«Ад пуст. Все бесы здесь»
Уильям Шекспир
POV Мо Гуань Шань Я боюсь закрыть глаза. Мне важно видеть всё, что происходит. Потому что воображение самый лютый враг. Закроешь глаза — отрешишься от реальности, и внутренние демоны тут же перенесут в персональный ад, который в моём случае страшнее всего, что может произойти. — Как такое чудо к нам занесло? — растягивая слова до небывалой длины, промычал патлатый парень в кожаной куртке на голое тело. Явно помятый, чересчур худощавый, но осанка и какая-то невидимая грация проступает даже через мерзкий наркотический дурман, который обычно превращает людей в грязных свиней. Все эти люди — элита. А это значит, что они изощрённей любого содомита, ведь скука и безделье подменяет любые понятия о человечности. Им для веселья нужно, по меньшей мере, оторвать мне руки и ноги как насекомому. Мне хватает ума это понять, но сделать ничего не могу. Я и правда насекомое с оторванными конечностями. Корчусь на месте под их издевательские взгляды. — Не могли бы Вы мне помочь? Я обескураженно поворачиваюсь к официанту, который, как оказалось, до сих пор стоял за моей спиной. Он указывает пальцем вверх. Я машинально поднимаю голову и пялюсь в черноту потолка, понятия не имея, на что он показывает, ведь разглядеть совершенно ничего невозможно. Не успеваю вернуть вопросительный взгляд к странной обслуге, как вдруг на моей шее клацает затвор и её сковывает металлическим обручем. Я вздрагиваю, автоматически хватаясь ледяными пальцами за грубое железо на горле. Позади раздаётся громкий смех. Официант беззвучно, одними губами: «мне очень жаль…» И стремительно уходит. Меня неожиданно сильно дёргает назад, и я, до сих пор находясь в обескураживающем шоке, опрокинулся на задницу. Над ухом что-то звякнуло. От металлического ошейника, шёл крученый поводок-цепь. Другим концом он крепился к прикрученному к полу полукругу, который огибал стол и собравшихся. — Эй… — цепь натянулась, заставив меня поднять голову. Хэ Тянь лениво перебирает в ладонях звенья. — Вставай. Жар в груди желает вырваться наружу. Моя ярость и ненависть близка к размеру чёрной дыры. Даже перед глазами всё двоится. Я очень медленно поднимаюсь, попутно ища взглядом на столе любые колюще-режущие предметы. Ещё никогда на свете я так не хотел чьей-то смерти. Но сегодня… Сейчас каждая частичка меня жаждет поучаствовать в этом процессе. Чтобы в клочья, чтобы ни единого целого органа и участка кожи. Самое сильное чувство в человеке — страх. Он заложен в генах, самой эволюцией. Но я… Теперь, видимо, отдавил ей хвост, потому что моё самое сильное чувство — злость. Она на раз-два перекрыла любую другую эмоцию. Я смотрю в эти лица, и только ярость до нервных клеток. Брезгливость и желание каждому вонзиться в рожу и живьем содрать кожу. — Тебе идёт, — шепчет, почти нежно. Ебаный ты изврат… — А тебе пойдёт нож в глотке! Запоздало мелькает сожаление. Я должен его убедить, чтобы он отпустил меня из города. Но ссорой и перепалкой вряд ли этого добьюсь. Однако. Всему же есть пределы! Я, блять, в ошейнике! И как бы не хотел «договориться», но мою гордость никто не отменял. А она находится в плачевном состоянии. — Тянь, дай мне с Рыжиком поиграть. Он заня-я-ятный, — снова подает голос блондин в своей дурацкой манере тянуть слова. — Как только сам наиграюсь. — Это не честно... — А что, можно занимать очередь? — подмигивает мне ещё один уебок из их компании. Этот одет в официальный костюм, как будто только что пришёл из какого-нибудь собрания акционеров. Зачёсанные назад волосы, хитрый взгляд и тоненькая сигарета между губ. — В травмпункт, гондон, — цежу я. — Он мне нравится, — невозмутимо кивает «акционер». — Как