Стоя перед огромным трюмо, Эван с неудовольствием изучал собственное лицо. Слишком нежное, слишком идеально-бледное: ни морщинки, ни теней под глазами, доказывающих, что он — человек серьёзный и занятой. Когда же он уже выйдет из этого отвратительного возраста?!
Эван одевался в комнате мамы, и в ящичках её туалетного столика завалялось много чего полезного. Уверенно открыв нужный, Эван извлёк ножницы со слегка загнутыми кончиками. Вернув взгляд своему отражению в зеркале, он приставил острие к идеальной коже чуть выше брови.
— Здесь?.. — задумчиво проговорил он, разглядывая себя и представляя, как будут смотреться после привнесения изменения. — Ах нет, у Рабастана шрам перечеркнул бровь — не быть же похожим на него? — кончики ножниц очертили внешний контур глаза и замерли на скуле. — Здесь?..
— Не лучше ли подождать, моя любовь? — на плечи легли лёгкие мамины ладони, пепельные локоны ласково мазнули по щеке. — Уже совсем скоро ты заслужишь свои шрамы в бою.
— Скорее бы, — мечтательно вздохнул Эван. Отложив ножницы, он развернулся к матери и раскинул руки, демонстрируя себя. — Посмотри на меня! Разве станет Он воспринимать меня всерьёз, пока я выгляжу
так?!
— Так докажи, что достоин серьёзного внимания, действиями, а не внешностью, — ответила мама. — И помни, сынок: многие великие маги начинали красивыми мальчиками.
— Это правда, — усмехнулся Эван и вновь погляделся в зеркало, поправил лацкан мантии из дорогого тёмно-синего материала.
Он думал, мать скажет ещё что-нибудь, но дверь приоткрылась, и в комнату туманом втекла Лисанна.
— Эван… — пробормотала она так тихо, что её было почти не слышно. — С кем ты разговаривал?
— Как ты думаешь? — буркнул Эван, зло глянув на сестру в зеркале. Как всегда невовремя! Из-за неё мама ушла!
Лис заторможенно огляделась; лишь почти через минуту тень понимания забрезжила на её лице.
— А ты не мог бы попросить её… поговорить и со мной?
— А ты разве это заслужила? — тоном председателя Визенгамота потребовал Эван, поправляя галстук-бабочку.
— Нет, — Лис потупилась. — Прости, Эван, я сморозила глупость…
— Ничего нового, — Эван подошёл к сестре и критически её осмотрел. — Ну и зачем ты серое напялила? О тебя опять гости будут спотыкаться!
— Прости…
— Без разницы, — Эван легонько дёрнул большой кружевной воротник её платья. Это, как и все остальные, перешли к Лис от матери — было уменьшено магией под её пропорции худющей одиннадцатилетки. Конкретно это платье: из серого шёлка, отделанное венецианскими кружевами — было у мамы любимым. Жаль, отец не знал жену достаточно, чтобы именно в нём её похоронить.
Эван не был наивным идиотом и прекрасно знал, что его мать уже много лет как мертва. Лисанна убила её своим появлением на свет. Однако мама не пожелала покидать горячо любимого сына и поселилась в доме призраком; то, что она не показывалась никому, кроме него, Эван воспринимал, как повод для гордости.
— Скажи… — пробормотала Лис, глядя куда-то в область лакированных туфлей Эвана, — а как… как мне заслужить право поговорить с мамой?
— Спрошу у неё при случае, — бросил Эван без интереса к теме. Зайдя сестре за спину, схватил её за плечи и резко дёрнул. — Встань прямо, не сутулься! И голову подними! Что ты прячешься за волосами, как нашкодившая пси… — он завёл локоны, прежде падавшие на её лицо, назад — и в зеркале увидел рядом с собой уменьшенную копию мамы. Пальцы разом сделались неловкими, пепельные пряди выскользнули и вновь облепили впалые щёки, ещё более бледные и идеальные, чем у Эвана.
— Пожалуйста, не злись на меня, — прошептала Лисанна; ей явно хотелось сжаться, но она не смела ослушаться брата, приказавшего стоять ровно. — Я всё сделаю так, как ты скажешь.
— Не попадайся никому под ноги на приёме, — Эван шагнул в сторону от неё, повернулся к зеркалу спиной. — Не смей опозорить тётушку Друэллу. Для неё этот день очень важен.
— Очень важен, — эхом поддакнула Лис, и Эван возвёл глаза к потолку.
— Пойдём, — схватив её за руку, Эван повёл сестру вниз, где у камина они должны были дождаться отца, чтобы отправиться на приём по случаю свадьбы кузины Цисси и Люциуса Малфоя.
Этого события ждали. Свадьба Нарциссы окончательно обеляла эту ветвь Блэков, запятнанную скандалом после побега Андромеды с тем мерзким грязнокровкой: раз уж сам лорд Абраксас Малфой, известный традиционалист и чистоплюй, не побрезговал связать наследника с младшей дочерью Сигнуса Блэка, для остальных не оставалось повода задирать в присутствии Сигнуса и Друэллы носы. Тётушка Дру ждала этого с таким горячим нетерпением, с которым, казалось, не ожидала чуть больше года назад свадьбы старшей дочери.
