«Perfect Enemy»
A Perfect Circle
Прокуренный воздух дрожит от громыхающей музыки. Зеленые лучи лазерного шоу режут тёмное пространство, иногда прорываясь в приват-комнату, искажая образы перед глазами. Вернее, один образ, на котором сосредоточено моё внимание. Девушка с короткими рыжими волосами исполняет приватный танец. Она соскользнула к моим ногам, задерживая руки на коленях, ведя нежными пальчиками по внутренней поверхности бедра, добираясь до ремня. Я откидываю голову назад и упираюсь взглядом в потолок, обжигая губы дымящимся фильтром. Горячий рот опытно заглатывает член, и я, отбросив окурок на пол, сцепляю мягкие рыжие волосы в кулаке, сильнее давлю на её голову, насаживаясь почти до упора. Она умеючи расслабляет горло, позволяя мне эти издевательские манипуляции. Мелкая шлюшка, в какой-то несвойственной реакции для её профессии, жалобно застонала, скомкивая в ручках мои брючины. От этого я возбуждаюсь ещё сильней. Не зря выбрал рыжую… Она пытается отстраниться, мычит. Упирается руками, но я непреклонен. Сейчас передо мной только одно видение: рыжая макушка, руководствуясь моим нетерпением и нажимом, опускается вверх-вниз, вверх-вниз. Чувствую её слезы… И тут же кончаю. Отпускаю девку. Она откидывается от дивана и падает на попу. Смотрит на меня со злостью, вытирает рот. Жалкая подделка. Застегиваю ширинку, достаю из кармана пресс денег и швыряю к ней на пол. — За беспокойство. — Сп… Спасибо, господин Хэ, — встает на корточки, нервно собирая банкноты дрожащими пальцами. — Я Вам ещё нужна сегодня? Выглядит забавно. На её лице застыла маска из надежды и страха. Я знаю, как действую на девушек, на людей в целом. Умею подчинить себе за доли секунды. Вот и эта. Вроде тянется ко мне, но в то же время боится до усрачки. И ведь не зря. Думаю, у шлюх, как и у мелких грызунов, очень развита интуиция и чувство самосохранения. — На сегодня свободна. Быстро кивает, поднимается на ноги. — Прислать к Вам официанта? — Уходи. Вздрагивает и как скромница, вдруг прикрывает голую грудь руками. Я скользнул по ней взглядом, растягивая губы в холодной усмешке. Девчонка отшатнулась, как от удара и рванула прочь. Тупая. Жалкая. Подстилка. Единственное, что её спасает, так это природный рыжий отголосок… Поднимаюсь с дивана и оправляю одежду. Неплохой вечер, но надо бы его закончить. Завтра переговоры, и я не должен выглядеть «помятым», хотя не отказался бы от пары рюмок абсента. *** Пара рюмок абсента «вылилась» в полбутылки. Благо, «зелёная фея» не удостоила меня своим вниманием. Хотя это не удивительно. Пить я умею. Абсолютно любые алкогольные напитки. Опыт у меня весомый. После окончания школы и по сей день. Не люблю пить в одиночестве, но сегодня я устал больше обычного. Поэтому не хочу ни с кем разговаривать и тем более изображать интерес к собеседнику. И должно быть, выгляжу я подстать своему внутреннему состоянию, подметив, что ни одна «шкура» ко мне не прилипла. Как и многочисленные знакомые, никогда не оставляющие меня без внимания и лестного слова, сегодня так же предпочли остаться в стороне. На часах половина второго ночи, и я, влив в себя заключительную на сегодня стопку «зеленого зелья», поднялся, надевая на ходу чёрное пальто. Ловко огибаю извивающиеся в танце тела, иногда ощущая на себе женские провоцирующие прикосновения. Но кроме холодного раздражения в душе ничего не шевелится. В Душе… Душа. Смешное и совершенно нелепое слово. Какой идиот верит в то, что внутри мяса с костями существует некая субстанция, которая после смерти отправится на небеса?.. Это ж, блять, как надо было накуриться, чтоб на эту тему ещё несколько талмудов написать? Люди — дебилы. Готовы поверить во что угодно, лишь бы слепо надеяться, что после