хотите, — жмёт плечами Тянь, пытаясь скрыть улыбку за стаканом. Началась шутливая перепалка. Возгласы: второй! Третий! Какой, ты, третий? Нахуй иди, третий я! И взрывы хохота. Ободряющие хлопки по плечам и мерзкие «сальные» шутки. Мне хочется заткнуть уши. Мне хочется провалиться сквозь землю. Сжаться в комок и уснуть. Но чтобы не видеть снов. Они врут. Всегда. Ведь в них Хэ Тянь совсем другой. Не этот зверь. Я не знаю, что может быть хуже. И может ли вообще. Всё настолько мерзко и гадко, что даже не верится, что я мог вляпаться в такую ситуацию. На шее два ярма. И оба от него. Почему моя жизнь вертится вокруг этого чудовища? У моей судьбы слишком плоские шутки… А у меня не хватает чувства юмора над ними посмеяться. — Мне кажется, или на Рыжем слишком много одежды? — произносит Хэ Тянь и его дружки тут же замолкают. И всем скопом оглядываются на меня. А вот и страх. Я в ужасе отступаю назад, но Хэ тягает меня обратно, сильно дёрнув за цепь. Гости вакханалии его безумства уже поднялись со своих мест и угрожающе двинулись ко мне. Я затравленно мечу взгляд от одного к другому, отчаянно понимая, что моя зона укрытия ограничена цепью. — Какой очаровательный мальчишка! — тянет ко мне руки безликий. Все эти звери — на одно рыло. Я, ни на что не надеясь, замахиваюсь и со всего духу отправляю кулак в безызвестность. Попал по кому-то вскользь. О чём доложил резкий вздох и полустон. — Вот сука! — Гисс, ты в порядке? — Блять, да! Вот, тварь рыжая! — бросился ко мне. — Стоять! — крикнул Тянь и все по его команде замерли. — Я сказал только про одежду, а конкретнее верх. За остальное — вырву руки. — Ты такой ску-у-учный, Тянь. — А я не нанимался тебя веселить. Я не успел опомниться, как вдруг меня скрутили. Вырываюсь, скриплю зубами, но множество сильных рук держат намертво. И смеются… Смеются… Суки! Суки! Суки, твари! Как же ненавижу! Тебя, сволочь, ненавижу!!! Бессчетное количество пальцев касается моей кожи, кто-то особенно наглый и проворный лезет под ремень. Я выгибаюсь, пытаясь вырваться, изменить положение, но их много. И за ними сила, которая десятикратно превосходит мою. Задирается водолазка и срывается через голову, а потом по цепи скатывается вниз к ногам. — Всё, отошли, — снова безапелляционным тоном велит Тянь. — Вау! — разглядывает запыхавшегося, красного от злости меня. А пристальней всего недавно сделанный прокол. Серебряное колечко в соске. — Я прямо чувствовал, что тебя следует раздеть. Прелесть какая… Мне стыдно. Хочется прикрыться. Убраться подальше от его прожигающих серых глаз, которые меня преследуют и во сне и наяву. Но я наоборот стою прямо, гордо вскинув подбородок. Не отвечаю на его колкости. Живодёры тем временем расселись обратно по своим местам, ожидая возобновления спектакля. Я никогда не думал, что пожалею о том, что выписался из больницы. Оттуда, где всё спокойно, размеренно, предсказуемо. Конечно, это не жизнь, так, имитация… Но она сотню раз выигрывает у той реальности, которую я выбрал по роковой ошибке. — Мы с тобой поиграем в одну забавную игру. Ты мне — я тебе, называется, — оживился Хэ и закурил «сотую» по счету сигарету. Я напряженно глянул на натянутую цепь, которую Тянь медленно начал наматывать на кулак, заставляя меня понемногу приближаться к нему. — Расскажу суть: ты говоришь, что тебе нужно, в пределах разумного, конечно, и взамен, без сопротивления, позволяешь сделать кое-что мне. Идёт? Варианты. А они есть у меня?! Я как собака на цепи, и к тому же Тянь явно не в себе. Расстояние от жизни и смерти в долю секунды. — Чтоб ты сдох, — обреченно прошептал я. — Я же сказал, в пределах разумного, — смеется и наваливается на кожаную спинку дивана. А