Овечка и нож

Глава V. Свидетели и наблюдатели.

      В далеком прошлом Саске и Наруто — в годы их бурного, полного надежд, страстей и эмоций юношества — понадобилось три года, чтобы пройти путь от ненависти к дружбе, и еще не меньше двух лет, чтобы преодолеть свою гордость и упрямство и признать, наконец, что они друг другу больше, чем друзья — то есть настоящие братья, которые дорожат друг другом так же, как дорожат собственной семьей.       В обозримом настоящем Саске потребовался почти месяц на то, чтобы заставить Сакуру выйти из своей улиточной раковины-конуры и начать говорить с ним и с другими людьми, заставить ее хотя бы немного приоткрыться к нему навстречу и взглянуть на него как на союзника, а не как на врага.       Так какого же хрена Наруто с Сакурой уже в следующую свою встречу болтали наперегонки, понимая друг друга с полуслова, и гнали разговор с такой скоростью, что Саске едва ли не терял мысль разговора, в который его даже не включали?       Вот уж точно, кто говорил «зараза к заразе не липнет» — просто не уточнял сроки, потому что липнет, еще как. Сакура с Наруто — характерный тому пример, они не только сдружились быстрее, чем Саске мог бы в самом страшном сне вообразить, так еще и потеряли в этом общении последние проблески человеческой адекватности. То есть, конечно, Саске знал, что Наруто — идиот, Саске не шутил, повторяя это еще в их первую встречу в Нагоя. Но он точно не мог предположить, что Сакура не уступает Узумаки в неугомонности. Она подхватывала его дурацкие идеи, вместе они смеялись над вещами, которые совсем не были настолько смешными, чтобы держаться за животы и заваливаться на Саске, и уж точно не нужно было пытаться уронить Учиху в фонтан, чтобы потом всем втроем бежать от полиции. В итоге эта компания только и делала, что заставляла Саске с удручающей регулярностью прикрывать ладонью лицо, делая вид, что он не с ними. И если бы работа позволяла, он бы давно предоставил их самим себе, чтобы в их глупой смерти по причине очередной дебильной затеи не обвинили его. Но вместо этого Учиха был обречен таскаться за объектом охраны, что сошел с ума на пару с его лучшим другом, и уставать сильнее, чем после хорошей драки с парочкой негодяев. Чего стоили одни только эти улыбки на светлых лицах: как у них еще челюсть не болит? У Саске вот при попытке широко улыбнуться без нахальства и ехидства сразу же лицо сводит; то ли дурные гены, то ли дрянной характер. То, что, в любом случае, не давало ему признать вслух, что этот месяц совместных гулянок по Нагоя был самым лучшим временем за последние несколько лет его жизни.       Какое-то время Учиха даже полагал, что эти двое нравятся друг другу, до того сплоченным был их тандем; но разуверился, когда Сакура с несвойственной ей ранее борзостью ответила на пошлую шуточку Наруто, одной лишь фразой в решительном тоне резко очерчивая круг дозволенного в ее присутствии. Не то чтобы это заставило Саске облегченно выдохнуть или вообще как-то пойти вразрез со своим равнодушием к отношениям его названного брата и девушки, за которую он отвечал головой. За все время, проведенное в сомнительной компании двух гиперактивных додиков, Учиха даже в уме не предавался детскому нытью о недостатке внимания, не чувствовал себя оставленным позади и не тратил свой и без того скудный эмоциональный запас на ревность. Может быть, потому что был интровертом, которого выматывало и раздражало продолжительное общение с людьми, и оттого радовался, что два экстраверта нашли отдушину друг в друге вместо того, чтобы изводить его по отдельности; может быть, потому что понимал, что отношения между Наруто и Сакурой были еще слишком поверхностны. Сакура ни в одной из рассказанных историй не назвала Узумаки ни одного громкого имени, не обмолвилась даже о своих связях с Хакэн-каи, легко и гибко избегая слишком личных разговоров, а тот ни разу в присутствии Сакуры не упомянул ни слова о темных пятнах на своем прошлом, многие из которых пропустил и Саске. В конце концов, когда он скрывался с радаров всех своих друзей и знакомых, скрываясь от обвинений в убийстве Итачи, Наруто еще служил в полиции, пусть и катился уже кубарем по карьерной лестнице вниз под силой гравитации; а теперь он не меньше двух лет занимался машинами и состоял в бандах байкеров, наводя ужас на мирное население вызывающим внешним видом и ревом мотора своего железного коня. А еще Узумаки перед Сакурой никогда не снижал яркости своей уверенной улыбки, и если бы Саске не знал его хорошо, то никакой проницательности ему бы не хватило, чтобы разгадать, какие штормы помотали кораблик Наруто на пути по бешеному потоку жизни. Своей способностью не опускать руки и всегда делать то, что правильно, не поддаваясь искушению сделать то, что проще, Узумаки всегда и поражал Саске. Блондин позволил себе показать другую сторону себя — неуверенную, отчаявшуюся, печальную — только в тот день, когда Учиха выкроил себе свободный вечер и наконец поговорил с лучшим другом с глазу на глаз.       Они выбрались куда-то в «секретное место» Наруто — в паре километров до границы города, вверх к горным вершинам, на границе, где уличные фонари не скрывали звезд; лежали на крыше жилого здания, откуда открывался волшебный вид на город и природу, и курили забористую траву, которую Наруто купил у какого-то знакомого корейца. Все это напоминало Саске его школьные деньки, успокаивало, возвращало в пору, где надежда была еще не гуляющей сукой, а планом на будущее. Хотелось быть честным перед лучшим другом и перед самим собой, делиться не только тем, что наболело, но и тем, что загноилось так глубоко внутри, что выковыривать было еще больнее, чем терпеть; признать свои слабости было когда-то самым смелым поступком для восемнадцатилетних пацанов. И не важно, что операция не была бы возможна без наркотика, который смывал все мелкие волнения горькой дымчатой волной марихуаны и выявлял истинную причину для каждодневной, выматывающей всю душу тревоги. Например, Саске больше не волновало то, что они выжрали на двоих поллитра виски, а ему еще надо было ехать обратно; но волновали вещи, которые он предпочитал в упор не замечать.       — Эх, шикарная женщина! — протянул Наруто, когда разговор сам собой затронул Сакуру. Учиха вообще не планировал касаться темы работы, нынешнего задания и заострять внимание на розоволосой пигалице, но просветленный мозг нашел новую дорожку, по которой с радостью устремились его мысли; Сакура занимала все его время, всю его голову, и на самой болючей гангрене было выведено ее имя. Впрочем, Саске просто не удержался от подкола и не надеялся продолжать тему, когда бросил невзначай со смешком, поджигая вторую папиросу на весу:       — Разве у тебя не было девушки в Токио? Уже разлюбил?       — Да я ж не в том смысле! — возмущенно ответил ему Наруто, приподнимаясь на локте, чтобы заглянуть в лицо своему лежащему рядом и бессовестно усмехающемуся другу и уверить его в чистоте своих намерений. — Ты не думай, что я всерьез шучу! Сакура-чан вот знает, что я не всерьез.       — Много она знает, — фыркнул Учиха, и улыбка за секунду почти пропала с его лица. Язык невольно повторил узор ее имени вслед за Наруто, растворил буквы одну за другой в сладковатом дыме, прежде чем выпустить его в воздух, но ни один звук не выдал этого странного порыва, сменившись на отрывистую резкость. — Чертова заноза в заднице.       — Эй! — снова осадил его Наруто. — Сакура-чан — настоящее сокровище.       Предельно открытое для восприятие сердце подняло горячую волну из самой глубины души Учихи на эти слова, и лишь когда она подкатила к горлу, его вдруг прошибло понимание пополам с ужасом, что это было не возражение, а, наоборот, полное согласие. Саске резко поднялся, прерывая затяжку, чуть не закашлялся, не выпустив вовремя дым из горла, который выжег горькими искрами у него в горле то, что он не мог объяснить. Эта мысль, так просто выраженная Наруто, приходила ему в голову и раньше, но не словами, а чувствами, витиеватыми порывами сберечь от новых ошибок. Саске был рациональным человеком, он привык видеть природу явлений, которые происходят с ним, и, не понимая, чем его зацепила Сакура, отказывался так просто сажаться на крючок.       Обычно марихуана не только расслабляет, но и наводит удивительную ясность в голове, но, видимо, Сакура была слишком сложной даже для нее.       — Она пиздецки странная, — выговорил Учиха, стремясь разубедить самого себя. Голову туманило, но теперь нёга сменялась сковывающей тревогой. — Ты видишь ее веселой и открытой, похожей на тебя самого. А со мной она молчаливая, спокойная, как будто боится чем-то задеть. — Наруто рядом совсем не удивлялся его рассказу, и Саске вообще не был уверен, что он понимает смысл его слов, но прекратить говорить уже не мог. — А стоит рядом оказаться кому-то из якудза — она выглядит так, как будто сама способна кого-то убить. — Может быть, он преувеличивал сейчас, конечно, но это бесцветное выражение лица если и могло что-то выражать, то только чистую, затаенную ненависть. — Она подстраивается под каждого, с кем рядом находится, как будто показывает им то, что они хотят видеть.       — Ну не знаю, Саске. — Наруто все же отозвался и тоже сел, чтобы хлопнуть брюнета по плечу. — Мне кажется, что Сакуре по-настоящему весело с нами. Иногда, разве что, может быть слишком весело. Как будто с ней это каждый раз как в последний. И мне от этого становится ее очень, очень жалко.       Безмятежность в голосе Наруто сгладила его природную хрипоту, но слова от этого не стали менее жестокими. Они попали в самую точку — самую болезненную, самую опасную точку, и Саске прикрыл глаза, делая новую затяжку.       — Но просто лишь жалеть ее было бы несправедливо по отношению к ней, — продолжил Наруто. — Судя по тому, что ты описал, она очень сильная.       — Да, — согласился Саске. — Она думает, что сможет все. И вытерпит все. — Под прикрытые веки забралось видение мерзких тайцев и абсолютной беспристрастной Сакуры. В его воображении, ставшем еще более ярким под влиянием травы, экспрессия кидаемых на девушку взглядов достигла своего пика; Учиха готов был поспорить, что он придумал, и они вовсе не раздевали ее глазами с такими грязными ухмылками и не облизывались, но зато ответное лицо Сакуры было реальнее некуда: отрешенное, холодное, безразличное к ним и к себе. И только в ушах снова стоял шум, похожий на крик, раздававшийся на глубине ее зеленых глаз. Почему его никто не различал, кроме него? Никто не хотел смотреть так глубоко или им было все равно? Он не знал, что делала Сакура рядом с Сасори, но готов был поспорить, что свое безразличие она тренировала именно рядом с китайским монстром.       — А почему ты думаешь, что она не справится?       — Потому единственный раз, когда я был уверен в ее искренности, она сказала, что скорее умрет, чем продолжит так жить.       На крыше воцарилась тишина; негромкий шум ночной листвы поглощал звуки дыхания двух друзей, и ветер, прорываясь сквозь ветки здешних лесов, подхватывал сладковатый дым от папирос, в последний раз окутывая им мужчин, прежде чем унести его в сторону гор.       Вопрос, терзавший голову, вдруг совершил крутой кульбит и выстроился иначе: почему-то, что не волнует никого, волнует его?       Наруто тихо вздохнул, словно прочитав его мысли.       — Скажи честно: ты переживаешь за нее.       — Я хочу ее понять, — тут же возразил Учиха.       — Но ты разложил ее всю по полочкам только что, — возразил Наруто и покачал головой. — Нет, ты хочешь понять только то, почему переживаешь за нее. И на этот вопрос я могу тебе ответить, но, наверное, лишь частично.       Саске хмыкнул. То, насколько хорошо его друг подмечал детали, начинало уже пугать; Учиха и забыл, что у блондина есть путь к сердцу любого человека. Даже такого закрытого, как Сакура или он сам. Когда-то этот страх быть перед кем-то как на ладони заставлял его быть агрессивным и защищать нутро своей души; сейчас Саске мог только пожать плечами, потому что знал, что если и есть в мире человек, достойный его доверия, то это тот, кто на протяжении всей жизни был ему едва ли не единственным настоящим братом. А то, что требовало смелости для высокомерного подростка с неуправляемыми волосами цвета вороного крыла, то по-прежнему требует отваги даже у взрослого Саске; он по-прежнему не хотел признавать, что собственные чувства иногда оказываются вне нашего контроля.       — Во-первых, ты видишь в ней человека. Ты, с твоим клеймом красавчика, как никто другой знаешь, что внешность обманчива, и не ведешься на нее. А Сакура-чан внешне совсем не так интересна, как внутри. Тебя всегда привлекали логические задачки, как охотников может привлекать охота за жертвой, ты ненавидишь неизвестность и нелогичность, и понимаешь, что Сакура-чан логична очень — но ты еще пытаешься нащупать эту нить. И, конечно, тебя привлекают ее сила и смелость, которыми она к тому же не кичится, чтобы победить тебя. — Здесь Наруто усмехнулся; он уже давно перекинул руку через плечи Саске и подвинул его вниз, чтобы Учиха не упустил ни одного слова из этой речи. — Но еще важнее то, что объединяет нас с ней. Мы с Сакурой-чан тоже видим в тебе человека. — Узумаки сжал бицепс друга. — Не спешим судить тебя, вешать ярлыки и присваивать как собственность. И ты чувствуешь эту человечность, свободную от влияния твоей репутации или несносного характера. Ты не любишь объяснять людям, какой ты, или доказывать им то, что понятно без слов. Сакура-чан понимает тебя очень хорошо, и ты чувствуешь это. И я что-то очень сомневаюсь, что даже при всем желании она сможет воспользоваться тобой. Кажется, она ценит тебя. Сильнее, чем ты ее, хотя, ты не осознаешь пока даже этого.       — Зато я могу, — ответил Саске. В его голосе было убеждение, но не уверенность. — Если ты думаешь, что она понимает меня, значит, она понимает и то, что я ей не овечка в шкуре волка, которая нуждается в любви. И что я могу воспользоваться ею, ее связями в Хакэн-каи, и выбросить ее, если она будет мешать.       Наруто печально вздохнул, отодвинувшись от Саске.       — Если это действительно произойдет, то будет хреново. — Он поднял лицо навстречу бледным звездам. — Ты слышал ее смех? Он всегда такой радостный! Будет отстойно его просрать.       Саске лишь, наоборот, понурил голову, сжимая кулаки так, что почти догоревшая папироса сломалась пополам в его пальцах. Собственные слова отозвались в груди глухим отчаянием, резко прерывая звенящие в ушах отголоски нежного голоса Сакуры.       Наруто был чертовски прав: он видел, что Сакура делала из него человека, на которого он бы хотел быть похожим; что она пыталась развинтить его шкуру, но не для того, чтобы узнать слабые места, а чтобы протянуть руки к теплу чужого сердца, пока в ее собственных глазах стыл лёд; и смотреть на это, чувствовать себя нужным и важным он не хотел; не был готов. Хотя и Саске, и Сакура твердили себе и друг другу, что не дадут чужим правилам подчинить себя и поколебать собственные морали, пока только у Сакуры получалось делать то, что она хотела, а Саске растрачивал себя на недоверие к ее бесхитростным жестам, поискам скрытых мотивов и планированию победы над тем, кто не давал ответный бой его войскам. Это была та тонкая грань, после которой бравый генерал становился злодеем и его душа дешевела, отправляясь Дьяволу задаром. И если Саске действительно настолько эгоист, насколько он позволяет себе думать, если он действительно еще остался самим собой, вопреки семье, пытавшейся выставить его предателем, вопреки Итачи, пытавшемуся заставить его испытывать чувство вины, и вопреки якудза, что хотели выдавить из него все человеческое и бросить индивидуальность на алтарь клана — то Сакура будет его манифестом, его первым мирным жителем, которым Саске не станет жертвовать. Это будет поступок человека, которым он хотел бы быть.       Тем более, Сакура совсем не подходила на роль жертвы. Учиха ни разу не видел, чтобы ее что-то заставало врасплох или заставляло потерять контроль над собой, особенно с тех пор, как она перестала сидеть взаперти. Сакура не позволяла себе паниковать, ее сосредоточенность и спокойствие были ее броней против опасности, и это избавляло Саске от очень многих проблем, связанных с ее охраной. Дочь криминального клана, всю жизнь прожившая рядом с одними из сильнейших мафиози Китая и, скорее всего, Азии, она знала, как избегать опасности и как себя вести, столкнувшись с нею лицом к лицу; умела различить ее среди мелких происшествий, вроде угона машины или встречи с гопниками в подворотне.       Обычно аура опасности и сосредоточенности, окружающая Саске, отпугивала любого желающего подойти к ним за сигареткой, за пьяным дебошем или за знакомством. Поэтому когда компания из трех парней перегородила им узкую дорогу, Саске едва ли не фыркнул «наконец-то», потому что они тащились за ними почти от самой железнодорожной станции. И Сакура тоже не выглядела ни удивленной, ни хоть сколько-то заинтригованной; если бы взглядом можно было бы замораживать, Харуно устроила бы выставку ледяных скульптур прямо посреди теплеющего в свои последние деньки сентября. Ну, или присыпала бы красивыми снежинками творение Саске, потому что в этом навыке он ей не уступал.       — Дельце есть, — хмыкнул один из парней, оттопыривая руки в карманах широких брюк. Они все были на пару сантиметров ниже Саске, но по меркам японцев считались достаточно рослыми, а под куртками скрывалась развитая мускулатура. Учиха бегло осмотрел их на предмет оружия: в арсенале у них для этого была бита и, судя по всему, несколько ножей в карманах. Значит, какой бы ни была их цель, для ее достижения они хотят надрать Саске зад. Ну, или попытаться. До огнестрела мальчики явно не доросли, а значит, Учихе можно было расслабиться и наслаждаться разминкой, выместив на них всю эмоциональную нестабильность последних недель. Пусть до этого он избегал конфликтов, чтобы не подвергать Сакуру лишней опасности, Саске сейчас с удовольствием размотал бы кучку неумелых подонков, потому что обычно он не проходил мимо хорошей драки. Да и мимо плохой не проходил. И вообще был склочным и нетерпеливым.       — Сзади прячется подмога, трое, — негромко сказала Харуно, озвучивая собственные наблюдения. Саске хмыкнул, подтверждая получение информации.       — Не высовывайся, — посоветовал он, но девушке столь очевидные подсказки не нужны. Без лишних указаний, едва кулак Учихи оказался занесенным, она отшатнулась к стене, зная, что так меньше вероятность попасться под руку. Очень быструю и очень тяжелую руку Учихи, вернее, под обе руки, которыми он пользовался с отменным мастерством, со сворачивающих захваты пальцев и ребра ладони по шее, лишающих ненадолго сознания, до согнутого локтя, только что сломавшему кому-то нос сильным и точным рывком в сторону.       Парни были хороши, и Саске пришлось с ними повозиться; но недостаточно хороши, чтобы он тратил на них больше полминуты.       — Так какое дельце, а? — спросил он, припирая последнего к стене за шиворот. Бита с громким стуком упала на асфальт, так ни разу не достигнув Саске. Но ответа он дождаться не успел — подмога решила не стоять в стороне, у одного из них блестел кастет, и брюнету пришлось отпустить того парня, чтобы заняться другими.       — Ну и игрушки у вас, — фыркнул Саске, быстро шагая им навстречу. Занесенная с оружием рука пролетела в паре сантиметров от его лица и была захвачена в прием; от боли шипасный кулак противника машинально разжался. Продолжая удерживать руку, Саске увильнул от другого хука и, удачно повернувшись, заслонился первым нападающим; отсюда он хорошим ударом от колена отбил атаку третьего и наконец твердым движением сломал два пальца на вооруженной ладони в его руке.       С подмогой было еще не закончено, но Саске успел только истошно орущего парня от себя отпихнуть, когда раздался хриплый рев «Эй, ублюдки!» и из-за угла выскочил мотоцикл с крайне воинственного вида Наруто.       Поднимавшаяся на ноги первая бригада бросилась наутек, боясь попасть под колеса байка и этим спасаясь, избегая дальнейших допросов, подмога тоже воспользовалась моментом, кинув своего скрюченного от боли в сломанных пальцах товарища. Саске недовольно цокнул, поворачиваясь к девушке, и тут же нахмурился, глядя на ее исказившееся лицо.       — Сакура? — позвал он ее, но розоволосая как будто не услышала. Расширившиеся зеленые глаза смотрели в одну точку, куда-то поверх всего происходящего — на улицу за их спинами; губы были приоткрыты, но Харуно, кажется, не дышала. — Что случилось?       Учиха подошел ближе, наплевав на единственного оставшегося нападающего — далеко уползти все равно не успеет. Но даже проследив за взглядом Сакуры, он не нашел ничего, что могло бы привлечь к себе такое пристальное внимание и взволновать девушку. Наруто тоже подошел ближе к ним, заехав обратно в переулок и кое-как пристроив мотоцикл у стены.       Губы Сакуры дернулись, пытаясь что-то сказать, но нужные слова, кажется, не сразу сформировались на языке девушки.       — Забуза, — наконец, еле слышно выдохнула Сакура, и тут же ожила. Шумно сглотнув, она развернулась к Саске, хватая его за рукав. — Забуза был здесь, он смотрел сюда!       — Кто? — переспросил Учиха, которому это имя не говорило ровным счетом ничего, но тут же, сложив слагаемые, вывел сумму, которая равнялась куда более продуктивному допросу единственного оставшегося нападающего, который должен сразу рассказать ему и про знакомого Сакуры, и про его причины маячить рядом с подозрительной дракой. Так что, избавив рукав от хватки девушки, Саске быстро направился в сторону пытавшего уйти по-быстрому парня и развернул его, ударив спиной о стену с такой силой, что тот сполз вниз, прижимая к себе покалеченную руку. Саске опустился на колено рядом с ним, наклоняя голову, чтобы смотреть парню в глаза.       — Кто заказал нападение? — почти спокойно поинтересовался он, и это «почти» вместе со взглядом, который он вперил в беднягу, парализовали допрашиваемое тело. Парень планировал держаться до последнего, как ему велели, вручая приличную сумму денег и говоря, что крутые якудза не пачкают своих рук понапрасну; помня об этом, он смог лишь криво усмехнуться, пытаясь храбриться, но сердце все равно зашлось в панике, когда пальцы Учихи медленно прошлись сквозь его короткие волосы и крепко взялись за скальп на макушке, угрожая вырвать клок с корнем. — Я повторяю. Кто…       — Я не скажу! — хрипло выпалил тот и едва сдержал скулеж, когда рука в волосах собралась в крепкий кулак.       — Ты скажешь. Здесь или в подвале офиса кумитё, мне все равно, — ответил Саске в прежней манере и приподнял парня, заставляя его елозить ногами по асфальту, чтобы приподняться следом за вырываемыми волосами и облегчить боль. Он действительно не планировал калечить парня еще сильнее, но Сакура явно не хотела ждать — пробежала мимо них, едва ли обдав ветерком от колоколом раздувавшегося кардигана, и Саске невольно ослабил хватку, быстро оборачиваясь и приготовившись бежать следом.       — Сакура-чан! — Наруто, который не успел схватить сорвавшуюся с места Харуно, уже бросился за ней, но девушка преодолела не более двух метров, остановившись на стыке с двухполосной улицей. Там она принялась вертеть головой, пытаясь что-то — или кого-то — разглядеть, но безрезультатно.       Саске, убедившись, что Сакура еще в пределе его взгляда, и Наруто рядом с ней, обернулся обратно к парню       — Как видишь, времени у нас совсем нет, — заметил он угрожающе. — И меня начинает это раздражать. Я тебе не все пальцы доломал?       — Это ведь Забуза. — Прервав их особенную атмосферу, пронизанную жаждой крови, Сакура ворвалась в разговор, похожий на рычание двух животных, где едва можно было различить слова, тонко звенящим от электрического напряжения в штормовых облаках голосом. Ее рука легла на плечо Саске, предупреждая его действия. — Забуза, не так ли?       Парень кинул на девушку мрачный, полный подозрений взгляд и шумно задышал, пытаясь скривить лицо в новой ухмылке, заявляющей, что черта с два он что скажет.       — Послушай, — вдруг с нажимом обратилась к нему Сакура, присев на корточки рядом и все еще опираясь на Учиху. — Если ты думаешь, что то, что твои товарищи сделают с тобой за раскрытие информации, хуже, чем-то, что сделает с тобой Хакэн-каи, ты сильно ошибаешься. Как насчет Ибики? Слышал про него? — Она тоже улыбнулась, и это была не добрая улыбка путешествующей по Нагоя Сакуры и не вежливо приподнятые уголки губ скрывающей свои истинные эмоции Сакуры; это было что-то совсем противоположное тому, зачем вообще улыбаются люди. — Я бы успокоила тебя, сказав, что этот бог пыток и допросов не спускается до мелюзги вроде тебя, но, видишь ли, я — ближайшая родственница человека, которому бы ты не хотел переходить дорогу. И это я еще молчу про него, — Сакура похлопала Саске по плечу и наклонила голову, продолжая неотрывно смотреть в глаза напротив. — После него ты можешь в принципе до офиса не дожить. Понимаешь, в какую засаду тебя втянули? Как крупно тебя обманули? Я вижу, ты честный, и твои принципы заслуживают похвал, но ты посвятил их не той стороне. Подумай, стоит ли честь неизвестного преступника твоих долгих, мучительных страданий. — Она слегка наклонилась вперед, давая время словам впитаться под кожу парня. — Особенно, когда я и так все знаю. Это был Забуза?       Тот, поколебавшись, закивал, но прежде, чем Сакура смогла отреагировать, Саске залепил парню пощечину — хлесткую, громкую, жгущуюся и унизительную, заставившую вздрогнуть даже Сакуру.       — Не ври, — рявкнул он.       — Ладно, ладно, я не знаю, как его зовут! — воскликнул в ответ парень. — Высокий, брюнет, мускулистый… Костюм хаки… Повязка на лице… Жиденькие брови… Он не сказал ничего, не рассказывал… Обещал дать координаты, сказал быть в этом районе, напасть… Посмотреть, на что он способен. — Парень кивнул на Саске. — Оплатил заранее… Остальное обещал после, на больницу, если понадобится восстановление…       — Значит, он только наблюдал, — произнесла Сакура и вздохнула, убрав руку с плеча Учихи. — Саске-кун, отпусти его, он больше ничего не знает. Забуза увидел все, что ему нужно было. — Одна мысль о том, что она снова попалась на глаза этому человеку, заставила ее поежиться.       Саске цокнул, поднимаясь на ноги.       — Мы должны отдать его Хакэн-каи, — произнес Учиха. — И сообщить, что какой-то хрен следит за нами.       — Нет, — мотнула головой девушка. — Ты не знаешь Забузу. Он очень осторожен, наши лишь спугнут его и заставят быть еще скрытней. А дядя воспользуется случаем и меня запрут снова.       Наруто переводил недоуменный взгляд с одного на другого.       — Да, лучше позволить ему следить за тобой? И что дальше? — саркастично поинтересовался Саске, но Сакура не отреагировала на колкость.       — Забуза не работает на Сяо. В этом я уверена, — отрезала она. — Дядя не доведет расследование до конца, он вообще заинтересован в том, чтобы это продолжалось как можно дольше, чтобы ловить чужих людей по одному и давить на меня, оправдывая это защитой. — Сакура практически снизила голос до шепота, но не потому, что боялась чьих-то ушей; даже на явно подслушивающего Наруто было все равно. Она уже поняла, что Узумаки сегодня узнает правду, и не противилась этой мысли. — Забуза — третья сторона, и ликвидировать его надо своими силами. К счастью, он всегда работает в одиночку.       Саске медленно выдохнул, пытаясь не сорвать свою злобу на розоволосой, хотя, учитывая, что она его и злила, это было бы более чем справедливо.       — Давайте, наконец, дойдем до моей автомастерской, выпьем и хорошенько обсудим этот сложный вопрос, а? — миролюбиво предложил Наруто.       В конце концов, именно туда они и направлялись, и врасплох их застали, когда до обиталища Наруто оставалось от силы пару домов. Ремонт в автомастерской был закончен на этой неделе, и Саске с Сакурой должны были стать вторыми после бурно отметившей новоселье банды, кто переступит порог священного для Узумаки места. Старое, потрепанное временем и безразличием прошлых хозяев помещение Наруто со своим другом-оформителем преобразили до неузнаваемости, превратив в местную достопримечательность — эталон хай-тек стиля с элементами уличной урбанистической культуры. То есть, так говорил его друг, а сам Наруто предпочитал эпитеты вроде «космический космос!» и «вот это граффити!». Как результат, свою автомастерскую он называл «Ураганная хип-хоп ракета», и именно это было написано на наикрутейшей, по его мнению, вывеске в районе, на которую Саске с Сакурой, к его величайшему разочарованию, даже не обратили внимание. Конечно, совсем не так Наруто представлял момент представления своего детища друзьям, но и винить их, учитывая произошедшее, не мог.       Лелея еще надежду, что эти двое оторвутся от своих проблем и оглянутся по сторонам, привлеченные шедевром, Узумаки усадил их на места, где открывался лучший вид на олд-скульные цветастые буквы, якобы разрывающие кирпичную стену, подвинул к ним серебряный столик, как будто сошедший с фантастического фильма, и готов был ловить любое замечание относительно обстановки, в которой его гости имели честь оказаться.       Но вместо этого продолжал слушать разговоры, из которых понимал лишь половину.       — Забуза — наемник, — начала рассказ Сакура. — Не уверена, что японец, но работает он, как правило, здесь. Считается одним из лучших. Когда Сасори пожелал с ним сотрудничать, я была той, кто узнавал о нем — о его методах и достижениях, прежде чем искать с ним связь и приглашать в Гонконг. Забуза работает один и практически не оставляет следов. Но кланы редко пользуются его помощью, потому что он работает только на себя. То есть, сегодня он с тобой, завтра — с твоим врагом, у него нет ни Родины, ни принципов, ни даже прошлого. Именно поэтому в итоге с Сяо у них не срослось — Забуза не сошелся с Сасори характерами и нарушил этикет, но — представьте себе — унес ноги с материка до того, как его успели наказать.       — Кто такой Сасори? — встрял Наруто, но Саске лишь мотнул головой, мол, не сейчас, и приложился к пиву, предложенному другом, продолжая внимательно слушать девушку.       — В общем, он не только быстрый, но и незаметный. Любит нападать со спины, исподтишка, и за счет этого часто бывает сложно сказать, отступился ли он или просто затаился. — Слова того парня об указании времени и места не выходили у Сакуры из головы: Забуза следил за ними достаточно давно, чтобы предполагать, что они направятся к Наруто.       — Явной слежки не было, — ответил Саске уверенно; не то чтобы он читал ее мысли, скорее, думал ровно о том же. — Но и мы были неаккуратны. Ошиваемся в пределах нескольких районов и постоянно в обществе этого идиота, — брюнет кивнул на открывшего от возмущения рот Наруто. — Который точно не заметит такого подозрительного типа.       — Эй! Вообще-то, я заметил! — Две пары глаз тут же уставились на Узумаки. — Этого долбоящера, которого описал пацан с кастетом — я видел его, когда заворачивал к вам в переулок!       — Да, я тоже, — признала Сакура, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул. — Он скрылся сразу же, как заметил мой взгляд.       — Хорошо, отлично, вы оба заметили его, — раздраженно прервал их обоих Саске. — И чем нам это теперь поможет?       — Я могу следить за ним, — предложил Наруто, и Учиха поднял брови в нескрываемом скепсисе. — Брось, сукин сын, это мой район! Мои ребята тоже могут быть полезными!       — И мы тоже сможем его подкараулить, — подхватила Сакура, и тут уже Саске не выдержал:       — Вы оба бредите.       — Знаешь, почему он следил за нами? — горячо выпалила Сакура, резко обернувшись к Учихе; ее глаза пылали так ярко, что явно могли стать источником возгорания. И это был отнюдь не хороший огонек. — Он примерялся к твоим способностям. Забуза постоянно так делает. Так что либо мы ждем действий от него, либо нападаем первыми. — Видя, что Саске медленно выдыхает, готовясь возражать, она поспешила добавить. — К счастью, Забуза слишком самоуверен, и, как я говорила, всегда работает в одиночку. Если мы подготовимся как следует, проблемы не возникнет.       — Разве он не будет ждать от нас именно этого? — фыркнул Саске. — Учитывая, что ты так много о нем знаешь?       — Он будет ждать весь клан. — Сакура позволила себе хитро улыбнуться кончиком рта. — Какую-нибудь масштабную разборку от кумитё, который якобы меня прикрывает тут ото всех. А вовсе не то, что для него приготовим мы. — Сакура особо выделила последнее слово. — Насколько я помню, в Гонконге он любил шикарно отдыхать, шатался по лучшим клубам — вряд ли он изменяет своим привычкам здесь. Там мы его и накроем.       — Каким это образом?       — Выманим на какой-нибудь VIP-этаж и там с ним разберемся.       — И как мы его выманим?       — Я его выманю, — уверенно заявила Сакура.       — Хочешь ловить на живца? — спросил Саске, доставая из пачки Наруто сигарету.       — Именно.       — На себя?       — Да!       — Исключено. — Саске, подпалив кончик, сильнее нужного кинул зажигалку на стол, отчего металл издал резкий неприятный звук.       — А что ты предлагаешь?! — воскликнула Сакура, едва ли не вскочив со своего места.       — Я предлагаю оставить другим разбираться с этим типом, — четко проговаривая каждое слово, отчеканил Учиха ей в лицо; он уже выдохнул дым в сторону, но маленького и очень докучливого носика Сакуры достигли остатки никотинового смога.       — А я думаю, что можно рискнуть, — встрял Наруто, поднимая руку, чтобы привлечь к себе внимание и тут же опуская ее, чтобы почесать затылок, когда напряженные взгляды обратились к нему. — Сакура-чан права, у нас будет разведка из моих ребят, да и мы с тобой — команда не промах, и этот Забуза у нас в кармане.       Взгляд, который Саске устремил на Наруто, мог бы испепелить блондина на месте. Не только потому, что лучший друг принимал сторону девчонки, дружбе с которой едва ли исполнился месяц; но и потому, что он делал это, совершенно ее не зная, не получая ответы на вопросы, о ком она толкует.       — Саске-кун, если его даже Сасори не смог вовремя остановить, ты думаешь, что Данзо сможет? Да он скорее наломает дров и, повторяю, будет этим очень доволен. А первого шага от нас двоих Забуза точно ожидать не будет, — повторила Сакура, и Учиха глубоко вздохнул, принимая поражение и едва ли не морщась от того, что что два бесшабашных идиота заставляют его серьезно рассматривать вариант с этой авантюрой и — блять, только подумайте — соглашаться на это.       — Хорошо, даже если брать вариант с клубом, то все заведения в Нагоя принадлежат другим кланам. Им не понравится, если мы устроим переполох.       А переполох точно будет, потому что за розоволосую Саске отвечал головой. И ни мизинцы терять на разделочной доске в офисе Данзо, ни голову подставлять под карающую пулю он не планировал.       Разумеется, Сакуре, как всегда, было виднее.       — Никакого переполоха, — уверенно заявила она. — К тому же, Забуза наемник, и все знают, какая он крыса. Всегда можно сказать, что он напал первым.       — И ты думаешь, что если все это сработает… — Саске прикрыл глаза, боясь представлять даже возможные исходы этого безумного плана. — И если он окажется у нас, то он сразу все расскажет?       — Я не знаю, — покачала головой Сакура. — Но ведь ему дороже руки, чем чужие секреты?       Сам того не заметив, Саске сжал опустевшую жестяную банку до сквозных вмятин, признавая, что, возможно, согласился на одну из самых больших ошибок в своей жизни — либо на грандиозный успех, которого так жаждал отправлявший его сюда Ямато.       С теоретической точки зрения Саске не делал ничего плохого. В клане его положение благодаря опыту и способностям было практически уникальным — как «солдат», он не занимал высокой должности в формальной номенклатуре клана, будучи исполнителем у одного из офицеров токийского генерала, но его в лицо знало все руководство, Сарутоби считался с его советами и часто позволял делать то, что он считает нужным, если это шло на пользу группировке. Но сейчас Учиха находился под начальством другой ветви, знакомой с его заслугами и умениями лишь понаслышке, и задуманная авантюра касалась Сакуры, в отношении которой все было еще сложней. Женщины в кланах якудза обычно были на невысоком счету, исполняя роль прислуги и не имея права голоса. Рассказы о женщинах-боссах были чаще романтическими выдумками, в то время как в реальности их приходилась одна на десятилетие. Те, что не были пристроены замуж за других бандитов, оказывались в ролях проституток и обслуги в принадлежащих якудза заведениях, реже — дилеров и информаторов, которые могли втираться в доверие и либо толкать на темную сторону, либо служили в ней проводниками. Например, Ино, согласно досье, совмещала две роли, являясь звездой кабаре и пользуясь этим, чтобы разведывать обстановку как в бизнесе, так и в криминальных кругах; она не имела реального боевого опыта, но часто брала на себя роли наживки, той самой, к которой