Самому Эвану, однако, на перипетии отношений-уважений среди старшего поколения было плевать. Он шёл на этот приём не только и не столько как кузен невесты, однажды глава семьи Розье, но как молодой чистокровный маг, которому осточертела наглость грязнокровок. Которого кузина — другая, получше сегодняшней легкомысленной невесты — обещала представить человеку, способному изменить мир.
Приём проводили в Малфой-мэноре — утончённом поместье, которому место скорее в пригороде Парижа, чем в Уилтшире; огромными окнами, морем света и белыми розами (Мерлин, они повсюду!) поместье напоминало дома французских родственников Эвана, у которых его заставили несколько раз гостить. Отвратительные воспоминания. Лучше бы свадьбу устроили у Блэков или в мрачном Лестрейндж-холле.
К слову о: стоило войти в гигантский бальный зал (столько пространства следовало расходовать только под тренировки!), Эван выцепил взглядом в толпе Беллатрису. Она стояла рядом с Рудольфусом, но совершенно не смотрела на него: крутила кудрявой головой, то и дело привставала на цыпочки, ища кого-то в толпе. Эван решил, что его, и, отставив Лисанну на попечение уже потянувшегося к шампанскому отца, решительно направился к кузине через зал.
Пробираясь через созвездия гостей, Эван наблюдал, замечал.
Раскатистый смех помог определить местонахождение Альфарда Блэка, родного дяди Беллы и Цисси. Тётушка Дру выделяла его среди других Блэков-родственников, Эван же на дух не переносил: слишком громким, непосредственным и беспечным был этот старый дурак. Кроме того, он обожал идиота Сириуса, а тот боготворил Альфарда — вот и теперь нёсся к любимому дядюшке через зал, едва не сшибив болезненную миссис Крауч. Взгляд, которым проводил Блэка её отпрыск, был так ярок, что Эван подумал: достанься Барти хоть крупица родового таланта к проклятиям от мамаши-Гринграсс, лежал бы Сириус уже замертво. Жаль, что Барти наследственность обделила.
Ещё менее уместно, чем громкие и беспечные Альфард и Сириус Блэки (но право слово, сколько им ещё позволят пятнать честь рода?) выглядели Поттеры. Эван приметил их только потому, что Брайан Поттер — эта дрянная шавка Правопорядка, посмевшая ему, Эвану Розье, читать нотации из-за грязнокровки! — смотрел на Эвана с тех пор, как Розье вошли. Его родители, Карлус и Дорея, вели себя достойно, но держались на расстоянии от остальной публики. Хорошо хоть они знают своё место! Ещё бы своего щенка научили!
Эван поймал себя на мечтании: вот бы собрать Альфарда и Сириуса, этого Поттера — и прогнать через сад, придавая ускорение заклинаниями! Вот смеху бы было, да и наука! А если бы это застал Он…
Что-то Эвану подсказывало, Он не был бы против.
— Беллатриса, Рудольфус, — довольно-таки церемонно поздоровался Эван, наконец добравшись до родственников.
— Эван! — Белла даже перестала высматривать кого-то в толпе: повернулась к Эвану, заключила его в объятия. — Рада тебя видеть! Ты так вытянулся за это лето!..
Эван едва удержался от того, чтобы поморщиться: слишком оживлённый щебет обычно более сдержанной кузины ему докучал. Казалось, не ему одному: Рудольфус скривился и, не глядя на Эвана, отошёл к своей семье. Его француженка-мать прикладывалась к бокалу с шампанским, отец вёл беседу с Яксли и Фоули. Рабастан, этот лживый любитель грязнокровок, стоял рядом с отцом на удивление смирно, глаз не поднимал, не встревал в разговор, как и полагалось малозначимому младшему отпрыску рода. Неужто Келвин Лестрейндж наконец взялся за кнут и научил младшего сынка, метившего в предатели крови, уму-разуму? Давно пора!
К слову о вещах, чей срок давно пришёл. Эван пристально посмотрел на кузину.
— Белла…
— Я помню своё обещание, — она мигом посерьёзнела, тёмные глаза озарились светом. — Я тоже ждала этого дня, Эван.
Едва удержав себя от того, чтобы хмыкнуть, Эван кивнул и отвернулся. Очень сильно он сомневался, что так называемое «ожидание» кузины могло хотя бы сравниться с гейзером разъедающего предвкушения, бурлившего в его душе.
И тогда, будто бы отвечая потаённым желаниям Эвана, появился Он.
Никогда прежде Эван его не видел, но моментально узнал. Это просто не мог быть кто-то иной.
