Чимину осточертело всё время тосковать по Чонгуку.
Он решил в последний раз погрустить, пожалеть себя, плача в свитере Чонгука, а после покончить с этим.
Если Чонгуку было так легко его бросить, тогда и ему должно быть легко пережить это, не так ли?
Они не встречались официально. Чонгук ничего не должен значить для него, ведь у них даже отношений не было.
Он был таким глупым, раз позволил себе привязаться к кому-то, кто рассматривал его только как грелку в постели.
На то, как он провёл этот день, было почти любо глядеть. Своим поведением он напоминал типичную девочку-подростка после расставания со своим бойфрендом.
Всё мороженное в доме было съедено, а свитер Чонгука лежал на диване рядом с ножницами, которыми он собирался разделаться с уже ненавистной тканью, как только закончит с покраской волос. Изменения во внешнем виде были просто отвлечением, но цвет, который он выбрал, делал его более уверенным в себе.
Он знал, что ведёт себя как ребёнок, слушая плейлист «расставание» на всю громкость, ссылку на который ему скинула Чона, но ему было абсолютно плевать. И это казалось шагом в нужную сторону, если учесть то, как он чувствовал себя сегодня и вчера.
Он не мог позволить действиям Чонгука влиять на него. Если парень решил, что Чимин для него пустышка, тогда и Чимин не должен тратить на него время и плакать из-за него.
Он довольно хмыкнул, смотря в зеркало, а затем стянул перчатки, которые использовал во время покраски, и выбросил их в мусорное ведро.
Тихо подпевая мелодии, Чимин выключил свет в ванной комнате и пошёл в гостинную, где тут же на глаза бросился свитер, лежащий на диване. Металлические ножницы поблёскивали в полумраке, покоясь на мягкой ткани свитера, подбивая его поскорее расправиться с ним.
Он подошёл к дивану, сел возле и сразу же учуял запах Чонгука, тихо ненавидя этот аромат. Он будто дразнил его, подталкивал дать волю эмоциям ещё один раз, позволить слезам скатиться по щекам. Но Чимин не поддался бы.
Парень осторожно поднял свитер, зная, что этот запах с ним делает. Этот кусок ткани был единственной вещью, что напоминала ему, каким эгоистичным и равнодушным был младший.
Он ненавидел это.
Чимин взял ножницы в руку, и, не думая дважды, поднёс их к нежно-голубой ткани.
Чик.
Как же было приятно слушать этот звук, разрезая свитер, будто с плеч упала необъятная гора. Его тешило осознание того, что он собственноручно разрушает что-то ценное для Чонгука. И, возможно, это было возмездием за то, как Чонгук без жалости разрезал на кусочки его сердце.
Он не навредил Чонгуку буквально, но, уничтожая его любимый свитер, Чимин был так счастлив.
Парень не мог не улыбаться, продолжая сиё действие. Некоторые кусочки ткани падали на его колени.
– Я был лишь добр к тебе, – мямлил Чимин себе под нос. – Я делал всё, что ты просил. Я бы позволил тебе прийти ко мне ночью только потому, что тебе захотелось развлечься, – злился он, не позволяя себе заплакать. – Ты всегда был для меня приоритетом, и что я получил взамен?
Он поднялся со «свитером» или его остатками в руках, пошёл в кухню и выбросил его в мусорку.
– Что за мудак, – со вздохом разочарования сказал парень, стряхивая с себя нитки.
Чонгук больше не заслуживал его сердце, его доброту.
Таймер телефона уведомил его о том, что пришло время смывать краску, тем самым вырывая его из плены мыслей о Чонгуке.
Чимин медленно замотал головой и направился в ванную, чтобы включить кран. Он быстро взглянул в зеркало, проявляющийся новый цвет заставил его оживиться.
Парень снял очки, поднёс голову к потоку и мыл волосы, пока не потекла чистая вода, затем, выключив воду, потянулся за полотенцем. Быстро вытирая волосы, он снова повернулся к зеркалу. Надел очки, убрал полотенце и широко улыбнулся.
Чёрный цвет ему нереально шёл.
Он тихо засмеялся, запуская пальцы в волосы, взъерошивая их, и снова ухмыльнулся.
