***
Как бы то ни было, тридцатого числа, после сдачи всех экзаменов, Итачи уже курил на вокзале в ожидании поезда с братишкой. Его разрывало множество беспокойных мыслей, например, о том, каким Саске стал за прошедший год — в его возрасте ведь мировоззрение нередко меняется каждую неделю. Итачи всё это время не раз сталкерил его странички в соцсетях, но они не выдавали о брате ничего толкового, он даже никогда не публиковал свои фотографии. Какие-то пару постов про подготовку к экзаменам, парочка репостов красивых артов - и всё, пустая стена. Иногда ему на стену писал какой-нибудь бред какой-то Наруто Узумаки, и, пускай его записи сразу удалялись, хотя бы благодаря ему, а точнее его социоблядской яркой и ежеминутно обновляющейся страничке, Итачи смог выяснить, что Саске явно ведет активный образ жизни, а не затворничает, например. Потому что у этого самого Наруто Узумаки Саске светился на каждом третьем фото. Обычно его недовольное лицо отворачивалось от камеры где-то на периферии композиции, но Итачи и этого было достаточно. Достаточно, чтобы понять, что в обществе Саске довольно угрюм, нелюдим, и, возможно, даже страдает синдромом завышенного ЧСВ. Но всё же у него есть друзья, и это радовало. Однако картина того, что подглядел и прошпионил Итачи в социальной жизни брата, разительно отличалась от того, как Саске вёл себя с ним. Да, он, конечно, с угрюмым личиком, наверное, родился, но вот этой стены пренебрежения явно не было, а при контакте глаз и вовсе всё его выражение приобретало трепетный окрас безоговорочного обожания. Итачи, откровенно говоря, искренне не понимал, чем такое отношение заслужил… Его бы стоило ненавидеть. Но Саске, казалось, готов был простить Итачи всё, даже, например, убийство всех дорогих ему людей, если Итачи скажет, что так было необходимо. И это нередко сбивало с толку. Но чаще всё же принималось как должное. Всё-таки, Итачи тоже боженька не обделил ЧСВ. На то они и братья. Может, Саске как раз у него этого и набрался? Глубокомысленные учиховские думы прервались визуальными сигналами тревоги в мозге, которые кричали ему о том, что, судя по всему, пока он тут размышлял о жизни, младший брат уже сошёл с поезда, прошёлся по перрону, нашёл своего старшего брата и встал перед ним. — Итачи? — вырвалось робкое мальчишеское полупредположение-полуутверждение от стоящего напротив Саске, что сильнее сжимал в кулаках ручку небольшого чемодана и смотрел на старшего с очевидным выжидающим трепетом. У него всё всегда написано на лице. И всё же, как непривычно было смотреть на него сейчас, почти взрослого. Да, Итачи видел Саске и на фото, и на прошлый Новый Год, но для него он навсегда запомнился тем самым тринадцатилетним мальчиком, что на прощание смущенно протянул ему дорогую гравированную ручку со словами «Ну, я подумал, ты же едешь учиться, и, как бы, ручка…», а потом отвёл взгляд дрожащих зрачков и сжал тонкие губы в узкую полоску — этот образ почему-то так и отпечатался у Итачи в голове. Как же ему тогда самому было больно уходить. Но было надо, просто надо… Сейчас братишка вытянулся в росте, возмужал; и стал бы настоящим сердцеедом с таким идеальным лицом падшего ангела, если бы не обладал противоположным этому качеству отчуждённым характером. — Саске, — светло улыбнулся Итачи и выбросил бычок в урну. — Как же мы давно не виделись. — Угу, — кивнул брат. Повисло недолгое молчание. Они просто разглядывали друг друга. Саске — исподлобья, с волнением, неловко перебирая замерзшими пальцами холодный пластик ручки чемодана, и Итачи — с благоговением и любовью. Да, рядом с ним эти чувства так и согревали всё его нутро счастьем от одного только существования этого человека. Когда-то маленького и наивного, сейчас уже взрослого… но, кажется, всё ещё такого же наивного. А может, Итачи просто хочется так думать? — Ты так вырос, Саске. Я рад, что ты согласился со мной поехать, — неловко усмехнулся студент. — Предлагаю взять такси до порта. — Хорошо, — снова ёмко ответил младший и пошёл за братом. Уже в машине они продолжили беседу. — Как дела в школе, Саске? — улыбчиво интересовался Итачи, надеясь, что Саске не ответит ему нечто вроде «Если тебе это интересно, мог бы хоть раз мне написать». — Нормально, — пожимал плечами подросток, вглядываясь в пейзаж за окном. Всё же, он впервые был в столице. — Лучше расскажи, как ты. — Ну, у меня тоже всё в порядке, закрыл сессию без долгов, — стандартно ответил Итачи, и вновь повисло молчание. Разговаривать на личные темы в такой обстановке не хотелось. Он решил дождаться, когда же они уже окажутся на корабле. Порт встретил их холодным и влажным ветром, но предвкушение веселого путешествия перебивало собою все неудобства. К счастью, никаких проблем с допуском на судно не возникло — родители подготовили Саске и бумаги доверенности, и японский паспорт, который открывал свободный доступ почти во все страны мира без особых трудностей. Итачи прямо-таки переполняло крайне редкое в его жизни чувство возбуждения, когда они поднимались по трапу на лайнер. Это не просто какая-то там поездка — его ждёт круиз! На котором он сможет делать всё, чего душа пожелает (простите, папа и мама, но рядом со старшим братом ваш хороший мальчик забывает все существующие в японском языке слова кроме «Угу» и «Хорошо», так что он ему никак не помешает). Саске, судя по всему, испытывал тот же взволнованный трепет, а в его возрасте это и вовсе невероятная ачивка: наверняка он сейчас чувствует себя необычайно крутым и взрослым, пока друзья готовятся с родителями нарезать салаты и идти на ёлку рядом с Домом Культуры в их районе. Изнутри лайнер был похож не на корабль, а на дворец. Красный ковролин, позолоченные резные колонны, насыщенный викторианский интерьер — всё так и благоухало элитарностью. Отчего-то Итачи вспомнился Титаник. И его судьба. Вообще, он был уверен, что куча таких же, как он, пассажиров вокруг, тоже бесконечно думают о странствующих ледниках-убийцах в океане. — Волнуешься? — не удержался съязвить немного Итачи на правах старшего брата, глядя на Саске, с интересом оглядывающегося по сторонам. — Вдруг потонем. — Ну, вероятность погибнуть в автокатастрофе в сотни раз выше, так что нет, — фыркнул младший, и Итачи этим ответом был удовлетворен полностью, что читалось в его взгляде. Вскоре они кое-как нашли свою каюту. Да. Билетов было два, а каюта — одна. Как-то Итачи об этом не подумал. Не обратил внимания. Но отчего-то, вставляя в замок двери карточку, он был уверен, что там хотя бы будет две кровати. Однако ждало братьев обратное. Мда, хорошо, что Итачи не взял с собой Кисаме. Перед Учихами была просторная и красивая комната в стильном европейском интерьере. В центре которой стояла большая такая двуспальная кровать. — Прости, я не знал, что кровать будет одна, — вздохнул Итачи, ставя свой чемодан на пол и устало опускаясь на матрац. — Ну, придется так, — спокойно ответил Саске, следуя примеру брата. — Как на какой-то вписке, — усмехнулся старший. — Ага, только там на кровати чьих-нибудь родителей спят сразу шестеро, — тихо посмеялся младший в ответ, закидывая руки за голову и опускаясь на подушку. — О-о-о, — воодушевлённо и с ноткой высокомерной издёвки протянул Итачи, поглядывая искоса на Саске. — Мой маленький братик уже побывал на такого рода мероприятиях? — Ну, — сразу вспыхнул подросток и отвел взгляд. — Там, как бы, не то что бы… — Да ладно, — улыбнулся старший. — Я же никому не расскажу, что ты. Будто бы мне самому не