Ледяной пепел

Дикая боль. Такая сильная, что при любом движении или даже намёке на него — начинает всё невыносимо болеть. Из-за этого хочется зажмуриться, укрыться, сделать всё, что угодно, лишь бы это прекратилось. Трудно сделать даже вздох. При каждой попытке лёгкие будто взрываются изнутри, а в глотке сухо так, что даже редкая слюна ощущается, как жуткий пожар. В глазах абсолютная темнота. И нет никакой возможности поднять веки, чтобы взглянуть, что вообще происходит. Глазные яблоки болят, словно в них медленно вводят и выводят мелкие иголочки. Во рту чувствуется сильный привкус железа. В конечностях будто повысилось содержание свинца или нацепили неожиданные кандалы. Кожа саднит и кажется, что количество шрамов после всего этого увеличится раза в два. — Милая Эи-чан, — до ужаса знакомый голос больно режет по ушам, — просыпайся. Не время для сна. Эиен в жизни не рискнёт открыть глаза. Да у неё даже сил на то, чтобы жить нормально не хватает. И её болезнь может в любую секунду отправить её сознание обратно в небытие. Честно, Кураями не хочет снова видеть его лицо. Этот портрет преследует её в самых жутких кошмарах, от которых она просыпается и всю оставшуюся ночь не может спать, а днём ходит бледнее смерти. — Эи-чан, — эта притворная слащавость, с которой он тянет её имя, заставляет давно забытые рефлексы резко проснуться, но Эиен сдерживает внезапный рвотный позыв. Кураями, вопреки ужасной боли, сжимает глаза посильнее. Она хочет снова потерять сознание, чтобы этого больше не слышать. Эиен знала, что этот день настанет. Знала, поэтому сейчас один на один с человеком, который буквально лишил её почти всего, что её окружало. Рядом нет никого, кто смог бы ей помочь. Что ж, она сама виновата. Она отгородила всех друзей от неминуемого и страшного столкновения, из которого мало кто бы вышел живым. Потерю ещё нескольких дорогих людей она просто не перенесёт. Кураями всегда храбрилась, думала, что ничего страшного… Нельзя убежать судьбы, ведь всё равно это неизбежно. …но кто бы мог подумать, что всё настолько ужасно? Эиен чувствует свою беспомощность и знает, что страх медленным ростком разрастается в душе, поселяя холодную панику. Кураями старается держаться, продолжать думать и не открывать глаз. Но, как назло, в голову не идёт ни одна идея, которая бы её спасла. А надо ли ей быть спасённой? Она правда не знает, чего он хочет. Не знает, ради чего он убил целую деревню и всю её семью. Кураями не хочет думать, что она могла и пару минут? часов? назад потерять самого последнего человека, последнего человека, который был её семьёй, — брата. Надежда живёт и будет жить в ней до тех пор, пока она всё не узнает. Сознание начинает медленно отдаляться и звуки постепенно стихают. Эиен почти спокойно выдыхает, как что-то вонзается неглубоко ей в руку, и она в немом крике открывает рот, распахивая глаза. — Не торопись отключаться, Эи-чан. Нет. Нет-нет-нет, только не это. Эиен бы всё отдала, чтобы снова не видеть его жуткую внешность. Его аномальные глаза, белок в которых чёрный, как ночь, а радужка белая, как её кожа. И жутко длинные, отросшие серые волосы, из-за которых его глаза казались раза в три более устрашающими. Ночь. Эиен это понимает, по мутным бликам на чужом лице, от которого она едва может отвести взгляд. — Наконец-то ты открыла свои глазки, Эи-чан, — голос хриплый и прокуренный, непривычно высокий для такой странной внешности. — Шитаи… — тихий кашель, в котором чувствуется привкус крови. — Вау, ты даже помнишь моё имя! — Шитаи (с привычным его поддельным удивлением) встаёт с травы, на которую уже успел сесть, и резко подходит вплотную к Эиен, вновь проходясь тонким лезвием по недавней ране. — А я-то думал, что ты позабыла уже, учитывая сколько раз ты, хех, ударялась головой. — Ты!.. — Кураями хочет пошевелиться, но руки и ноги обездвижены, а по правому запястью стекает горячая кровь. — Да-да, я, — Шитаи неестественно гибко поворачивает голову. — Я думаю, что ты понимаешь, что мы в лесу. Мы не такие, как