Аномалия тьмы. Звериная магия королевской крови

Серый пейзаж навевал уныние. Всё вокруг, с каждым шагом лошади под его седлом, начинало казаться всё более удручающим. Словно сама природа четко и ясно говорила — здесь нет ничего, кроме тоски, печали и одиночества. Но у него не было выбора. Вортигерн Пендрагон возвращался домой. В родовое гнездо. Он должен был вернуться раньше, но его обучение затянулось. И так и не принесло успехов. Еще не добравшись до замка, он уже ощущал злобные взгляды, насмешливые ухмылки, что младший брат короля ущербен. Урод. Ничто в сознании Вортигерна не могло изменить своего собственного отношения к себе. Он ощущал себя именно так — уродом. Несмотря на то, как он был красив. Девицы с восторгом отдавали ему свою девственность, даже не подозревая, кем он являлся, юноши стелились только лишь от прикосновения нежных и требовательных пальцев, но для него это ничего не меняло. Он так и не стал настоящим Пендрагоном. Остался жалкой пародией. Он прекрасно знал, чего все ждут от него. И еще яснее понимал, что теперь обречен быть всего лишь посмешищем. Спустя несколько недель путешествия, уставший, разбитый после последнего перехода, он увидел стены родного замка. Темнело. Серость тоскливого ландшафта постепенно пряталась в темноте. Сырость пробиралась под доспехи, и замок, с его теплыми приветственными огнями сиял, словно райский уголок. Рай… Сейчас Вортигерну для полного счастья нужна была только горячая вода, уютные покои и тишина. И все это было настолько осязаемо и близко, что когда копыта его лошади ударили по мостовой замка, он даже позволил себе улыбнуться. Пока свита, ехавшая позади, не могла увидеть его улыбку. В обманчиво теплом и освещенном замке Пендрагонов царил холод и непонимание. — Я не буду, — Артур поднял голову, глядя отцу прямо в глаза. — Не хочу и не буду. Король выглядел усталым. Он пытался убедить сына, взывая к голосу его разума. Он опустился до торгов. Он перечислил все возможные аргументы, вспомнил о важности внешней политики, о хрупкости границ и о том, как важно держать потенциальных соперников ближе, чем самых верных друзей. Не работало. — Отец мой, я не думал, что ты опустишься до такого… лицемерия и двуличия! Почему мы должны улыбаться тем, кто в любой момент готов вонзить нам кинжал в спину? У нас сильная армия, мы можем сокрушить наших врагов, как… — он сжал руку в кулак, не в силах найти нужное сравнение. — А ты позвал их на приём — якобы в честь моих именин, но все знают, что это не так! Это большой спектакль, и ты можешь играть в нем какую угодно роль, но не втягивай в эти игры меня. Когда я стану королём… — Ты им ещё не стал, — перебил его отец, — и если будешь пренебрегать добрыми отношениями с соседями, можешь не дожить до этого момента. Артур уже набрал воздуха в грудь, чтобы возразить, но король хлопнул ладонью по столу. — Достаточно, — устало произнёс он, — ты пойдёшь на этот приём, и будешь со всеми любезен и мил. И не потому, что так сказал тебе твой отец, но потому, что так приказал тебе твой король. Поспеши. Гости ждут. Возразить было нечего. Артур развернулся и вышел из залы — у него оставалось совсем немного времени, чтобы привести себя в надлежащий вид, налепить на лицо маску доброжелательности и спуститься к ужину, от которого он так старательно пытался увильнуть. Люди, кареты, лошади, челядь… Двор замка был переполнен. Вортигерн уже ясно осознавал, что добраться сейчас до горячей ванны и уютного уединения не получится. Неужели его ждали? Спрыгнув с лошади, он прошел к главному входу, нацепив привычную маску безразличия и надменности. Брат короля прекрасно слышал перешептывания и достаточно громкие высказывания в свой адрес, чтобы понять — двор