было шестнадцать. — Угу, я помню, как на один Новый год ты после какого-то кутежа с друзьями блевал дома в туалете, а потом отец орал на тебя весь вечер, — без тени упрека усмехнулся младший в ответ. — Надеюсь, ты научился на моём примере рассчитывать время возвращения домой и количества приёма алкоголя внутрь? — Ну, раз мама назвала меня хорошим мальчиком, делай выводы, — гордо вздёрнул подбородок Саске, и Итачи не удержался от смешка. Этот всё ещё ребенок, что лишь немного познал взрослой жизни, и сейчас пытался хоть как-то этим блеснуть перед объектом своего пожизненного поклонения, до чертиков его умилял. — Хм-м… а девушку завёл уже? — вдруг решил сменить тему студент. — Не-а. — А что так? Ты же наверняка в Саппоро «первый красавец на деревне». Итачи было даже в некотором роде приятно осознавать, насколько его младший брат привлекателен. Чего греха таить, его внешность превосходила даже старшего, пускай они и были похожи. Но всё же, было в Саске что-то особенное. Что-то томительное в его холодных чертах лица, когда он задумывался или смотрел вдаль, и такая невинная чистота, когда он украдкой улыбался или просто смотрел брату в глаза. Этот контраст такой тёмной, эдакой вампирской внешности — черные глаза и волосы на фоне бледной кожи — и при этом его внутренняя светлая, но одновременно загадочная сущность… Это сочетание не могло не притягивать к себе необычной силой. — Да с ними как-то и говорить не о чем, — беспечно ответил младший на вопрос о девушках. Итачи с некой теплой безысходностью усмехнулся и отвел взгляд. Да, его младший брат был из тех редких личностей, которые считают, что с девушками надо говорить. То, что он ценит и ищет в людях, разительно отличается от того, что нужно большинству. Интересно, как много окружающих видят в нём это? Хвалят ли они эти черты или отторгают, нарекая его странным или напыщенным? То, что Саске будто бы не от мира сего, было понятно ещё с ранних пор, когда обществу соседских ребятишек он предпочитал учебу и книжки с фильмами. Итачи всегда это беспокоило, ведь мир не прощает отдаления от своей персоны. Но, судя по всему, Саске, пускай, возможно, и был изгоем, но не из гонимой и унижаемой толпой категории, а, скорее всего, просто «тем самым парнем за второй партой в третьем ряду». Судя по всему, из полной социальной изоляции его вытаскивала одна очень яркая личность. — А друзья? — решил подвести Итачи тему к этой самой «личности». — Ну… есть один друг. — С ним тебе есть, о чем говорить, значит. — Скорее, он просто прицепился ко мне отчего-то, как банный лист. Ему нравится быть героем, спасающим одиночек от одиночества, а я уже сдался, и он таскает меня за собою всюду. — Тебе это не нравится? — Не знаю. — Тебе нравится одиночество? — продолжал допрос старший брат, стараясь не давить и оставлять в голосе лёгкую и непринуждённую интонацию. — Я помню, что ты всегда предпочитал сидеть дома вместо гуляний. — Дело не в том, что мне не нравится общаться, — решил развить тему младший, поднимаясь с подушки и скрещивая ноги лотосом, чтобы сидеть на одном уровне с братом. — Просто это как будто бы не мои люди, вот и всё. У меня есть стремление общаться, но не с ними. — О, а с кем, например? — сразу искренне заинтересовался Итачи. — Ну, — Саске отчего-то смутился и начал бегать взглядом по углам. — Ну как бы… — было видно, насколько он затруднен ответом. Будто знал его, но не мог произнести вслух. — Например, с тобой вот, — сдался он, тихонько выдавая правду. Итачи широко раскрыл глаза, глупо хлопая ресницами. В принципе, если задуматься, то это и раньше было заметно — то, что Саске вовсе не имеет трудностей с общением, раз уж в своё время умудрялся доставать этим Итачи настолько, что он порой готов был бежать из дома. Наверное, все младшие братья так привязываются к старшим, равняются на них и стремятся проводить с ними как можно больше времени, чтобы, например, учиться от них чему-то. Это было по своему приятно, к его стыду. Всё же, он в очередной раз думал о том, как же всё-таки хорошо, что у него есть Саске. Годы, когда тот на правах младенца присваивал себе все игрушки и детским плачем сводил Итачи с ума, сейчас забылись и оставались на периферии сознания лишь в тоне ностальгии. Сейчас его мысли каким-то болезненным теплом двигались только в том направлении, что факт того, что он всё ещё остаётся для Саске особенным, невероятный, но до слёз греющий. В остальном мире любви и уважения нужно добиться, заслужить. А для Саске Итачи вечный объект стремления и обожания просто по факту. Он дарит эти бесценные и сильные чувства просто так. И Итачи понимал, что не получит этого больше ни от одного человека в мире — именно в такой концепции и на таком уровне. А что Итачи даёт в ответ? Ничего. — Послушай, Саске… — хрипло обратился Итачи, тоже полностью оборачиваясь к брату и складывая ноги перед собой бабочкой. — Прости меня. — За что? — хмыкнул младший, поведя плечами. — За то, что так мало уделял тебе внимания всё это время, — с искренним сожалением проговорил старший Учиха. — Это нормально, — с некой толикой грусти ответил Саске. — Я же понимаю, что с такой разницей в возрасте тебе со мной просто неинтересно общаться. — Это неправда, Саске, — улыбнулся Итачи. — Даже больше скажу, я уверен в том, что из всех людей, с которыми мне доводилось встречаться, ты самый интересный. — Э? — вмиг вспыхнул подросток, поднимая на брата взгляд и в растерянности поджимая губы. — Именно так, — кивнул студент. – Мы, конечно, даже ещё толком ничего не обсудили, но я знаю тебя, как облупленного. Сейчас я лишь в очередной раз в этом убедился. И, я понимаю, что из уст того, кто тебе всё это время не писал и не звонил, неубедительно прозвучит то, как я сожалею о том, что мы в этой постоянной разлуке. Но это правда так. Саске, я… — Итачи нащупал в кармане зажигалку, достал, и начал терзать её своими длинными пальцами, подбирая неподбираемые слова. — Я правда хотел. И писать, и звонить. Но я просто не мог. Не потому, что был занят. Я просто не знал, что тебе сказать. Мне казалось, что я ни скажу, всё будет звучать обесценивающе, понимаешь? Будто я ставлю галочку. Пародия на заботу. Итачи бесшумно выдохнул. Он сказал такие сложные, совершенно неприсущие ему слова. Но со стороны видел себя будто бы играющим в старшего брата. Мол, дождался, пока братишка вырастет, и теперь вот навязывается ему, хотя до этой поры просто пропадал за сотни километров. Ну вот и кто он после этого? Как Саске отреагирует? Пускай кольнёт его побольнее. Итачи заслужил. Он поднял на брата глаза, в ожидании ответа. И то, что он увидел, заставило его забыть, как дышать. Саске, его взрослый Саске, будто бы совсем скинул с себя какой-либо покров защиты и масок, и сидел сейчас, совершенно растерянный, глядя в пустоту и кривя губы и брови так, будто вот-вот заплачет. Его влажные черные глаза дрожали, а грудь словно и не дышала вовсе. Саске, конечно, не плакал, но выглядел, очевидно, настолько растроганным, что не мог даже справиться с этими чувствами. В его сощуренном взгляде было столько неясного рода боли, что Итачи не мог удержать в себе порыв, нахлынувший на него огромной волной. — Саске, — выдохнул он и, быстро двинувшись совсем близко, прижал его голову к своему плечу, с удовольствием зарываясь пальцами меж смолисто-черных прядей и вдыхая их аромат хвои и ванили.