***
Через бесконечные две недели, полные темноты в глаза, уколов и боли в запястьях от капельниц, Эиен постепенно начинает улавливать слабый сероватый цвет перед глазами, а не кромешную тьму. Тогда она понимает, что ещё не всё потеряно и выдох облегчения наконец-то покидает её напряжённое тело. Хотя, с другой стороны, она очень сильно боится увидеть себя. Как она выглядит сейчас, ведь сто процентов не так, как до встречи с ним. Она наверняка вся в шрамах, что не может не огорчать. — Эи? Эиен вздрагивает, потому что слышит такой родной, тихий и неуверенный голос самого близкого человека на свете, и на голос тянет руки к брату. Через секунду её мягко обнимают, а сама Кураями понимает, что не может сдержать слёз, плачет, зарываясь носом в толстовку брата. Чёрт возьми, она так боялась за него. Но вот он, стоит рядом с ней, живой, здоровый, тоже плачет, потому что скрыть эмоции так сложно, особенно когда понимаешь, что всё в порядке. — Самуи, ты живой, ты правда живой, меня не обманули, — слова вырываются из неё невнятным потоком, она только сильнее прижимается к брату, не желая отпускать, боясь, что он просто иллюзия, отпустишь — исчезнет. — Тихо, Эиен, тихо, — Самуи нежно поглаживает её по волосам, целуя в макушку. — Ты меня так тогда напугала, я боялся, что потерял тебя и не смог защитить. Эиен разрывается на миллионы кусочков, потому что больно, чертовски больно слышать такие слова, зная, что Самуи совсем не виноват и вообще он самый светлый и смелый человек, которого она когда-либо встречала. — Это уже не так важно. Я… так хочу тебя увидеть, но мне нужно ещё две недели, прежде чем моё зрение восстановится. Я знаю, что тебе уже рассказали про школу, возможно, ты даже связался хотя бы с Изуку, поэтому… пожалуйста, расскажи мне всё, я не хочу сидеть в неведении, а потом не знать, что делать. Самуи, пожалуйста. Чувствуется заминка. Тяжёлая и долгая заминка, во время которой Самуи старательно размышляет, не зная, как ему поступить. Тяжкий вздох. — Думаю, ты уже понимаешь, что тебя исключили из академии… да, никто этого не хотел, но ты в каком-то месте нарушила правила, из-за чего директору пришлось это сделать. Я с ним виделся, он извинился за это, но сказал, что ты ещё можешь стать героем, но не у них, так что… у тебя ещё есть будущее. Правда, возможно, не в Японии. Твои одноклассники… были очень этим расстроены, они хотят прийти к тебе, но я сказал пока, что к тебе нельзя, но будь готова к тому, что они могут заявиться без предупреждения. А ещё Энтеи-сан пришлось отчитываться в полиции, но она уже вернулась к своей геройской деятельности. Тот странный злодей… я не знаю его, он не был пойман, но погоня за ним продолжалась до вчерашнего дня. Сегодня говорят, что он переплыл в Китай, но там уже японские герои не имеют права действовать, так что… будем надеяться, что он больше не вернётся. Эиен отстраняется и по памяти и ощущениям садится обратно на кровать, сжимая в руках голову и пытаясь всё осознать. Что ж… её школьная жизнь в этой стране вспыхнула, как комета и так же быстро погасла, не давая ей ни единого шанса насладиться спокойными деньками, полными ночных посиделок и совершения бездумных поступков. Она солжёт, если скажет, что ей не больно, но ведь её предупреждали. Даже зная это, правду принять так трудно. Ей просто трудно поверить в то, что она больше никогда не вернётся в их школьное общежитие (вернётся только для того, чтобы забрать вещи), не встретится с Киришимой ночью, чтобы попить воды; не поиграет в приставку под надзором Денки, который будет смеяться на её неумелостью… не пересечётся с Кими и Кацуки, воркующих в самом дальнем уголке гостиной, не позанимается уроками с Шото… Осознание приносит такую сильную боль, что ещё немного — и Эиен исчезнет из этого мира, растворившись в непрерывном потоке времени, не оставив после себя ни следа. Мягкая рука ложится на её плечо, несильно сжимая. По дыханию Самуи она понимает, что тот начинает чувствовать вину за свои слова. Поэтому она должна быстро что-то начать говорить. — Я знала, что это будет. Но… раз уж у меня не получится карьера в Японии, может… вернёмся в Америку? — Но ты же никогда там не была, — Самуи удивляет не то, что Эиен предложила поехать в Америку, а то, что она предложила туда «вернуться». — Это не имеет значения. Нам просто больше некуда деться. Кому мы нужны здесь? Правильно: никому.***