едва ли признавал в нем особу королевской крови. Уже никто не помнил его… младшего брата короля определили только по гербу на щите. И еще обиднее было узнать, что все это сборище было не ради него. Не ради брата короля. Все придворные лицемеры собрались здесь, чтобы поздравить наследного принца с восемнадцатилетием. Обида плескалась где-то в глубине души, однако радость от возможности избежать внимания к своей персоне, к результатам безрезультатного обучения у огромного количества магов, колдунов и даже шарлатанов, глушила раздражение и ненависть к окружающим. — Он наконец-то доучился? — Это точно брат короля? — Зачем он вернулся сейчас, ведь это не его праздник? Вортигерн слышал. Отчетливо слышал каждое слово. За все эти годы он улучшил многие навыки… слух, зрение, обоняние… Но он молча шел вперед, поднимаясь по ступеням главного входа, словно это именно его ждали, словно в его честь вывесили флаги, словно в его честь жгли все светильники в замке. И он вступил в главную залу, полную гостей. Чертовых лицемеров, лжецов и прихвостней. Непостижимым образом, он выглядел уместно, в полном боевом обмундировании, в этой толпе разряженных и разодетых павлинов. Остановившись на мгновение и дав себя представить, Вортигерн Пендрагорн надменно осматривал полный зал гостей. — Возлюбленный брат мой! — Неподдельная радость зазвучала в голосе короля. Он вышел в центр залы, крепко обнял Вортигерна. Вместе они смотрелись странно. Было очевидно и семейное сходство, и такое явное различие между братьями. Объятья короля были искренни — его явно не смущали ни шепотки за спиной, ни косые взгляды. На короткое мгновение Вортигерн даже почувствовал, как сильно он скучал. Один взгляд Утера — и слуга поднес ему кубок с вином, который он лично передал в руки брата. — Сегодня, — глаза короля лучились теплом и гордостью, — мы собрались здесь в честь именин моего сына. Но чудесным образом переплетаются нити судьбы, и благодаря этому мы сможем отпраздновать еще и долгожданное возвращение моего брата! Народ загудел, но король поднял руку. Зал умолк. — Он проделал долгий путь. И путь этот был не напрасен — он научился множеству удивительных вещей, которых вы не видели… До сегодняшнего дня! Юноша, сидящий во главе стола, закатил глаза. Вортигерн ухмыльнулся. От внимания короля это не ускользнуло, но он невозмутимо продолжил свою речь. — А сейчас, брат мой, иди и займи почетное место по правую руку моего сына. Ешь и пируй, а в конце покажешь нашим дорогим гостям, чему ты научился в своих дальних странствиях! Разумеется, дорогие гости пришли в полный восторг. Юноша был бы рад закатить глаза еще сильнее, но это было уже невозможно. Физически. Краткое мгновение шевельнувшихся чувств прошло, но Вортигерн продолжал приветливо улыбаться брату. Что-что, а изображать любые эмоции он умел с раннего детства. Как и сейчас. Король искренне думал, что младший брат невероятно рад его видеть… А Вортигерн обнимал его и рассматривал присутствующих. Эти угодливые гримасы на лицах. Эта лживая лесть и желание угодить так ярко и очевидно читались в чужих глазах, что, переведя взгляд на сына Утера, Вортигерн замер. Неожиданно он увидел живой, пронзительный взгляд, в котором так неожиданно читалось пренебрежение и даже презрение к этим вымученным улыбкам, куда сильнее напоминавших ему звериные оскалы. — Твой сын подрос. Сколько ему? Неужели восемнадцать? Вортигерн шел рядом с братом к своему месту и рассматривал племянника. Молодого юношу, в чьих глазах он заметил честность и искренность. Что-то невероятно сладкое и темное зашевелилось внутри младшего брата короля при одном взгляде на своего племянника. Он шагал, прекрасно осознавая, как невероятно шикарно выглядит