смерти не придёт всему конец. Но на самом деле — только черви. Земля и трава на ней… А так… Придумали, блять, сказку: белые пушистые облака, золотые ворота… А в Исламе вообще семьдесят две девственницы на одного правоверного мусульманина! Странные мысли в голове прозрачно намекнули, что я явно переоценил свои силы в безмерном потреблении алкоголя. Похоже, именно сегодня превысил дозу. Как раз накануне встречи. Молодец, Хэ Тянь. Пока шёл к выходу, заметил, что вместе со мной на стоянку выперся менеджер заведения. Пробежался вперед до моей машины и суетливо открыл дверь. Мне захотелось взять его башку, просунуть между дверью и салоном, и несколько раз с оттягом… — Господин Хэ, — приглашающий жест. Я выдохнул неуместное раздражение и уселся за руль. Неугомонный менеджер мерзко аккуратно закрыл её за мной. Руководствуясь здравым смыслом, и глуша алкогольный беспредел, я опустил стекло и сунул ему купюру. — Благодарю, — засиял он, видимо, ожидая только этого момента, — может, я лучше Вам такси вызову? Я поднял стеклоподъёмник и завёл мотор. Такси, блять. Он что, думает, я разобьюсь? Вот так по-идиотски подохну? А с другой стороны — поебать. Ночной город пуст. В энергосберегающем режиме мигают светофоры. Я вдавливаю педаль в пол и машина послушно, едва ли не со шлифом, мчит в два раза быстрее. В такие минуты чувствую себя свободным. Без сожалений. Одни инстинкты. Вот сейчас едва заметный поворот руля — и бетонная стена торгового центра. Или, возможно, если ещё сильнее разогнаться то можно… Да мало ли, что можно. Не сегодня. Не сейчас. Сбавляю скорость, и окружающий пейзаж перестает быть размытой безликой массой. Сердце переходит на привычный монотонный ритм. Словно там, внутри, в грудине снова всё сплетается в дряхлую паутину. *** В квартире темно. Холодно. Пусто. Прошло долгих пять лет с того момента, когда я в последний раз что-то чувствовал. Надеялся на что-то. Был слабаком. Как вспомню — так тошно. Жалкий пёс. Горько обманутый придурок. И кем, блять! Мне каждый раз хочется смеяться, а потом выть до хрипоты. Из-за слабости, которая до сих пор бродит по венам. Из-за образа, что невидимой дымкой обосновался где-то в подсознании. И из-за шалав — с неизменно рыжими волосами. Но я вытравлю из себя всё это. Неважно чем. Алкоголем. Шлюхами. Деньгами. Способы есть. И у меня почти получилось. Осталось немного. Никто не знает, как и насколько я изменился. Даже Чэн при виде меня — всё больше молчит. Ни в коем случае не боится, просто очень уж очевидно сожалеет. А я на это лишь улыбаюсь. Усвоил урок. Я теперь охуенный отличник. Настолько, что могу без сожаления перешагивать через людей. Через кого угодно. Понадобится, и брата не пожалею. А что касается друзей — давно нет. Мне не нужно очевидно уязвимых мест. Я самодостаточен. А когда исчезают принципы — всемогущ. Поэтому бизнес у меня идёт отлично. Без конкурентов. Наверно, это счастье. Лишь бы не захлебнуться от такой радости. *** Пять лет назад. — У тебя вообще стыд есть?! — Мо шарахается в сторону, запинается об валявшийся на полу рюкзак, и едва не падая, громко матерясь, удерживается за кухонную тумбу. — А что такое? — я вытираю голову полотенцем. — Ты ещё спрашиваешь?! — захлёбывается негодованием, и усиленно отводит взгляд. Я пожал плечами и двинулся к шкафу. — Ты обещал мне конспекты по физике! — голосит Шань где-то неподалеку. — А я и не отказываюсь… — перебираю бельё на полке. — Тогда почему я должен лицезреть твой голый зад?! — Что, волную? — подмигиваю. — Да пошёл ты! Мало того, что я прождал тебя, пока ты моешься, так ещё и это! — он уничижительно ткнул пальцем в мою сторону. — Ты чего так разоряешься? Можно подумать, никогда меня голого не видел, — натягиваю боксеры, потом