Увядай, желай, люби

Летнее утро выдалось особенно жарким. Только середина июня, а солнце во всю уже грело, не щадя жителей Лондона даже ночью. Аллен это раздражало, она не любила такие солнечные душные дни, когда ты всего лишь сделал пару движений, а пота на лице столько, как будто тренировался сутки на пролет. Приходится несколько раз на дню принимать прохладный душ и пить всякие разные таблетки, чтобы уменьшить нагрузку на слабое сердце девушки. Ведь ее тело плохо переносит высокую температуру. Аллен не любит лето. В прошлом ей нравилось ощущать теплые лучи солнца на своем лице и гулять в это время года, купаться в озере и пить горячее какао на ночь. Но это было в прошлом. После смерти брата тогда еще юной ученой пришлось мириться с тем, о чем раньше она даже никогда не задумывалась. Вина за смерть родного человека и последующая ответственность тяжким грузом свалились на хрупкие плечи маленькой девочки. Ее никто прилюдно не обвинял, но косые взгляды и шепот за спиной давали ясно понять, что остальные думают на этот счет. Кто же знал, что Лукас Бейкер в свои 24 года составил завещание, в котором написано, что все что обретенное им при жизни передается маленькой Аллен, включая свою должность в Академии Наук и "Процветании". «Не хочу, чтобы ты страдала, — любил говорить он. — Ты единственная моя радость в этом сером прогнившем мире, тебе одной я могу доверить все, что посчитаю нужным. Вскоре ты займешь мое место, как бы тебе не хотелось обратного, и все мое станет твоим.» Аллен это знала. Но тогда она не была готова. Все случилось неожиданно и слишком рано. Только через месяц юная ученая узнала, о какой должности говорил ее брат. Для простых смертных она так и осталась бессердечной маленькой дрянью, которая убила своего брата из-за наследства. Лукас всегда был немного странным даже по меркам ученого: говорил загадками, читал людей как открытую книгу; был очень общителен, но в то же время ни с кем не сближался. Для него впустить кого-то в свое сердце было равнозначно убить собственноручно. А все потому, что… …он был одним из Круга Двенадцати. Войдя в этот круг, выйти из него ты уже не сможешь. Чаще всего членов из Круга Двенадцати называют Хранителями порядка. Всего хранителей 12, как и делений на циферблате часов, и у каждого человека, занявшего свое деление, появляются своя функция и особые умения, грубо говоря Сила, способная изменить ход человеческой истории. Если хранитель умирает, на его место всегда приходит новый, Круг и Время сами укажут на человека, который подходит хотя бы по трем условиям отбора. Но с Силой приходит и ответственность. Под Силу приходиться подстраиваться. «Ты особенная, Аллен, не такая, как все…», — шепчет она иногда, и юная ученая покорно кивает ей и открывает окно по шире даже зимой, чтобы в комнате всегда было прохладно. Ведь она Хранитель порядка, занявшая десятое деление. Снежная королева, как прозвали другие хранители. Она и не была против. Ее способности — холод и лед. Как бы прозвище банально не звучало, Хранители десятого деления всегда имели образ холодного одинокого человека с каменным сердцем. А все из-за Силы. Все из-за платы. Ты же не думал, что Сила дается просто так, верно? *** В столовой было душно и очень шумно, из-за чего Уолкер еще раз прокляла лето и направилась к окошку с раздачей кушанья. Очередь была километровой, голова болела, а глаза слипались из-за бессонной ночи. Летом даже ночью не больно прохладно, поэтому экзорцистка не смогла заснуть, жара атаковала со всех сторон. Нужно бы попросить у Комуи миссию в какую-нибудь прохладную часть земли и укатить по-быстрому, да только таких заданий пока нет, девушка уже спрашивала. Из-за погоды седовласая чувствовала себя неважно, движения ее казались вялыми, но на лице все так же сияла фальшивая клоунская улыбка, не давая ни шанса заподозрить девушку в плохом самочувствии. Заказав себе как всегда кучу еды, Аллен осмотрелась и не нашла свободных столиков. Но зато заметила Лави и Линали, которые вместе завтракали. Уолкер решила присоединиться