в доспехах. Слегка покрытый дорожной пылью, но все-таки чертовски соблазнительный. Внимательно рассматривая юношу, Вортигерн знал, КАК сейчас хорош. С полуулыбкой на лице, развевающимся плащом за плечами и мечом в ножнах. — Восемнадцать, да, — казалось, король светился от гордости, — я всегда говорил, что быстро растут чужие дети, но свои растут еще быстрее… Артур поднялся, приветствуя гостя. Задел локтем бокал с вином, но успел подхватить до того, как капля рубиновой жидкости пролилась на стол — впрочем, извиняться за свою неловкость не стал. — Артур, помнишь ли ты своего дядюшку? Юноша кивнул, кажется, покраснел, но взгляда не отвел. Может, игра переменчивого света факелов в полутемной зале виновата? — Прости его угрюмость, — обратился к брату король, — он не в духе сегодня. Но я уверен, что после того, как ты расскажешь ему о своих странствиях, он сменит гнев на милость. «Теперь точно покраснел», довольно отметил про себя Вортигерн. Король кивнул им и отправился на свое место — впрочем, на него никто уже не обратил внимания. — Пожалуй, гости здесь честнее всех: пришли пожрать и жрут, — горько заметил Артур, и, неожиданно сменив интонацию, повернулся к дядюшке, — вина? Я понимаю, вы устали с дороги… К стыду своему, дядю он не помнил. Вообще. Впрочем, его общество обещало быть куда интереснее общества очередной девицы, которую сплетники пророчили ему в невесты. Та вовсе ничего сказать не могла, только хлопала ресницами, краснела и глупо хихикала в ответ на все его попытки завязать разговор. От оленины, которая лежала на его тарелке, проку было куда больше. — Откуда вы прибыли? Отец говорил, что издали, но не сказал, откуда именно. — Скандинавия, Франкия, Иберия… — голос Вортигерна звучал обволакивающе. Мягко, но в тоже время, поглощая все внимание слушателя. «Много… и всё бесполезно.» — Я так понимаю, что ты никуда не выбирался из нашего родового гнезда? Артур отрицательно покачал головой. Дядя сел рядом со своим племянником и искусно делал вид, что не рассматривает его. Вальяжно устроившись на стуле и выглядя куда более внушительно в своих доспехах, чем наследник королевства, Вортигерн вдруг понял, что невероятно хочет этого самого наследника. Причем хочет дико. Может быть, даже грубо. Одна мысль о том, что он может дотронуться до своего племянника, провести пальцами по его мощной, совсем не мальчишеской шее и… взять его — заставляла сердце биться сильнее. — И часто у вас такие сборища? — в противоположность дикой заинтересованности, интонации вопроса, поза и сам вид Вортигерна демонстрировали пренебрежение и усталость. — Чаще, чем хотелось бы, — Артур окинул залу взглядом, — отец решил задуматься о внешней политике, а страдаем в итоге все мы по отдельности, и королевская казна в целом. Я говорил ему, что враги и предатели заслуживают смерти на поле битвы, а не лучшей дичи и вина, но он не станет меня слушать. Для него я никогда не стану мужчиной, а навеки останусь… Мальчишкой. Он сам не понял, почему его потянуло так откровенничать с незнакомцем. Передаст его слова отцу? Ну и плевать. Он разочаруется, но не удивится. Он уже не мальчик. Не несмышленый юнец, а мужчина, и вправе сам принимать решения! Может быть отец, наконец, поймёт, что светские беседы — не его конёк. А ведь это идея… — Если бы я только мог отсюда сбежать, — со всей страстью, на которую был способен, произнёс Артур, — я бы не задержался здесь ни на минуту. Все равно никто не заметит моего отсутствия: половина гостей уже напилась, а вторая половина решили сэкономить время, и пришли пьяными. Видимо, последнюю фразу он произнёс слишком громко. Шум улегся, на них оборачивались. Артур отчаянно поглядел на дядю. Как спасти положение, он не знал. — За