты трудолюбивая! Я восхищаюсь твоей самоотверженностью. — Да, только твоя самоотверженность раздражает меня. — Я только что услышал комплимент? — Если твоя конечная цель — завоевать титул самого невыносимого человека, то да, это комплимент. — О-о-о, Свон, ты меня возбуждаешь. Я чувствую это. — Надеюсь, твоё возбуждение не стукнет тебе в голову, — несмотря на то, что тон Эммы был резким, она сдерживала улыбку. Как бы это не разочаровывало её, стёб с Киллианом казался лёгким, как и их отношения. Когда он был впервые переведен в бостонский филиала «Mills Incorporated» из Лондона, Киллиан постоянно преследовал Эмму. Но она не поддалась на его флирт, и он прекратил попытки сломать её стены, поэтому они влились в рутину дружественного антагонизма, постоянно стебая друг друга. Киллиан действовал Эмме на нервы. А Эмма... Эмма не была уверена, что Киллиан чувствовал к ней. Всё, что она знала, — это то, что сейчас у неё есть дела получше, нежели болтать с ним. Даже, если теперь было слишком тихо без его пения.***
Эмма подавила раздраженный стон, когда маленький синий значок появился на её экране. Она нажала на кнопку, чтобы избавиться от уведомления и просто проигнорировала содержащиеся в нем сообщения: «привет», «эй» и «здравствуй», которые она получила от Киллиана. Через пять минут снова появилась синий значок. Эмма начала печатать в ответ. — Хватит писать мне. Киллиан ответил ей несколькими смайликами с надутыми губами, на которые Эмма могла просто закатила глаза. — Я пытаюсь работать. — О, давай же. Я сомневаюсь, что у тебя столько работы на Рождество. Эмма стиснула зубы. Он был прав. Несмотря на то, что она говорила, что у неё работа на всю ночь, её рабочая нагрузка не была такой тяжелой — редкое праздничное удовольствие от их босса Реджины Миллс, — и большую часть она сделала в первые часы работы. Теперь она в основном просеивала файлы, заполняя информацию, которая не понадобится ей в течение нескольких месяцев, но всё равно сидела здесь, чтобы ей не пришлось идти домой и смотреть на свою пустую квартиру. — И что ты предлагаешь мне делать? — Встретимся у кабинета Реджины. Я покажу тебе. Эмма сузила глаза, ища Киллиана, и обнаружила, что он уже смотрит на нее, подняв брови, и улыбается. — Что скажешь, Свон? — он подвигал бровями, и через несколько секунд Эмма вздохнула, выключила компьютер и встала с кресла. Всё равно она уже сделала много работы за ночь. Эмма встретила Киллиана у больших дверей в кабинет Реджины. — Итак, каков план, мистер убийца работы? — План заключается в том, — Киллиан обернулся, покачивая дверную ручку, — чтобы повеселиться, — он развел руками, открывая гигантские мраморные двери, и зашел в кабинет Реджины. — Джонс, — прошипела Эмма, оглядываясь, несмотря на то, что знала, что они были здесь одни, — что ты делаешь?! — О, расслабься, Свон, — легкомысленно ответил он. — Она никогда не узнает, что мы были здесь, — со скрытым любопытством, Эмма зашла в комнату, вызвав ухмылку у Киллиана. Кабинет был огромным, намного больше, чем любое из их рабочих мест. В кабинете стоял большой стол из красного дерева, а также лавсан и телевизор. Вся задняя стена была стеклянной, открывая невероятный вид на город. Эмма ахнула от вида огней города, которые мерцали на широких просторах. — А теперь, — Эмма повернулась и увидела, как Киллиан рылся в мини-холодильнике. Он выпрямился с двумя бутылками ликера и рома в руках, — мы выпьем, — она не знала, что чувствовала в этот момент. Возможно, это было одиночество, возможно, блеск в глазах, а может просто осознание того, что они проводили канун Рождества вместе. Но что бы она ни увидела в его глазах, ей было достаточно дотянуться до его протянутой руки и взять бокал, который он ей подал.***
