***
4.30. До рассвета оставался час: звезды еще не исчезли с темно-синего неба, но солнце, пока невидимое за горизонтом, уже тянуло свои золотистые лучи к сонному городу, обещая теплую погоду и ясный день. Ну вот он и здесь, у знакомого дома номер двадцать четыре по улице Лизы Чайкиной. Анисин заглушил мотор и вышел из машины. Вокруг стояла какая-то ватная тишина, словно в вакууме, нарушаемая только звуком его шагов — Анисина не покидало чувство ирреальности происходящего, казалось, что продолжается один из его странных снов, и он вот-вот очнется… Но нет, не снится ему это. Анисин бросил взгляд на окна Машиной квартиры на третьем этаже. Вроде бы даже занавеска шевельнулась, а может, и показалось. Глупо как-то получилось… или нет. Неважно. Главное, что Маша его сама позвала, так и написала: приезжай сейчас, пожалуйста. Рано поутру, ага. Подскочил и приехал: вдруг передумает? А ведь он даже не понял, как так вышло: просто сообщения её вчерашние перечитывал и, как бывало не раз, сочинял реплики, подбирая нужные слова, но не удалил, а отправил… и тут же получил ответ. «Мне нужно с тобой поговорить». «Мне тоже». …Когда Анисин поднялся по лестнице в парадной, Маша, какая-то непривычная в джинсах и длинной футболке, уже стояла у открытой двери, как тогда, в тот самый вечер, смотрела задумчиво и молчала, нервно теребя кончик косы, перекинутой через плечо. — Доброе утро, — негромко поприветствовал её Анисин, и Маша, посторонившись, пропустила его в прихожую. — Проходи на кухню, — шепнула она. — Ребёнка бы не разбудить. Анисин как можно тише проскользнул мимо дверей Лизиной комнаты, осторожно присел на табурет. На столе мерцал экраном ноутбук, демонстрируя полтора десятка открытых вкладок в браузере. — Кофе? — Спасибо, — кивнул Анисин. — Ты чего бодрствуешь в такой час? Дело какое-то сложное? Или речь пишешь? — Нет, — Маша качнула головой, поставила перед ним чашку и вазочку с печеньем. — Так просто… Засиделась, зачиталась, задумалась, смотрю — утро уже. А ты? — Не мог заснуть, — признался он. — Думал все… О жизни в целом. О тебе. Что вообще между нами происходит? Все никак не могу разобраться. Да еще ссоры эти дурацкие… — Мы не ссорились, — Маша спрятала хрупкий фарфор с горячим напитком в ладонях, грустно улыбнулась. — С тобой сложно. Со мной тоже непросто. Вот и получается какая-то ерунда. Если честно, то я запуталась. И эта неразбериха в чувствах меня безумно раздражает. Что ж, Мария Сергеевна, это многое объясняет. — Да, правда, — Анисин легонько тронул её плечо. — Словно оба по минному полю ходим… По крайней мере, мне так всегда кажется. Вроде бы все в порядке, ан нет — сам того не понимая, сделаю глупость, а потом жалеть приходится. И сейчас, видимо, придётся, если не те слова подберешь, Анисин. — Да уж, комедия положений, — согласилась Маша и быстро переменила тему. — Что с Аркадием? Решили проблемы? Безопасная тема, полёт нормальный. — Похоже на то. Вот, к десяти сегодня в гости к ним иду, с мелким водиться, пока Аркадий с женой кое-какие дела порешают… Не ожидал я такого. Выходит, подействовала твоя лекция на сына, Маша, спасибо тебе. Я уж и не надеялся. Вообще ни на что не надеялся, по правде-то говоря. Тем более на примирение с самой Машей, да ещё в пять утра и у неё дома. — Рада за тебя, — в глазах у Маши засветился знакомый огонёк. Она поднялась из-за стола и встала позади Анисина. — Мне хотелось тебе помочь. Очень. — Она наклонилась к его уху и сбивчиво пробормотала: — Я не самая лучшая мать, жена, друг. Я всегда считаю себя правой, я с трудом признаю свои ошибки и редко прощаю чужие. Даже близкие люди