И я вернусь домой в старый замок в горах, Когда будет окончен мой путь. Тэм Гринхилл. Вернуться невозможно – вместо нас всегда возвращается кто-то другой. Макс Фрай.
Часть первая.
Попробуй разбить меня – Ты не поверишь глазам, Попробуй сломать – Ты скорее сломаешься сам… Флёр.
Вода в привычном с детства озере уже нагрелась, и, значит, потом не придется согреваться резвым бегом. А сейчас можно, не спеша, расслабленно загребать по-собачьи. Инга перевернулась на спину, щурясь от солнца. Еще неяркого – начало июня. Впереди еще все летние каникулы. Много-много теплых дней бесконечного купания, ленивого валяния на пляже, походов по грибы-ягоды, рыбалок… кормления комаров. И много больше времени для любимых Ингиных секций. И мальчик Дима - одноклассник и с детства лучший друг, с кем Инга как-то рискнула даже выбраться в турпоход по реке. В прошлом году. И кого этим летом она непременно намерена поцеловать. Хотя бы из любопытства. И чтобы посмотреть, как он покраснеет и засмущается. На тренировку Инга в итоге едва, но успела, а вот обед пришлось пропустить. Сама виновата – расслабилась, заплавалась, потеряла счет времени. А тренер у них – зверь. Хоть и тощий, и метр с кепкой. Но домой Инга вернулась вполне довольной. И еще задолго до ночи – даже нынешней светлой. Подумаешь – усталая и голодная. Зато всё успела. И даже привязавшийся по пути Леха из десятого «А», хорошего настроения не убавил. Как пристал, так и отстанет. Едва поймет, что ему тут не обломится. У Инги есть Дима, даже если он сам еще об этом не знает. - Эй, Инга, это у тебя в футляре что, скрипка? – нудит Леха с претензией на юмор. И сам себе ухмыляется. - Пиликаешь? - Шпага, - отмахнулась Инга, не оборачиваясь. - Ты чё, фехтуешь? – глупо заржал он. Вполне ожидаемо. - А я думал, у вас, девок, только танцы-шманцы… - Сейчас у меня кто-то точно попляшет… Странно, что он вообще не ушел еще в ПТУ. Сразу же после девятого. Бывшего восьмого. И неужели Леха и в самом деле считает себя интереснее Димы только потому, что старше? Неужели для кого-то это и в самом деле – важно? Существуют такие странные девчонки? Димка никогда не говорит глупостей. И не наглый. Никогда таким не был. И учится, кстати, на «отлично». Хоть это сейчас и не модно. Возможно, из-за такого драться Димке приходится чаще. В детстве Инга даже мечтала, когда вырастет, выйти за него замуж и родить детей – не меньше трех. Маленькая была. Хорошо, что тогда же эти планы Димке и не озвучила. Вдруг он еще бы и запомнил? Димка, с которым они завтра обязательно увидятся. И в кино сходят. Инга уже даже присмотрела фильм – обоим должен понравиться. Ладно, домой сейчас лучше поторопиться. В отличие от родителей, Инга любила визиты боевого деда-ветерана. Как и его рассказы о далекой военной юности. Увы, дедушка при этом считает все последующие поколения «гнилыми» и «потерянными». И любит повторять: «А вот в наше время…» - Роту в атаку с оторванной рукой водили, - устало договаривает за ним папа. С еле заметным ехидством. – В семнадцать лет. - В шестнадцать! – стучит кулаком по столу дед. Он, к счастью, в войну сохранил обе руки. Ингу дед при этом любит, хоть ее поколение в его представлении еще более «гнилое» и «потерянное». Совсем уже растерявшее все ценности. На сей раз дома правда обсуждали не войну, а внезапно - современность. На кухне – за чаем. Инга вздохнула еще с порога. Рассказы деда ей интересны. И иногда очень жаль, что сама она родилась сейчас, а не в той, настоящей жизни, когда у каждого была цель, долг и право на подвиг. Тогда можно было сделать что-то действительно