примерялась Сакура в этой чертовой операции по захвату Забузы. Саске согласился только потому, что знал: с розоволосой станется попробовать сделать что-то в обход него, ведь с ее упрямым своевольным характером он уже познакомился. Харуно доверяла ему, насколько умела в принципе доверять людям в своем положении, но в этой ремарке был весь смысл фразы: Саске не сомневался, что полагалась она прежде всего на себя. Впрочем, это ли не прямое доказательство ее ума? Потому что Сакура была умна, и это было еще одной причиной, по которой Саске согласился на ее план. Сакура никогда бы не пошла на риск, который не был бы высчитан ею, и в непредсказуемых ситуациях она быстро находила решение. Вот почему даже Шимура Данзо ценил ее настолько высоко вопреки устоявшимся традициям якудза. Но именно это культурное воспитание заставляло дядю воспринимать племянницу не как человека, имеющего право на собственную жизнь, а как инструмент, что мог бы пробить Данзо путь к величию. Хрупкий, к слову, инструмент, поломку которого кумитё допустить не мог. Разумеется, еще до Шимуры первыми оценить аналитические и административные способности Сакуры смогли Сяо, и они же выточили из алмаза прекрасный многогранный бриллиант; однако что происходило с ней в Китае, все еще было загадкой. От Саске не ускользнула легкость, с которой она плела траурный венок из жутких слов для убеждения нападавшего открыть то, что он знает. Учиха, хоть и разбирался в психологии людей, говорил по-простому, предпочитая как можно быстрее переходить к действиям. Но слышал, что Сасори тоже умел подобрать слова, что действовали, как пытка. Говорят, ожидание боли может измучить человека почти так же, как сама боль, причем слова имеют гораздо более длительный эффект, запоминаясь, преследуя, не оставляя ни на секунду. Раны затягиваются, потерянная кровь восполняется, но забыть то, что отложилось в памяти, человек не может, пока не распадется на сотни кусочков, будь то другие личности, ложные воспоминания или любое другое фиксируемое психотерапевтами отклонение. И уж не призраки ли слов мучают Сакуру? Почему она их заслужила? Признаться, Саске даже не был уверен, что хочет знать правду о прошлом Харуно, безусловно мрачном и незаслуженно жестоком — эта правда сделает его очень-очень злым. Но отворачивались от правды лишь слабаки, а Саске слабаком не был — ни физически, ни морально, ведь даже своим душевным травмам и расстройствам он всегда давал ответный бой. Да и сама правда не спешила раскрываться навстречу любопытному взору; лишь крупицы ее доносились до Саске в редких мимолетных разговорах, которые начинал он, и которые прекращала Сакура, захлопывая двери своих анатомических шкафов с коллекцией уникальных скелетов.       Но он не мог не начинать, когда они сталкивались на кухне в районе двух часов ночи. Саске вышел перекусить и засиделся, отдыхая от гула мониторов и надоедливого напарника, в то время как Сакура ворвалась в дверь, в своей белой сорочке и развевающимся от быстрой ходьбы халате, с откинутыми волосами, не скрывающими заплаканных глаз и бледного лица, которое она тут же прикрыла дрожащей рукой, увидев Саске. Он узнал это состояние по себе; не сомневался, что Сакура стала жертвой страшного сна, основанного на реальных событиях, и процесс подготовки к их рискованному мероприятию, занимавший головы обоих, сыграл в этом не последнюю роль.       Быстро отвернувшись к столешнице, Сакура принялась наливать себе стакан воды, украдкой вытирая лицо от слез махровым рукавом и шмыгая носом; ее плечи все еще вздрагивали от неровного дыхания и икоты. Уходить Харуно уже не спешила, зная, что скрывать свое состояние бесполезно, но не поворачивалась. Взгляд черных глаз буравил спину, она чувствовала, но ей требовалась минута, чтобы набраться смелости встретить его собственным. Откашлявшись, Сакура обернулась через плечо и бросила, как ни в чем не бывало:       — Первый раз вижу, как ты сомневаешься, прежде чем задать вопрос.       Саске хмыкнул, признавая ее правоту.       — Потому что сам бы я не стал отвечать на вопрос, который хочу тебе задать. Он довольно личный.       — Задавай, — усмехнулась Сакура, но ее голос было еще слишком слаб для небрежной решимости. — Я разрешаю. Я не обижусь.       — Я предпочитаю смотреть в глаза, а не в спину, когда разговариваю, — заметил Саске с неуместной, может быть, категоричностью, но Сакура, как ни странно, подчинилась, осталась на месте, откинувшись поясом на столешницу. Даже разрешая задать вопрос, она не обещала длинную беседу по душам.       — Что тебе сделал Сасори?       Сакура закатила глаза, скрестив руки на груди.       — Почему ты решил, что он что-то сделал? Я не убивала его.       — Но никто не стал бы тебя обвинять в его убийстве, не будь у тебя мотива, — прищурился Саске.       — Мой мотив — это сговор с Хакэн-каи и предательство, — начала она, но Учиха мотнул головой. Сакура уходила от ответа, пользуясь его тактичностью, так что приходилось действовать более прямо.       — Я знаю, кто такой Сасори, — оборвал ее Саске. — Я знаю, что он был жестоким ублюдком, слишком психованным даже для триад. И я вижу, что ты не боишься почти ничего из того, что тебя окружает сейчас, но жутко боишься всего, что связано с твоим прошлым. К счастью, даже если его слова проникли под ее броню и полоснули по больному, Сакура не дала этого понять, отчего Саске сделал приятный вывод, что она становится сильнее. Харуно была из тех редких, похожих на Наруто людей, кому требовалось лишь немного позитивных эмоций, чтобы найти в себе силы двигаться вперед. Это вызывало отрадную, пусть и не важную лично для него надежду, что она еще сможет освободиться от своих призраков. В отличие от Саске, которому часто казалось, что именно ужасы делают его сильнее, из-за чего он не давал себе забыться ни на секунду.       — Если ты знаешь, кто он, то почему спрашиваешь? — хмыкнула Сакура, приподняв брови, и тут Саске понял, что — нет, ошибался. Она тоже не забывала ни на секунду, оттого и пленивший Наруто смех был притягателен, потому что растворял в себе благодарность за возможность еще смеяться в принципе. Но если Саске позволял кошмарам проникнуть под кожу и облачить его в сталь изнутри, то Сакура могла только прятать свои кошмары в самый отдаленный уголок своей души и встречаться с ними лицом к лицу лишь во снах, лишь бороться с ними, не умея пустить на что-то полезное.       