не могут жить со мной, рано или поздно сбегают, а того, кто уходить не хочет, прогоняю сама. И я не собираюсь меняться. Некстати вдруг вспомнился покойный Бородинский, да вообще вся эта история — и зачем он Важнова расспросил, а? — ревность проснулась… Да чтоб ему в аду весело было, Косте Барракуде! — Не меняйся, не надо, — теплое дыхание Маши щекотало его щеку, и Анисин, внимая ускорившемуся сердцебиению, осознавал, что долго так не выдержит, обернётся к ней, а посмотрев в глаза, и вовсе забудет обо всем: о ранее принятых решениях, о прошлых событиях, о тревогах и страхах… — Ты меня провоцируешь, да? Обернулся. Ведьминские чары, Анисин, это тебе не шутки. Сопротивление бесполезно. — Ну разве что самую малость, — лукаво подмигнула ему Маша.***
Утреннее солнце золотило ее белую кожу, освещало красивый изгиб спины, затейливо играло бликами на густых тёмных волосах. И в самом деле, добрым оказалось это утро, приятным. В этот раз все было по-другому, естественней, что ли. Без малейшей неловкости, без опасения быть отвергнутым — ни сожалений, ни смущения. Тогда, в полутьме, он действовал скорее наугад, не смея остановиться, словно стремительность могла гарантировать ему её благосклонность — нелепая мысль! — и все было так сумбурно, непонятно; однако же сейчас, в залитой ярким солнцем спальне, следуя каждой плавной линии её тела, он думал только о том, как она красива и нежна, как прекрасна в своём колдовском желании, даже неистовстве. Он закрыл глаза и внезапно вспомнил о своём недавнем сне; там была кромешная тьма, здесь — слепящий свет, но везде — Маша и то всепоглощающее чувство, которого принято опасаться, потому что нет тебе пути назад, если ты единожды его испытал.***
— Ты знаешь, я ведь написала заявление о выходе из коллегии адвокатов, — Маша села в постели и посмотрела на него. — Эта история с Никитиным… Она была последней каплей. Что я пыталась доказать? Кому? «В первую очередь, самой себе», — подумал Анисин, но промолчал, притянул ближе, легко целуя Машу в нахмуренный лоб, нос, припухшие губы. Она отстранилась, и он, с трудом подавив разочарование, не стал настаивать. — Возвращаешься в родной комитет? Ковин, наверное, на седьмом небе от счастья. — Да, уговорил все-таки, — Маша решительно высвободилась из его объятий и накинула на плечи халатик. — Я ведь не хотела возвращаться, думала, что это все, пройденный этап, перевернутая страница. Я старалась. Я честно старалась. Но все равно так и не смогла смириться со своей новой ролью. — Это моральный перфекционизм, Маша, — вздохнул Анисин, поднял с пола брюки и рубашку и принялся одеваться. — Ты ещё долго продержалась. Больше полугода. — Я не идеалист, — Маша собрала разбросанные по плечам волосы в пучок и закрепила их шпилькой. — И никогда не была. Я двадцать лет проработала следователем и прекрасно осведомлена о том, как именно функционирует правоохранительная система, но только в адвокатуре я сполна налюбовалась на её изъяны. — Она нервно прикусила нижнюю губу. — Я понимаю, чего от меня хотят коллеги и клиенты, но не понимаю, почему я должна воспринимать это как неотъемлемую часть моей профессии. Даже Ольга Цветкова — а ведь мне и в голову не придёт назвать ее бесчестной или расчетливой — и та думает, что я сражаюсь с ветряными мельницами! — Тише, Лизу разбудишь, — напомнил Маше Анисин. — Это Никитин так тебя довел? Маша села рядом с ним на край кровати, положила голову ему на плечо. — Не он один, конечно. Много чего произошло. И Андрей ещё со своей Ксенией… То разводятся, то сходятся, а я для него… инструмент какой-то, а не человек. «Это твоя работа, мы же тебе заплатим», — зло процитировала она. — Я не готова делать это ради денег, Слава. Душу свою в дело вкладывать. — И, помолчав, поинтересовалась, как ни в чем ни бывало: — Ты овсянку на завтрак будешь? Неудивительно, что ты влюбился, Анисин, да? Стихия да и только.***