Его волнующее присутствие ощутилось даже раньше, чем маг вошёл в зал — все его почувствовали и, напрягшись, повернулись к дверям. Он вошёл в вопиюще огромный, гротескно изящный бальный зал без спешки, скользяще — как в дуэли бы маневрировал, обходил, запугивая, врага. На нём была простейшая чёрная мантия, но ощущалась она дороже, чем одеяния всех Малфоев и Блэков в зале вместе взятых — потому что прикасалась к плечам гиганта.
Только когда перед глазами зарябило, Эван осознал, что затаил дыхание.
Тёмный Лорд был совершенством.
В нём не было фальши, ядовитого оскала сквозь светскую улыбку. В нём не было раболепия, навязанного приличиями уважения к любому, у кого родословная хоть на узел длиннее. Говоря начистоту, в нём было мало чего помимо силы, завораживающего Тёмного могущества, принуждавшего уважать его даже лордов.
Но больше всего Тёмный Лорд отличался от любого присутствующего взглядом. Потому что он видел больше любого присутствующего; зашёл дальше любого из них.
Когда он начал своё шествие по залу, Эван едва не сорвался с места, как совсем недавно Сириус Блэк при виде дядюшки. Белла удержала от этой глупости:
— Терпение. В своё время, — а у самой скулы пылали, а грудь вздымалась часто, как перед дуэлью.
Появления Тёмного Лорда ждали. Оно было едва ли не важнее, чем слияние Блэков и Малфоев в скреплённом кровью союзе. Ведь страна шла под откос.
Сам Эван не видел лучшие времена, но слышал о них от тётушки Дру. То были времена до Гриндевальда — до того, как его движение подняло голову в Европе и едва не погребло её под собой. Тогда главенство чистокровных воспринималось как норма, единственный верный порядок вещей. Были лорды, были уважаемые роды — и именно они вели страну, регулировали политику, устанавливали, какой будет жизнь. Мир был упорядочен и понятен, он функционировал идеально.
А затем грянул Гриндевальд.
Как и почему он решил, что все маги — братья? Зачем отринул идеологию, которая держала магический мир на плаву веками? Из-за этого идиота всё начало сыпаться на глазах; рушились столпы общества. Гриндевальд провозгласил, что чистокровные и грязнокровки равны — и обратил первых против себя, притянул вторых. Но магловских отродий больше — поэтому война и вышла такой кровавой.
И пусть чистокровные победили в ней (никто не говорил «чистокровные», впрочем; чаще использовали «противники Гриндевальда», если вовсе не «консерваторы»), войну магловские отродья использовали как плацдарм для продвижения идей своей равности настоящим магам. Это стало возможно только из-за Дамблдора: из-за того, что именно он нанёс решающий удар по Гриндевальду. Победи в той дуэли чистокровный маг, грязнокровкам в обществе слово бы не давали ещё лет как минимум сто. А Дамблдор, этот хитрый старый маглолюбец, поддерживал уравнивание магловских отродий в правах с настоящими магами. Не так ярко и разрушительно, как Гриндевальд, но сути это не меняет. Чистокровные делали, что могли, но выступать жёстко, агрессивно загонять грязнокровок обратно на их законное место в низу социальной лестницы — рисковать спровоцировать новую войну.
Эван не боялся такого поворота событий, как, он знал, и Белла, и Рудольфус, и ещё многие молодые чистокровные маги. Боялись их деды и родители, в руках которых — пока — и сосредоточена власть.
Тёмный Лорд был тем, кто способен изменить расклад.
У чистокровных давно уже не было могущественного харизматичного лидера, способного объединить общество, даже больше: повести за собой. Эван от души презирал за это чванливого Блэка, баснословно богатого Малфоя, сумасшедшую старуху Бёрк, индифферентного Нотта, плевавшего на всё, кроме Отдела тайн, Гринграсса — что они за лорды магического мира, если не выступают в его защиту?! Только и могут, что вести разговоры, дебаты, пить чаи и проталкивать законы! Трусы, недостойные уважения!
В отличие от них, Тёмный Лорд собирался действовать решительно и не скрывал этого. За прошедшие десятилетия он отправлялся путешествовать по миру несколько раз, но всегда возвращался к проблемам Британии, к своим соратникам, обеспокоенным положением дел в стране. В его отсутствие организацией заведовал Лестрейндж-старший — по словам тётушки Дру, школьный друг Тёмного Лорда, — а программу распространяли старые знакомцы и те, кому выпала честь встречаться с Тёмным Лордом: во время его коротких возвращений в Британию ли или же пребывания на континенте, где он изучал тайны магии, осваивал такие её разделы, что другим даже не снились. Среди паломников были и Белла с Рудольфусом; их жизни, по словам кузины, полностью изменились после встречи с Ним.
Следя за неспешным шествием Тёмного Лорда по залу, Эван чувствовал, как меняется
его жизнь.