короля и его наследника! — эту фразу Вортигерн произнес чуть громче, и все сразу засуетились, поднимая бокалы, выкрикивая набившую оскомину «За здравие!» и переводя лживо-лестные взгляды на Утера. — Хочешь сбежать? — Вопрос прозвучал так тихо… так интимно, почти над ухом Артура. Словно Вортигерн говорил не сквозь зубы, рассматривая покорную и лживую толпу, а жарко шептал на ушко Артуру, почти касаясь его кожи горячими и сухими губами. Смутное подозрение зашевелилось в голове дяди. И он прошептал еще тише: — Если ты… действительно этого хочешь, мы сделаем это. Вортигерн повернулся к своему племяннику и, рассматривая мальчишку, страстно желающего быть мужчиной, опять прошептал: — Как на счет сбежать, чтобы потрахаться? — Я готов сбежать отсюда не то что в бордель, а на край света, — Артур с надеждой посмотрел на Вортигерна, — но отец заметит, и достанется не только мне, но и тебе, не посмотрит, что любимый брат. Семья — это одно, а политика — другое… Он вдохнул и отодвинул тарелку с остывшей олениной. — Но если ты знаешь, как провернуть это так, чтобы остаться незамеченными — я твой должник. Серьезно, что угодно, лишь бы сбежать отсюда. Он посмотрел на дядю — и что-то заставило его опустить глаза. Сбежать, чтобы потрахаться… Сбежать, этого будет достаточно. Пальцы дрожали, голова шла кругом. Неужели выпил лишнего? Раньше с ним не случалось такого. Он поискал взглядом отца. Тот не только смотрел на них, но и пытался подмигнуть Вортигерну. Впрочем, со стороны это смотрелось странно. Видимо, вино подействовало не только на него… Артур расслышал каждое словно. Расслышал, но не понял, ЧТО произошло. Дядя вслушивался в его речь и не мог поверить. Слишком рано. Очень рано. Животные рефлексы и чувства в нем самом начали просыпаться только ближе к двадцати одному году. А Артур… уже СЛЫШАЛ. Уже обладал невероятно чутким слухом и не понимал этого. А ведь ему исполнилось только восемнадцать. Вортигерн ощущал каждой клеточкой, как юноша рядом рассматривает его, но продолжал снисходительно улыбаться присутствующим, останавливая свой взгляд на некоторых особах. Казалось, что он тут свой. Во всех этих дворцовых играх и интригах. Словно это не Вортигерн, а Артур отсутствовал в замке пять долгих лет. Даже несмотря на тяжелые металлические доспехи, брат короля выглядел не менее элегантно и уверенно, как если бы на нем был нарядный камзол — даже его движения были плавными и неспешными. Заметив, как Утер подмигнул, Вортигерн понял, что надо уходить — чем скорее, тем лучше. Иначе все эти лицемеры, которые сейчас пытались обратить на себя внимание короля, будут смеяться над ним, унижать, язвить и сплетничать. — Брат, думаю, ты позволишь снять доспехи не в присутствии толпы? — Вортигерн подошел к королю и постарался произнести это так, чтобы его слова не достигли никого, кроме брата. — Сам понимаешь, они помешают… Утер довольно улыбнулся гостям, а Вортигерн, наконец, одарив племянника еще одним взглядом, подмигнул ему. И спешно покинул залу. «Не у того я брал уроки придворного этикета», — подумал Артур. Будь дядя рядом с ним, пока он рос, не сидел бы наследник престола сейчас во главе стола с угрюмой миной, а нашел бы приветливое слово для каждого из гостей. И отец был бы доволен… «Надо будет попросить у дяди пару уроков. Хотя вот так вот держаться, уверенно и статно, так вот вести беседу — как будто тебе в этом замке принадлежит все, включая собеседника — это не двуручником махать, за пару недель не научишься. Хорошо бы Вортигерну задержаться в замке, чтобы понаблюдать за ним. Может, и научится чему — конечно, вряд ли удастся добиться такой осанки и горделивой манеры вскидывать подбородок. Но хотя бы попробовать…» Девица, чье место