Домой

— Может быть, тебе стоит сходить куда-нибудь с друзьями? — как-то вечером за ужином спрашивает Кев. Последнее время его не покидает чувство, что Эсбо обмотал себя добровольным отшельничеством, как веригами, считая своим долгом находиться с Кевом постоянно. Не то чтобы Кев хотел что-то в этом положении дел изменить, скорее хотел показать Эсбо, что эти жертвы не обязательны. Освободить. Ослабить немного добровольный ошейник. Эсбо в ответ на предложение даже перестаёт жевать, в глазах застывает непонимание. — В смысле? — Сходи с друзьями куда-нибудь, — терпеливо повторяет Кев. — Кино, футбол, паб. — У меня нет друзей, — спокойно говорит Эсбо и снова принимается за еду. «Был один, звали Гог, но ты бросил его гореть заживо», — слышит недосказанное Кев и чуть не давится куском лазаньи. Он с усилием разжимает стиснутый кулак. Нет. Кевин сосредоточенно рассматривает шрам над бровью Эсбо, чтобы вернуть память о данном себе обещании — не бить. Если бы Эсбо ввязывался в драку, защищался, нападал в ответ, разукрасил бы физиономию Кева — это можно было бы использовать как способ снятия стресса (ехидный голосок внутри шепчет, что, если бы Эсбо с ним дрался, Кев бы оказался в больнице — как ни крути, но от травм он оправился ещё не до конца, а вот у Эсбо богатый опыт взросления в гетто; он, даже спокойный, выглядит опасно). Но Эсбо драться не будет. Примет побои как заслуженное наказание и будет смотреть прямо и тяжело с пониманием и прощением. Эсбо чувствует взгляд и встревоженно поднимает от тарелки глаза. — Кев? В чём дело? Злость взрывается внутри колючим фонтаном и растекается вокруг. — Нет друзей — заведи! — орёт Кев, некрасиво разбрызгивая слюну. — Или что, на этом ублюдке Гоге свет клином сошёлся, и теперь всю жизнь будешь корчить из себя безутешную вдову? Делай, блядь, это подальше от меня! Найди себе друзей, девку, парня, да хоть кого-нибудь! Шлюху сними! Иди хоть потрахайся, что ты как грёбаная монашка! Чего ты ко мне прилип, мать твою?! Какого хрена всё это? Эсбо закрывает глаза, глубоко вдыхает. Скулы каменеют — это очень заметно, а Кев уже отвык от этого жуткого выражения лица, последнее время Эсбо больше расслаблен. Брови искривляются под неправильным углом. Он сейчас заплачет, понимает Кев. Не заорёт в ответ, не ударит, в конце концов, а заплачет, больно, страшно и безнадёжно. Но нет, Эсбо берёт себя в руки. Одному богу, жестокому и несправедливому богу, вообразившему себя их покровителем, известно, чего ему это стоит, а Кев может лишь догадываться и подсчитывать причинённый ущерб по изменениям мимики, напряжённым плечам и неподвижному взгляду в пространство. — Я вымою посуду. Он встаёт из-за стола, собирает тарелки и уходит к раковине. Вода льётся долго, так долго, что Кев почти дремлет, глядя в спину Эсбо. Он думает, как бьётся сердце, когда Эсбо испытывает боль. Медленнее или быстрее. Он двигается как кукла — в половину нормальной амплитуды — и затравленно вжимает голову в плечи. Кев не знает, зачем он сидит и смотрит в спину, думая о работе внутренних органов. Нужно подняться, принять душ и таблетки и спрятаться за дверью своей спальни. Может быть, выкурить пару сигарет на балконе, глядя в мутное от света мегаполиса ночное небо. Движение справа выдёргивает его из мыслей, Эсбо ставит на стол кружку с тёплым молоком и бросает кухонное полотенце на спинку стула. — Я пойду спать? — и, дождавшись утвердительного кивка: — Спокойной ночи, старшина. «Я пойду спать? Или собирать вещи?» — слышит несказанное Кев и хочет убить себя. Или хотя бы покалечить. Эсбо выдержал, стерпел, смирился. А он, Кевин Эллисон, эгоистичный чокнутый ублюдок.