– Саске, я так рад, что ты со мной поехал. Я так хочу всё исправить, даже если не имею на это права. Хочешь… хочешь, развлеку тебя, куплю самое дорогое виски? Ну, какое-нибудь почти самое дорогое. Или, не знаю, ну… в казино тебя свожу, или куда захочешь… Хотя тебе всё это неинтересно. Я совсем не знаю, что для тебя сделать, просто скажи это, скажи, что ненавидишь меня, что я худший старший брат. Я всё время лгал тебе и давал пустые обещания. Я боюсь что-то обещать тебе снова, потому что ты больше мне не поверишь. Никогда не поверишь, наверное. Но это… это неважно. Саске, ты… — Итачи тепло улыбнулся, прижимая к себе брата крепче, а затем отодвинулся, чтобы аккуратно приподнять его подбородок и взглянуть открыто в его растерянные глаза. – Даже, если ты ненавидишь меня, ты всё равно останешься для меня самым дорогим в мире человеком. Неловкую паузу и контакт глаз прервал голос из динамиков: — Уважаемые пассажиры нашего круизного лайнера «Kyoudai», рады приветствовать вас на борту… — эта вступительная речь продолжалась довольно долго: диктор объявил перечень услуг, основные правила, расписание мероприятий и так далее, после чего повторил всё то же самое на английском и китайском. Братья лениво отодвинулись друг от друга, вслушиваясь в информацию и разглядывая динамик, встроенный в стену над кроватью. — Хм, значит, сейчас шведский стол? — деловито высказался Итачи, поглядывая на наручные часы. — Пойдём, Саске, покушаем. Если хочешь сперва в туалет, то лучше сходить здесь, чем искать потом наверху, — он указал пальцем на их личную ванную комнату. — У-угу, — запинаясь, согласился Саске и рванул к двери туалета. Он провел там около пяти минут, Итачи даже успел разобрать свой чемодан. Когда младший вышел, Итачи со смятением отметил, что отчего-то у Саске мокрые передние пряди — умывался? Молча замяв предшествующую всему этому неловкую ситуацию, братья отправились на поиски шведского стола. Этот лайнер был огромным. Не просто огромным — громадным. Чтобы обойти его весь, нужно было, наверное, несколько часов. Благо, всюду есть работники, которые легко могут показать, как куда добраться. Корабль был разделен на десять этажей, которые соединялись множеством лестниц и несколькими лифтами. Интерьер на каждой палубе был разным — коридоры и лестницы были неизменно эпатажными и викторианскими, покрытые красными коврами; а вот остальные места были оформлены более современно в зависимости от тематики. На высоких потолках нередко можно было разглядеть скульптурные шедевры хай-тека, а казино и рестораны погружали в таинственную атмосферу неоновых огней и ретровейва Америки и Азии. — О, вот и он, кажется, — предположил Итачи, глядя на ресторанчик, который, судя по всему, и являл собой шведский стол. Что оказалось правдой. Набрав себе всякой разной еды, братья сели напротив друг друга совсем рядом с широким панорамным иллюминатором. Подтягивались всюду и другие пассажиры. — Цены на вход тут такие же, как если в итоге поесть в обычном ресторане. Не могу понять, в чем тогда особая фишка, — отметил Саске, пронзая несчастные овощи в греческом салате вилкой. — Дело в алкоголе, — со снисходительной улыбкой пояснил Итачи. –Как и еду, его здесь можно набрать столько, сколько душа пожелает. В обычном ресторане за него берут дорого. В общем, основная выгода здесь либо для тех, у кого бездонный желудок, либо тем, кто хочет напиться. Мне же прельщает то, что я спокойно могу набрать себе любой еды без контакта с обслуживающим персоналом. — Мне тоже, — усмехнулся младший. — О! — вдруг воскликнул он, чувствуя движение и сразу глядя в окно, где очень медленно задвигался образ городского порта. — Мы поплыли! Хах! — Да, судя по всему, уже время отплытия, — удовлетворенно кивнул Итачи, глядя на брата, который прямо-таки весь засиял от того, что корабль лениво сдвинулся на пару дюймов и продолжает также плавно двигаться дальше. Он совсем забыл про еду и внимательно смотрел в широкий иллюминатор во всю стену, цепляя глазами каждый новый миллиметр изображения города. Старшему даже казалось, что он слышит, как бешено стучит сердце Саске. А потом он понял, что это именно его сердце готово вырваться из грудной клетки. Зачем смотреть на серые дома и ржавые балки портовых конструкций за стеклом, когда перед ним сидит такое чудо, что меняет выражение лица каждую секунду? Вскоре Саске стыдливо унял свою ребяческую эйфорию, сиюминутно смутившись и торопливо возвращаясь к еде с угрюмым видом, мол, ничего не было, вы ничего не видели, я злой и страшный, а вовсе не восторженный и милый. — Нии-сан, — вдруг тихо обратился Саске, тоном очевидного преодоления себя и начиная разговор из разряда «забудь, что я сказал это». — Да, Саске? — Спасибо, что взял меня, — ковыряя вилкой зеленый салат и смущенно улыбаясь, высказался младший. — Я же уже сказал, мне это только в радость, — легко улыбнулся Итачи. — Чем хочешь заняться? Осмотримся, или передохнем с дороги? — Ну, давай передохнём, — неловко ответил Саске, и вскоре они вернулись в каюту. Когда они разобрали вещи, Саске опять уселся на подушках кровати и обратился к брату, что стоя листал брошюру круиза. — Слушай, Нии-сан… — говорить ему было явно крайне сложно, но, кажется, он готовился к этому разговору всё это время и планировал довести его до конца. — Я на тебя не в обиде. Я… счастлив. Что мы проведем это время вместе. — Саске… — улыбаясь с тягостной болью внутри от услышанного признания, выдохнул Итачи. — Спасибо тебе. Ты самый лучший на свете младший брат, — он подошёл к кровати и сел рядом с подростком, трепля его по волосам. — Ты заслуживаешь старшего брата получше, чем я. — Вовсе нет! — вскрикнул Саске. — Нии-сан, ты ведь во всём идеален! — Я-то? — удивился Итачи. — Именно! Ты же… всегда лучший! Сильный, умный и к-крутой… — смущенно пролепетал младший. — Блин… видели бы меня сейчас Наруто с Сакурой, я такие вещи говорю… — недовольно процедил он вскоре. — Ну, ты же Учиха, как-никак, — усмехнулся Итачи. — Дома мы всегда одни, а за его пределами другие, так что спасибо за откровенность. Но я не так уж и идеален. Ладно, давай поспим несколько часов; я так понял, самое любопытное начинается вечером. — Угу… Порешив на этом, братья решили скинуть с себя всё лишнее, оставив футболки и нижнее бельё. — Хм, тут ещё и одеяло одно, — констатировал Итачи, разбирая заправленную кровать. — А помнишь, как мы когда-то спали вместе? — Да, — ответил Саске, забираясь под одеяло. — В обнимочку, — язвительно поддел старший. — Ты был такой лёгкий, что у меня даже плечи почти не затекали. — Ну Нии-сан! — вспыхнул младший, отворачиваясь к зашторенному иллюминатору и пытаясь замотаться в одеяло получше. Но всё равно выходило так, что между братьями оно натягивалось и создавало пустое пространство, ни каплю не греющее зад. Пришлось придвинуться ближе. И ещё. И ещё. Почти вплотную. — Это потому что мне холодно! — заранее пояснил Саске в угрюмом тоне. — Ладно-ладно, — саркастично как бы согласился Итачи. — Снов. — Снов, — буркнул младший, и вскоре старший довольно быстро растворился в объятиях сна. Он чувствовал тепло. И видел свой дом. Точнее, квартиру. Саске её наверняка не помнит.