Шигараки, нам не нужны лишние уши, правда? Парень проводит ножом по шраму и как-то слишком тепло улыбается, глядя на него. Видимо, ему приятно вспоминать, как он сам наградил её этим ужасом и именно этим лезвием, что сейчас у него в руках. — Зачем тебе я? — сквозь боль и подступающие слёзы шепчет Кураями. — Зачем ты убил всю мою семью? Она солжёт, если скажет, что ей не страшно. Очень, очень страшно, и Шитаи это чувствует. Чувствует и улыбается, как грёбанный засранец, который наконец-то достиг своей цели. Осознание этих мыслей неприятно колет сердце. — Ну, пока не всю, — задумавшись отвечает Шитаи. — И не распахивай так удивлённо глазки. Я сам не убивал твоего любимого братца. Он умрёт и без моей помощи, я уж постарался. Кураями бы никогда не подумала, что внутри неё может помещаться столько злости. Она дрыгается, но невидимые оковы плотно держат её. Сумерки, и она едва различает лицо Шитаи, зато очень ощущает, как по спине бежит холодок, а вокруг них нет ничего, кроме маленькой полянки и непроглядного леса. — Ты не останешься безнаказанным! — горло саднит и жжёт, но Эиен выплёвывает эти слова со всем ядом, что у неё есть. — Да ну? — злодей приподнимает брови. — Ты сама то веришь в это? Моя причуда помогает мне, хоть её и недостаточно. Мне не хватает информации. — Какой информации? Ты о чём вообще?! — Эиен не скрывает слёз, но старается сделать так, чтобы голос её был твёрдым и уверенным. — Если бы ты хотел захватить мир, пошатнуть его, то пошёл бы к Лиге злодеев, а не старался бы отправить на тот свет невинных людей! Шитаи разочарованно качает головой. — Нет, нет и нет, Эи-чан. У Лиги злодеев свои счёты с героями, а у меня счёты только с тобой, улавливаешь мысль? — он приподнимает рукой чёлку, из-за чего Кураями чувствует приближающуюся волну неконтролируемого страха. — Мне далеко до лампочки, что за разборки между группировкой Шигараки и сообществом героев. Это их проблемы, пусть и разбираются, но мне их мировое господство и всеобщее подчинение не нужны. Точно не в этом мире. Кураями удивлённо смотрит прямо в глаза Шитаи. Что он сказал? В другом мире? Ну что за бред! — Что? — нерешительно переспрашивает Кураями. — Неужели тебе так интересно, почему я так «жестоко» обошёлся с тобой и твоей беспечной семейкой? — Шитаи показывает кавычки, видимо, не собираясь отвечать на вопрос Эиен. Кураями резко хочет убежать. Предчувствие чего-то необратимого и ужасного стремительно селится в её душе. «Спасите меня.» — Как говорят, молчание — знак согласия, — с притворной улыбкой говорит Шитаи, подходя к Эиен с левой стороны. — Знаешь, что многие люди любят всякую хрень, типа астрологии или как там это называется? Неважно. И люди верят, что есть прошлая жизнь, в которой они могли быть там кошечкой, собачкой, принцем и так далее. Знаешь же? — и не слыша ответов, Шитаи неожиданно глубоко засаживает лезвие в предплечье левой руки. Кураями разрывается криком. Собственная беспомощность так ей противна. — Среди некоторых злодейский учёных есть поверье, что прошлая жизнь существует. И не только в нашем мире. — Но я-то тебе зачем? — громко всхлипывает Эиен. Она хочет остаться в живых. Хочет выжить и побороть это липкое чувство страха. Остановить текущую по всему телу и чёрному платью кровь. Она так предательски сильно хочет жить. Кураями плачет, но старается оставаться в сознании. Раны на руках болят невыносимо и Эиен уже чувствует, как по краям медленно образуется неприятная корочка. Но это не какие-то царапины… на месте ранений останутся шрамы. Длинные, жуткие шрамы, от которых она не сможет избавиться. «Шрамы — эта та часть прошлого, от которой ты не убежишь.» Что-то острое вонзается в запястье, где, по памяти Эиен, находятся вены, и она резко чувствует повышение адреналина у себя в крови. Шитаи хорошо подготовился, потому что Кураями готова была уже умирать от потери крови или болевого шока. — Ты так и не поняла? — разочарованно вздыхает злодей. — Какая жалость, мне придётся рассказывать всё тебе, как маленькой девочке. А я