И если уж менять внешность, то кардинально, подумал Чимин. Немного поразмыслив, он снова снял очки и достал аптечку, где хранились контактные линзы, которыми он крайне редко пользовался.
Сделав дело, он отошёл назад и посмотрел на себя во весь рост.
Он выглядел… собой. Это было очень странно, но копна чёрных волос и линзы делали его более похожим на себя, чем обычно. А также новый наряд, который он впервые надел, будто всегда был на нём.
Свободная чёрная футболка была заправлена в такого же цвета узкие джинсы и свисала с одного плеча, оголяя его. Он поднёс руку к лицу, легонько ткнул в щеку, будто убеждаясь, что в зеркале был именно он.
Боль нежданно застала его на том месте, он схватился за висок, хватая ртом недостающий кислород, и опёрся на стойку в ванной, чтобы не упасть. На лице была гримаса боли, внутри всё сжалось, от чего было сложно сделать вдох. Боль всё нарастала, находиться в сознании было всё труднее.
Он будто
умирал.
Из-за дикой боли выступили слёзы, он наконец сдался и опустился на пол, проклиная себя за то, что оставил таблетки в кухне.
Крепко сжимая голову с двух сторон, он попытался сделать вдох. Тихо выдыхая, он потерял сознание.
***
Всё болело.
Моя грудь будто горела, мускулы и суставы болели так, что я не мог двинуться без резкой боли, которая распространялась по всему телу.
Губы Чонгука на моих служили отвлечением, но слёзы по-прежнему стояли в глазах, когда он держал меня так аккуратно, а целовал нежно. Мне было больно, но я нуждался в нём. Было сложно сделать хотя бы малейший вдох, но я хотел быть в его объятьях. Мне было плевать на последствия.
Я любил его так, так сильно.
– Ты в порядке? – спросил он с невероятной заботой в голосе, которая надломила меня.
– Нет, – я ответил. – Но это ничего.
Я просто хотел сдаться. Чонгук был всем, что имело для меня значение, и он собирался уйти от меня ради моего же блага. Мне было плевать. Он был для меня всем.
И без него я был готов уйти.
– Я могу тебе сказать кое-что? – я спросил его, зная, что у меня мало времени.
– Конечно, – он кивнул в знак согласия. Чонгук был таким красивым, он наклонился ко мне поближе, чтобы провести пальцем по моей щеке.
На последнем дыхании я сказал три слова, которые имели больше всего значения.
– Я люблю тебя.
Ведь он заслуживал знать это, даже если я не готов был услышать от него то же самое.
***
Когда глаза Чимина открылись, его ноги ослабели, а в голове роились воспоминания. У него участилось дыхание, руки затряслись, когда все те части утерянной памяти собрались воедино, будто паззл.
Чонгук.
Перед глазами были картинки прошлого Чонгука, его тёплых карих глаз. Вот он видит, как Чонгук обнимает его, осознавая и принимая боль, что получил в наказание всего лишь за умение любить.
Его тело замерло, голова была забита разными воспоминаниями, которые добивали его и без того пошатнувшееся душевное равновесие.
– Ч-Чонгук, – прошептал он. На тот момент он вспомнил всё, что должно было быть под замком в его голове. Он разваливался и в то же время оживал, все прежние домыслы исчезли.
И Чимин не знал, что ощущалось больнее: его пульсирующая голова или сильная тягучая боль в груди от навалившихся за раз воспоминаний.
Он шмыгнул носом и разревелся. Слёзы застилали глаза, он сжал в кулак ткань футболки, молясь, что боль совсем скоро пройдёт.
В тот момент, когда он задумался о боли, устрашающая реальность окатила его, будто ведром холодной воды.
Почему он жив?
Чимин точно помнил, как умирает. Он помнил протекающую боль по всему телу, так чётко помнил, как его ноющие мышцы будто изнутри сжигали его огнём.
Он знал, что это происходило на самом деле. Невозможно выдумать что-то настолько мучительное.
И после этого он ничего не помнил, только то, как проснулся в больнице. Но вопрос скорее в том,
как он туда добрался?
Его сердце будто на мгновение остановилось, когда в голове появился ещё один вопрос.
– Чонгук? – негромко выкрикнул он, дрожа всем телом, от незнания и нарастающей паники.
Где был Чонгук?