Но Итачи помнил её: на втором этаже трёхэтажного простенького дома с тонкими стенками, с ржавыми качелями и турниками во дворе, где он часто проводил время один или с Микото. — Я схожу с тобой, мне стоит прогуляться, — улыбчиво произнесла она. Итачи было всё равно, мама и так ничего не понимает в его игре на турниках. Каждый день он побивал свой вчерашний рекорд, и был уверен, что если продолжит так дальше, сможет захватить мир, как злодей из любимого кино. Он тогда не понимал, почему того властного мужчину все называли плохим. Он ведь добился мирового господства и может делать всё, что только пожелает, никто ему не указ. Разве не все мечтают об этом? Итачи бы навёл в мире порядок, как только бы стал его правителем. — Мам, а ты… — неловко заговорил он, последний раз подтянувшись и спрыгивая на грунт. — Да, Итачи? — нежно ответила женщина, что сидела расслабленно на скамейке и поглаживала свой большой живот. Вокруг было слишком пусто и тихо, ни одного человека. Ни шёпота, ни отдалённых разговоров; и даже неслышно было ни одного мотора, а в сером небе застыли рыхлые облака.Воздух был неподвижен, чувство подобно вакууму. — У тебя там ребенок? — безэмоционально склоняя голову вбок, вопросил сын. — Да, совсем скоро у тебя будет маленький братик или сестричка, — греюще улыбнулась мать. — И что это значит? — спокойно задал он новый вопрос. Голос раздавался долгим эхом во всём этом пустом мире, будто бы мертвом городе вокруг них двоих. Ржавые турники с облупившейся краской отдавались зудом на пустых ладонях рук. — Что ты станешь старшим братом, — медленно и вкрадчиво протянула Микото, стараясь вложить в эти слова как можно больше чего-то весомого, но пока неосязаемого Итачи в самом значении. Поэтому он спросил: — Старшим братом? — Именно. — И что это значит, быть старшим братом? Мам? Но Микото молчала, будто бы не слышала его вопрос. Наверное, на самом деле он не спросил. — Мам, ну что это значит? — повторил он вновь, начиная как-то волноваться, но вокруг была всё та же дрожащая тишина. — Мама, скажи мне, я должен знать… Улица становилось всё пустее, исчез и старый дом, а затем и турники, и качели, и Итачи всё оглядывался по сторонам, в панике хватая ртом воздух, которого становилось всё меньше, а мама всё улыбалась своей странной обреченной улыбкой, глядя в пустоту и поглаживая свой живот. — Мам! — вскрикнул мальчик дрожащим голосом. — Просто скажи мне! Скажи! — Ты поймёшь, — эхом пронеслось в совершенно опустошённом белом мире, и вмиг появился и воздух, и звуки вокруг — все веселились, дом был полон каких-то незнакомых взрослых, бабушек и дедушек, большой блеклый телевизор-коробка шумел в такт голосам, а на руках у Итачи впервые был маленький теплый сверток в пеленках, и он боялся даже дышать, чувствуя эту тяжесть в руках; он казался таким хрупким, этот красный сморщенный малыш. А все вокруг смотрели на него выжидающе, свысока, впивались в Итачи с младенцем своими взглядами, и ждали от него чего-то, а он не понимал, чего они ждут, и что за праздник, и что он должен сделать. — Итачи, это твой маленький братик, Саске, — подначивали они, а он думал только о том, как же его держать правильно, и как бы не уронить. — Мой? — одними губами прошептал Итачи. — Твой, — отвечал ему кто-то из этой шумной толпы. Его. Как его тетрис, его робот и прочие игрушки. Собственный. — Ты должен беречь его! Беречь? Конечно, он никогда ни с кем не делится своими вещами, следит за ними и держит в порядке. Он такой маленький… и такой хрупкий… и… …глупый. — Нии… Нии… Нии-сан! — завопил смеющийся и счастливо хлопающий в ладоши Саске среди раскиданных игрушек уже в новом доме, их собственном доме, а не в квартире. В доме, который станет для их семьи проклятием. — Саске! Ты сделал это! Какой же я молодец, я наконец-то научил тебя говорить! — радовался Итачи. Отныне вокруг всегда был шум, шум телевизора, мультиков на видеокассете, а потом уже на DVD-проигрывателе, шум бесконечных вопросов: «А что такое школа?», «А в чем смысл этой шутки?», «А кто такой депутат?» «А когда ты со мной поиграешь?», «А кто такая ипотека, и почему родители так из-за неё ссорятся?» и тепло, тепло… Объятья Саске всегда были очень горячими, словно внутри него просто кипела жизнь, кипела его кровь. Саске верит ему без сомнения, каждому его слову, и выполняет любую просьбу беспрекословно: «подай, принеси, помой, уберись» — без особого труда, но вот «оставь меня одного» — уже сложнее, но, всё же, всё равно повинуясь. Каждое слово Итачи — априори истина и закон в его маленьком собственном мире под названием Саске. Единственном мире, в котором он бессменный, вечный правитель. — Миром правят деньги, Итачи, — басил уже осточертевший и даже порою ненавистный голос. Голос отца. — Деньги решили бы все наши проблемы, — угрюмо продолжал свою речь он, на кухне, когда Саске уже лёг спать. — Ты ведь понимаешь, что ты наша единственная надежда! Надежда нашей семьи! Соберись, Итачи! Если ты сдашь все эти экзамены, ты получишь грант на бесплатное обучение в этом университете, и после него тебе все дороги открыты! Деньги. То, чего всё время им так не хватает. Не хватает, чтобы Саске и Итачи не просыпались от родительской ругани по ночам. — Зачем мы вообще купили этот дом?! — уже срываясь, истерично вскрикивала мать. — Нам и на той квартире было хорошо! — Я же не знал, что меня уволят! Они выставили виноватым меня, эти чертовы Сенджу! Деньги. То, что не позволит больше слышать звук разбитой посуды и плач. То, что позволило бы Саске пойти на какую угодно секцию, нанять репетитора. То, чего нет у Итачи. И отсутствие денег равно отсутствию силы. Итачи не хочет быть слабаком без гроша. Он не собирается просто сидеть и ничего не делать! — Нии-сан, ты же поедешь учиться, и вот, как бы, ручка… — тихо лепетал Саске наедине в их комнате, всё не отрывая взгляда от собранного чемодана, стоящего у кровати. День, когда Итачи бросит его навсегда. — Где же ты взял денег на эту ручку? — обеспокоенно спросил старший брат. — Ну, я откладывал с обедов в школе… не волнуйся, я ничего не крал… — Я бы никогда такого и не подумал, Саске. Спасибо, это будет мой талисман. Но больше не делай так, тебе надо хорошо кушать. — Нии-сан, а ты будешь мне писать? И звонить? — Я… я… — Нии-сан, ты будешь? Ты не бросишь меня? — Саске, я… прости… прости… прости меня… — продолжал умоляюще шептать Итачи, пока Саске уже стягивал его в своих объятиях, этих горячих объятьях, крепких, тяжелых, выбивающих весь воздух из лёгких. Тяжело. Нечем дышать. Мрак. Пустота. Макушка Саске. Незнакомый потолок. — Саске? — хрипло прошептал весь вспотевший Итачи, оглядываясь по углам каюты и ощущая на себе посторонний вес. Его дыхание совсем сбилось, и он старался глотать ртом воздух как можно более бесшумно. Ведь на нём мирно посапывал его маленький брат. Но уже не такой маленький, как во сне. Вроде бы, ему не приснились кишки и расчлененка, но неприятный осадок от этого сна обволакивал его мерзким холодным потом по всему телу. Он даже и сам не сообразил, как прижал к себе Саске крепче. Постепенно наваждение сошло с него мутной пеленой, и он решил оценить обстановку трезво. Его маленький брат сжал его во сне и устроился у него на плече по-хозяйски, как на подушке; хорошо хоть не закинул на него ногу. «А сколько было спеси, какой он взрослый и самостоятельный самостоятельнушка», — усмехнулся про себя Итачи и не удержался от того, чтобы не запустить в игольчатую шевелюру пальцы. Он был до боли счастлив, что после такого кошмара он проснулся в этих теплых, успокаивающих объятиях. Кажется, времена, когда именно Итачи утешал Саске после страшных снов, сменились обратным. На самом деле Итачи терпеть не мог касаться людей, но рядом с Саске он наоборот готов был мацать и трепать этот теплый мелкий комочек своей любви и обожания бесконечно, если бы это только позволяли общественные рамки. Но вот сейчас, пока он спит, можно и