думал, что ты умнее. Ох, не злись. Возможно, ты слишком сильно приложилась головой. Эиен хмурится и мотает головой, чтобы смахнуть мешающиеся слёзы. Темно. Уже давно вечер, если не ночь, и становится всё холоднее. Кровь не обжигает, а течёт по рукам и пояснице, как нечто противное, склизкое и вязкое. Мерзко. — Опять же, спасибо тем злодеям, которые согласились толкнуть мне необходимый товар за не особо крупную сумму, — Шитаи усмехается. — Кое-кто даже помог наслать кошмар на одного из твоих дружков. Эиен раскрывает в ужасе глаза. В ту ночь, два дня назад, когда он убил её отца, Киришима пришёл и сказал, что ему приснился кошмар. Но что за ужас он увидел во сне — он так и не рассказал, решил умолчать. — Зачем ты сделал это с Эйджиро? — она снова срывается на крик, но к концу вопроса голос предательски дёргается. — Я раскусил твою задумку, Эи-чан. Ты хотела сделать так, чтобы ни одна живая душа не узнала обо мне и о том, что я сделал. Ну, знаешь, я решил, что это не очень деликатно с твоей стороны. Я попросил сделать так, чтобы ему приснилось что-то воистину ужасное, потому что с виду этот пацан достаточно крепкий. Не знаю, что там ему наслали, но это сработало, и — бум! — весь класс уже в курсе. — Я хотела, чтобы никто не знал об этом, потому что иметь дело с тобой опасно. Я не хотела подвергать своих друзей опасности! — Ах, а себя ты добровольно и так самоотверженно отправила на полосу смерти, как я погляжу, — Шитаи скептическим взглядом делает в глазах Кураями какую-то дыру. — Прости, Эи-чан, но с самого начала ты играла по моим правилам. И даже если бы ты хотела, то у тебя ничего бы не получилось. Пардон, и не получится. Чуть не забыл. Ты спрашивала: зачем я сделал это с твоим ненаглядным другом… Так вот, если кто-то знает о твоей проблеме, а я уже не сомневаюсь, что многие поняли, что ты куда-то исчезла, и твои милые друзья сто процентов запрягаются в поиски. Только — упс — они в общежитии, которое нельзя покидать. А значит, что они обратятся в кому-нибудь, кто тебя знает. Угадаешь, кто это? Эиен не может шире распахнуть глаза, но имя толстыми буквами красного цвета загораются в замученном сознании. — Умница. Энтеи. А если она примчится сюда, чтобы помочь своей непутёвой стажёрке, то, естественно, возникнут у всех вопросы. Разного характера, вплоть до личной жизни вас обеих. И тогда вскроется всё, что ты скрывала. Вся твоя болезнь, твои проблемы, то, куда делась вся твоя семья, и то, как твой мудрый брат смог провернуть всё так, что тебя без вопросов взяли в самую лучшую геройскую академию в Японии. Ты сама знаешь, что скрывать болезнь в таких престижных заведениях грозит исключением. Прости, Эи-чан, но я разрушу твою жизнь. Не то, чтобы у меня была какая-то определённая причина, просто тебе немного не повезло. Ну, повезёт в другой жизни. Кураями плотно стискивает зубы, чувствуя, как новая порция слёз подступает к уставшим глазам. Слёз обиды и горечи, что всей её жизнью так легко управлял и управляет какой-то не самый сильный злодей. Он уже всё за неё решил. При любых обстоятельствах, Эиен понимала, что всё — это конец. Даже если она выживет, даже если её спасут, Шитаи прав. Все всё узнают. И все пути к мечте будут вновь обрезаны, и даже Самуи тут не поможет. Самуи… — Ну-ну, не время для слёз, — Шитаи своей причудой сильнее сжимает руки Кураями. — И не расстраивайся так, если никому не поможешь. Ты очень помогаешь мне сейчас. Твои причуды, которые ты зовёшь «внутренний холод» и «манипуляция» очень пригодятся мне в моих дальнейших планах. Огромный плюс в том, что они взаимосвязаны. Неужели ты думала, что я ради забавы играюсь с лезвием? Глупышка. У всех моих действий есть цель. — Ты хуже всей Лиги злодеев. — Правда? Я польщён, — Шитаи сужает глаза, из-за контраст между чёрным белком и белым зрачком кажется ещё сильнее. — Ну, про своё будущее ты уже узнала, немного про мои цели тоже, осталось последнее: ради чего всё это. Я довольно долго болтал, и я правда надеялся, что ты поймёшь, но, видимо, сказывается