стоящее. Тоже - настоящее. Ради чего стоило рождаться. Как и вырасти, повзрослеть. Потому что иногда действительно обидно: четырнадцать лет – и всё еще ничего не сделано. Ни одного того самого стоящего поступка за плечами. Не считать же за него, что два года назад Инга в том же озере выволокла с глубины на мель дико орущую семилетку. Во-первых, не она – так кто другой бы успел. На пляже было полно народу – Инга просто плавала ближе всех и успела первой. Остальные просто сразу не сообразили. А, во-вторых, когда мама откуда-то об этом узнала – был такой скандал с «она же могла схватить тебя за шею и утопить тоже!». Инге чуть не запретили плавать на всё оставшееся лето. Хорошо, дед вступился. А в-третьих, Инга даже в школе никому об этом не рассказала. Даже Диме. Побоялась, что после этого с ней надолго перестанут водиться. Решат еще, что задается. Вообще-то тайн от одноклассников у Инги хватает и так. Но прочие на «героизм» и вовсе не тянут. Ну, к примеру, фехтование. Кому оно вообще нужно - в наше-то время? Где пригодится? Вот если бы Инга умела стрелять… А еще лучше – у ее семьи были крепкие связи в торговле. Ну и шахматы, конечно. Ну зачем кому-то знать, что Инга на весенних каникулах ездила на соревнования в Москву? Всё равно заняла там не первое место и даже не второе. Да и сама формулировка «среди юниоров…» Несерьезная какая-то. К тому же, играя с Димой, Инга иногда ненавязчиво поддавалась. Так осторожно, что лучший друг этого так ни разу и не понял. Еще бы научиться так же ловко избегать острых углов дома. Их и без Инги тут хватает. Сейчас, например. Просто Дима относится к ней иначе. Они ведь наравне. А вот с мамой… Она (по профессии – педагог, не прижившийся в школе) тем временем села на любимого конька. И развила бурную дискуссию с не менее воинственным дедом. На всякий случай Инга приготовилась занять оборону с ним вместе. Папа же давно слился в кусты. То есть ушел в комнату общаться с телевизионным «ящиком». - Да какие они «большие»? И в десять лет ребенок, и в пятнадцать – такой же ребенок. Инфантильные, избалованные, трудностей не нюхали. Вот, например, наша Инга. Дите же дитем. Ни посуду нормально вымыть, ни уроки сама не приготовит. Инга про себя фыркнула. Посуду она моет чище самой мамы. И уж точно – лучше папы. Тот оставляет жирные пятна, где только можно. И бурно возмущается, когда мама об этом напоминает. «И так устал, как собака, на работе, занимаюсь тут чисто бабьими делами, так меня же еще и…» А уроки Инга делала всегда еще до появления родителей с работы. Полностью. И на дежурное: «Всё готово?», отвечала «Да». И училась почти на «отлично». Ужин обычно тоже был на Инге – как на самой рано приходящей. Но с мамой лучше не спорить. Особенно сейчас. Когда в гостях дед, ей очень хочется показать, как она важна. Как специалист (библиотекарь), жена, мать. И, кажется, маме до сих пор хочется, чтобы дед ее похвалил. Свою дочку. Как, наверное, самой Инге – чтобы ее похвалила мама. И папа. Но внучку зато хвалит дед. И всегда – только за дело. Именно он решил, что хорошая учеба – это тоже «дело», и серьезное. До этого считалось, что пятерки – это что-то само собой разумеющееся. И даются они Инге очень легко, а значит – неважны. Ни в плюс, ни в минус. Увы, но отец и мать на своих детях только учатся быть родителями. Как на черновике. Аккуратно и чисто выходит уже только на внуках. - Не слушай, внучка, - вот и сейчас ухмыльнулся дедушка. – Мою бабку послушать, так я тоже ни яишню себе сам не пожарю, ни рубашку чистую в шкафу не найду. Так и помру в тот же день – голодный и