сжать его покрепче… — Нии-сан? — сонно пробурчал проснувшийся подросток, пытаясь чуть вертеть головой, но сразу же сдаваясь, ибо лень. — А ты ожидал проснуться в объятьях кого-то другого? — подначивая, не удержался старший брат. — Домогаешься? — с какой-то долей блаженства хмыкнул младший. — Это ты домогаешься, Саске, — язвительно улыбнулся Итачи. — Я проснулся от того, как ты завалился на меня. Но я всё понимаю: гормоны, возраст… — Нии-сан! — разозлился Саске, но с брата всё же слезать не собирался. Удобно на нём, черт возьми. — Это просто привычка… — Так-так-так, кто-то мне говорил, что у него нет девушки, — вкрадчиво продолжал подшучивать Итачи. — Неужто у вас, молодой человек, каждое утро — с новой? — Нет, я постоянен, — спокойно заявил подросток. — Каждое утро просыпаюсь в объятиях сбитого рулетиком одеяла. Как думаешь, оно простит мне измену? — Если ты должным образом запаролишь телефон и не будешь стонать моё имя во сне, то, думаю, оно ничего и не заподозрит, — с выражением крайней озабоченности данным вопросом рассудил старший, и оба брата даже не удержались от смешка. — Слушай, Нии-сан… — вдруг после долгой паузы обратился Саске. — Я про себя столько понарассказывал, а ты про себя — ничего… — он выпутался из объятий и присел, прикрывая трусы одеялом. — У тебя… есть кто-нибудь? — Есть, — опуская веки, ответил Итачи и тоже присел. Саске вцепился в него неморгающим взглядом, и, кажется, задержал дыхание. — «Она» трагично стала молчаливым свидетелем нашей измены, — он демонстративно потряс правой рукой, словно бы приветствуя. — Блин, Нии-сан! — вспыхнул подросток и подорвался с постели, выискивая глазами штаны. — Не пугай так. — Не пугать? — удивленно переспросил старший брат. – Не слушай его, — шутливо обратился он к своей правой руке, — Саске это не со зла. — Брат! — Ну ладно-ладно, — примирительно усмехнулся Итачи, тоже поднимаясь. — Так чем же я тебя напугал? — Я думал, ты мне сейчас правда про какую-нибудь шку… ну то есть девушку расскажешь, — пробурчал обиженно Саске, натягивая джинсы и застегивая ремень. — Ревнуешь? — Скорее волнуюсь, — вздёрнув подбородок, отвертелся младший. — Ты же, блин, ну, хороший! А бабы, они… те ещё, — кое-как расплывчато попытался объяснить свои мысли он. — Ты думаешь, кто-то мог бы меня использовать? — засмеялся старший, переделывая свой хвост перед зеркалом. — Ты настолько добрый, что даже взял с собой на круизный лайнер надоедливого младшего брата, — угрюмо хмыкнул Саске. — Я настолько добрый, что свою предыдущую пассию выпроводил за порог, когда она потребовала пароль от моего телефона, — снисходительно улыбнулся Итачи. — Правда что ли? — искренне удивился подросток. — Почему так? — Мои переписки касаются не только меня, но и друзей, с которыми я их веду. Они доверяют мне самое личное, рассчитывая, что их тайны буду знать только я. Как минимум, поэтому. — Логично, — кивнул Саске. — Что ж, и куда мне сводить тебя на наше первое свидание? — вкрадчиво протянул Итачи. –В программе лайнера сейчас один концерт, шоу в стрип-клубе и вновь шведский стол. А можем просто пойти в бар выпить. Или в бассейн наведаться. А, ещё я хочу сходить на открытую палубу покурить. — Там наверное холодина жуткая, сейчас ведь зима, — поёжился Саске. — Ну так куда? — Концерт — наверняка эстрадная хрень, на стриптиз смотреть я тем более не хочу, кушать — тоже. Давай просто пройдёмся по кораблю и посмотрим, что там ещё имеется? — Давай, — пожал плечами Итачи. — Но сперва я схожу на открытую палубу, можешь меня подождать. — Нет, я с тобой. Хоть взгляну. На открытой палубе было ветрено, влажно и жутко холодно. Все курильщики пытались заглотить сигарету разом за десять секунд и убежать в тепло обратно, а Саске с недовольством заверил Итачи, что отныне брат курит в одиночестве. Но виды бескрайнего моря он оценил достойно. Затем они решились пройтись по развлекательным зонам. Роскошные бары так и зазывали их неоновыми огнями, а концерт, как оказалось, был довольно неплохим, и песни пели там нейтральные, к тому же, всем присутствующим было явно весело. Он проходил в одном из ресторанов, где зрители сидели за столами и наблюдали шоу, попивая коктейли из бокалов. Несмотря на поздний вечер, здесь было довольно много семей с детьми. — Мне нравится интерьер, — отметил Итачи, присаживаясь на одно из мест. — Эдакий кислотный ретровейв прямиком из восьмидесятых. — И песни оттуда же, — усмехнулся Саске, так как репертуар выступлений и правда был хитами восьмидесятых и девяностых. — Странно, я в те времена не жил, но отчего-то ностальгия. — А я оделся, как на показ мод, — старший окинул взглядом свои стильные брюки и белую рубашку с парой расстегнутых верхних пуговиц под черным пиджаком. — Здравствуйте, вы будете что-то заказывать? — обратился подошедший официант. — Да, мне Black Label со льдом, а Саске… Саске, что ты будешь? — Я? — покраснел подросток в растерянности. — Ему Jim Beam Apple, — по-барски взмахнул рукой Итачи, ухмыляясь, и официант ушёл. — Нии-сан, а откуда у тебя на такое деньги? — вглядываясь в меню, удивленно протянул Саске. — Обещаешь никому не говорить? — Конечно! — Я получил ещё один поощрительный грант на днях, за идеальные баллы по экзаменам. Я имею право тратить его, на что захочу. — Вау, Нии-сан… — восхитился младший. — Блин, надо учиться ещё усерднее! Пойду и за учебники сяду! — Так-так-так, спокойнее, — примирительно поднял руки Итачи. — Это мы успеем, я с тобой обязательно позанимаюсь. И неужели ты взял с собой учебники? — Один взял. По математике. — Ну ты даёшь, — усмехнулся Итачи. — Ваш Jim Beam Applе и Black Label, — оповестил официант, ставя перед братьями два бокала со льдом и виски. — Благодарю, — отозвался Итачи, пока Саске снова прятал взгляд где-то на сцене. — А почему он не просит у нас паспорта?! — яростным шепотом вопросил младший, когда официант скрылся. Итачи наклонился к нему и в такой же манере конспиративного яростного шёпота прошипел: — А понятия не имею, Саске! — Не передразнивай, — уже нормальным голосом обиженно высказался подросток. — Это потому, что мы на лайнере? Тут даже казино есть! — Вполне возможно. А может, я просто произвожу впечатление твоего… папика с сотней зеленых купюр в кармане? — НИИ-САН! — Всё-всё, молчу. Обратимся лучше к нашей дегустации. Итак, мой сладкий мальчик, перед тобой стоят два элитных напитка, выдержанных в дубовых бочках на лучших винокурнях Шотландии и Америки. Вопрос: когда ты будешь расплачиваться своим телом? — Когда выпью столько, что не отличу тебя от бабы, — скрестил руки Саске. — Дай, наконец, шоу посмотреть. — Ну ладно… Но сперва рекомендую тебе попробовать мой виски, а потом уже свой. — Почему? — Потому что твой — с добавками, перебьёт вкус. — Хм, — Саске взял бокал Итачи, покрутил его с важным видом так и эдак, понюхал, снова покрутил, рассмотрел со всех углов, зажмурился и глотнул. — Ну как? — Ну норм, — пожал плечами подросток, всё ещё с гримасой «фу-алкоголь-бяка-кака». — Эх, — вздохнул Итачи. — Ничегошеньки ты в виски не понимаешь. Ну, может, бурбон тебе понравится больше, чем шотландский виски. — Может, — Саске с подозрением взял свой бокал, прищурился, опять покрутил, настроился, что-то шепнул себе под нос и попробовал. Итачи умилялся этому зрелищу. — М-м? — Лучше. Без этого привкуса резины. — Это не привкус резины, это привкус солода, — поучительно поправил Итачи. — Ну, давай глянем шоу. Выступление было довольно ярким. Девушки на сцене умудрялись и петь, и танцевать, но