уже потеря крови. А жаль. Кураями хочет закричать. Потому что причуда у Шитаи — острый ветер, и сейчас он окутывает все её раны, из-за чего боль становится сильнее, чем когда-либо. — Ты помнишь начало новой жизни. Но помнишь ли конец старой? — Что? — шёпотом произносит Эиен. Она правда не понимает смысл этой фразы, но то, каким тоном Шитаи сказал это… заставляет её тело начать дрожать. — Не притворяйся, Эи-чан, — Шитаи качает головой. — Ты родилась шестнадцать лет назад. Но родилась в этом мире. Таких, как ты, очень мало. Наверно, даже осталась ты одна, хотя я не знаю наверняка. Ты пришла из другого мира. Приведу ещё один пример, чтобы тебя не смущать. Как ты думаешь, откуда взялись причуды? Откуда они пошли? Ведь всем людям известно, что родился какой-то ребёнок со странными способностями и пошло-поехало. Он пришёл из того же мира, из которого пришла ты. К сожалению, я не застал этого человека в живых, но я нашёл тебя. Ты должна знать, как попасть в тот мир, из которого пришла. Ты должна помнить, как покинула свой первый мир и оказалась здесь. Кураями сколько бы не пыталась — не могла понять, о чём Шитаи говорит. О каком другом мире? Она, сколько себя помнит, жила в этом мире; мире, где на каждом шагу герои. Сознание блокирует прошлое. — Да даже если бы я знала, каким образом попала сюда, я бы ни за что не сказала! — Эиен находит в себе силы крикнуть эту фразу и плюнуть Шитаи в лицо. Впервые она видит его разозлённым. — Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь? Не лги мне, Эи-чан. Ты не можешь не знать. Даже если думаешь, что не знаешь, я заставлю тебя вспомнить. Кураями ещё больше впала в ступор. Бедный Шитаи, совсем съехал с катушек. Сначала убил всю её семью просто ради того, чтобы оказаться в другом мире? Зачем? Чтобы захватить его? Злодея невозможно ни переубедить, ни исправить. Она даже ничего не знает. И вообще: почему она? Почему никто другой? Хотя она бы и врагу не пожелала того, что происходит с ней сейчас. Тело неожиданно пронзает сильнейшая боль, словно от ног до головы постепенно втыкают бесконечное количество лезвий. Эиен кричит.

***

Тодороки бежит, не оборачиваясь. Ему удалось удрать от зоркого глаза Энтеи, которая согласилась найти и спасти их подругу и свою стажёрку, но чтобы никто из них не выходил из общежития. Шото не сдержал слово, и под уверенным взглядом Теннин сбежал. Он знает местоположение Эиен и очень надеется, что плохое предчувствие наконец заткнётся, и он прибежит до того, как всё закончится. В какой-то момент времени Тодороки понял, что не переживёт смерть или исчезновение Кураями. Они прошли через обиду, ссоры, помощь, дружбу… а теперь и чувства. У Шото заняло чертовски много времени, чтобы разобраться в себе и понять, что он чувствует. И он не хочет опоздать. Не хочет потерять то, что ещё даже не появилось на свет. Не хочет быть обречённым на вечное молчание и вселенскую тоску, которая поглощается бесконечной и глубокой печалью. Не хочет вновь увязнуть в тёмном одиночестве, что и так бежит за ним по горячим следам и холодными руками дотрагивается до дрожащих плеч. Шото хочет надеяться, что его исчезновение заметили не сразу, и сейчас за ним не бежит кто-нибудь, кто вернёт его обратно. Он знает, что его накажут за побег после комендантского часа, но Шото просто не может сидеть на месте. Он обязан спасти Эиен. Он правда не выживет, если её вдруг не станет. Жаль только, что осознание пришло так поздно. Тодороки слышит крик. Шото кажется, что у него дежавю. И правда, пару месяцев назад ему снился похожий лес, и он испытывал похожие ощущения, что и тогда. И его окутывает тот же самый жуткий страх, что мешал ему во сне идти и здраво мыслить. Какой-то маленькой крупицей сознания он понимает, что этот ужасный голос принадлежит, нет, может принадлежать только Эиен. Шото ускоряется, чувствуя, как в жилах застывает кровь, но продолжает звонко бить по перепонкам. Он так чертовски сильно боится опоздать. Через некоторое время Шото начинает видеть какой-то проблеск света