sharing things

Небо над границей Монтаны такое чистое. И нет в нем ни единого изъяна. Такое синее, такое звездное. Бесконечное. Это небо так похоже на изнанку Вселенной - на непередаваемо прекрасный сон какого-то всемогущего наркомана - что Аманде откровенно неуютно. Она лежит на крыше вэна, пытаясь найти в своем усталом разуме хоть намек на сон, но обнаруживает только нетерпеливый рой мыслей - назойливых, отчасти интересных, но отчасти - страшных. Теперь, под тошнотворно идеальным небом, она пытается найти ответы. Осмыслить всю эту опасную, стремительно пролетевшую психоделическую фигню, через которую ей пришлось пройти. Сломанная Вселенная, магия, отчаянная домохозяйка или поехавшая курица, куча разрозненных фрагментов видений о людях, которых она даже никогда не встречала, но с которыми непостижимым образом оказалась связана. Она думала, что видела уже все странное. Что ее - странноватую психичку, страдающую странной болезнью со странным названием, укатившую от своего странного брата со странными ребятами в фургоне... Ее уже ничем не удивить, да? Почему тогда ее так трясет в эту теплую ночь? Почему от мысли, что это небо наблюдает за ней, Аманде так хочется укрыться, стереть всю яркость звездных точек, закрасить их, так легко, как можно закрасить поверхность вэна легкой пылью краски? Она тянется, разминая затекшие конечности. А потом невесомо скользит по матовой поверхности вэна, спрыгивая внутрь, едва не задевая мирно похрапывающего Гриппса. Дверь открыта, и Аманда может без труда разглядеть три свернувшиеся у костра фигуры: Кросс, Вогель и Зверь. Столь непривычно видеть их такими спокойными… Вогель дергает ногами во сне, подобно маленьким щенкам, и Аманда улыбается. Нет, Вселенная не может быть сломана, пока ее Роуди остаются самими собой. Она садится рядом, между веером радужных прядей Зверя и укрытой капюшоном головой Кросса. Запах древесиного дыма, тепло костра, едва уловимый аромат печеной кукурузы - это все теперь дом. Аманда поднимает голову и видит, что звезды - невыносимо яркие и тревожные, как огни полицейских машин - вдруг потухли, растворившись в серости поднимающегося дыма. Это так уютно, так правильно. Испорченное, уже не столь идеальное небо больше не давит на Аманду. Дым - серый. Ее одежда - серая. Мотивы ее противозаконных поступков - хорошие. Последствия ее правильных решений - ужасные. Ее вновь передергивает, хотя у костра так тепло, а ветер совсем не холодный в это время года. Аманда ничего не может поделать с нарастающем в груди беспокойством - беспричинным и нелепым. Она в большей безопасности, чем когда либо ранее в своей с жизни. В этой чудаковатой компании, в своей новой семье. Которую так страшно было бы потерять… Долгое время был лишь Тодд. Ее заботливый, отважный брат - каким она его считала тогда, и каким он пытался стать сейчас. Волноваться о Тодде было легко - лишь бы не влез в долги и не слишком сильно отказывал себе ради нее. Тодд не жаловался, Тодд никогда не лез сознательно в передряги. Но их общая жизнь - маленькая, замкнутая, затянутая сигаретном дымом и вечным страхом перед парарибулитом - закончилась. И началось нечто прекрасное, безумное, опасное. И теперь они оба были на разных концах страны, в разных авантюрах, с разной компанией, связанные и связывающие, части чьего-то хитрого замысла. Она не знала, как все повернется. Куда заведет ее это путешествие, какие потери она может понести. Ее сердце вместило в себя так много людей, за такое короткое время. И оказалось, что потерять их можно впечатляюще легко. Аманда нехотя, нервно обхватывая себя руками, восстанавливает в голове картинки: смуглый парнишка, совсем мальчик, и темное пятно, раскрывающее багровые лепестки у него на груди, а затем - тоненькая девочка, похожая на эльфа, с конфетно-розовыми волосами и жуткой дырой во лбу. Много безликих, но куда страшнее - безжизненных падающих фигур по разные стороны моста. Тихая, потерявшая краски, вымершая деревня Вакти. Она никогда не видела смерть. Никогда до Вендимора. Никогда не осознавая прежде, насколько все это реально. Дирк сказал, что все вернулось вспять. Что они все исправили. Хрена лысого. Переписать ее воспоминания не могла никакая сила. Пусть даже она была бы не прочь. Аманда тянется к карману, выуживает едва початую пачку сигарет. Ей хочется впустить дым в себя, пропитаться его успокоительной серостью, завернуться в тонкие кольца, скрыв себя от всевидящего замысла Вселенной. Сигарета чуть скачет в ее дрожащих пальцах. Аманда затягивается, выпускает молочно-белые кольца, что невесомо мажут по ее губам. Легкий ветер уносит их чуть в сторону. Зверь кашляет во сне, все еще не привыкшая к особенностям своей новой компании и их мира, пока что предпочитающая дышать в стороне от тяжелого табака Мартина. Ноги сами несут Аманду в лес. К темному массиву, к загадочным шорохам, к небу, неразличимому из-за крепко сплетенных верхушек вековых сосен. Она вдыхает странную смесь запахов леса, сигарет и собственной беспечности. Она бы могла уйти сейчас? Разорвать ту необъяснимую связь, что сплетала сердца и