грязью заросший. Чистые рубашки себе дед находил и даже лично стирал и гладил восемь лет по гарнизонам. Пока не женился на бабушке. А готовит прекрасно и сейчас – особенно тройную уху и вкуснейшие макароны по-флотски. Зато ясно, откуда в маме отчаянное стремление показать себя незаменимой. Не унаследовать бы только всё это и самой! - А что не так? – защищается мама от своего отца. - В детдом они все попадают в разном возрасте. Но что пять лет им, что пятнадцать – сразу считают себя детдомовцами и «вписываются» в общую стаю. Подчиняются местным законам, а потом шляются этой «стаей» по улицам и задевают прохожих. Мимо пройти нельзя. Мы были не такие! Ну, лезут к прохожим на улице, допустим, не только детдомовцы, но и просто местная шпана. Кто понаглее того же Лехи. Особенно к девчонкам цепляются. Инге еще повезло, что не кажется скромняшкой. И не фигуристая. Иногда даже за пацана принимают. К рано повзрослевшим и к одетым, как монашки, всегда лезут чаще. Легенду, что опасно ходить в мини-юбке, придумали бабушки-сплетницы с завалинки, но взрослые ей почему-то верят. И упорно внедряют в «массы». - И часто ты видела детдомовцев? – еще шире ухмыляется дед. - К нам в библиотеку всё время ходят. Толпой. И ладно бы – читали. А так – только пройдут, поржут, как кони, наглыми глазами по сторонам зыркают, как цыгане. Еще сопрут что. - Книгу? Ну и хорошо – значит, читают. Умные вырастут. - Эти – уже не вырастут. Вам хорошо, а нам из своего кармана платить. Они же берут только новое. С выставки. И не читать собираются, а загнать… Инга разулась, шагнула в гостиную и еще с порога поймала взгляд деда. И будто прочла его мысли. Грустные. И сразу стало как-то серо, пусто и тоскливо. Будто ушла, испарилась вся дневная радость. Захотелось вместе с дедом куда-то… назад. В прошлое, в его далекую юность, что действительно имела смысл. В настоящую жизнь, где было неважно, у кого какие связи и кто сколько зарабатывает. Дед видел всякое, но у него было и то, что теперь можно вспомнить с гордостью. А что ждет Ингу? То же, что теперь у родителей? Всё, что у нее сейчас, вся Ингина жизнь, - только ради этого? И чем больше лет позади – тем сильнее злиться и раздражаться? В том числе, на собственную семью? - Оттуда уже невозможно вернуться нормальным. Как и из «зоны», - продолжает распаляться мама. – Оттуда уже возвращается кто-то другой. Инга встряхнула головой. Хватит ныть! Впереди лето и хороший парень Дима, которого Инга когда-нибудь обязательно поцелует. Когда Дима достаточно подрастет, чтобы на это решиться. Наберется смелости. И впереди - целая жизнь. И Инга ее построит так, как решит сама. Справится. И, может быть, даже вместе с Димой. Кто знает? - А, вот и ты, - заметила Ингу мама. – Лайну выгуляй. Тебе ведь завели. Да. Семилетняя Инга очень просила щеночка. Теперь мама при каждом удобном случае напоминала, что за всё нужно нести ответственность. Но за верную умницу Лайну это легко. Она – хороший друг и вообще лучшая собака на свете. И Димку приняла легко. А отдохнуть можно и попозже. Как и поужинать. Инга ведь плавала и на секции была, а не поле пахала. Значит, отдыхала, разве нет? Да и кто виноват, что не успела пообедать, а? Что там про ответственность за свои поступки? Про неумение четко планировать время? Да и есть, возможно, хочется меньше, чем невыгулянной Лайне – в кустики? - Вот я о чём говорила? Собаку просила, а пока не напомнишь… Дед только хмыкнул: - Сами-то чего за весь день не выгуляли? Выходной ведь. - Да мы на неделе упахались, как собаки, ничего не успеваем, а ты еще хочешь! Это ты на