в кромешной тьме между стоящих вплотную друг к другу деревьям. Он ускоряется, ощущая, как по рукам неприятно бьют острые ветки, а холодный пот быстро стекает по лбу. Дыхание через пару минут беспрерывного бега сбивается к чертям, оставляя в лёгких лишь жуткий огненный углекислый газ, который Тодороки не в силах пока выдохнуть. Звуки стихают, а следом гаснет и свет, и Тодороки замедляется. Он не может определиться… куда ему бежать, если единственного источника больше нет? Рядом с ухом раздаётся громкий свист и Шото сжимает губы, потому что, судя по всему, что-то проехалось рядом с его головой. — У меня гости, — Тодороки может различить в темноте лишь чей-то силуэт и жуткие белые зрачки, смотрящие прямо в его глаза. — Я ждал тебя на две минуты раньше. Прости, дружок, но ты опоздал. Шото не успевает никак отреагировать, потому что резко происходит нападение. Он не видит практически ничего и не может толком воспользоваться ни одной причудой, потому что повсюду лес, а Шото точно не хочет быть виновником массового пожара. — Сдавайся, малец, — прямо над раненным ухом раздаётся чей-то противный до одури шёпот, из-за которого по спине бегут многочисленные мурашки. — Нет. Тодороки напрягает свой слух и ощущения. Раз он не может атаковать, значит будет уклоняться, чтобы уменьшить урон. Он, конечно, попытается заморозить этого странного злодея, но причуда у того явно такая, с которой Шото будет сложно. Он не знает сколько длится их недо-бой, но Тодороки чувствует, как количество мелких ран с каждым разом всё увеличивается. Шото старается задеть злодея своей причудой, но выходит не очень. Он не привык сражаться в почти закрытых местах, где ни развернуться, ни повернуться. Они неожиданно оказываются на поляне. И Тодороки немного выдыхает. Больше пространства — больше возможностей. Полянка не такая тёмная, она немного залита ночным светом далёких звёзд, но что-то привлекает внимание Шото больше, чем чёрная трава и высокие деревья. На другом конце в воздухе висит Эиен. Голова опущена на грудь, а по бледным запястьям тянутся длинные остатки уже запёкшейся крови. Она в том же самом платье, в котором Шото видел её утром, только оно порвано в подоле и сорван тот красивый воротничок, который она так долго поправляло перед тем, как уйти. Кулаки непроизвольно сжимаются. Шото делает шаг вперёд, надеясь напасть, но его останавливает чья-то другая причуда, а через пару секунд на поляне зажигается свет. В центре стоит ни кто иной, как сама Энтеи. И, честно, женщина и стоящие за ней несколько её работников выглядят не особо дружелюбно. — Остановить боевые действия! — властным голосом кричит Энтеи, делая несколько уверенных шагов в сторону злодея. — Всё кончено, Шитаи. Шитаи опускает руки, которые уже было занёс для нападения, но на лице у него появляется мерзкая ухмылочка. — Игра окончена лишь только для тебя, Энтеи, — и взмахом своей причуды он гасит свет. — За ним, — даёт указания женщина, когда вновь загорается свет, но на полянке нет ни злодея, ни каких-то баночек, стоящих под Кураями. Тодороки оживает и несётся к падающей Эиен, на которую перестала действовать злодейская причуда. Шото ловит её практически у самой земли и замирает в ужасе. Потому что его руки чувствуют только холод. Неужели… неужели он опоздал? На его плечо ложится женская рука и Тодороки поднимает глаза. Энтеи смотрит безучастным взглядом, сохраняя спокойное лицо, хотя видно в её зрачках, что она сама переживает. Но геройский опыт позволяет ей скрывать большую часть эмоций. — Мы спасём её, Шото. Спасём, если поторопимся. Тодороки поднимается вместе с Кураями и следует по пятам за Энтеи. Плохое предчувствие ушло, но на его место пришло холодное осознание, что он может всё потерять. В душе поселяется мороз, когда он смотрит на закрытые веки и бледные локоны, спадающие на чёрные длинные рукава. Она кажется такой… неживой. Шото никогда не позволял себе дать слабину, но сейчас он только сильнее прижимает тело к себе, сдерживая внезапные эмоции. Весь ужас уже позади.