сам продолжает тянуть за поводок. И вот я уже почти между его разведённых ног. Хэ одним взглядом показывает девке, которая всё это время мостилась к нему, чтобы она отсела. Та немедленно капитулировала на соседнее кресло на колени к очередному патлатому обдолбанному парню. — Итак, — подталкивает меня начать танцы с дьяволом. — Мне нужно уехать из города, — выговариваю медленно, осторожно, ведь это и есть краеугольный камень моей самой главной проблемы. — На сколько? Рывок и я уже натыкаюсь на диван. Но стойко держусь, чтобы не податься вперед к Хэ. — Мне нужен день. И если ты думаешь, что я сбегу… Меня обрывает его жесткий смех. Тянь даже рукой взмахнул, как бы отметая моё несусветное предположение. — Ты больше никогда и никуда не сбежишь. Это я тебе гарантирую. А если вдруг только подумаешь, слышишь, только подумаешь, то я вырву тебе всё, что можно вырвать. Ты даже представить себе не сможешь, ЧТО я с тобой сделаю, когда найду. А. Я. Найду. — Почти по слогам. Иногда смерть — это избавление. Может, я зря так её боюсь. Ведь хуже вот так… Гораздо хуже… — Что ты хочешь взамен? — возобновляю его игру, стараясь не выказать той ненависти, которая бурлит во мне. Он глянул на меня, выдохнул сигаретный дым, потом многообещающе посмотрел на окурок. И демонстративно помахал им. — Уловил? «Ты просто ничтожество» Медлить я не стал. Думать — не о чем. Резко вытягиваю руку, пытаясь спровоцировать, чтобы он оценил этот жест как попытку удара. Но Хэ Тянь остался неподвижен. Даже не шелохнулся. — Нет. Не сюда. Давай-ка ко мне, — опять дёрнул за цепь, и в этот раз я не удержался. Грохнулся к нему на колени и немедленно упёрся руками в спинку дивана, чтобы было как можно меньше точек соприкосновения. Но итог всё равно не изменен. Я как шлюха сижу у него на коленях. Лицом к лицу. Позади слышится одобряющий свист. — Знаешь, где больней всего, м? Молчу. — А я тебе скажу. Вот здесь, — ткнул пальцем в грудь. Слева. Туда, где сердце. От его неосторожного касания меня передёрнуло. А после в кожу врезается пылающий окурок, именно в то место, куда он указывал ранее. Я давлюсь стоном и болью. Такое ощущение, что сигарета уже прожгла грудную клетку и на самом деле добралась до сердца. Сжимаю губы, жмурю глаза и терплю… Терплю… Терплю. Как будто вечность. Наконец он отнимает сигарету и выкидывает прочь. Я дышу сбивчиво и часто. На лбу проступил холодный пот, а кожа в районе груди пылает адским огнём. — Я разрешаю тебе уехать на один день. Но помни, что я тебе сказал. Его ладони пробежались по ребрам, задержались на талии и… — Не смей меня лапать, ты, тварь… — с придыханием, хриплым голосом. — Тогда играем дальше? Я понимаю, к чему он ведёт… — Нет, я больше не хочу, — пытаюсь встать с него, игнорируя исходящий всеми оттенками боли ожог. Хэ перехватывает меня поперек спины и опускает обратно. Сильно. Со стороны это смотрелось как… Снова свист и задорные громкие крики. — А я тебя не спрашиваю. Говори, что ещё тебе нужно. Я колебался. Знаю, что наказание будет неотвратимо. — Шэ Ли меня не уволил. — Знаю, — глаза блестят, смеются. — Ты… — Собираюсь спалить его гадюшник, — ответ на незаданный вопрос. — Если я попрошу… — Проси, — легко, с улыбкой. Как же меня выворачивает. Крутит от нужды говорить то, что не срывается с языка. Всё внутри противится и орёт, вопит от вынужденного слома. Я не могу так подставить Шэ Ли. Не хочу впутывать его в это. Все беды только мои. И мне нести за них ответственность. — Я прошу, — запнулся, язык как вата, — не трогай Шэ Ли и его бар. — Ну, раз ты просишь… Так и быть. Теперь мой черёд? Неохотно киваю. Это пройдёт. Надо только потерпеть. Пережить… Хватает ошейник и тянет на