пенсии, а мне мужа кормить, ребенка поднимать. Инга, сам видишь, какая. - Идем, Лайна, гулять. Точно – хочется. Вот как рванула к двери. Со всех четырех лап. А по пути мамины слова неотвязно крутятся в голове. Потому что глупость же и обидно. То есть если тебе четырнадцать, то твоя личность еще развита наравне с пятилетними? И если она, Инга, вдруг завтра попадет в детдом, в интернат (глупости, у нее же не только родители, но и дед с бабушкой) – она очень быстро ощутит себя «детдомовской»? «Впишется» в «стаю» и очень быстро станет одной из тех, кто там уже давно? Перестанет быть собой, растворится в местных правилах и им подчинится? Станет шляться по улицам, «ржать, как конь», тырить книги в библиотеке, прохожих задевать? Но нет ведь, нет. Вот ведь она, Инга. Такая, как есть. Она знает, кто она. Ведь смешаться с толпой можно было и раньше. Это легко. Вместе со всеми травить девочку в очках или мальчика-заику в классе или во дворе. Но ведь Инга никогда в таком не участвовала. Даже в детском саду. Так с чего собственная мама считает ее каким-то потенциальным стайным зверенышем? Глупым ребенком без мозгов и собственной воли. Обидно. - Лайна, апорт. Верная подруга радостно кинулась за палкой. Единственной валявшейся тут. - Девушка, извините, пожалуйста. Девушка! Странный тип в мятой одежде, вспотевший, полноватый и растрепанный, вызывает одно желание: брякнуть: «Не извиняю. Отвали!» Даже несмотря на взрослое обращение «девушка». С другой стороны, разве это не подростковая глупость – судить по внешнему виду? И тогда мама была права? Инга – всего лишь инфантильный ребенок? «Сам видишь, какая». - Девушка, можно вашу собаку сфотографировать? – совсем смутился он. Так стыдно Инге не было уже давно. Что успела подумать? Что он – чокнутый маньяк какой-нибудь? А бедный парень просто собак любит. Может, думает, какого щенка лучше взять? Да и чего тут бояться – посреди парка? Полно же еще гуляет народу – лето. Старушки все скамейки позанимали. Семечки лузгают, длину чужих юбок высматривают. - Да, конечно, - Инга чуть отошла в сторону, освобождая простор для снимка. Чтобы яркое, веселое солнце попало в кадр. Озорная Лайна на фоне солнечного парка. Весело играющая Лайна – сама как щенок в ее семь лет. Лайна с палкой в зубах весело мчит по дорожке к Инге. Даже странно: семилетний ребенок – маленький. А семилетняя собака вот-вот минует возраст зрелости и начнет стареть. Как по-разному может идти время… Лайна вручила палку, преданно заглянула в глаза. И уже вертится, поглядывая на чужого кобелька на середине парка. Хорошо собакам – возраст «друга» их не волнует. Попробовала бы Инга дома заикнуться, что познакомилась со студентом универа. Пусть даже первого курса. Пусть даже тоже «инфантильным». А еще забавно, если кто-то из знакомых засечет рядом с ней этого странного, суетливого собачника. Объясняй потом маме, что такими отродясь не интересовалась. Да и ему нужна не Инга, а Лайна. Впрочем, мама и Диму легко пускает в гости лишь потому, что четко убеждена: в таком возрасте у «детей» бывает лишь детская дружба. Если они не в «зоне», не в интернате и не в детдоме, конечно. Там-то все «ненормальные». И «только об этом и думают». Ну, когда не лезут к прохожим и не воруют, конечно… А у инфантильных и «сам видишь, каких» всё вообще запаздывает. - Девушка, не могу поймать кадр, - извиняюще развел руками фотограф-собачник. – Вы не возьмете собаку на руки? Инга улыбнулась и приняла в охапку живое, родное тепло. Слепящая вспышка заслонила солнечный свет, теплая тяжесть вдруг исчезла из рук, и привычный мир померк.