Анисин понял, что до оговоренного часа ещё далеко только тогда, когда ему открыл дверь заспанный Аркадий. — Пап, ты чего в такую рань заявился? Мы же на десять договаривались, — спросил сын, отчаянно зевая. Вот чёрт! Ну конечно, сейчас и девяти нет, он ведь на часы даже не смотрел — как от Маши уехал, домой переодеться забежал и сразу к сыну направился; для него-то день уже давно начался, а у нормальных людей суббота, выходной, не все еще проснулись. — Блин, что же это я, — неожиданно для себя смутился Анисин. — Давай хоть в магазин пока сгоняю, скажи, что нужно, а то правда приперся ни свет ни заря. — Да вместе сейчас сходим, — махнул рукой Аркадий, и по пути в ванную заглянул на кухню. — Лисёнок! Черкни списочек, плиз, мы с отцом до универсама пройдемся! Выйди, кстати, познакомиться! Арсюху поднимай, а то полдня продрыхнет, лентяй! — И пояснил Анисину: — Полчаса на это уйдёт, не меньше, любит товарищ Анисин-младший поспать, пушками не разбудишь. Из кухни выглянула Алиса — в халате и с полотенцем на голове. — Ой, здравствуйте, Вячеслав Иванович, приятно познакомиться… извините, мы такие сони, конечно… Ой, цветы! Спасибо большое!***
Чисто умытый и причесанный Арсений восседал во главе стола и уписывал за обе щеки блинчики с творогом, не забывая при этом окунать их в клубничное варенье. — Ф фолдафики фудеф играфь, — добросовестно перечислял он все пункты плана на выходной день. — Фтроифь дофиф, фараф. — Ты прожуй сначала, — вздохнула Алиса и ласково потрепала мальчонку по макушке. — Покажешь дедушке все игрушки, но сильно не балуйся. А мы с папой по делам съездим, хорошо? — Форофо, — покладисто согласился Арсений. — Фофефе фе форофифьфя. «Странное чувство, да? — хмыкнул внутренний голос. — Смотришь на внука и понимаешь: а жизнь-то клонится к закату. Нет, ты и раньше догадывался, Анисин, что давно расстался с комсомолом, но вот сидит перед тобой сын твоего сына, настоящий, разумный человек, и тебя вдруг осеняет: не за горами уже финал всего твоего никчемного существования». — Пообедаете часа в два, там супчик в холодильнике в белой кастрюльке, — продолжила объяснять Алиса. — Спать ложись сам, без напоминаний, ладно? А потом и мы с папой вернёмся. — Договорились, — серьёзно ответил Арсений. — Но вы не опаздывайте, а то я вас знаю. — Лисёнок, погнали, — в кухню заглянул Аркадий и подмигнул отцу. — А вы не скучайте! В дверь позвонили, и Алиса нахмурилась. — Упс, — с фальшивым сожалением протянул Аркадий. — Я, кажется, забыл мать предупредить, чтоб она сегодня не приходила. Придётся как-то выкручиваться… Ну я на тебя надеюсь, пап. Солнышко, открой пожалуйста. Эх, Аркаша, интриган из тебя никакой, шито все белыми нитками. Думаешь, бабушка при внуке выяснять отношения не будет? Между тем в прихожей зазвучал радостный Женечкин голос. — Привет, народ! А я мальчику нашему в коллекцию новый автомобиль нашла! Наконец, весь гараж соберем! — Ура! — закричал Арсений, выбегая из-за стола. — А дедушка мне самолёт сегодня купил, будем ещё и ангар теперь собирать! — Какой ещё дедушка? — удивилась Евгения, появляясь в дверях кухни. — Алиса, ты не говорила… — И тут же осеклась, увидев Анисина. — Ну мы пошли, — заторопился Аркадий. — Ведите себя хорошо. Взрослых это тоже касается.***