на скамье занял Вортигерн, снова прибилась под локоть, но уже не вызывала такого глухого раздражения, однако Артуру было не до ее болтовни. Все его внимание было сосредоточено на том, как бы не проворонить знак от дядюшки, чтобы сбежать поскорее. Как только Вортигерн оказался в коридоре, лицемерная улыбка сползла с лица, и он почти бегом отправился в свои покои. Его слуги уже должны были приготовить ванну и чистую одежду. Это единственное, о чем он мог сейчас думать… и о племяннике. Красивом, молодом, искреннем юноше, который еще не осознавал всей своей силы. ВСЕЙ СИЛЫ, что долго дремала как сытый зверь. Силы, которая начала пробуждаться. Неотвратимо. Неизбежно. Сила… и желания. Вортигерн не медлил и спустя пару минут уже лежал в горячей, ароматной воде, смывая пыль долгой дороги. С тела, которое так его подвело. Со стороны казалось, что мужчина не моется, а ласкает себя, и только его взгляд выдавал ненависть, которую он испытывал к самому себе. Почувствовав, что вода начала остывать, и вдоволь насладившись тем, что отсутствует на этом скучном и нудном балу, он поднялся, ничуть не смущаясь своей наготы, взял полотенце у слуги и не торопясь обтерся. Одевшись, Вортигерн отправил слугу с сообщением для короля, и, обернувшись, обнаружил на пороге своих покоев одну из придворных дам. «Что ж… можно и без борделя.» Пока брат короля рассматривал прелестницу, которая якобы потерялась в большом замке, король, выслушав сообщение, посмотрел на Артура. — Сын, твой дядя попросит помочь ему. Это важно. Иди. «Наконец-то!» Артур выскочил из-за стола так спешно, что это было почти неприлично — к счастью, все уже дошли до нужной кондиции, что не заметили бы, даже вылей он полный кувшин вина своей соседке за шиворот. Искушение сделать это, кстати, было невыносимо, но желание сбежать — сильнее. Напустив на себя как можно более серьезный вид, наследник престола покинул залу, стараясь, чтобы его торопливость не так бросалась в глаза. Кивнул отцу, тот улыбнулся — «неужели доволен?», прошел мимо длинного ряда столов, стараясь держать спину если не по — дядиному, то где-то около. Он надеялся, что это не выглядело комично. Положено ли юнцу подражать мужчине, прославившему свое имя (в этом он почему-то даже не сомневался) в дальних странствиях? Занятый этими мыслями, он миновал длинный темный коридор, взбежал по лестнице к гостевым спальням… И понял, что не имеет понятия, какие покои выделили Вортигерну. Впрочем, ему ли теряться в замке, который он знал с самого рождения? Артур заглядывал украдкой то в одни двери, то в другие. В основном комнаты были пусты — большинство гостей еще были на пиру, и только небрежно открытые сундуки да разбросанные наряды оставались хранить их комнаты. Из-за очередной двери послышался громкий храп. Артур приоткрыл ее — она предательски скрипнула — и увидел развалившегося на кровати рыжего бородача. «Что ж, штаны он где-то потерял, зато парадный камзол не забыл», — подумал Артур, закрывая громко скрипящую дверь. Он был уверен, что даже случись в коридоре небольшая битва, бородач бы не проснулся. Из-за следующей двери слышались приглушенные голоса, поэтому Артур постарался быть осторожным. Петли не издали ни единого звука, и принц вытянул шею, стараясь разглядеть как можно больше, издавая при этом как можно меньше шума. Его дядя был там. Стоял напротив тяжелого медного зеркала, и его смутное отражение трепетало в пламени свечей. Артура это удивило — свечи были недешевым удовольствием даже для королевского сына, а его дядюшка, казалось, не беспокоился из-за их количества. Только потом до него дошло, что в комнате Вортигерн был не один. Между ним и зеркалом стоял кто-то еще, и он изо всей силы вытянул шею, стараясь