Эмма не помнила, сколько они выпили, но Киллиан валялся на диване, в то время как Эмма сидела на столе, и они интенсивно играли в игру «правда или действие». Они выбирали легкие и непринужденные вопросы для этой игры. Эмма спорила о недостатках Капитана Крюка, как злодея, и это вызвало возмущение её спутника. — Он самый трагичный персонаж в фильме! Он бедный человек, страдающий ужасным посттравматическим стрессовым расстройством, он вынужден каждый день бороться с этим несносным мальчишкой. И ты винишь его за то, что он бандит? — Да. Ну, я уж по опыту знаю, каково иметь дело с высокомерным британским парнем, — парировала Эмма. — Правда или действие? — Киллиан притворился, что обдумывал вопрос, поглаживая подбородок. — Действие, милая, — Эмма тоже притворилась, что думает, прежде чем хитро ухмыльнуться. — Притворись Реджиной, — сказала Эмма, от чего он вскинул бровями, сузив глаза. — Издеваться над боссом в её собственном кабинете? Смелый выбор, Свон. — Так ты отказываешься? — Конечно же нет. Я принимаю вызов, — он подмигнул ей, прежде чем сесть за стол в большое черное кресло Реджины. — Итак, ты закончила бумажную работу? — Киллиан скрестив руки на груди, сказал слегка насмешливым авторитетным тоном.— Потому что я уверена, что Вы понимаете важность своевременной сдачи работы, мисс Свон, — на последнюю фразу Эмма фыркнула. — Твой американский акцент ужасен. — И, Робин! В смысле, мистер Локсли. Да, мне нужно поговорить с Вами в моем кабинете. Неофициально. Сугубо деловые вопросы, конечно же! — Киллиан похлопал ресницами и поднял брови так смешно, что Эмма не могла не засмеяться, забавляясь его поддельным соблазнением. Хотя, когда он прикусил губу и сбавил тон, Эмма не могла проигнорировать странное ощущение внизу живота. — Правда или действие? — Правда, — Эмма надеялась, что её голос звучал твердо. — Что тебе нравится в Рождестве? — от этого вопроса Эмма безмятежно засмеялась. — Я не самая большая поклонница Рождества, — Киллиан просто смотрел на нее, но его глаза задавали немые вопросы. — Поднятие цен в магазине, раздражающая музыка, «праздничное настроение», — вздрогнула Эмма, — всё это немного нелепо, не думаешь? И фальшиво. Например, все притворяются, что любят друг друга в течение нескольких недель, а затем после этого они снова ссорятся, забывают позвонить друг другу и обсуждают за спиной. — Должно же быть что-то, что тебе нравится, — тихо сказал Киллиан. — Я думаю, мне нравятся огни, — она смотрела в окно на город. — Они делают город красивым, по крайней мере на некоторое время. Волшебным, — задумчиво сказала Эмма, думая о бесчисленных городах, в которых она была, думая о магии и этой ночи, которую она потратила впустую, мечтала о семье, которая придет к ней, или о подарках, которые никогда не будут ждать её под ёлкой. Слёзы вновь подступали, она вновь вспоминала неизбежное разочарование, которое всегда приносило Рождество. Вот почему мне лучше быть одной, — напомнила она себе, — чтобы я не страдала. Встав со стола, она села на диван с каменным лицом. — Правда или действие? — Правда, — тихо сказал он, и Эмма вновь не могла понять, какие эмоции скрываются за этими голубыми глазами. — Лучший подарок, который ты когда-либо получал? — Эмма не была уверена, почему она задала этот вопрос: возможно, из любопытства, возможно, из мазохистской жалости к себе. Но Киллиан просто улыбнулся. — Кукла Хана Соло, — Эмма подняла брови, смотря на него, и хотела подразнить, но он продолжил говорить. — Мне было 10 лет. Мой брат пытался позаботиться о нас обоих после того, как мой отец ушел, и мы едва справлялись. В течение нескольких месяцев я говорил только о «Звездных войнах» и всё, что я когда-либо хотел, — получить одну чертову игрушку. Лиам попрошайничал, почти не ел и, наконец, накопил столько, сколько стоила игрушка, которую он подарил мне на Рождество. Я играл с ней весь год, — он встал со стула Реджины, Эмма удивленно смотрела на него. Она понятие не имела о тяжелом детстве, никогда не имела ни малейшего намека на то, что его бросил отец или вырастил брат. Она задавалась вопросом, какие еще сюрпризы скрывал Киллиан