спортивные штаны. — А с хуя ли я тебя голого видел?! — Хм? Ну, ладно. Я могу сфоткаться ради такого дела, и выслать тебе. Чтобы привыкал. Мо разъяренно вскинулся и за неимением словарного запаса, его хватило только на «фак». — Засунь свой конспект в задницу! У кого-нибудь другого попрошу! — Шань метнулся в коридор. Я быстро его догнал и, схватив за локоть, выволок обратно в зал. — Ты что думаешь, я пригласил тебя сюда только из-за конспекта? — А зачем тогда? — нервно взбрыкнул он, пытаясь освободить свой локоть из моей хватки. — За первым поцелуем, Малыш Мо… *** — Это съедобно вообще? — осторожно тыкаю вилкой в зеленую жижу. Мо оскорбленно выхватил тарелку у меня из рук. — Не хочешь — не ешь! Жри тогда свою запаренную полову! — Да я не отказываюсь… — Проехали! — А мяса не будет? — пытаюсь заглянуть ему за плечи, чтоб увидеть, что томится на плите. Шань мстительно разворачивается, хватает аппетитно пахнущую кастрюльку и со всем содержимым отправляет её в раковину. — Нет! — гордо поднял подбородок. Я уныло глянул, как в слив просачивается мой несомненно охреннено вкусный ужин. — И не будет! Ах, ты, сучоныш! — Блять, Хэ! Блять-блять-блять!!! — отчаянно верещит Мо, когда я заваливаю его на диван и старательно размазываю по его голой груди зеленую желейную массу. — Без ужина я сегодня точно не останусь… — Блять!.. *** — Мне очень жаль, Шань, — кладу руку на его окаменелое плечо. Мо неестественно прям и тих. Он оборачивается ко мне. Глаза пусты. — Да я… И не знал его почти… — Но он всё равно был твоим отцом. — Был, — стеклянный взгляд и очень холодные руки. Даже не вырывается. — Может домой? — пытаюсь сделать ободряющую интонацию. — Нет. Я к себе. — Малыш, я… — Почему земля такая чёрная? — Что? — Чёрная… У меня первый раз в жизни закончились слова. Пытаюсь его обнять, но Мо какой-то несгибаемый. Поднимаю ладонями его лицо к себе. А он очень спокойный. Даже привычной складки меж бровей нет. — Как мама? Его выдох согревает мои ладони. — Шань? — Я замёрз, — отдаляется от меня, когда я пытаюсь согреть его в объятиях, — нет. Не нужно… Это не привычное упрямство. Что-то другое, холодное, отстраненное. И вот теперь страшно становится мне. Такое чувство, что земля разъезжается под ногами. Я как будто пытаюсь ветер поймать руками. Задержать свой кислород. Ведь мой кислород — Шань, но он этого не знает. Я не говорил из-за своих убеждений, гордости, наверно, но сейчас мне не до этого. На всё плевать, лишь бы Шань остался рядом. — Может, зайдём в круглосуточный, накупим сладостей и забьём на пару дней на школу? Что скажешь? — я словно по раскалённым углям хожу, пытаясь вызвать хоть какую-нибудь реакцию. Держу привычное хладнокровие, но внутри всё обрывается. — Отличный план. — Правда? — как бы не старался, но скрыть удивление не смог. — Ну, да… — улыбается. Чудовищно. Я даже дыхание задержал. Это не мой Мо. — Я только домой зайду, а потом сразу к тебе. — Обещаешь? — вырвалось само. — Конечно, — быстро разворачивается. — Стой, — хватаю его за руку и резко целую. Мо безропотно отвечает на ласки. А у меня все ломит от боли и тоски. Я его потерял. Нужно что-то сделать! В мозгу вой и обреченная истерия. Я яростней впиваюсь в его губы и прижимаю к себе со всей силы. Не знаю, что хочу этим добиться. Это отчаяние. Я первый разжимаю руки. Выпускаю его. А Мо как ни в чем не бывало, разминает шею и снова собирается уходить. — Я люблю тебя… — слова обожгли горло. Я даже не думал говорить подобное, вырвалось. И заболело. Я распадаюсь на атомы. Я весь твой. Только не уходи. Он поднял голову вверх. Молчит, глядя на небо. Услышал ли? Понял? Повторять не стану. Я и так перековеркал себя полностью. Один день — и всё в бездну. Разве так