Жгло нетерпение: ну когда же, когда закончатся бесчисленные Блэки, прочие и Тёмный Лорд обратит своё внимание в область зала, где Эван стоял рядом с Беллатрисой и Лестрейнджами?! Зачем ему разговаривать со всякими Гойлами, и Краучами, и Эйвери, и… Эван едва не закричал в приступе ненависти. Несправедливо! Раболепный дурак Рей не имел права быть представленным Тёмному Лорду раньше него!
Эван так разозлился, что не сразу осознал: женщина рядом с Мальсибером-старшим не выказывает никакого уважения к Тёмному Лорду. Тому, кому лорд Малфой протянул руку, с кем так вежливо говорил лорд Блэк, кому поклонилась как минимум треть зала, эта женщина смотрела в лицо с нескрываемым отвращением. Что она себе позволяет?! И кто это вообще?.. Неужто мать Мальсибера, много лет назад бросившая его ради свободной жизни? Она что, не только безответственная дрянь, но ещё и предательница крови?
Нехорошая улыбка растянула губы сама собой. Мальсибера нужно, нужно-нужно проучить, поставить на место!
Наверное, Эван подумал об этом слишком ярко и громко: тётушка Дру бросила в его сторону осуждающий взгляд, лорд Малфой посмотрел на Эвана через зал и дёрнул бровями с неудовольствием, а Тёмный Лорд змеино улыбнулся.
Эван воспринял это как приглашение: сорвался в порывистый шаг, не слушая окликов Беллы, стука её каблучков за спиной. Сказав что-то напоследок напряжённому Мальсиберу, его сучке и щенку, Тёмный Лорд оставил их и двинулся дальше, случайно или нет — практически в сторону Эвана. Окрылённый, он поспешил догнать Тёмного Лорда и предстать перед ним; однако прежде, чем Эван успел что-то сказать, подоспела Белла и оттеснила его плечом.
— Милорд! — Белла поклонилась; говорила она с придыханием. — Огромная честь вновь видеть вас!
— Я тоже рад встрече, Беллатриса, — негромко ответил Тёмный Лорд. У него был завораживающий и вместе с тем пробирающий до костей голос: он звучал, как звон магии во время ритуала, и шипение василиска, и тихое, почти интимное приветствие Тьмы, обещающей расправу над кровным врагом. Эван мог бы слушать этот голос вечно.
Он стоял, зачарованный, неспособный выдавить из себя ни звука; улетучилась из головы заготовленная речь — Эван мог только смотреть на Тёмного Лорда, слушать его негромкий голос, ощущать, как воздух дрожит от его силы.
— Я полагаю, — продолжил Тёмный Лорд, с тенью весёлой насмешливости переводя взгляд с Беллатрисы на Эвана, — этот юноша и есть кузен, о котором ты мне писала?
— Да, милорд, — проговорила Белла, уже пунцовая, приоткрывшая губы и дышавшая часто-часто. Она была бесполезна, и Эван взял дело в свои руки:
— Эван Розье, милорд. К вашим услугам, — он поклонился, как этикет завещал кланяться только главе своего рода и лордам.
— Сын Монтгомери?.. — произнёс Тёмный Лорд на границе вопроса и утверждения; найдя взглядом в толпе отца, он приподнял уголок бледных губ и выразительно кивнул. Отец тут же отставил бокал и направился к ним.
«Он не стоит вашего внимания! И Мальсибер не стоит!» — вновь яростно подумал Эван, чтобы вернуть себе внимание Тёмного Лорда. Это была даже не мысль как таковая, но настрой: для чтения подобных зрительный контакт сильному легилименту не нужен. Ход сработал: Тёмный Лорд вновь опустил взгляд на Эвана; в его глазах переливались алые блики.
«
Ты достоин, Эван?»
«Да, милорд! И я вам это докажу!»
Лёгкий прищур — приглашение. Эван сосредоточился и воскресил в подробностях сцену в безобразном
практически магловском жилище, порог которого настоящий волшебник мог позволить себе переступить лишь с одной целью: покарать зарвавшихся грязнокровок.
Тёмный Лорд не выказал удивления — вероятнее всего, уже знал подробности от Беллы или Рудольфуса. И всё же он одарил Эвана тенью улыбки и мимолётным образом: череп с высунувшейся изо рта змеёй.
— Милорд! — запыхавшийся отец затормозил рядом с ними и торопливо поклонился, прерывая немое общение. — Прошу прощения, Эван…
— Ничуть мне не докучает, Монтгомери, не тревожься… Твой сын полностью отвечает моим представлениям о достойном молодом волшебнике.
— Я ведь говорила, вы не останетесь разочарованы! — воскликнула Белла с яркой улыбкой.
— И ты была права, — Тёмный Лорд одарил Эвана последним взглядом и отвернулся, не прощаясь, направился к жениху и невесте. Белла увязалась за ним.
Отец что-то спросил взволнованно, но Эван не услышал. Он смотрел только на Тёмного Лорда, и сердце трепетало.