Джонс. — Кукла, — сказала Эмма, а смущенный Киллиан повернулся к ней. — Я всегда хотела её на Рождество. Я просила об этом каждый день в течение многих лет, писала миллион писем Санте. В каждом приемном доме, в котором я была, надежда угасала. Я видела, как другим детям дарят куклы, и думала, может быть и мне подарят, но у меня.., — она смотрела на свои руки, — у меня никогда не было куклы, — она продолжала смотреть на свои руки, когда Киллиан обошел диван и сел рядом с ней. Он положил свою руку на её, и Эмма медленно наклонила голову, боясь найти в его глазах жалость. Она прерывисто выдохнула, когда подняла взгляд и встретилась с голубыми глубинами заботы и понимания, которые она никогда не видела прежде. Эмма и Киллиан подняли взгляд на часы, висящие на стене, и увидели, что часы пробили полночь. — Счастливого Рождества, Свон, — пробормотал он, Эмма была потрясена его взглядом. — Правда или действие? — Действие, — шепотом сказала Эмма. — Я хочу, чтобы ты поцеловала меня, — Эмма вскинула бровью, смотря на него. — Боюсь, не потянешь. — Может, это ты не потянешь? — Эмма никогда не отступала, поэтому она взяла его воротник и притянула его ближе. Сомкнув губы на его губах, она с удивлением почувствовала, как он со страстным темпом ответил на поцелуй. Его язык двигался против её собственного, от чего она открыла рот, а его горячее дыхание наполнило её рот. Он пробовал её губы вкуса мяты и рома, а она гладила его по волосам, пальцами другой руки проводя по щеке. Когда-то огромный диван внезапно стал для них слишком маленьким. Когда она, наконец, отстранилась от чего, она поняла всю чудовищность ситуации. — Это было.., — прошептал Киллиан. — Одноразово, — она отпрянула от него, смотря на выход. Киллиан нахмурился, но Эмма не смогла заставить себя посмотреть на него и вместо этого она схватила свою сумку, выскользнула из двери и побежала из здания. Её стены чуть было не опустились из-за этой минутной слабости, но она не позволит этому повториться. Между тем, Киллиан был оставлен в кабинете Реджины, совершенно ошеломленный событиями ночи. Он поднес свои пальцы к губам, вспоминая удаляющуюся фигуру Эммы.***
Рождественская вечеринка в офисе была три дня спустя. Эмма предвидела это с нарастающим страхом, отчаянно пытаясь понять, как ей не столкнуться с человеком, с которым она делила свое полуночное рандеву. Она уклонялась от звонков своих друзей, отмахиваясь от праздничных пожеланий Мэри Маргарет и Дэвида, но Руби она всё же рассказала про ту ночь, опустив только имя того, с кем она целовалась. Она знала, что если она скажет имя, она будет давить на неё и задавать вопросы, на которые она не знает ответов, потому что правда в том, что она понятия не имела, чувствует ли что-то к Киллиану Джонсу. Неделю назад она ненавидела его и посмеялась бы в лицо любому, кто скажет, что он не высокомерный придурок. Но сейчас он показал ей свою заботу, дал ей компанию в самую одинокую ночь её года, показал одну из сторон, которую Эмма никогда не видела раньше. И каким-то образом, через все эти очарование, браваду и инсинуации, он также заставил её открыться. Он звонил ей. Видимо, где-то нашел её номер, но после того, как она подняла трубку, он сбросил, ничего не сказав. Она проигнорировала все его сообщения и телефонные звонки. Эмма мрачно взглянула на часы и увидела, как стрелки близятся к семи. Реджина оторвала бы ей голову, если бы она не пришла на эту вечеринку, поэтому с тяжелым вздохом она закончила надевать свои серьги и надела чёрные туфли. Она надела своё любимое красное платье и сделала прическу не для Киллиана. Нет, конечно же нет. Она подъехала к дому Реджины, выходя из своего желтого жука. Её особняк был с большим садом, фойе и раздевалкой, если она кому-нибудь была нужна. Сделав глубокий вдох, Эмма вошла внутрь и сразу же встретила натиск коллег. Она заставила себя улыбаться, любезничая, разговаривая и смешиваясь с толпой, предварительно