В целом «вести себя хорошо» оказалось вполне посильной задачей, учитывая, что Женечка предпочла с ним вовсе не контактировать. Вежливо отказавшись от приглашения Арсения поиграть в строителей, она принялась убирать со стола, потом — варить суп и в детскую так ни разу не заглянула, когда же Анисин с внуком пришли пообедать, молча удалилась в гостиную и включила телевизор. И хотя Анисина такая линия поведения полностью устраивала, ради сына и внука нужно было все-таки постараться превратить холодный игнор в равнодушную приветливость. Как только Сеньку сморил дневной сон, Анисин вышел из детской и направился на переговоры с бывшей супругой. Забавно, да? Пока издали смотрел — штормило, а вблизи — полный штиль на душе, абсолютное спокойствие. И не ёкает больше сердце от Женечкиного взгляда, хоть красота её нисколько не увяла за прошедшие годы, а скорее даже усилилась, стала ярче, приобрела какую-то филигранную точность. — Докладываю: Арсений Аркадьевич с удовольствием пообедал и в данный момент изволит почивать, — сесть рядом с Евгенией он не решился, остановился посреди комнаты, в паре шагов от дивана. — Предлагаю пройти на кухню и обсудить сложившуюся обстановку за чашкой чая, а то что ты, мать, щемишься от нас как неродная? Женечка криво усмехнулась, отвернулась и покачала головой. — Анисин, честно скажи, чего тебе от нас надо? — От тебя, красавица, — ничего, — честно, как и просили, сообщил он. — Ты мне ещё двадцать лет назад дала понять, что я для тебя умер. Для сына, впрочем, я жив, и это означает, что мы с ним будем общаться, хочется тебе этого или нет. — Мне жизнь испортил, теперь за сына принялся, — ледяным тоном произнесла Женя. Эх, милая, легко ты себя в этом убедила? — А ты в календарике точную дату укажи, я посмотрю, — ухмыльнулся Анисин. — Все ж в толк не возьму, когда такое было? По-моему, наоборот, как только я на лавочку присел, у тебя все в ажуре стало, Аркашка замучился отцов считать, шутка ли, каждый месяц по новому, а то и по два сразу! Не ври себе, Анисин, волнуется-таки синее море. — Рот закрой, — прошипела Женя, вскакивая с дивана. — Много ты понимаешь! Анисин схватил её за руку, но тут же, опомнившись, отпустил и сделал шаг назад — на всякий случай. — А понимаю я следующее, Женечка: уж если вышло так, что муж твой под арест угодил, то прыгать в этот же вечер в постель к… — Я тебе не Женечка! — Её глаза метали молнии. — Не смей меня ни в чем упрекать! Пожар в душе вспыхнул и тут же погас. Дела давно минувших дней, Анисин… — Хорошо, Катюша, — ровным голосом произнёс он. — Не буду я отношения с тобой выяснять, не хочу. Ни сейчас, ни потом. Давай просто договоримся: ты сама по себе, я сам по себе, и детей не впутываем. Не знаю, как ты, а я остаток своей жизни хочу провести в тиши и покое. У тебя ведь всегда было хорошо с математикой? Паспорт открой, дату рождения вычти и подумай, стоит ли тратить время на всякую дрянь, если его и на хорошее-то уже не хватает. Промолчала Женя. Согласилась, видно, с его доводами. Она ж всегда умной девочкой была, а что до остального… Мелочи жизни.***
Важнова дома не было, а записка в двери сообщала, что старик уехал по делам и сам перезвонит Анисину, когда вернётся. Неужто в Выборг поперся, авантюрист старый? И как давно? Анисин набрал его номер, но абонент был вне зоны действия. Ч-черт, этого ещё не хватало! Конечно, Иваныч вовсе не обязан отчитываться перед ним, но случиться со старым больным человеком может всякое… Да и вечер уже, где его до сих пор носит? Анисин медленно спустился с девятого этажа, с четверть часа посидел на лавочке во дворе, на всякий случай полистал ленту происшествий, но потом все же засобирался домой: внезапно