бывает?! — Мо! — бесноватая ярость просыпается совершенно неожиданно. — Я обещаю. — Что?! — Отдать тебе. — Блять, да о чём ты?! — я уже готов его убить. — Мне холодно… Я пошёл. Не задерживаю его больше. Я сделал всё что мог. Теперь только ждать. Он обещал прийти. И я буду ждать. *** Я так люблю тебя. *** Я надеюсь, что ты уже сдох. Очень сильно надеюсь, что кости твои в земле. Ненавижу… *** Наши дни. Реальность чертит новые петли, блуждая по старым закоулкам памяти. То, что я почти забыл, вытеснил из сознания — вернулось, пробуждая всё самое тёмное, что есть во мне. Это не эйфория, не праздник души. Больше похоже на обрушивание дамбы, которая держала мою суть под замком. Но теперь я свободен. Не скованный рамками морали и нелепым страхом «обидеть» близкого мне человека. Когда-то близкого. Ныне у меня есть идеальный враг. И я напьюсь его крови — взамен своей, испорченной. Его появление в городе было ожидаемо. Рыжий всё равно бы вернулся. И тлевшая во мне буря, глотнув кислорода, жаждала разнести всё в пыль. Про то, что можно выгорать дотла от ненависти, я только в книжках читал, но сейчас, задыхаясь в ней, нахожу в этом особую эстетику. Когда внутри не остаётся ничего человеческого, всё вокруг становится простым и ясным. А труднодостижимые цели — делом одной минуты. Когда-то Мо был именно труднодостижимой целью, а сейчас обычная насечка в памяти, которую нужно стереть окончательно. И желательно красным. *** Мы когда-то дышать друг без друга не могли. Смотри, что с нами стало… *** Я тебя не убью. Хочу продлить мучения. Я жил в аду долгое время, почему ты должен отделаться быстрым забвением? Сделаю тебе ответный подарок. Экстрасенсом никогда не был, но почуял его приближение, как голодный хищник. И всё внутри вскипело, встало на дыбы. Меня начала заволакивать тьма. Ох, как же я рад ей… Миг застыл. Как черно-белое кино с зернистой киноплёнкой. Он опрометчиво проходит мимо, занятый своими мыслями. Лишь на лице тень чего-то незнакомого. Шань изменился. И мне не нужно говорить с ним, чтобы понять это. А я, собственно, и не собираюсь заниматься болтологией. Я пришёл за болью. И ты мне её подаришь. Ты ведь такой щедрый… — Я тебя предупреждал… — Чт… Он резко оборачивается, но я не даю и шанса разобраться в чём дело. Бью наотмашь… … И очевидно сразу ломаю нос, так как Рыжий буквально захлёбывается в ярко-алой жиже. Его откидывает к стене, причиняя ещё больше увечий. А у меня внутри — Аве Мария. А я счастлив. Впервые за это время. По-звериному. Нечеловечески. Шань сплевывает кровь. Поднимает осоловелый взгляд. Пытается ладонью удержать льющуюся потоком кровь из носа. А потом вдруг… Улыбается. — Аааа… — сиплый голос, — это всего лишь ты… Без удара из меня вышибло весь дух. На короткий миг, я словно снова очутился в знакомом аду. Безымянном. Забытом, холодном. «А, это всего лишь ты…» — раз за разом в воспаленном мозгу. Ненавистным голосом. Ненавистными губами. Изо рта вырывается разгоряченное дыхание, хотя на улице плюс. Это твой приговор. И да. Это всего лишь я. И я. Тебя. Прикончу. Подрываюсь к нему, хватаю за грудки и несколько раз пробиваю коленом в «солнышко». Мо выворачивает блевотой и очередной порцией крови на мои ботинки. Я брезгливо стряхиваю смрадную массу, морща нос. — Не рад меня видеть? — подхватываю обмякшее тело и вышвыриваю из закоулка на тротуар. Он едва успевает руками защититься от асфальта, но это его не спасло от грандиозного удара башкой об бордюр. Она отрикошетила и снова уместилась на бетонный выступ. Его тяжелое дыхание разрывает звуки улицы. Мо с трудом переворачивается на спину. Грудной кашель. Чуть приоткрытые глаза. Очень светлые, песочно-прозрачные. — Рад видеть? — с трудом выдыхает, — Хаххх… Да я тебя… не помню…