разглядеть этого кого-то. Прехорошенькая придворная дама — шелк золотых волос по плечам, хрупкая фигура, затянутая в зеленую парчу — пряталась за Вортигерном. Разум подсказывал принцу, что надо бы постучаться, но любопытство было сильнее. Вот оно что, кажется, дядюшка поправлял на ней ожерелье — кончики холеных бледных пальцев скользили по девичьей шейке, следуя вверх по направлению артерии, прятались за аккуратным ушком, и снова скользили вниз, пробегаясь по тонкому плечу. Артур с удивлением наблюдал за ними, рассматривая не дядю сейчас, а зверя. Зверя, осторожно зависшего над своей жертвой. Зверя, который мягко касается плоти загнанного олененка. Зверя, который сейчас может растерзать невинное создание. Девушка, казалось, растворялась в этих прикосновениях — веки смежились, ресницы трепетали, тонкие алые губы приоткрылись, и Артуру казалось, что он слышит ее сбивчивое дыхание. Бледная рука скользнула вдоль плеча, и ниже, и раскрасневшийся принц попытался изогнуть голову, чтобы разглядеть больше, неудачно оперся на дверь… И с грацией медведя-шатуна ввалился в комнату, по пути умудрившись снести со стола пару свечей. Несмотря на дикий шум в дверях, Вортигерн едва вздрогнул и сжал ладонь на голом плече своей дамы. Решив, что слуги во дворце категорично разбалованы, он повернулся и увидел Артура. Мальчишка с телом мужчины и детской неуклюжестью, пытался что-то собирать с пола. «Черт, все-таки бордель… хотя...» — Милая, могли бы Вы быть так любезны, оставить нас наедине с наследником? Думаю, что дело, заставившее принца покинуть прием, очень важное. Сосредоточив все свое внимание на даме, Вортигерн быстро, легко и ловко проводил ее до дверей, элегантно распрощавшись и закрыв за ней дверь. И только тогда Вортигерн позволил себе внимательно рассмотреть переминающегося с ноги на ногу племянника. — Артур? Ты в порядке? Что-то случилось? Наваждение прошло, перед Артуром сейчас стоял его дядя. Все такой же элегантный. И… черт его подери, привлекательный. — Вы… Вы меня, кажется, звали, ч-ч-черт… — в попытке собрать с пола потухшие свечи наследник престола вляпался в горячий воск, и теперь изо всех сил тряс обожженным запястьем, стараясь облегчить боль. На чувствительной коже передней стороны предплечья разливалось красное пятно. Наследник подул на него, осознал бесплодность своих попыток и поднял глаза на дядю, стараясь за улыбкой скрыть неловкость и смущение. — Спасибо, что выручили. Я бы предпочел сразиться с сотней драконов, чем улыбаться десятку вельмож. Наверное, отец прав, не быть мне политиком… — он понял, что ляпнул лишнего, покраснел и опустил глаза. — А я… Помешал вам? Вортигерн впервые за долгое время искренне улыбался. Хотя улыбка была видна в чуть приподнятом уголке губ, глаза дяди не могли скрыть интереса и странного внимания к племяннику. Мужчина покачал головой. Не осуждая слова Артура, а проявляя досаду милой детской неуклюжести. Вортигерн протянул руку и осторожно коснулся кисти Артура. Это движение было таким нежным, таким элегантным, таким мягким и в то же время уверенным и сильным. Вортигерн едва скользнул пальцами по руке Артура и сжал в своей ладони запястье, повернув вверх внутренней стороной и не касаясь обожженной плоти. Мгновение он рассматривал место ожога и вдруг немного наклонился, почти коснувшись губами болевого пятна на коже. Если бы Артур мог, он выдернул запястье из ладони Вортигерна, но дядя крепко держал своего племянника за руку, не давая пошевелиться, и нежно подул на обожженное запястье. — Ты не помешал мне. Дама просто ошиблась дверью. А у нас с тобой есть небольшие планы, ведь так? — и Вортигерн поднял голову, посмотрев на Артура, но так и не разогнулся. Он почти шептал, глядя