Размытость в глазах, яркие головы одноклассников, крики и объятия поддержи, руки на голове, случайные прикосновения к шрамам, тихие слова сочувствия и радости того, что Эиен жива. Каждый день похож на предыдущий. К ней постоянно приходят одноклассники, рассказывают истории из школы, говорят про ежедневные проблемы и про то, что по ночам у них постоянно кто-то шумит (скорее всего Минеда переставляет кровать или делает дырки в стене). Рассказывают про тесты, про Лигу Злодеев, про постоянные тренировки и многое другое. Эиен слушает с удовольствием, потому что знает, что больше никогда этого не услышит и не примет в этом участие. Да и раньше она не особо участвовала в деятельности класса. Кими кричит громче обычного, улыбается ярко и счастливо, а глаза на мокром месте и тёмные круги едва закрашены тональником. Она постоянно держит Эиен за руку, боясь (как и сама Кураями), что это сон, и она может в любую секунду раствориться. Изуку часто тянет руки к Эиен, но всегда их одёргивает, будто боясь ранить, ведь он не знает, что на самом деле пережила подруга. Он неуверенно чешет затылок и на ушко рассказывает о своих тренировках и некоторых ссорах с Бакуго. Киришима шутит шутки, хвастается обновлённым красным цветом, рассказывает про новые тренажёры и про то, на сколько секунд он увеличил действие своей причуды. У всех жизнь идёт своим чередом, только Эиен выпала из неё на почти месяц, и ей их уже точно никогда не догнать. И каждый раз они уходят почти под закрытие приёма посетителей, проведя весь день в палате с Эиен и принося с собой разные вкуснятины. И каждый вечер Кураями чувствует себя хуже обычного. Одиночество… снова становится привычным. И пусть она каждый день в кругу своих близких, но избавиться от этого чувства никак не может. Оно медленно съедает её изнутри.***
Родные, но уже такие далёкие стены общежития непривычно сильно давят на Эиен. Она собирает вещи, слушая какую-то песню, которую недавно услышала на радио и тихо подпевает ей, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей. Уроки уже должны были закончиться, но в стенах здания до сих пор тихо, поэтому даже тихое пение кажется слишком громким для такой оглушительной тишины. Тихий стук в дверь. Эиен роняет из рук телефон, замирает, а по спине уже мелкими щупальцами ползёт липкий страх, медленно подбираясь к её горлу. — Я могу войти?.. Кураями закрывает глаза и выдыхает, понимая, что это всего лишь Шото. Всего лишь тот человек, которого она так сильно хотела видеть и безумно сильно избегала встречи. — Конечно. На лицо лезет глупая улыбка, но почему-то Эиен подавляет её, из-за чего, наверно, выглядит она жутковато. Тодороки неловко закрывает дверь за собой и подходит к Эиен. Каждый из них боится начать разговор. А Эиен надо. У Эиен этой ночью самолёт, а Шото тот, кто может заставить её передумать. Но даже если она и передумает… никому лучше не станет. Никому. Нужно быть твёрдой и уверенной, но под пристальным взглядом таких любимых глаз, Кураями опускает взгляд, начиная переминаться с ноги на ногу, а уверенность тает на глазах так же быстро, как движется секундная стрелка часов. — Ты как себя чувствуешь? Я хотел тебя… навестить, но не получилось. Я слышал, что ты потеряла зрение, но… вижу, что уже вернула, я… прости, я несу какой-то бред, — Шото закрывает рукой глаза, пытаясь спрятаться от резко нахлынувшего на него стыда. Эиен улыбается. Да, по такому Шото она очень сильно скучала. По его бегающим глазам, глубоким вдохам и немного дрожащим рукам. Она кладёт свои запястья на его и слабо сжимает, не поднимая головы. Она слышит, как Шото задерживает дыхание. — Успокойся, всё в порядке. И я тоже в порядке, честно. Мне уже намного лучше. Но… Шото, мне нужно кое-что сказать… Она знает, что с этим лучше не тянуть, но… говорить внезапно становится так трудно, так невыносимо. Горло будто сдавливают и перекрывают проход для кислорода. Она интуитивно чувствует напряжение и волнение Тодороки, лишь на секунду позволив себе поднять взгляд. Столько боли в глазах она не видела уже давно. Но правда есть правда. Какой бы она не была. Её нельзя скрывать. — Шото… ты же понимаешь, что у меня здесь нет будущего? Тодороки начинает мотать головой, явно понимая, к чему Эиен клонит. — Пожалуйста, не говори это. — Но ты уже понял. Шото трясёт, он пытается совладать с собой, потому что, чёрт возьми, он не может потерять её. Только не снова, только не сейчас. Ему стоило больших усилий, чтобы понять свои чувства и её тоже. Не успели наверстать упущенное, а уже должны прощаться. Ну не жестоко ли?***
Тодороки провожает взмывающий в воздух самолёт, кутаясь носом в куртку и закрывая глаза. На ресницах скапливаются слёзы, которые готовы вот-вот сорваться. Но он держится. Дышит рвано и побито, чувствуя, как сердце разрывается изнутри, воя убитым волком. Увы, он уже ничего не может исправить. «Кто знает, пересекутся ли наши пути ещё или нет», — звучит тихий голос Кураями в голове.— The End —