— Минуту внимания, — голос Тёмного Лорда магическим образом перекрыл гул переговоров и лёгкую музыку. Все повернулись. — Я предлагаю тост: за идеологию, собравшую нас вместе, сделавшую не только возможным, но и неотвратимым этот союз, — Тёмный Лорд мимолётно кивнул затаившим дыхание жениху и невесте и поднял бокал. — Чистота крови навек!
— Чистота крови навек! — повторили десятки голосов родовые слова Блэков.
Многие в этом зале с той же готовностью, что нынче бокалы, поднимут палочки в защиту чистой крови. А кто-то, вероятно, предаст — от Эвана не укрылось, как хмыкнула сучка Мальсибера; как закатил глаза Альфард Блэк; как переглянулись Поттеры.
Они и подобные заслуживают наказания. И Эван
с радостью о них позаботится.
***
Стоя над своим хладным трупом и критично его разглядывая, Итачи ощущал лишь глухое раздражение. Рядом не менее критично рассматривал тело Сасори.
— Некрасиво выходит.
— Знаю, — вздохнул Итачи, и труп перед ними поплыл, растёкся туманом, как и Запретный лес вокруг. — Необходимо не оставить ему ни шанса избежать разглашения и, соответственно, наказания.
— Поэтому я и говорю, что ты должен развязать сражение в школе, желательно в людном месте.
— Этого я сделать не могу: нас разнимут раньше, чем мы успеем серьёзно друг другу навредить. Кроме того, так многие увидят, на что мы на самом деле способны, а это может впоследствии обернуться проблемами для Хинаты…
— Так вынуди его напасть на пике ярости. Уверяю, разъярённый Дейдара может быть крайне разрушителен и быстр.
— Да, это наиболее надёжный вариант. Однако он может повлечь дополнительные жертвы.
— И что? С каких пор жертвы среди серой массы волнуют тебя?
— Хей! Чем заняты? — на туманную сцену вторгся Шисуи, спасая Итачи от необходимости отвечать кукловоду.
— Планируют последний бой, — проскрежетал сидевший неподалёку Кисаме. Притворно занятый чисткой Самехады, он не помогал, но и не уходил.
Шисуи закатил глаза.
— А может, ты наконец уймёшься, а, Итачи? Ну ведь хорошо же жизнь складывается: у тебя и Хинаты появился новый дом, люди, которые могут стать близки…
— Мальсиберы — это необходимое зло, как прежде — Акацуки, — перебил его Итачи, мелко кивнул в сторону коллег. Кисаме хмыкнул, Сасори иронично вскинул бровь. — Они нужны мне для достижения цели, не более.
— Ага, Итачи-сан, и все наши проникновенные беседы за жизнь — эт так, чисто время скоротать…
— Кто не нужен для достижения цели, так это ты, — Сасори сделал неуловимое движение пальцами — и позади Шисуи выросла марионетка, сцапала его всеми шестью руками.
— А я считаю, что!.. Мф-рпф! — одна из деревянных рук зажала ему рот, и Шисуи завертелся, пытаясь высвободиться или, по крайней мере, вернуть способность говорить.
— Довольно, — Итачи помассировал виски. — До первого сентября осталось три недели. У меня мало времени.
— Чё вам так впёрлось помереть именно в сентябре? — протянул Кисаме, вычищая что-то неприятное на вид и отвратно пахнущее из меча.
Итачи не ответил вслух — разум соткал ответ за него:
— За каникулы я закончу изучать эти книги, Холмс, — Регулус Блэк говорил серьёзно, но воспринималось это по некой причине не более чем умилительно. Пожалуй, из-за диссонанса: взрослость тона Регулуса ничуть не вязалась с его детским личиком и широко распахнутыми серыми глазами. — В новом году мы продолжим разговор.
— В следующий раз, да, нии-сан? — ехидно шепнул над ухом Саске.
— Прочь! — отравленные сенбоны пронзили Регулуса, и он развеялся туманом. Саске исчез ещё раньше. — Итачи, прекрати себя отвлекать. Сосредоточься на важном, — Сасори повелительно махнул рукой, и марионетка утащила подальше Шисуи. — Тебе нужно разъярить Дейдару.
— В последнее время он не рвался со мной контактировать. Даже, кажется, не столь яро горит желанием мне «отомстить», как раньше.
— Это оттого, что у него сменились приоритеты…
— Вот видишь, у всех приоритеты порой меняются!.. — крикнул издалека Шисуи.
— …и нынешние, представляется мне, включают в себя Поттеров, — продолжил Сасори как ни в чём не бывало. — Как вариант: наложи гендзюцу на его приёмную мать и заставь её броситься под начавший движение «Хогвартс-Экспресс». Полагаю, этого должно хватить, чтобы Дейдара разорвал тебя голыми руками.
— Слишком много магов будет вокруг — оттащат, — возразил Итачи.
— А если Джеймса — из окна поезда на мосту через ущелье?
— Слишком очевидно намерение вывести из себя Дейдару. Хината поймёт.