потяжелел затылок, видимо, давала знать о себе бессонная ночь. Поразмыслив, решил дойти до дома пешком, подышать свежим вечерним воздухом, купить по дороге хлеба, молока и картошки. …Завизжали тормоза. Анисин, едва отпрыгнув в сторону, почувствовал резкий удар в бок и, не удержавшись, упал на землю — откатился, вскочил на ноги, выхватил кастет. Из машины вылетел незнакомый бородатый парень пижонистого вида и уставился на него ошалелым взглядом. — Я н-не хо-хо-тел, — начал оправдываться он. — Н-не ож-жи-дал… В-вы в п-пор-ряд-ке? — И тут же попятился назад, устрашившись, видимо, агрессии пострадавшего. Выглядело все натурально, поэтому Анисин решил перейти из боевого режима в обычный. — Ты какого… по дворам на такой скорости носишься, придурок? Не пьяный вроде… Обдолбанный, что ли? Неудачливый гонщик заозирался: во дворе никого, кроме них, не было, и примиряюще поднял обе руки вверх. — Я вас в больницу отвезу, ладно? Сам не пойму, как так вышло, газ с тормозом перепутал, что ли, — затараторил он. — Психанул. Давайте в травмпункт, а? Здесь вроде недалеко. Анисин вполне доходчиво, хоть и нецензурно, сообщил этому нервному шумахеру, куда ему следует отправляться и, отряхнув пальто, подобрал сумку с продуктами, лежащую на клумбе. Пакет с молоком, естественно, лопнул, хлеб промок, но сетка с картошкой даже не порвалась. Анисин чертыхнулся, вытащил картошку, похромал к мусорным бакам, а потом направился к своей парадной.***
Через полчаса в дверь постучали: на пороге стоял давешний бородач и протягивал ему пакет с логотипом ближайшего сетевого магазина. — Это вам. Вы ж мой сосед, оказывается, — извиняющимся тоном пояснил он. — Я квартирой выше живу. Тётя Нюра сказала. Ещё раз простите. Вездесущая тётя Нюра! Поди и все подробности ДТП записала в картотеку, мало ли, пригодится. — Ладно, — пробурчал Анисин, принимая пакет. Внутри звякнули бутылки. — Вина красного купил, французского, — робко улыбнулся сосед. — Хорошего. Вы не против? Я и себе купил. Выпью бокал-другой под салатик. Знаете, меня жена бросила. Не сегодня, правда, давно уже. Просто меня именно сегодня накрыло, вот я и… — Слышь, тебя как зовут? — не выдержал Анисин. — Олег, — улыбнулся парень. — Олег Мартов. — Олежка, будь другом, топай наверх, к себе, — Анисин тяжело оперся рукой о дверной косяк. — Потом как-нибудь расскажешь, что там у тебя приключилось. — Внешность у вас фактурная, — сообщил Олег и навел на озадаченное лицо Анисина воображаемый объектив из сложенных в рамочку пальцев. — Какие бы кадры были! Шикарные! — Пошёл ты, — Анисин захлопнул дверь, с трудом волоча ноги, доплелся до кровати и, не раздеваясь, рухнул лицом в подушку.***
— Я вообще итальянское вино предпочитаю, — сказал Бурят. — Но французское тоже подойдёт. «Как только входит бог вина, душа становится ясна. Гляжу на мир, исполнясь мира, и златом я и серебром — каким ни захочу добром — богаче Креза или Кира». — До Ронсара добрались? Ну-ну, — Анисин налил себе бокал вина, посмотрел сквозь него на вздымающиеся волны и залпом выпил. — Чем обязан? — Луна уже покинула утесы, прозрачным море золотом полно, и пьют друзья на лодке остроносой, не торопясь, горячее вино. — Лунная дорожка? — Лунная соната. Бурят щелкнул пальцами, и воздух наполнился звуками заунывной мелодии.***