во всём этом присутствовал очевидный сексуальный подтекст, который явно ставил Саске в неловкое положение, судя по его виду. Когда танцовщицы то и дело светили своими кружевными труселями под вздымающимися юбками, он предпочитал невзначай отводить взгляд и притворяться, что ничего не видел. Итачи это до жути забавляло, потому что внешне по Саске совсем не скажешь, что он настолько невинен внутренне. Да, со стороны он выглядел так, будто уже переимел всё женское население Саппоро, и при этом каждая его представительница сама запрыгнула на него. Но, судя по всему, женское бельё под юбками вживую он видел впервые. — Тебе не нравится здесь? Хочешь, пойдем в другое место? — наклонившись ближе к брату, предложил старший Учиха. — Давай. Таким образом, они переместились в бар по соседству, куда доносилась только музыка. — О чем задумался? — спросил Итачи, заказав у бармена пиво для двоих. — Ну… думаю, что странно, что люди сидят на таком представлении с детьми, — смущенно признался Саске. Судя по всему, у него алкоголь явно способствует откровенности. — Дети вряд ли придают этому особое значение и видят в этом сексуальный подтекст. Но я удивлен. Любой подросток был бы рад лишний раз поглазеть на такое. — Вовсе не любой. Это стереотипы. — Хм? — Ну… просто… я не думаю, что нужно поощрять то, что люди занимаются чем-то подобным. Может, это как-то обесценивает человека, не знаю… Отчего-то мне неприятно на это смотреть. Я подумал о том, как если бы, например, Сакуре пришлось заниматься чем-то подобным. Наверняка, это бы задевало её где-то внутри. А может и нет, но если нет, то это ещё хуже. Итачи искренне удивился подобной точки зрения из уст человека мужского пола. Самому ему всегда было всё равно. Он и не стремился поглазеть, но и не думал особо о чьих-то чувствах. Так Саске что ли моралист? Или откуда такие мысли? Итачи даже не знал, о чем бы больше поразмышлять: о мировоззрении брата или об этой Сакуре. Наверное, поразмышлять лучше о насущном. — Сакура? Она тебе нравится? — решил невзначай он выяснить побольше. О насущном. — Пф, — фыркнул Саске довольно однозначно. — Нет, у неё на уме одни глупости, мне даже говорить с ней не о чем. Но она как бы всё равно мой друг. Я бы не хотел увидеть её в такой роли. — Ты прямо поставил меня в тупик, — усмехнулся Итачи. — Сперва ты говоришь, что всем девушкам только дай использовать кого-нибудь, а теперь рассуждаешь о подобном. Разве одно другому не противоречит? — Ладно, я поправлюсь. Я отношусь скептически ко всем людям, не только к женскому полу. Но это не отменяет эмпатии к ним. — Когда я видел тебя в последний раз, ты даже не знал слова «скептически»… — пробурчал куда-то себе в бокал старший брат, стараясь, однако, чтобы Саске его не услышал, но, судя по тому, как тот надулся, попытка не удалась. — Саске, — Итачи улыбчиво повернулся к младшему брату, — знаешь, я действительно сейчас убеждаюсь, что ты самый интересный человек из всех, с кем мне доводилось общаться, пускай ты и мой брат. — Пытаешься намекнуть на то, что я странный? — спокойно предположил Саске. — Совершенно не так. Скорее, из всех людей ты самый нормальный. Подросток аж весь зарделся, поджал губы и отвел взгляд, пытаясь подавить смущение. — Мало кто разделит твою точку зрения, — пробурчал он. — Об этом я и говорю. Удивительно, что наша прогнивающая культура не утянула тебя за собой. — Ты считаешь, что я хороший человек? На самом деле, это далеко не так. Я часто говорю людям напрямую обидные вещи… «Так, этому больше не наливать, — усмехнулся внутри себя Итачи. — Хотя нет — наливать!». — Но, честно, меня это не особо волнует — что подумают обо мне люди. Вот и веду себя соответственно. Однако это не мешает многим из них всё равно ко мне липнуть. И, наверное, именно поэтому… блин, я знаю, что это такое, когда все вокруг визжат, стоит тебе расстегнуть пару пуговиц на рубашке, но при этом всем совершенно плевать, кто ты такой сам по себе. Им плевать на то, что меня беспокоит, мои проблемы и интересы — они зевают, стоит мне завести тему об этом, либо притворяются, что способны разделить это со мной, у них просто есть какой-то глупый пунктик лишний раз поглазеть на меня или начать делить, как трофей. — Ах, ну тогда… Тогда твоя точка зрения становится для меня более ясной, — Итачи с сожалением поглядел на брата. Он и не думал, что его внешность сыграет на нём такую злую шутку. Он отождествляет себя с девушками? -…Я к тому же ещё и завистлив. — Завистлив? — Ты же сам нередко говорил мне об этом. Что я завидую тебе. А когда кто-то вдруг превосходит меня в общем рейтинге успеваемости — я вообще от злости едва не рычу. Ведь тебя никогда никто не превосходил. Возникла пауза. Итачи не находил, что сказать, всё же, психологические консультации — не его конёк. Любое его слово наверняка будет пустой банальной метафорой, ведь все эти проблемы берут корни из самого детства. Братья молча потягивали пиво. — Саске, знаешь, — явно охмелев, вдруг начал откровенничать Итачи, — всё-таки, ты всё равно хороший, ты чистый. А я вот вовсе не такой. Хотя и сам не знаю, как это объяснить. Но если бы тебя здесь не было, я бы наверняка пустился во все тяжкие. Не потому, что мне это нравится. А просто для того, чтобы ни о чем не думать. — О чем, например? — О тебе, например. О том, что я бросил тебя. И до этого я только этим и занимался — всякими глупостями, которые не принесут ни капли удовольствия, но просто, чтобы забыться. Поэтому я говорю, что я хреновый старший брат. Да и сам по себе человек так себе. Саске молчал довольно долго, и Итачи уже сотню раз и проклял себя, и подумал, что так ему и надо — пусть ненавидит. Вот только круиз зачем портить братику… — Если ты признаёшь это, значит, для тебя не всё потеряно, — тихонько проговорил Саске. — Но… как по мне, я тебе просто обуза, — он встал с барного стула. — Нии-сан, я пойду в каюту, а ты можешь пока отдохнуть, как тебе больше понравится. Ты и так весь вечер мне потакал. Увидимся. После чего он в довольно скором темпе направился к лестнице, а Итачи, когда суетливо расплатился с барменом, уже потерял брата из виду. Пока он бежал по лестницам до палубы со своей каютой, успел проклясть себя ещё пару тысяч раз. А ещё отметил, насколько же он перебрал с алкоголем - перед глазами всё плыло. Каюта встретила его пустотой, но горящий свет подарил Итачи надежду. — Саске, — он подошёл к двери ванной. — Ты тут? После недолгого молчания послышалось хриплое «Да». — Ты там занят чем-то важным или прячешься от меня? — Занят чем-то важным, — пробурчал подросток в ответ. — И чем? — Ты извращенец? — Я просто тебе не верю и хочу, чтобы ты вышел. — Я на толчке сижу. — Ты стоишь у двери. Послышалась пара шагов назад. — С чего ты взял? — А теперь ты отошёл дальше. — Что тебе нужно? — голос Саске стал явно раздраженным. — Я хочу извиниться. Я неправильно выразился. — Всё. Нормально, — процедил младший. — Саске, ты скорее мой смысл жить, а не обуза. — Не ври. Смысл жить не пытаются забыть в чужих койках. — Иногда его пытаются забыть с бутылкой, да, — парировал Итачи. — Или с бутылкой в чужих койках, - и что он несёт? И правда, напился. - Но это бесполезно. Я не смог. И сейчас, проведя это недолгое время с тобой, я и вовсе уже не смогу. Я даже подумать боюсь о том, что этот круиз закончится, и мы расстанемся вновь. Подросток молчал. Вскоре Итачи показалось, что он услышал то ли крайне глубокий вздох, то ли всхлип. Саске, на самом деле, не был настолько