к ним. — Доброе утро, ребята, — поздоровалась она. — Я присяду? — Конечно, Аллен, что за вопрос? Мы только тебя и ждали! — весело отозвался Лави, освобождая место на столе. — И тебе доброе. — Доброе, Аллен-кун, — улыбнулась Линали, но затем нахмурилась. — Аллен, ты себя хорошо чувствуешь? — Да, — соврала седовласая. — Я себя прекрасно чувствую. А что, плохо выгляжу? — Нет, друг мой, — сказал Лави, поворачивая лицо Аллен к себе. — Ты выглядишь ужасно. — Он прикоснулся рукой ко лбу девушки. — Да у тебя жар! — Да быть такого не может, — не поверила Уолкер, для убедительности повертев головой, из-за чего та закружилась. Аллен сняла перчатку с правой руки и прикоснулась к щеке. — Горячие… — Вот видишь, а мне ты не поверил. Вот Линали умница, первая заметила твое состояние. — Перестань, — засмущалась брюнетка, снова смотря на больного. — Аллен-кун, поешь хорошо и иди к братику, лекарства возьмешь. — Спасибо за заботу, но в таком случае я просто пойду спать, — все же принимаясь есть ответила седовласая. — А чем вы будете заниматься? — Я сейчас к брату пойду, помогу с работой, — сказала Ли, уже допивая чай. — А мне Панда вчера отдал разваливающийся фолиант про очередную войну. Сказал выучить от корки до корки, — приуныл рыжик, ковыряясь в своей тарелке. — Ты справишься, — приободрила его брюнетка, складывая свою тарелку на поднос. — Ну, я пошла. — Свидимся еще, — буркнула Аллен, наслаждаясь уже пятой тарелкой овощного салата. Вкусный оказался, зараза. Почти заканчивая с завтраком, Уолкер заметила темную макушку с высоким конским хвостом. Презрительный и холодный взгляд, прямая спина и величественная походка — все это может принадлежать лишь одному человеку. — Смотри, Лави, объект нашего спора нарисовался. Еще помнишь про договор? — Может не сегодня? Мне-то от этого ничего не будет, а вот ты можешь пострадать. — Я себя прекрасно чувствую, если ты об этом. А если не сейчас, то когда? Его могут в любой момент отправить на задание, да и меня тоже, — допивая чай, девушка с предвкушающей улыбкой смотрела на Канду, берущего свой неизменный завтрак — собу и зеленый чай. Она уже продумала то, что скажет сегодня и, видя подходящего брюнета к последнему в ряду столику, встала с места, попутно поправляя перчатку на левой руке. — Не спи, Канда, враг не дремлет! — почти пропела седовласая, успевая легко, но ощутимо задеть пальцем по носу самурая до того, как на нее посмотрели злые синие глаза. — Что ты здесь забыл, Мояши? — от ледяного голоса мечника у Аллен по спине пробежали мурашки. Давно она не испытывала такого адреналина. — БаКанда, а ты знаешь, что грубить нехорошо? Или тебя манерам не учили? Прости, я забыл, что для твоего крошечного мозга тяжело запомнить всего пять букв моего имени, о каких манерах то я говорю? — Нарываешься, мелочь? — Нет, но это единственный способ привлечь твое внимание. Я все спросить тебя хотел, чего ты такой злой ходишь? Мне хотелось бы верить, что ты чувствуешь свою вину за содеянное, от того и бесишься, но я что-то не видел, чтобы ты раскаивался. — О чем ты? Какую еще вину? — не понял мечник. — Не помнишь? — удивилась Уолкер. — Или то, что вокруг тебя люди с ума сходят для тебя в порядке вещей? — она придвинулась вплотную и смотрела с таким интересом, будто рассматривала какую-нибудь интересную диковинку. Голос опустился до шепота. — Скажи, а что ты почувствовал, когда своим Мугеном пронзил живое человеческое тело? — Что?.. — в глазах Канды на мгновение отразился страх, но больше всего на лице было удивления, которое он скрыть не смог. То, о чем говорил проклятый экзорцист, у мечника ассоциировалось только с резней, устроенной сошедшим с ума Алмой Кармой. Но также Канда помнил, что информация о его прошлом засекречена, и он искренне не понимал, откуда седой стручок об этом знает. — Ты думаешь, что являешься человеком? — тихим голосом продолжила девушка. — Такой урод, как ты, просто живое оружие, созданное для уничтожения Акума, Юу! Или ты считаешь иначе? Это стало последней каплей. Канда мог проигнорировать