демон и святой

— Вань, — нарушает тишину Ставрогин, бездумно водя пальцем по краю бокала, — а ты в Бога веришь? Шатов будто просыпается. Смотрит на Николая глазами большими и удивленными, будто видит в первый раз. — Какие ты пошлые вопросы задаешь. — А все-таки? Шатов молчит. Он всегда молчит так тяжело, что хочется воротник ослабить и окно открыть, чтобы воздух поступал лучше. Николая это раздражает, но он только губы поджимает и терпеливо ждет. Бог (Сатана ли?) один знает, сколько они здесь торчат и ловят "зайца". Им чуть-чуть за двадцать, они полны энергии, весь мир лежит у их ног, но Ставрогин брать его не хочет, а Шатов — то ли боится, то ли считает себя недостойным. Шатов в принципе себя недостойным считать привык, хотя и горделив до крайности. Особенно рядом со Ставрогиным он голову склоняет, будто ждет гильотины, и не потому что Ставрогин этого хочет или довлеет над ним, а потому, что Шатов чувствует — так надо. Так природой дано и заложено, а ты, хочешь не хочешь, будь добр подчиниться. Но он умрет скорее, чем это покажет. Прекрасно, правда, понимает, что Ставрогин это видит, но упорно не показывает. Не властитель ты мне, мол. Я сам себе властитель. И не смотри на меня так, будто я ребенок неразумный, я это и без взгляда твоего смешливого вижу. Уйди, Николай. Только мучаешь. Но умрет скорее, чем сможет его отпустить. — Не верю, — отвечает он, хотя понимает, что врет, и смотрит на Ставрогина во все глаза. Ставрогин тихо смеется. — А если чудеса покажу? — говорит он, допивая вино в своем бокале. — Твой отец — офицер, а не Господь, Ставрогин, — дерзко отвечает ему Шатов, судорожно расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки. Для ноября здесь слишком душно. — Но я бы посмотрел. Ставрогин смотрит на него долго, будто испытывает на прочность, но Шатов отводит взгляд и смотрит на обкусанные ногти. Николай, понимая, что победил, улыбается и опрокидывает графин, чтобы вода растеклась по полу. И демонстративно по этой воде ходит. Шатова начинает трясти от смеха. — А воду в вино превратишь? — Только если глаза закроешь, — отвечает Ставрогин, подмигивая. Шатов перестает смеяться и смотрит, смотрит, смотрит на него так, что Ставрогину даже становится неудобно. Он неловко ставит пустой графин на место, украдкой глядя на Ивана, чтобы проверить, отвернулся ли он, но снова натыкается на его тяжёлый взгляд. Николаю часто говорили, что он чувства людей читает, как газету, и играется ими. То бровью поведет, то улыбнется как-то совершенно по-дьявольски, то рассмеется, как ребёнок — и все, человек у него в кармане, пользуйся, как говорится, когда заблагорассудится, и время от времени протирай, чтобы не запылились. С Шатовым так не хотелось. С Шатовым по-честному хотелось, без игр, без влияния, без чего-то напускного. Искренне и грубо, как возможно только с ним. Ставрогин наклоняется к нему и пальцем по скуле проводит. Видит, что в глазах у его Вани такая преданность и обожание безотчетное, что сердце щемит, и не хочет он этого видеть. Не от него. Не заслуживает. — Не надо, Ваня. Я человек бесчестный и мелкий, и не на меня тебе так смотреть. Ты только обманешься и больно тебе будет, и я скажу только, что предупреждал тебя. Не стоит оно того. Совсем не стоит. Шатов молчит еще тяжелее, чем прежде. Глаза, правда, закрывает, не терроризируя Николая своим взглядом, и запястье Ставрогина берет аккуратно, чтобы не спугнуть. Тут семи пядей во лбу быть не надо, чтобы понять: Ставрогин не в первый раз такую любовь к себе видит и боится ее. Вот только понимает, что Шатов в нем не идола любит, а Николя, бледнолицего и болезненного Николя, с которым он вырос и которого мать обожала, но оставляла Степану Трофимовичу. Он не Мефистофеля с русским именем любит, а того, кто сам в себе запутался и других об эти нити заставляет спотыкаться. Он боготворит его, а не образ, который выдумал себе сам; и не образ, который Ставрогин бессознательно пытался навязать другим. Этой любви Ставрогин не понимал больше всего. Так только Шатов любить мог, но Николай чувствовал, что для роли этой он абсолютно не годится. — Нам моей чести с головой хватит на двоих, — кривит улыбку Шатов. — Делай со мной все, что хочешь, но я без тебя себя уже не мыслю. Ставрогин прячет лицо в изгибе его шеи и тихо, почти неслышно смеется. Он этой любви не понимал. Но Господи, как он ее хотел.