Пам-па-рам. В голове мерно стучали молоточки. Пам-па-рам. Сердце билось в ритм. Пам-па-рам. Анисин открыл глаза и прислушался: музыка авторства Бетховена доносилась сверху и, судя по всему, из квартиры этого чокнутого Мартова. Классика классикой, но не в шесть же утра в воскресенье! Анисин со стоном встал с кровати: мало того, что все затекло, да ещё и правый бок ныл от удара. Подняться, что ли, усовестить меломана? Анисин открыл дверь и едва не столкнулся нос к носу с тетей Нюрой, которая, очевидно, отправилась к Мартову по той же причине. — Слава! — запричитала она, прыгая вокруг него маленьким юрким мячиком, — уже час эта шарманка у Мартова играет, сил моих никаких нет слушать! Урезонить надо этого охламона. Может, поднимемся, ты ему пригрозишь, что ли… Но милицию все равно надо вызвать! …Надо, конечно. Как тут без правоохранительных органов обойтись, когда дверь в квартиру распахнута настежь, а хозяин в петле под потолком болтается?***
— Следователь Швецова, немедленно пройдите на место преступления! — гаркнул с балкона Кораблёв и, хохоча, вернулся в кухню. Тётя Нюра ойкнула и перекрестилась. — Маша, Маша, Машенька, — радостно потирая руки, забормотал толстый судмедэксперт в серо-синем берете. — Вливается Машенька в наши стройные… кхм… ряды. А у тебя, Кораблев, ума как не было, так и нет. Пятьдесят лет! — Зато я шутить умею, а ты, Панов, никак не научишься, — майор обернулся к Анисину. — Подтвердите, Ваше превосходительство! — Потом пододвинул тете Нюре протокол. — Распишитесь, гражданка, где галочка стоит, расшифровку рядом дайте и чувствуйте себя свободной! И вообще, я просто счастлив от того, что все возвращается на круги своя. Наконец-то Мария Сергеевна занимается тем, чем должна — след-стви-ем! — Здравствуйте, — улыбнулась вошедшая в квартиру Маша и проводила недоуменным взглядом улепетывающую старушку. — Я тоже очень рада всех вас видеть, хотя повод, как всегда… Что у нас тут? — А что у нас тут? Груша, — хрюкнул Панов, — которую кушать нельзя. — Лёня, — укоризненно посмотрела на толстяка Маша. — Ну чего ты? — А чего я? — искренне удивился Панов. — Шутить учусь! Атмосферка тут — хоть топор вешай. Ну или сам вешайся, ежели варианты закончились. Может снимем его? Шея затекает… У меня, конечно, а ты что подумала? — И уже из гостиной: — Матерь божья, немецкий антиквариат! Как раз для Бетховена! Ноты, ноты мне! — Творческий кризис, который перешел в депрессию, — покачал головой Кораблев. — Предсмертная записка тоже имеется. Вот, полюбуйтесь: «Элечка, прости, я слишком долго всматривался в бездну». Жить надо по-человечески, чтобы потом лампочку не изображать. — Если слишком долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя, — напомнил о себе Анисин, сидевший в кресле в углу. — Ницше. Там еще в начале цитаты про чудовищ что-то было, я уже не помню. — Анисин, ты меня пугаешь, — с уважением заметил Кораблев. — Это не ты его, случаем? Теть Нюра говорит, Мартов тебя вчера машиной сбил. — В смысле «сбил»? — Маша обеспокоенно обернулась к Анисину. — Что это за история? Из соседней комнаты раздались звуки пианино. Опять эта чертова соната!***
Маша позвонила уже ближе к полудню. — Нашли мы их, на съемной квартире. И жену Мартова, и любовника ее. В ванне тела лежали, аккуратно так. — Какой кадр шикарный, — чуть слышно пробормотал он. — Что? — не поняла Маша. — Да так, — Анисин зажмурил глаза, пытаясь изгнать из памяти испуганное лицо Мартова. — Вслух рассуждаю. — Ты, кстати, рентген-то сделай, вдруг трещина? — Сделаю, — пообещал Анисин Маше. — Вот прямо сейчас пойду. А вечером — в ресторан. Аркадий приглашает. Ты с нами? — Ну не знаю… Если получится, то конечно. Кстати, я ведь так и не спросила, как встреча с внуком-то вчера прошла. — Чудесно, — ответил он. — Мой внук производит впечатление очень хорошего человека. — Весь в тебя. Анисин тихо рассмеялся. — Спасибо. Приятно слышать подобное от следователя по особо важным делам.