— Тогда попробуй взять измором: постоянными иллюзиями тут и там. Я даю четыре дня до взрыва.
— Как вариант, — кивнул Итачи и обратился к подрывнику: — Что ты об этом думаешь?
— Что мне однозначно нечем больше заняться, кроме как помогать тебе свести счёты с жизнью, — откликнулся он вроде бы даже с сарказмом.
— Так и думал, — бросил Итачи. — Хорошо, к этому мы ещё вернёмся…
«А сейчас иная задача», — подумал он, выныривая обратно в реальность.
За окном библиотеки горел закат, купая окрестности Мальсибер-холла в цветах пожара. Хозяева — все трое — отправились на свадьбу Люциуса Малфоя, что давало шиноби свободу на вечер. Не то чтобы Мальсиберы были прям уж обременительны; да, Итачи и Хината находились с ними почти всё своё время, но то были часы, проведённые с пользой. Однозначно хорошей чертой что Реджинальда, что Моры было их уважение, практически почитание магического знания. Что ещё лучше, они любили знанием делиться — главное проявить искренний интерес.
Итачи было интересно. Прежде он изучал что-либо исключительно с практической точки зрения: мало у кого среди шиноби было время на настоящие исследования, тем более на познание ради интереса. Когда вся твоя жизнь — война, учишься рационально расходовать время. Для Итачи приоритеты всегда были во внешнем мире, а не внутри себя.
Проводя всё больше времени во внутреннем мире, Итачи порой ловил себя на печальной мысли: при всей его наполненности — воспоминаниями, призраками, информацией, — насколько же дом его разума пуст и не обжит. Словно тот колдовской огонь, что горит, но не греет; словно история, в которой нет подтекста. Наверное, желай он остаться, Итачи бы это волновало. Наверное, он постарался бы выявить у себя хоть какие-то собственные, направленные на себя-в-повседневности мысли и желания.
Однако в этом не было смысла. Да и времени почти не осталось.
Итачи чувствовал, что все его дела с большего завершены и пришла пора довести игру до конца. А для этого ему необходимо составить идеальную клятву, которая навсегда сделает Рейнальда Мальсибера защитником Хинаты.
***
— Что делаешь? — Хината заглянула в библиотеку, прекрасно зная, что именно там застанет Итачи: брат жадно поглощал книгу за книгой, пользуясь неограниченным доступом к любой литературе.
— Читаю о клятвах, — отозвался Итачи, отложив пергамент и перо. Пусть хотелось, Хината не подошла ближе и не взглянула на страницы.
— Ты…
«Всё ещё не доверяешь Мальсиберам?»
— Это для общего развития, — солгал Итачи, убрав пергамент, на котором делал записи, в карман. Он проделал это без спешки, без попыток спрятать действие — обман, призванный убедить, что ничего компрометирующего на пергаменте нет. Однако Хината знала Итачи слишком хорошо, чтобы купиться.
— Вот как, — нейтрально произнесла она, глядя прямо и с лёгким укором.
Итачи в ответ чуть сузил глаза, вызывая, требуя либо более чётко выразить недовольство, либо отступить. Хината выбрала компромисс:
— Ты столько времени проводишь за книгами… давай прогуляемся. В лесу сейчас так хорошо!
Среди зелени и листьев, где запахи, звуки и краски будут напоминать о давно покинутой родине. Можно попросить у домовиков чай и устроить маленький пикник под деревьями, предаваясь сладко-горькой ностальгии, разделённой на двоих.
— Прости, у меня есть дела, которые нужно завершить, — Итачи окинул взглядом стопки книг перед собой.
«Он даже не подумал о том, чтобы принять моё предложение», — вздохнула Хината про себя, но не испытала удивления. К собственному стыду, почти не испытала сожаления.
— Разумеется, — улыбнулась она одними губами и вышла, притворив дверь, а затем направилась на улицу. Вокруг неё завился-запрыгал Сэр Дункан, готовый, пока нет хозяина, сопровождать её везде. И Хината, всё-таки попросив у эльфов термос с чаем и небольшой плед, в компании пса направилась в лес, чтобы посидеть под деревьями, как и хотелось ей самой.
Пожалуй, именно так Хината желала отныне жить.
***
Дождь скрёбся в окно мансарды, убеждая впустить в тепло. Дейдара на уговоры не поддавался: вместе с дождём бы вошёл и порывистый ветер, а у Дейдары на столе был разложен один из новых томов комикса «Ича-Ича» — последняя вычитка перед отправлением Шелби.
Легко балансируя на поставленном на две ножки стуле, Дейдара рассеянно потирал висок тупой стороной карандаша, глядя не на страницы, но на окно, превратившееся в один сплошной развод, за которым разглядеть возможно было только размытые цвета-очертания. Такой силы ливень не сможет держаться долго, и вскоре над Годриковой Впадиной вновь выглянет солнце, заиграет отблесками в каплях.