поставив на стол подарок Эшли — праздничную кружку с рамками для фотографий. Мэри Маргарет и Дэвид сразу же обняли её, расспрашивая о празднике и ворча на то, что она отказалась идти к ним на праздник. — Ты же знаешь, что мы любим тебя, — сказала Мэри Маргарет. — Ты нам как сестра, — добавил Дэвид. Эмма улыбнулась, благодаря судьбу за таких друзей. — Я тоже люблю вас, ребята, правда. Мне просто нужно было провести день в одиночестве, — Мэри Маргарет нахмурилась на ответ Эммы. — Хорошо. Но ты должна будешь приехать к нам на этой неделе. Мы не подарили тебе подарки! — Эмма пообещала им, что обязательно придет к ним. — Эмма! — воскликнула Руби, обнимая её, а Эмма поприветствовала её в ответ. — Привет, Рубс. Ты же знаешь, что это вечеринка, верно? — Руби нахмурилась на её заявление. — О, я знаю. То, что это рабочая вечеринка, не значит, что я не могу повеселиться, — парень, стоящий внизу, подмигнул Руби, — Да брось! Может, ты и целовалась той ночью, но сегодня мы будем с тобой трахаться! — Руби! — зашипела Эмма и потащила подругу в менее людное место. — Тебя могут услышать! — И что с того? — Руби прикусила губу, от чего Эмма закатила глаза. — Хорошо, ладно. С кем мне тут спать-то? — неловко сказала Эмма, на что Руби ухмыльнулась. — Хм, давайте посмотрим. Есть Уолш, но он похож на обезьяну. Есть Август, но мне не нравится его история с хипстером. О, я знаю! — повернулась она к Эмме. — Киллиан Джонс. Холостяк и самые милые глазки-конфетки в «Mills Incorporated». Вы точно хотите друг друга, — Эмма распахнула глаза, пытаясь сказать что-то в ответ. — Киллиан? Я... он не... я не хочу его. Мы друг друга терпеть не можем, — от ответа Эммы Руби только сильнее воодушевилась. — Он очень даже терпит тебя. Но что бы ты ни говорила, лучше быть с ним, чем ссориться, — Эмма скрестила руки на груди. — Ты ошибаешься. Мне не нравится Киллиан Джонс, и я ни за что не пересплю с ним. — Хорошо, хорошо, хорошо, — отступила Руби. — Многое теряешь! Ладно. Теперь давай поговорим о моих перспективах на вечер, — Руби хлопнула в ладоши, оглядывая комнату, и уставилась на одного мужчину. — Я думаю, что Грэм был моим тайным Сантой, и если это так, то его последний подарок будет связан с шардоне и спальней, — Эмма рассмеялась, когда Руби подошла к подарочному стола, где она с нетерпением искала подарок со своим именем. — Увидимся! — сказала она через плечо, разорвав упаковку и направляясь к Грэму. Усмехнувшись над своей подругой, Эмма решила, что тоже заберет свой подарок, раз уж она была здесь. Осмотрев стол, она нашла предмет среднего размера, на котором было написано её имя. Схватив его, она отошла в менее людное место и вскрыла подарочную упаковку. Она прерывисто выдохнула и начала проталкиваться через толпу, ища конкретного человека, которого она срочно хотела видеть. Она увидела его на улице и вышла к нему. — Ты купил мне куклу, — Эмма уставилась на Киллиана, когда рождественские огни мерцали над его головой. — Да, — серьезно смотрел он на неё, от чего Эмму переполнили эмоции. Этот человек слушал её, слушал задолго до той ночи, поэтому и покупал все эти хорошо подобранные подарки. И тогда он не только вспомнил, но и купил ей подарок, о котором она всегда мечтала, он сделал такой глупый, но добрый жест, что она хотела и смеяться, и плакать. Она была поражена его заботой, его остроумием, гладкой линией его челюсти. Она потянулась к нему, чтобы провести пальцами по щеке, прежде чем поцеловать его. Поцелуй был мягким и сладким, целомудренным и чистым, когда как их первый был страстным и твердым, но сейчас Эмма наслаждалась его присутствием и нежностью, которую он проявлял. Его глаза сияли, когда она отстранилась. Он улыбнулся уголком губ, нежно поглаживая её щеку большим пальцем, и мягко сказал. — Так что, надеюсь, это было не одноразово? Эмма дала ему тот же ответ, что и через год, когда он опустился на одно колено перед ней около ярко освещенной елкой. — Да.