снизу вверх на своего племянника и продолжая держать его за руку. Видя замешательство принца, слыша бешеный стук сердца Артура, дядя перевел взгляд обратно на запястье своего племянника. Чувствуя, что юноша совершенно не в состоянии оценивать ситуацию, Вортигерн прикрыл глаза, приятно ощущая покалывание в своем теле, собирая внутри себя эти всполохи и подул на место ожога. Совсем немного силы. Совсем немного магии крови и ожог порозовел. Не затянулся и не исчез, чтобы не сводить с ума обладателя. Но перестал болеть. — Думаю, что эта отметина не станет помехой нашему побегу из замка? Ты обещал показать мне злачные места… Вортигерн изо всех сил старался, чтобы Артур не понял, что произошло. Переводя разговор и пуская в ход все свое обаяние. Прикосновения обжигали сильнее, чем раскаленный воск. Артур чувствовал чужое дыхание на своей коже, и это заставляло его сердце биться чаще, мучительно толкать кровь к алеющим щекам. Он был бы рад вырвать руку, но тонкие пальцы оказываются неожиданно сильными, держат крепко и уверенно. Не хотят отпускать. Кажется, Вортигерн что-то говорит, но шум крови в висках заглушал его бархатный голос, и Артуру оставалось лишь кивнуть. И в этот момент стальная хватка ослабляется, прохладные пальцы дяди скользят по горящей коже, словно прощаясь, и молодому принцу кажется, что от них, а не от воска на его теле остаются алеющие следы. Словно воска и не было, а вот пальцы… эти нежные прохладные пальцы заставляли пылать все тело. Вортигерн снова что-то спрашивает, и Артур снова кивает в ответ, не расслышав вопроса, только уловив заботливую интонацию. Словно бы кто-то чужой говорит за него — все хорошо, не стоит беспокоиться, он же не сахарный, не растает. Впрочем, сам он в этом начинает сомневаться. Вортигерн осторожно убрал пальцы с запястья Артура, с сожалением отпуская возможность согреться от прикосновения к горячей руке племянника, впервые радуясь, что у него такие холодные руки. И всегда были холодные. Окружающие всегда замечали и шептались за спиной, сплетничая о том, что он большую часть времени носит меха. А Вортигерн просто всегда мерз. В отличие от всех остальных Пендрагонов, он всегда ощущал дикий холод под своей кожей. И меха, как правило, спасали. Или чье-то горячее тело. Мужчина едва усмехнулся, понимая, что Артур совершенно его не понимает. Он делает шаг назад и, как ни в чем не бывало, смотрит на племянника как на равного: — Артур? Тогда пошли? Первое, что Артур хочет сказать — «Куда?». Из-за всего этого: слишком крепкого вина, контраста раскаленного воска и казавшимися обжигающими ледяных прикосновений, он совсем забыл об их договоре. Опомниться бы, да времени нет. — У нас особо… Не на что смотреть, — он спохватывается, — для того, кто побывал в столь долгих странствиях. И я бы с радостью послушал ваши рассказы о путешествиях, если вы не сильно устали… По стальному взгляду Вортигерна становится ясно: не выйдет. Впервые за долгое время Артур не чувствует себя хозяином ситуации. Впервые за все 18 лет своей жизни ему придется по-настоящему подчиниться кому-то не из уважения к возрасту и положению, не из своих обязанностей, а просто потому, что он не может сопротивляться. После духоты залы воздух кажется холодным, а улицы — чужими. Как будто не по ним он бегал мальчишкой — или это присутствие Вортигерна заставляет его по-новому взглянуть на то, к чему он привык? Первый снег падает на их плечи, скрипит под ногами, оседает на меховом воротнике плаща Вортигерна, и Артуру остается только зачарованно наблюдать за танцем снежинок в морозном воздухе, да растворяться в приглушенном, бархатистом голосе дяди. Вортигерн шагает по мостовой, понимая вдруг, что это не Артур его ведет, а