Если бы иные шторма проходили так быстро и просто…
Накануне вечером состоялась свадьба Люциуса Малфоя и Нарциссы Блэк. В данный момент родители, на неё не приглашённые, находились в гостях у Карлуса и Дореи — Дейдара подозревал, для обсуждения результатов и перспектив на будущее. Слишком уж нервничали родители из-за, казалось бы, банального светского мероприятия; слишком натянутой была мамина улыбка, когда в обед они с отцом отправились к родственникам, пообещав вскоре вернуться.
Раздражённо засопев, Дейдара заставил себя перевести взгляд на комикс. Работа не шла, потому что мысли крутились вокруг совершенно других вещей.
Джим ещё с утра ушёл гулять с Элайджей, Джоном и Бобби. В целом Дейдаре нравилось, как братец справлялся со смертью подруги: Джим с поистине гриффиндорской решимостью и бескомпромиссностью взял шефство над своей магловской компанией. Как капитан — над командой. У Джима имелись недостатки, но большую их часть перекрывало его пробивное, упрямое рыцарство, требовавшее оберегать ближнего. Со смертью Сары Джим вцепился в остатки компании похлеще дьявольских силков и, кажется, пообещал себе стать их щитом и мечом. Даже набрался смелости и пришёл к брату на следующий день после похорон.
— Слушай, Дей, — проговорил он смущённо, но и упёрто. — Помнишь, в прошлом году ты обещал научить меня драться?
— Я помню, — кивнул Дейдара, от интереса даже отложивший летнее эссе по истории. Неужто братец созрел?..
Джим взлохматил волосы.
— Так вот… научишь?
— Только если будешь стараться, а не как обычно.
— Что ещё за «как обычно»?!
— А что с квиддичем, Джим? — ехидно полюбопытствовал Дейдара. — Ты на тренировках выкладываешься? Ни хуя. Слишком нос задираешь из-за таланта, мм.
— Эй!..
— С наставником не спорят! — рявкнул Дейдара и запустил в брата карандаш. Джим увернулся только благодаря блестящей реакции — на чистом рефлексе, без тени мысли, что делает. Только потом, обернувшись и найдя взглядом отскочивший от стены и покатившийся по полу карандаш, завопил:
— Ты мог мне глаз выколоть!
— На тебе очки, тормоз, — хмыкнул Дейдара и расслабленно потянулся. — К тому же, лучше ты научишься уворачиваться от того, что в тебя кидаю я, чем поймаешь собой какое-нибудь проклятие Розье.
— Это верно, — мгновенно посерьёзнел Джим и, сдвинув конспекты брата, уселся прямо на стол. — Розье вообще надо б заняться, знаешь?
— Меня он мало волнует, — пожал плечами Дейдара. Это было чистой правдой: идея отпиздить Эвана Розье не казалась ему даже отдалённо привлекательной; в личном списке целей Дейдары по возвращении в Хогвартс числился только Его Ебанашество Лестрейндж.
— А меня волнует! — упрямо заявил Джим, и Вселенная, очевидно, немедленно обязана была бросить желаемое к его ногам. — Но ничего, мы с Сириусом сами его проучим. Ты только научи нас круто драться: магловского хука с правой, — Джим продемонстрировал, — этот придурок Розье явно не ожидает!
Дейдара невольно улыбнулся. Когда Джим горел какой-то идеей, отказать ему становилось практически невозможно: до того заразителен искренний энтузиазм братца.
С тех пор они тренировались каждый день, но, конечно, Дейдара не стал сразу же окунать Джима в собственные многочасовые занятия: по полчаса в день с мелкого пока более чем хватало. Джим и так от непривычно большой нагрузки стонал, сопел, но упрямо поджимал губы и упражнялся дальше. Как говорится, когда Поттеру что-то впёрлось — и конец света не остановит.
Свободное же от тренировок время Джим по большей части проводил с друзьями, а Дейдара работал над комиксом. Новый учебный год приближался, и студенты явно изголодались по… истории, ага. Правда, история в последнее время шла туго: вдохновение вымела из головы напряжённость, предчувствие пиздеца за порогом.
— Да твою ж!.. — прорычал Дейдара и раздражённо собрал листы и бросил в папку, отошёл к окну. Как же заебало неведение! Сраный гром, ну грянь ты уже!
И гром грянул.
Одновременно в дверь комнаты постучали — Дейдара встрепенулся.
— Открыто!
Вошли родители. Только из гостей: ещё не переоделись, а лица — взволнованные.
— Милый, у тебя есть время? — спросила мама.
— Разумеется, — Дейдара поспешил перетащить два стула поближе к окну, а сам уселся на овчинный коврик. Когда и родители заняли места, спросил: — Что случилось? С дядей и тётей всё хорошо?
— Да, они в добром здравии, — ответил отец и нервно поправил рукав. — Как ты, возможно, помнишь, вчера они были на приёме…
— Свадьба Малфоя и Блэк. Угу, — кивнул Дейдара, настораживаясь ещё сильнее.