себя. Мы и так сидим очень близко друг к другу, но теперь между нами лишь несколько сантиметров. Его запах окутан дымом, алкоголем и едва уловимым… чем-то безумно знакомым. Вновь это дежавю. Я жмурюсь, желая выдавить из себя эти странные эмоции узнавания. Выпутаться из западни разума. — Шань, — жаркий шёпот в губы. Я вздрагиваю. Резкой вспышкой в голове: «Я люблю тебя» — Нет… Не могло… — взволнованно, задыхаясь от неистового сердцебиения. — Иди сюда… — его рука перекочевала на затылок, надавливая, чтобы я приблизился ещё ближе, а затем сжала волосы. — Нет… — последнее, что удалось шепнуть перед тем, как его губы накрыли мои. Горячий язык проник властно, без намека на сопротивление. Сразу глубоко и умело. Как будто он проделывал это сотню раз. Мне трудно дышать. Где-то внутри зарождается дрожь, просыпается канувшая в небытие истома. Я точно последний псих. Потому как большего безумства не сыскать. Поцелуй длится и длится. То развязно углубляясь, то наоборот, почти отстраняясь, лишь губами, мягко втягивая, завлекая дальше. Что происходит во мне — не описать. Я как будто что-то вспомнил, такое нужное и необходимое, как дышать. Каждая клетка в теле млеет и исходит эмоцией: «наконец-то». Словно я этого ждал все пять лет. Неосознанно, но как-то маниакально. Тая от самого себя жажду, которую ничем и никем не утолить. Лишь этим зверем, этим ничтожеством… Меня рвёт на части, почти с криком облегчения и ужасом непонимания. Я как будто вернулся домой. Только теперь этот дом холодный, страшный и пустой… С исступленным сожалением понимая, что меня не дождались. Я отсутствовал слишком долго. Слишком. И все умерло. Иссохлось и обратилось ненавистью. Общей. Возможно, всё могло быть иначе. Если бы не моя болезнь, если бы я… Если бы… Поцелуй обрывается резко. Так же внезапно, как и начался. Тянь облизывает губы, вбирая в себя следы нашей близости. — Я смотрю, что тебе не так неприятно, как ты пытаешься преподнести, — вновь ядовитый тон и меня тут же «отрезвляет». Я спохватываюсь и соскакиваю с его колен, вытирая рот тыльной стороной ладони. Едва не путаюсь в цепи, которая стыдливо болтается у ног. Он смеётся. Заливисто, откинув голову назад. И я тут же переполняюсь новой порцией стыда и ненависти. Все-таки тварь. — Эй, Тянь, когда же наша очередь?! — Аааа… — устало выдыхает вмиг став серьёзным. — Как только наиграюсь, неужели непонятно? — Блять, Хэ, ночь скоро закончится. Хоть по времени сориентируй. Тянь поднимается и подходит ко мне. Я от ярости кусаю губы. — Это, — он подцепляет указательным пальцем цепочку на моей шее, — моё, — и запальчивым движением срывает, оставляя ожог. Я зашипел от боли, порываясь ему навстречу, собираясь отобрать дорогую мне вещь обратно. Хэ проворно убирает руку и отступает так, чтобы поводок помешал мне настигнуть его. — Ты сегодня съезжаешь от своей шлюхи. Адрес апартаментов я вышлю смс. Ослушаешься — будешь каждый день получать фрагменты тела этой потаскухи. Ясно? Я спрашиваю, ясно?! — резкая смена настроения и он почти рычит последние слова. Я униженно киваю. Только не Юи. Убивай меня, лишь её не тронь. Даже не смотри в эту сторону. — Отлично, рад, что мы друг друга поняли. И ещё, — оглядывается на не унимающееся зверьё, — Рыжий мой. Тронете… Прикончу, суки. — Хэ… — кинулся возразить самый смелый. Тянь хватает со стола бутылку и наотмашь бросает в подавшего голос. Тот только чудом увернулся, иначе бы ему точно размозжило череп. — Блять!!! Соскакивают все. Озираются и большими глазами пялятся на Хэ. А он, как ни в чем не бывало, отряхивает руки, вставляет в рот сигарету и ждёт реакцию. Молчание. Такой ответ его устраивает, и он уходит, сжимая в кулаке мою цепочку.