Фройляйн Леншерр

Дождь идет второй день. Поместье мокнет, мокнут дорожки, посыпанные гравием, фонтан в саду и починенная решетка. Хэнк с утра уходит в лабораторию, что-то бормоча себе под нос, Алекс запирается в бункере, Рейвен слоняется по комнатам в неиспользуемом крыле, а Шон заболел на прошлой неделе и теперь лежит в своей комнате, тихий и несчастный. Мойра, кажется, сидит в библиотеке. - Тебе удобно? - спрашивает Чарльз, осторожно прикрывая за собой дверь. Эрика лежит поперек кресла, опираясь спиной на один подлокотник и закинув ноги на другой. Толстый журнал раскрыт на рассказе “Цветы для Элджернона” (Чарльзу видно даже с его места, шрифт заголовка крупный). В правой руке - сигарета. - Вполне. На ней неизменная черная водолазка и брюки. Трогательно босые ступни притягивают взгляд. - Ты можешь не курить там, где я храню книги? - спрашивает Чарльз. - Это курительная комната. Предполагается, что здесь курят. - Эта комната была курительной двадцать лет назад, а теперь это мой кабинет. - Частности, Чарльз. Частности. Зато сюда никто не заходит. - Кроме меня. Эрика поворачивает голову, коротко улыбается. - А я не против твоего общества. Взмах руки - с тихим щелканьем металлический шпингалет освобождает окно. Свежесть дождя врывается в комнату, смешивается с запахом сигаретного дыма, и почему-то Чарльзу очень нравится получившийся букет. - Устал? - Очень, - кивает он. - Что ты можешь предложить? - На массаж не рассчитывай. Объемистый стакан с металлической нашлепкой подползает к бутылку виски в держателе, та наклоняется, отмеряет янтарной жидкости на два пальца. Стакан плывет к Чарльзу, Эрика в это время переворачивает страницу. - Твоя концентрация на высоте. - Мог бы просто сказать спасибо. - Спасибо. Чарльз скидывает ботинки и укладывается на короткий диванчик, упирающийся торцом в кресло. Теперь его голова касается головы Эрики, они словно спина к спине, как у той самой пресловутой мачты. Вдвоем против тысячи. - Шон болен, Алекс обеспокоен, Рейвен впадает в истерики, а Мойра хочет от меня какой-то ерунды. - Ты же у нас профессор Икс, Чарльз. Ты собрал этот детский сад. - Кто бы говорил. Магнито. Эрика тихо фыркает. В ее мыслях - покой. И этот дождь за окном, и тишина поместья, и даже усталый Чарльз, прижимающий пальцы к вискам по причине головной боли, а не очередной пакости, - совсем не раздражают. Наоборот - это необходимые ингредиенты. Каштановая макушка Ксавье касается ее затылка, и строчки теряются, история несчастного умственно-отсталого уборщика меркнет и отодвигается в сторону. - Оставить тебя? - Не уходи, пожалуйста, - просит Чарльз. - Я сейчас. Голова пройдет. Сырость за окном только отчетливее заставляет прочувствовать тепло, идущее от камина, обивку кресла, мягкую подушку, подсунутую под спину. Они сегодня обязательно поиграют в шахматы. Если можно было бы разливать мгновения по бутылкам, Эрика законсервировала бы этот вечер для личного пользования. Если бы время стояло на месте, она не отказалась бы провести вечность именно таким образом. В жизни так не бывает - время несется, и чтобы стоять на месте, надо бежать. Но если бы вечность уместилась в бутылку, у нее был бы вкус дождя и запах старой бумаги. - Сейчас, - шепчет Чарльз. - Сейчас. Голос его затихает, и сонное марево просачивается в мысли - непроизвольно. Потому что он телепат. Потому что он доверчивый идиот. Потому что это почти одно и то же, и господи, хватит думать о времени в бутылках. *** Напряжение копится статическим электричеством. Нависает грозовой тучей. - Какие планы на будущее? - спрашивает Чарльз, и в голосе его как минимум колокола Армагеддона и чьи-то похороны. - Спроси меня об этом завтра, - говорит Эрика и передвигает коня. Шах. - Я бы хотел выяснить это сегодня, друг мой, - король уворачивается, скрывается за частоколом пешек. Эрику злит его тон, а метод ведения допроса надоел до оскомин. - Что ты хочешь услышать, Чарльз? Скажи сразу, я подумаю, разочаровать тебя или нет. Завтра они летят на Кубу. Завтра маленькая монетка застрянет у кого-то в горле. “Завтра” - одно слово, а сколько смысла. - Мне бы хотелось услышать правду. - О чем? О том, что я постараюсь как можно эффективнее отправить мисс Шоу на тот свет? Ты этого не знал? Чарльз поднимает глаза. Они у него выразительные до ужаса. Эрика бы предпочла эти мысли в высказанном виде, пусть даже у себя в голове. Но не взглядом. Слишком меладраматично. - Это никому не принесет мира, ты ведь знаешь? - Чарльз, на этом свете вообще нет вещей, способных принести мир, ты не думал об