***

Нахрен молоко, решает Кев. Виски в этой ситуации лучше — неплохо прочищает мозг. По крайней мере, когда уровень жидкости в едва початой бутылке доходит до середины, Кев понимает: он должен поднять свой многострадальный зад и пойти к Эсбо. Пока это лишь трещина, но мальчик не железный, он сегодня был готов сломаться. И если сломается Эсбо, то чинить давно поломанного Кева будет точно некому. Кев обречённо шлёпает босыми ногами по полу и, подтянув пижамные штаны, смело шагает в спальню Эсбо. Его встречает тишина, полумрак и одеяльный кокон на кровати. — Дэннис, послушай… — Кев не знает, как начать, и даже не знает, спит ли Эсбо. Он кладёт руку туда, где, по его расчётам, под одеялом должно быть бедро. Никакой реакции, хотя ладонь чувствует тепло чужого тела. Когда Кев переводит взгляд на лицо Дэнниса, глаза того открыты. — Дэннис, чего ты хочешь? Эсбо приподнимается на локте, и от его взгляда по спине Кевина бегут мурашки. Он смотрит точно так же, как смотрел тогда, в больнице, после тоннеля. Как загнанный в угол зверёныш. Им ведь обоим тогда явилось страшное откровение: Кевин сделал свой выбор. Выбирая между шансом спасти Триш или Дэнниса, он выбрал Дэнниса. Жизнь порой бывает жестока и подбрасывает неразрешимые задачи, но, когда приходит время действовать, внутри срабатывает тёмное и глубокое. Раз — и нечеловеческий выбор без лишних раздумий сделан. И с этим надо научиться жить. Кеву удалось. — Чего ты хочешь? — повторяет Кев. Он не знает, какого ответа ждёт, но он хочет получить хоть какой-то ответ. Эсбо вздыхает и падает на подушку. Потом долго лежит на спине и смотрит в потолок, будто собирается с мыслями. — Хочу, чтобы тебе было хорошо, — тихо отвечает он наконец и переводит взгляд на Кевина. — Мне хорошо, — говорит Кев бездумно, а спустя мгновение понимает: а правда ведь хорошо. Если не считать сегодняшнего срыва, всё очень и очень хорошо. Особенно если сравнивать с минувшим годом. — Не заметно, — хмуро огрызается Эсбо. Пока Кевин подбирает слова для спора, на Эсбо накатывает. Он судорожно дёргается и подаётся вперёд, хватает Кева за запястье. — Хочешь, я уеду? — горячечно шепчет он. — Если тебе со мной тяжело, я могу уехать, я не хочу, чтобы ты… чтобы я… Кев, я не знаю, — отчаянно выстанывает он и тычется лицом в руку Кева. — Не знаю, не знаю! Кев гладит стриженый затылок свободной рукой, трогает содрогающиеся в рыданиях плечи. — Дэнни, посмотри на меня. Пожалуйста. Дэнни. Эсбо наконец отрывает от руки Кева искажённое болью лицо. Кев тут же обхватывает его ладонями. — Я не хочу, чтобы ты уезжал. Мне с тобой хорошо. Но я хочу, чтобы и тебе было хорошо. Что мне сделать? Стыдно спрашивать. Ясно, что делать: не орать, не бить, не упрекать в излишней привязанности, не отталкивать. Это же Дэнни, единственное, что есть у Кевина, а он опустошает его. Что останется, когда влюблённый мальчишка превратится в пустую оболочку или, не выдержав, уйдёт? Ничего. Пустой дом с тенями, таящимися в углах. Это теперь надолго, вдруг отчётливо понимает Кев. Они так и будут шарахаться на пару — то у одного крыша съезжает, то у другого. И по очереди перехватывать здравомыслие и хладнокровие, чтобы оно не разбилось, выпав из ослабевших рук того, кто временно больше уязвим. Сейчас очередь Кева вытирать чужие слёзы и поглощать ладонями истерическую дрожь. — Я хочу, чтобы ты остался со мной, — вдруг неожиданно твёрдо и спокойно говорит Эсбо и кивает на кровать: — Сможешь? Кевин теряется на секунду. «Сможешь» звучит слегка пугающе. Эсбо о его сексуальных возможностях, точнее об их отсутствии, прекрасно осведомлён. Не то чтобы Кев не думал об этом, напротив, думал последнее время чаще, чем хотелось бы, ощущая тянуще-голодное чувство внизу живота. Возможно, он даже мог бы получить удовольствие — пусть не то, что раньше. Некстати вспоминается Триш и её жалкие потуги выцарапать ласки. «У меня есть желания, да и у тебя тоже» — провальный был аргумент. Тогда у Кева желаний не было никаких, а сейчас они есть, но… Он с трудом заставляет себя посмотреть Дэннису в глаза и понимает — тот не секс имел в виду. Просто одну постель на двоих, ничего больше. — Конечно, — Кев осторожно целует его в щёку, губами ощущая солёную влагу. И невыносимо хочется стереть её языком. — Ну разумеется, Дэнни. И видит то, что дано видеть далеко не каждому: как счастье в прямом смысле освещает лицо Эсбо. Кев смотрит, не может оторваться и думает: «Какой же он красивый». Вслух он этого, разумеется, не говорит. Они устраиваются под одеялом. Сначала у Кева вспыхивает мысль сходить за вторым, но тут же гаснет. Им одного вполне достаточно. Эсбо горячий, будто у него жар, и Кев думает, что не уснёт так: когда чужие конечности оплетают его, а в бедро плотно упирается нехилый стояк. Эсбо опережает любые готовые сорваться с губ слова. — Забей, — чуть смущённо бормочет он. — Просто спи. Кев утыкается носом куда-то за ухо Эсбо. Так, что короткие волоски выбритых висков щекочут губы. Он засыпает примерно через десять секунд.