— Верно. На ней присутствовал один человек… — отец запнулся, мама ласково взяла его за руку, придавая своим теплом сил. — Буревестник, принёсший на крыльях раскол.
«Пиздец, здравствуй!» — подумал Дейдара и едва не улыбнулся.
— А можно в деталях и красках?
Отец нахмурился.
— Это ничуть не весело, Дэвид.
— Совершенно согласен, мм! — поспешил придать себе серьёзный вид Дейдара. — Правда, я в курсе, что ситуация ни фига не весёлая.
— Милый, выражения, — негромко напомнила мама, и Дейдара с извинением ей улыбнулся. Отец вздохнул:
— Поэтому мы и рассказываем всё тебе, а не Джеймсу. Боюсь, он всё ещё обладает недостаточной… вдумчивостью, чтобы понять, о чём идёт речь.
— Пожалуйста, не пугайся заранее, — вклинилась мама. — Флимонт сгущает краски…
— Хотел бы я сказать, что это так и мрачности я нагнетаю для красоты истории, — откликнулся отец. Дейдара оценил его усталый юмор и усмехнулся. — Однако, боюсь, я банально не знаю, с чего начать свой рассказ.
— Ну, как показывает практика, лучше всего — с начала, мм, — заметил Дейдара и уселся с комфортом, приготовившись слушать.
Неожиданно, но Флимонт засмеялся: тихо и глухо, но от души. Поцеловав руку удивлённо на него поглядевшей мамы, отец начал рассказ.
Говорил он долго, ведь многое требовалось рассказать: о чистокровных, войне Гриндевальда, изменениях, начавшихся после неё, и юном маге по имени Том Реддл, который создал из себя лорда Волан-де-Морта — того самого буревестника, что принёс раскол.
— Если раньше каждый мог позволить себе своё скромное мнение, — говорил отец с горечью и болью, — возможность не действовать, оставаться в стороне от политики, то теперь от каждого потребуют выбрать сторону.
— И за кого мы? — спросил Дейдара.
— Мы — за себя, — ответила мама с решительностью и заразительной убеждённостью, которая досталась от неё Джиму. — Я очень хочу, чтобы ты понимал, милый: друзья, коллеги, союзники, которые окружают любого, только кажутся безгранично преданными и надёжными. Редкий человек поставит благо другого превыше собственного. Поэтому мы, семья, должны держаться вместе: только мы сами сможем провести себя без потерь через опасные воды ближайших лет.
— Я понял, — кивнул Дейдара с готовностью. — Я присмотрю за Джимом, мм. Чем ещё могу помочь?
— Ох, Дэвид… — непонятно ему вздохнула мама.
— Я надеюсь, что более никакая помощь от тебя не потребуется, — сказал отец, и не было причин не верить порыву. Дейдара даже понимал его желание защитить; с трудом готов был принять, впрочем.
— Я так-то мультизадачный, ага!
— Однако детям не место в том… непотребстве, что теперь начнётся, — возразила мама. Отец оказался не столь категоричен:
— Я
надеюсь, что для вас с Джеймсом всё в самом деле ограничится заботой друг о друге. Однако… — и он легко сжал мамины пальцы, когда она попробовала перебить. — Если вдруг в определённый момент потребуется нечто большее…
— Ты всегда можешь рассчитывать на меня, отец, — твёрдо сказал Дейдара, встречаясь с ним взглядом.
«Всё верно: ты можешь оставить Джима в стороне от этого. Используй меня. Я готов».
Отец поджал задрожавшие губы — прочёл невербальный посыл в решительном, почти предвкушающем взгляде Дейдары. И пусть боль пылала в его глазах, пусть с неохотой, но Флимонт кивнул, соглашаясь на предложение.
Родители ушли вскоре, а Дейдара, оставшись один, с облегчением рассмеялся. Как же, Йонби его за ногу, прекрасно чётко видеть врага, а не пытаться по теням, блядь, догадаться, кто угрожает целостности твоего уютного мира! Мир Дейдары был уютным, несмотря на порой доводящую до желания побить его головой о стену тупорогость Джима, на героические страдания Брайана, на ебанувшегося в край Рабастана и истерящего по этому поводу Эшли — и хрена с два какая-то там политика порушит его! Надо будет, Дейдара доберётся до ядра проблем и доходчиво пояснит, как опасно соваться к Поттерам.
Буревестник, ага? И не таким крылья ломали!
Данна бы сейчас закатил глаза и сказал, что его напарник — идиот: слишком самоуверен. Что опять возьмёт на слабо самого себя — и с театральной эпичностью проебётся.
Будь Дейдара сопливым пацаном, наверняка именно этим бы дело и кончилось… Однако более он им не являлся. И методы его больше не те, что заканчиваются подрывом самого себя.
Потому что теперь не жизнь поддерживает Искусство, а искусство — Жизнь.
До конца лета оставалось совсем мало времени.