чувствительным, чтобы расплакаться из-за чего-то подобного. Но это, когда он трезвый. А по факту он должен быть ещё больше пьян, чем Итачи, потому что выпили они одинаково, а масса у младшего поменьше... — Саске, пожалуйста, открой! — настойчиво попросил старший брат. — Выйди! — Оставь меня! — послышался явно срывающийся сиплый голос. — Отоото, я хочу сказать тебе кое-что, но только глядя в глаза, — прижимаясь к двери, сообщил Итачи. — Да подожди ты пять минут! — всхлипывая, взмолился младший. — А через пять минут уже не скажу, — хмыкнул Итачи. — Только, если откроешь сейчас. Повисло молчание. Неужели уловка не сработала? А нет, вот и звук открывающейся защелки. Из двери высунулся сутулый младший Учиха, смотрящий в пол и скрывающий за черной челкой влажные покрасневшие глаза. «Господи, до чего же я его довёл!» — укоризненно крикнул себе Итачи и, даже не успев над этим подумать, притянул брата к себе и порывисто обнял, стискивая его двумя руками как можно крепче и зарываясь носом в его шею. — Вот ведь глупый, мой глупый братик… — Ты там что-то сказать хотел… — недовольно бурчал младший Итачи в ключицу. — Хотел… — вздохнул старший и отодвинулся, чтобы взять лицо младшего в свои ладони и заглянуть ему в глаза, — Саске… Итачи смотрел на своего брата, и, казалось, забывал, как дышать и как говорить. Его маленький ангел. Такой красивый. Такой очаровательный, заплаканный, но изо всех сил старающийся держаться стойко и не подавать виду. Верит, наверное, что Итачи ничего и не заметит. Он, не отрываясь, вглядывался в выражение подавляемой муки в изящных чертах, и внутри всё сжималось от теплоты, от непреодолимой нежности к этому будто бы внеземному существу. Не бывает больше таких людей. Настолько прекрасных, настолько… соблазнительных. В груди всё стягивало от жара и боли, и весь их прошлый разговор навалился на него, оседая даже в подсознании и вызывая непреодолимоё стремление сделать для Саске всё, что в его силах. — Саске… я… я люблю тебя. Больше всего на свете тебя люблю, — тихо и вкрадчиво, с неподдельной искренностью и дрожащим трепетом внутри проговорил Итачи. Он правда так сильно его любил. Так обожал. Сейчас, в этот момент, даже сильнее, чем когда-либо, и эти сильные чувства разрывали его, искали выхода, и поэтому он даже сам не понял, как сорвался. Сорвался и накрыл чужие губы поцелуем. Совершенно невинным, еле ощутимым, но до боли чувственным и волнительным, будто бы передающим через этот жест всё, что было у него на душе. Как ему хотелось защитить его, подарить ему всё то тепло, что накопилось внутри, всю эту томительную ласку, которую он так долго в себе сдерживал. Разве это порок? Для Саске, скорее всего, да. — Прости, — суетливо выдохнул Итачи, отодвинувшись. — Это я не домогаюсь. Это оно само. — Нии-сан… — тихонько выдохнул Саске после долгого молчания и сверления пола взглядом. — Я… не против. Можешь и ещё… Итачи по-доброму усмехнулся. — Глупый… А затем снова прильнул к брату, легко и еле касаясь, обнимая его и зарываясь носом в смольные пряди. — Ты же меня провоцируешь… но, если что, это всё алкоголь, — прошептал Итачи и вновь ненавязчиво накрыл губы Саске своими. Он не хотел от них отрываться, таких мягких, теплых и родных. Старший сам не заметил, как постепенно сжал брата чуть крепче в своих объятиях, проводя ладонью по лопаткам и глубже зарываясь рукой в волосы. Он начал дышать чаще. Внутри нарастало новое чувство. Чувство того, как ему мало. Как сильно его тянет на что-то большее. Интересно, а можно?.. Можно совсем чуть-чуть? Позволит ли ему Саске? Имеет ли он на это право? Нужно сдержаться… — Я так сильно, так тебя люблю, — вновь зашептал он в губы младшего. — Нии-сан… — также тихо проговорил Саске, прерывая тяжелое дыхание и робко обнимая его в ответ, после чего поднимая на брата взгляд. Взгляд, в котором Итачи мог прочитать всё точно то же самое. Взгляд, который говорил сам за себя. «Поцелуй меня». И Итачи, в котором уже не осталось здравого смысла и самообладания, повиновался этой немой просьбе. Очень неторопливо, нежно, словно обращаясь с хрупким цветком. Еле касаясь, он прильнул к губам младшего брата, после чего совсем аккуратно проник в рот языком, и внутри него всё просто перевернулось от наслаждения этой влажной теплотой. Итачи никогда в жизни не думал, что поцелуй может дарить столько чувств, которые выбивают почву из-под ног и делают всё тело ватным, в то время как возбуждение едва ли не сжигает дотла.Он терял над собой контроль, проникая языком всё глубже и лаская рот Саске всё более страстно. Невыносимая дрожь вожделения внутри. Итачи сминал мягкие и податливые губы, сбивал одежду младшего в складки, оглаживая спину ладонями снова и снова, совершенно это не контролируя. «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя… Ты мой единственный, самый родной и самый важный человек…», — мантрой проносилось в его подсознании вновь и вновь, как заевшая пластинка. Казалось, мир старшего брата перевернулся снова, когда он услышал блаженный стон, который Саске уже не смог в себе удержать. — Саске, — горячим шёпотом обратился Итачи, прерывая тяжелое дыхание. — Ты… — Мы же решили, — сипло заговорил младший. — Это всё алкоголь. Он дотянулся на ощупь к выключателю на стене, и каюта погрузилась во мрак. — М-м, так значит, — игриво проворковал старший подростку на ухо. После чего взял его за руку, повел к их большой кровати и аккуратно опустил его на неё. Завалившись на брата сверху, он почувствовал его явное напряжение. Саске волновался. — Я тебе ничего не сделаю, — заверил он и поцеловал младшего снова. — Просто побудь со мной. — Да, — смущенно выдохнул Саске, и они продолжили ласкать языками друг друга снова и снова, ни о чем не думая и растворяясь в блаженной взаимной теплоте. Оставить прошлое за бортом. Забыть обо всём. Для Итачи — только Саске, этот замечательный мальчик, который едва ли его не обожествляет, а для Саске — только Итачи. Итачи, с которым они наконец-то могли быть на равных. Итачи, который признает и даже ценит все странности младшего брата. Итачи ничего ему не сделает. Он просто будет рядом, будет дарить своё тепло ласку и бесконечно, защищая брата от всего, что его беспокоит. — Что это значит - быть старшим братом?.. — Ты поймёшь… Старший брат — это тот, кто просто родился раньше младшего. Вот и всё. — Ты должен его беречь… На самом деле звание старшего брата ни к чему не обязывает. Итачи ничего не должен Саске, а Саске ничего не должен Итачи. Итачи не принимал участия в зачатии Саске и не несет за него никакой ответственности. Они просто дети одних и тех же людей. — Он твой, твой младший брат… Саске не принадлежит Итачи. Он отдельная самостоятельная личность со своими чувствами, наделенная теми же гражданскими правами, что и все остальные люди. Но они сами решили всё для себя иначе. - Нии-сан... - неожиданно прерывая взаимные нежные ласки, обратился к Итачи его младший брат робким и хриплым голосом, крайне стеснительно пряча глаза под длинной челкой. - А если я отдамся тебе... ты, наконец, станешь мне точно звонить и писать? Итачи будто бы окатило холодной водой. Алкогольный дурман вышел вместе с судорожным вздохом, и его охватило осознание его главной ошибки. Он снова затянул своего наивного преданного брата в жестокий круг его бесконечной лжи. Лжи самому себе.Часть 1
31 декабря 2017 г. в 09:39
Примечания:
Заранее извиняюсь за редкие пересечения русских реалий с Японией - просто на меня повлияла новогодняя атмосфера...