судьба? Уйти, вместе со своей странной, непонятной до конца миссией? Уйти, прекратив вести за собой маленький отряд людей, которых никаким образом нельзя потерять, нельзя провести даже по краю той безжалостной реальности, что ей открылась за последние недели. Аманда выходит в полосу яркого лунного света, и Вселенная подмигивает ей, напоминая - все идет так, как должно. Она там, где надо, с теми, кому она нужна, и кто нужен ей. От такого не убегают. - Знаешь, даже крутым ведьмам нужно высыпаться, Барабанщица. Мартин подкрадывается в своей привычной бесшумной манере, и сейчас Аманда обнаруживает, что совсем не удивлена - он следовал за ней от самого вэна, и она знала. Найти его за своей спиной так правильно. Аманда опирается спиной на дерево, тушит окурок о подошву, и смотрит, как пляшут искры на конце сигареты Мартина. Сверкают его глаза, за стеклами очков, сверкают клепки на чернеющей в ночи коже жилета. Кожа самого Мартина кажется серой, и он сам - как большой, успокаивающий сгусток дыма. - Я не могу спать, - наконец признается она. - Я не могу просто закрыть глаза, и прекратить думать, о том, что будет. Он усмехается. - Будет весело. - А если нет? Мартин молча протягивает ей сигарету, отлипает от дерева, одним прыжком, вставая в круг света прямо перед ней, походя на рок-звезду в свете софитов. - Ты не можешь знать наверняка. Я не могу, - он несколько театрально разводит руками. - Никто из ребят не может. Даже наш заумный британский друг понятия не имеет, куда вся эта хрень заведет. Если погибнем - то с боем, если прорвемся - то сделаем нечто нереально крутое. А это имеет всяко больше смысла, чем торчать зоопарке “Черного крыла” или перебиваться подачками судьбы в виде очередного страха какого-то чудика. Аманда затягивается его сигаретой. Машинально, глубоко. Оставляя свой теплый след на шершавой бумаге. - Да, я знаю. “Листы в потоке творения” и прочая херня. Я… Я просто действительно боюсь вас подвести. Ты сказал, что я главная, но ты ведь действительно понимаешь, что я вообще не представляю, как все это будет выглядеть? Наше путешествие, починка вселенной. Весь мой план - это… Это дым и зеркала. - Дым и зеркала? - Фальшивка. Трюк. Обманка. Она протягивает ему сигарету обратно. Ее пальцы холодные, его - горячие. И Аманде еще больше хочется окунуться, забыться, спрятаться. Среди тепла, дыма и запаха кожи. - Многие фальшивки и трюки работают, как надо, - замечает он. Мартин снова держит сигарету между губ, снова прислоняется к испещренной вековыми морщинами сосне. Поддевает ее плечом, потому что видеть Аманду такой рассеянной и сомневающейся - совсем неправильно. - Возможно, для вселенной сойдет план-фальшивка, если его будет исполнять кто-то очень реальный. Кто-то очень особенный. Он поднимает одну бровь, ухмыляется уголком рта, сверлит ее взглядом, который даже в серости ночи слишком ясный и голубой, как вся та чистая энергия эмоций, которой он привык питаться. И видя эту причудливую смесь мягкости, хитрости и затаившейся безбашенности, Аманда не видит другого выбора, как усмехнуться в ответ, рассмеяться, потянуться к его теплым пальцам и почти истлевшей сигарете. Фыркнуть от его попытки подразнить ее и ее малый рост, подпрыгнуть, опираясь руками на твердые мышцы предплечий, отвоевать маленький кусочек бронебойного никотина. Она стоит к нему вплотную, дыша остатками горького дыма, гряесь от человеческого тепла, скользя руками по плотной выбеленной коже. Аманда запрокидывает голову, мир между ними тонет в мутноватой дымке. Звезды за спиной Мартина сливаются в одну сплошную синь. Он чувствует теплые пальцы на оголенной пояснице. Она выбрасывает бесполезную уже сигарету, ощущая вдруг странное покалывание на мягкой коже губ. Покалывание стремительно перерастает в жжение, а еще через секунду, Аманда опускает глаза, чтобы увидеть десятки маленьких пчел, впивающихся в ее губы. В ушах звенит, и она знает, что это лишь иллюзия. Ее научили с этим справлятся, но могли ли это работать за пределом чудесного сна десятилетнего мальчишки? В реальном мире все было необратимее, как и смерть… Аманда тонет в боли. Аманда не сразу замечает, как странно колет теперь и ее щеки, как вздохи сбиваются с панических частых на глубокие и редкие. Аманда видит голубую вспышку, ряд картинок: вывеску, смеющуюся девочку на дереве, полутемный музейный зал…. Аманда отпускает боль и тянется вперед, углубляя мягкий не-совсем-даже-поцелуй, пробегая пальцами по бритому затылку. Борода Мартина действительно царапает ей щеки, но по сравнению с тем, что было несколько секунд назад - это даже приятный дискомфорт. Он насквозь пропитан дымом - его вкусом и запахом, и Аманде нравится это пробовать, наполняться его серостью и горечью. Мартин отстраняется, целуя ее еще раз - быстро, ловя воздух ртом и успокаивая скорее себя, чем ее. Мартин двигается, делая попытку уйти, но Аманда все еще нуждается в тепле и ощущении тугих мышц. И она тянется, разрешает, кусает, смеется. Сигаретный дым вокруг, не успев рассеяться, пробегает между их губами, как невидимые нити, связывающие вещи во Вселенной.