многое, но его имя, произнесенное в этом контексте, вызвало неконтролируемую ярость, гнев затуманил рассудок, а фальшивая улыбка на лице седовласого паренька читалась как насмешка. Образ смеющегося безумным смехом Алмы, стоящего над трупами, невольно смешался с образом реального человека, что создало иллюзию того, что брюнет вновь оказался тем маленьким девятилетним мальчиком, смотрящего на обезумевшего друга, который убил ту небольшую горстку людей, которые относились к ним как к людям. И мечнику в тот раз пришлось его убить, чтобы спасти его душу. Так думал Канда, единственный выживший в тот роковой день. Поэтому он убьет и этот образ, чтоб не мешался. Не помня себя, самурай схватил Уолкера за шею и начал душить его. Аллен в попытке чуть ослабить хват сжал душащую его руку, но улыбка с лица не пропала. Наоборот, он улыбнулся шире, чтобы позлить и так разъяренного брюнета. — Таким, как ты… не место… среди людей, — прохрипела она. — Признай же… это… Юу… Канда почти со всей силой сжал тонкую шею, полностью перекрывая путь кислороду в легкие. В глазах у обоих темнело: у одного от гнева, у другой от нехватки воздуха. Аллен в последний раз насмешливо посмотрела в глаза оппоненту и, не выдержав, начала терять сознание. Лави, стоявший рядом, увидел плачевное состояние беловолосого друга и решил вмешаться. — Канда, ты что творишь?! — он подбежал к ним, пытаясь разнять. Видя, что брюнет никак не отреагировал, рыжий схватил его за плечо. — Канда, очнись! Ты так можешь его убить! Юу будто только сейчас осознал, что он только что чуть не сделал, быстро отпустил подростка, который начал судорожно дышать и кашлять, держась за горло. «Я… я только что… чуть не убил… снова, — мыслей у мечника в голове крутилась туча, и он не знал, за какую взяться. — Откуда… почему… как… надо извиниться.» — Мояши, — от шока у Канды сел голос. Он смотрел на бледного тяжело дышащего паренька, и слова застряли комом в горле. — Ну у тебя крышу и снесло! Видать помнишь все, — Аллен встал с пола и чуть не упал, благо рыжий был рядом и помог другу. — Видишь, Лави, я оказался прав. Люди с таким взглядом на мир и отношением к нему могут не задумываясь перейти границу дозволенного, и ни одна мышца на лице не дрогнет, — Уолкер нетвердой походкой направилась к выходу. — Что и требовалось доказать. — Канда, — Лави обратился к низко опустившему голову мечнику. — В этот раз ты зашел слишком далеко. — И побежал догонять Аллена, чтобы проводить его до комнаты. Канда так и стоял в столовой. Еще где-то минут пять смотрел на то место, где сидел мальчишка, он все думал над словами седой бестии, над своей реакцией на них. «А ведь он по сути ничего и не сказал. Лишь затронул небольшой кусочек моего прошлого. Но… почему так больно? — Юу коснулся груди, где билось его сердце. — Я… переживаю? Меня задели его слова? Почему… все так…» Канда вышел из столовой, так и не поев. Аппетита, как в общем и настроения что-то делать, как будто и не было. Мечник не хотел сейчас кого бы то ни было видеть, поэтому он ушел в лес, который мог подарить ему уют и одиночество помимо его комнаты. Достав Муген из ножен, он посмотрел на него очень внимательно, как будто видел в первый раз. Катана засветилась слабым зеленым светом, отзываясь на не легкие думы хозяина и пытаясь хоть как-то подбодрить его, утешить. Юу чуть улыбнулся. — Только ты меня понимаешь, Муген… понимаешь и принимаешь таким, какой я есть, — грустно улыбнувшись и тяжело вздохнув, Канда начал отрабатывать удары, используя катану. Муген был словно продолжением его руки, движения были плавными, быстрыми, четкими, как и сам хозяин Чистой Силы. Казалось, будто это не тренировка, а танец хоть и смертельный, зато очень красивый. Казалось, будто мечнику нет дело до окружающего мира, что его волновали только его танец и правильное выполнение базовых элементов. Все так и было бы, если бы не одинокая слеза, скатившаяся по щеке, и отрешенный взгляд, направленный в никуда. Ведь для него это не тренировка. Это — способ убить в себе не нужные оружию чувства.