Itachi_U: Ну так что, кто-нибудь заинтересован? Или все будете дома с семьёй смотреть Голубой Огонёк?
Sa$$orry: У нас с Дейдарой планы.
Itachi_U: Каюта люкс, стрип-бар, бассейны, казино, бильярд и круглосуточные шоу-программы.
kisame_hoshigake: Итачи-сан, я могу…
Itachi_U: Не, вот с тобой я не хочу.
dei_KATS: мы бы поехали с тобой если бы билетов было не два а три
dei_KATS: я не брошу Сасори а он меня
Itachi_U: Сасори, подари ему учебник орфографии на Новый год. В общем, удачно вам повеселиться тогда.
Itachi_U: Пидоры.
И с этими словами Итачи демонстративно закрыл ноутбук, кидая унылый взгляд на конверт с двумя выигранными билетами на лайнер.
«Лучший новогодний отпуск в нашем круизе!», — гласила красиво выгравированная надпись на нём. Но Учиха сомневался, что если поедет один, каникулы получатся и впрямь лучшими. Да, дома сидеть, конечно, хуже, но оказаться одиноким в толпе веселящихся незнакомцев и пытаться пару недель подыгрывать, мол, ты тоже в теме, на одной волне, и тебе тоже весело — такое себе.
Он оглядел комнату своего университетского общежития, решил даже приглушить шумящий маленький телевизор и призадуматься ещё раз.
Так, Сасори и Дейдара — пара голубых голубков — будут проводить свои голубые свидания в настолько голубой форме, что стыдятся даже явить их дружному студенческому коллективу подробности этого мероприятия. Кисаме — ещё один друг — явно подхватил от этих товарищей голубой вирус, передающийся, судя по всему, воздушно-капельным путем, и всё никак не перестанет втихаря и «как бы ненавязчиво» подкатывать к Итачи свои клинья. Так-то ему всё равно, но бесконечное: «Итачи-сан, вам не стоит столько пить», «Итачи-сан, не забудьте использовать презерватив, если идёте с этой леди трахаться в туалетную кабинку, сейчас эпидемия ЗППП», «Итачи-сан, не спите на сквозняке» и так далее и тому подобное, не даст спокойно оттянуться. С Шисуи они уже кучу лет не общались — с тех пор, как Итачи уехал в Токио из Саппоро, — и их связь уже стала натянутой, области интересов сменились и вообще… И вообще он даже женился. Что для Итачи в переводе означало «спрыгнул с обрыва и утопился в реке рутины и бытовухи»
А девушки у Учихи принципиально не было. Ненужная морока.
«Что ж, значит, придётся ехать одному, — хмыкнул себе под нос Итачи и принялся готовиться к завтрашнему экзамену. — Заведу себе компанию уже на лайнере».
После пары часов чтения методички, молодому человеку вдруг подумалось, что стоило бы позвонить родителям и предупредить их о том, что 31-го декабря он позвонить им и поздравить их вряд ли сможет, так как уже тридцатого сядет на лайнер. Ах да, ещё он не приедет. Не хотелось им этого сообщать, потому что ясно и так, что из этого начнется (нытьё), но выбора не было, и лучше разобраться с этим сразу, чем до последнего тянуть.
С неприятной мукой и ожиданием неминуемого словесного растерзания он взял телефон и нашёл контакт матери. Пошли гудки. С какой-то попсовой песней.
— Да, сынок! — послышался как всегда невероятно радостный голос. Звонки Итачи домой из года в год сродни там невероятному событию, и он даже не знал, как к этому относиться. С одной стороны, его это радовало — у него есть место, где его всегда ждут и любят. Но с другой — это было по-своему тягостно, и эта ноша висела на нём всегда. Ноша какой-то вины. Что редко звонит. Что уехал. И что почти ничего по этому поводу не чувствует. Но главную роль играет это самое «почти», которое наверняка скоро появится где-то на фоне с криками «Спроси как у Нии-сана дела!». И от этого сердце стягивало ещё большей тяготой ответственности и самонегодования. — Как ты там?
— Привет, мам. Я хорошо. Сдал почти все экзамены, немного осталось, — Итачи невольно улыбнулся. Но сейчас ему нужно будет сказать эти слова, и улыбка снова сошла с лица. — Мам, послушай… я не смогу приехать на каникулы.
— А-ах, ну как так… — послышалось искреннее сожаление, и у Итачи внутри всё сжалось. Ну не бросать же всё равно лайнер ради Голубого Огонька перед телеком в Саппоро! — Почему?
— Понимаешь, я выиграл два билета на круизный лайнер до Гонконга, с тридцатого декабря по седьмое января. Я правда один поеду, мне не с кем, но не терять же возможность мир посмотреть… — извиняющимся тоном постарался пояснить сын.
— О, вот как… — задумчиво протянула мама. — Итачи, а тебе ещё… ну… не рановато для таких поездок?
— Мам, ну мне уже двадцать один, — устало вздохнул парень.
— Всё равно, знаю я, что там на этих лайнерах, — укоризненно наставляла Микото, явно намекая на стрип-бары и казино. — А может… — вдруг задумалась она и после небольшой паузы продолжила, — может, тебе взять с собой Саске? Так хоть ни во что не ввяжешься.
— Саске? — удивлённо переспросил студент.
Саске. Его маленький братик. Самое дорогое ему существо на свете, которое он вместе со всей прошлой жизнью оставил позади ради своих амбиций. Он до сих пор помнил, как Саске расстраивал его отъезд. Это было три года назад, когда Итачи было восемнадцать, а младшему — тринадцать.
У Итачи надолго отпечаталось в памяти, как его братишка смотрел на него своими большими доверчивыми глазами, полными горестной тоски и муки расставания; боже, сколько подавляемых страданий было на этом лице — в сжатых в тонкую полоску губах, в неотводимом взгляде, который так и кричал «Не уходи!», пока ротик лишь шептал «Ты будешь присылать мне письма? И фото… и звонить?..». А Итачи отвечал, что будет.
Но ничего так и не прислал. И звонил раз в полгода.
Итачи — плохой старший брат. Лжец и предатель. Ему всегда некогда. У него всегда находятся отговорки, но их он может говорить кому угодно другому, но врать самому себе получалось хуже. Он сам не понял, как дошло до того, что, даже имея желание написать или позвонить, он просто не знал, что сказать. Всякие пустые «Как дела?» казались такими натянутыми и просто неприемлемыми, что ему проще было и вовсе отказаться от идеи позвонить и перенести её на завтра. Завтра обязательно позвоню, или напишу, но оно так и не наставало.
Хуже всего, как ни парадоксально, было то, что Саске на это никак не обижался. Всякий раз, когда Итачи приезжал, он снова бежал к порогу с сияющими глазами и бесконечными вопросами, а потом снова были обещания, которые Итачи не выполнит. Элементарные обещания звонить и писать.
— Да, Саске, — подтвердила Микото на проводе, чтобы заполнить возникшую паузу. — Уж он-то за тобой проследит, он у нас хороший мальчик.
Где-то на фоне послышался до боли родной, немного позабывшийся, но сразу вспомнившийся, недовольный голос: «Ну маа-маа! Не говори так! Он подумает, что я маменькин сынок или ботан!». Итачи не смог сдержать теплого смешка.
Губы сами с радостной легкостью выдохнули слова:
— Конечно, мам, давай я возьму его.
Да, бывало такое — нахлынут чувства, нахлынет это горячее спонтанное счастье, вызванное этим мелким комочком безграничной, безвозмездной любви, и вот он говорит всё, что тот желает от него услышать. А потом наваждение проходит, в трубке слышатся гудки, и он садится на кровать и думает: «Бля…».