этом? Никто в них особенно не заинтересован. - Даже ты? Эрика коротко усмехается и окончательное оставляет попытки интересоваться игрой. - Что значит твое “даже”, Чарльз? У монстра Франкенштейна есть только две задачи - выжить и убить создателя. Ты начитанный, ты должен знать. - Ты не монстр. - А ты - мастер самообмана. Я никогда не делала секрета из своих планов. Ксавье вздыхает и трет глаза. - А что потом, Эрика? Ты убьешь ее. А потом? - Ты готов мне ее отдать? - У меня нет выбора, - горько улыбается Чарльз. - Ты пойдешь вперед, и мой единственный шанс - убраться с дороги, чтобы ты не прошла по мне. Эрика улыбается. - Я рада, что ты правильно понимаешь ситуацию. Задай свои вопросы завтра. Но Чарльз Ксавье - удивительно упрямый осел. Упрямый, настырный и занудный. Словно не чувствует напряжения, висящего в воздухе. Хотя, он ведь не ощущает магнитные поля, так ведь? - Я просто подумал, что у меня есть, что тебе предложить. От тихого голоса все переворачивает внутри, и Эрика наконец-то срывается. - Разговоры в пользу бедных, - выплевывает она, щелкая зажигалкой. - В пользу убогих. Что ты мне хочешь предложить, Чарльз? Мир, любовь и незабудки? Нормальную жизнь? В этом мире не бывает нормальной жизни. Мы не норма, Чарльз. Мы никогда ею не станем, сколько бы душеспасительных речей ты не произнес. Ты хочешь закрыться от мира, основать школу, набрать детишек… Мне что прикажешь делать? Быть женой миссионера? Собирать цветочки и проповедовать свет мира и истины, пока люди будут разрабатывать против нас вакцины и бомбы? - С людьми можно договориться. - О да! Мои родители тоже в это верили, Чарльз. Всей душой. Они верили, что нормальные люди не сажают других людей в клетки, не травят их в газовых камерах, не сжигают заживо. Но знаешь, человечество не оправдало доверия. Мы вступаем в войну, и я хочу оказаться на стороне победителей, а не прятать голову в песок. Чарльз смотрит внимательно, словно пытается разглядеть что-то в лице фройляйн Леншерр. Что-то важное. - Для тебя война никогда не кончалась. Ты просто… - Не надо, - морщится Эрика. - Не стоит рассказывать мне о том, что я думаю. У тебя это хорошо получается, но не надо. - Я просто хочу узнать о твоих планах. - С тобой никогда не бывает “просто”, Чарльз. - Как будто с тобой - бывает. Эрика скалится, вдавливая сигарету в пепельницу. - Я рада, что мы разобрались с этим вопросом, - она встает из кресла, небрежно стряхивая пепел с рукава. Чарльз смотрит снизу вверх - потерянный, всепрощающий, и это бесит до белых глаз. - Знаешь, Ксавье, в чем ваше отличие с Господом Богом? Он не мнит себя тобой. Спокойной ночи. Если есть в мире что-то, что способно испоганить ночь еще больше - так это наличие Рейвен в спальне. - У тебя две минуты. Потом вылетишь впереди собственного визга. Девочка напугана, но явно готовилась к разговору. Встает с постели, смотрит в пол. - Если ты уйдешь. Возьми меня с собой. Эрика трет лоб, с трудом подавляя желание смять к чертовой матери каминную решетку внизу, у Чарльза. Она до сих пор ее чувствует. - Возьми меня с собой. - Я услышала с первого раза. Вон пошла. Дверь закрывает тихо. Да уж, Чарли. Разве мы не прекрасно знаем, кто из нас двоих больше тянет на защитника и утешителя? Разве я просила принимать меня в семью? Разве ты хоть кого-то спрашивал? *** Потом, долгие часы, дни и годы она часто спрашивала себя, можно ли было изменить хоть что-то. Шоу с пробитой головой. Кричащего Чарльза. То, как он попытался сбить шлем, как они нелепо катались по песку. Эрике ничего не стоило отбиться - Чарльз никогда не умел хорошо драться. Чарльз и не думал с ней драться. Не получалось. Так смешно. Полсотни ядерных ракет над маленьким островом, а самый могущественный мутант в мире не может как следует врезать по роже женщине, которую любит. И сложно сказать - то ли от того, что любит, то ли от того, что это женщина. То ли вообще потому что это Эрика. Так страшно. Чарльз не опустился до обвинений. Он просто схватил ее за руку, сжал пальцы и проговорил: - Уходи. Иди, ну! То ли потому, что ее непременно бы арестовали. То ли от того, что не хотел видеть. А может, потому что это опять была Эрика. Кто теперь скажет. Эрика не могла сказать - она ушла. Вместе с Рейвен. Сложно не уйти, если сломала кому-то спину, и даже не можешь как следует попросить прощения. Нельзя было не уйти. Нельзя было сидеть там и держать его голову на коленях вечно. Очень мало можешь себе позволить, если собрался уничтожить мир. Неблагодарное занятие. Если Эрика соберется писать мемуары - так там и напишет.