Вопрос Саске показался ей таким вдруг глупым, что мог бы даже ее рассмешить, если бы она находила свое прошлое хоть капельку смешным. Сакура давно поняла, что Саске отличается от всех других мужчин, встречавшихся ей на пути, но также и имел с ними много общего, так что ему было не объяснить, во что обошлась Сакуре смерть миролюбия в ее груди. Он не найдет ничего особенного в историях, куда она оказывалась втянутой, в увечьях, которые получала, в словах, которые ей говорили. В том, как она хотела жить, и как часто видела смерть.       Для Саске во всем был виноват Сасори — злодей, сделавший с ней что-то страшное, заставивший ее сломаться. Для Сакуры ее брат был не более чем винтиком целой разрушительной системы.       Но, безусловно, одним из важнейших винтиков в двигателе этой машины.       — Не так важно, что он делал, как то, что каждый день он обещал убить меня завтра, — произнесла Сакура, не опустив взгляда и декларируя так открыто, словно речь шла не о ней. — Подчеркивал весьма настойчиво, что умру я только от его руки, потому что моя жизнь в принципе управляется исключительно им, и уже через пару дней никто не вспомнит, что я существовала. И сейчас это «завтра» наконец-таки настало. Его подчиненные сделают так, как будто меня никогда не было.       Учиха сжал зубы. Теоретический ответ вызвал лишь еще больше вопросов; он хотел усадить ее насильно за стол и выпытать все, что скрывалось за этими словами и наступившим после них молчании, но мог лишь отвести глаза, когда девушка сделала шаг к выходу.       — Но, знаешь, — вдруг сжалилась Харуно, остановившись на секунду. — В отличие от дяди, Сасори всегда был честен со мной.       Вот только в этой честности было уважение пополам с презрением. Сасори был честен с теми, кто не был опасен, и он никогда не позволял себе заводить союзников, которым доверял бы полностью. Своей властью он делиться не желал. Сакура этому училась у него, но ее отзывчивая и человечная натура вступала в схватку с этими уроками, не желая признавать показательный подход приемлемым. Ей не стоило большого труда держаться подальше от японцев — своего дяди и тюремщиков; ей хотелось врать и Саске, водить его за нос, как она умела, поворачиваться к нему освещенной стороной Луны, но неизменно перекатывалась скрываемой от других темнотой. Сакура ловила себя на мысли о том, что начинает доверять ему, по крупицам, по песчинке отдавая в сильные руки ее сложный, необъятный, вневременной мир; себя. И мысль, что у нее есть кто-то, на кого она может хотя бы слегка опереться, поднимаясь на ноги, разгоняла сгущавшиеся тучи, и сердце тянулось к скрытому за тяжелым характером теплу. Впрочем, вместе с тем Сакура не хотела отвечать на такие вопросы, как: почему именно он, почему так быстро, ведь здесь виноват был не только первый шаг, что он сделал к ней. В то время как Саске проникался чувствами из выводов, словно отмечая галочки у положительных черт Харуно, завлекавших его, девушка шла от обратного: она сначала ловила себя на немом восхищении и замершем дыхании, с которым проводила глазами рослую фигуру, а потом перечисляла недостатки, вопреки которым он казался «тем самым». Сакура никогда не отличалась влюбчивостью и ветреностью чувств, но Саске заставлял ее чувствовать себя маленькой девочкой, восторженной, как будто впервые общалась с красивым мальчиком. То есть, Сакура думала, что ее привлекла его красота, но сейчас понимала, что ее интуиция разглядела в нем нечто куда более глубокое. Розоволосая была человеком чувственного восприятия, обладала развитыми инстинктами и ловила в атмосфере вещи, которые не всегда могла объяснить словами. Так, она могла подбирать самые красивые описания его внешности: про черные внимательные глаза миндалевидной формы под сдвинутыми бровями, придающими взгляду силу, про изгиб губ, которые часто плотно сжаты или кривятся в уверенной, но совсем не веселой усмешке. Но дело не в бровях и даже не в том, как выгодно подчеркивается линия челюсти каждый раз, когда он молчит, хотя ему есть, что сказать; дело было в том, что жило внутри него, расправляло сильную спину и помогало крепко стоять на земле, расставив длинные ноги на ширину широких плеч. Непоколебимость горы и быстрота хищной птицы, острый взгляд которой похож на его собственный, сочетались в нем с удивительной гармонией спокойствия, а харизма, исходящая от мужчины, как будто накрывала всех окружающих с головой, заставляя окружающих чувствовать малейшие оттенки его настроения, расслабляться, если он настроен благодушно, или трепетать, если он зол. Его врагов можно было только пожалеть, но не так, как, например, врагов Сасори, на долю которых выпадали не всегда заслуженные в своей жестокости пытки. Учиха не наслаждался болью, но и не игрался, в отличие от Сяо, от которого в итоге всегда можно было ускользнуть, получив урок; Саске же просто не оставлял даже шанса на иной исход, вынося финальный, но всегда заслуженный приговор. Как ни странно, твердость его решений была тем, что отталкивало Сакуру, потому что контроль был не способностью, а чертой характера Учихи. Но куда важнее было то, что он прислушивался. Он задавал вопросы, смотрел ей в глаза, и ни один из его советов или действий не причинили ей даже косвенного вреда. Наоборот — он действительно был на ее стороне, не просто рядом, а за чертой, где начиналась выгода Сакуры и дорога к ее благополучию. Это искушало совершить непоправимое — поделиться с ним нежно лелеемым эгоизмом, заменить песчинки в руках на портал внутрь ее мира. Их отношения стремительно приближались к тому уровню, на котором отделаться друг от друга так просто в случае чего они уже не смогут; им не закрутить мимолетного романчика и не остаться знакомыми, потерявшимися в телефонной книге.       И им стоило бы остановиться прямо здесь, но в новый день Сакура смотрела с нетерпением в той же степени, что тряслась на пороге, боясь снова потерять то, что придавало ей сил.