он ведет Артура за собой. За пять лет не многое изменилось, и лучший бордель в окрестности стоял на своем месте. Там, куда по старой привычке, Вортигерн нашел дорогу сам. Мужчина бросил цепкий и внимательный взгляд на Артура. Племянник был пьян? Красные щечки, тяжелое дыхание, такое странное смущение… — Не выйдет. Мои рассказы скучны, полны боли и тоски. А нас ждет веселье. — Вортигерн легко и заразительно улыбнулся Артуру. Не повесил на свое лицо искусственную улыбку, а именно улыбнулся. — У тебя уже были девушки? — дядя спросил своего племянника с невинной интонацией в голосе, словно интересовался — оленину Артур предпочитает или телятину. — Были, конечно, — привычно соврал Артур, даже — на его взгляд — почти не покраснев. — Мне уже 18, в конце концов. «Мальчишка совсем не умеет врать», — подумал Вортигерн, улыбаясь. Но старается изо всех сил, тут же поправил он себя. Получалось почти естественно — может быть, сверстникам этого было достаточно. Сам Артур уже настолько привык всем врать, что когда-то давно у него была девушка из небольшой деревеньки, что границы реальности и выдумки стерлись. Может, и была девушка. Может, они даже целовались, а не только кидались друг в друга коровьими лепешками одним знойным летом. Может, им было не по восемь, а по четырнадцать… Кто же теперь помнит. Конечно, он не избегал того, чтобы шлепнуть по заду проходящую мимо служанку, но никто из гостей и жительниц замка не тревожил его душу — а после внушения короля на тему бастардов, которые запросто могут свергнуть с трона самого Артура и его наследников (внушение было подкреплено крепким отцовским подзатыльником) — и вовсе решил, что ни одна из придворных дам не стоит риска потери власти. Артура не раз посещали сладкие ночные грезы, и он просыпался на рассвете, смущенный и терзаемый этими сладкими, но смутными видениями. Но никто из живых людей не действовал на него так, как эти сновидения, которые забывались, стоило ему открыть глаза. Зато похвалы от учителя фехтования он слышал регулярно. «Такие мозоли бывают только у тех, кто усердно занимается фехтованием». Артура подмывало ответить, что фехтованием он занимается тоже, но в силу воспитания он сдерживался, как мог. Юноша сбил шаг, не понимая, к чему вспоминает эти нелепые эпизоды. Почему он вообще задумался о таких вещах, когда его мысли должны быть заняты вовсе не этим. Остановился. Вдохнул. Артур смотрел на дядю и не мог отвести взгляд. Просторная улица. Серые стены домов. Морозный воздух и белый пушистый снег, окутывающий собой все вокруг. И дядя. Вортигерн Пендрагон, который сейчас повернулся к нему, был частью этого прекрасного морозного мира. И только Артур нарушал целостность всего вокруг. Тяжело дыша. Чувствуя, как от его тела исходит жар. Понимая, что одним своим присутствием нарушает холодное великолепие. Не вписываясь. Как всегда. Вортигерн вопросительно подняв бровь. — Научите меня, — требовательно произнес Артур, глядя ему прямо в глаза. Казалось, Вортигерн понял, но задать этот вопрос был обязан. — Чему? — Да… Да всему! Так… Держаться. Так вести себя… Так… — он осекся, снова не найдя нужных слов. Вортигерн подошел ближе. — Ты хочешь, чтобы я давал тебе уроки придворного этикета? — голос казался еще бархатнее, чем падающий на их плечи снег. — И не только! — воспрял духом Артур. — Просто… Мне уже 18. Мой зверь еще не пробудился, и… Ждать еще целых три года! А я… я мог бы подготовиться с Вашей помощью! Мне бы очень хотелось, чтобы я оборачивался медведем, мне даже снились медведи, но…. — Ты торопишь события. Твое обращение неизбежно. Ты истинный Пендрагон. В твоей крови магия. Так что не торопи это. Наслаждайся жизнью. Потерять себя в своем звере ты еще успеешь. Вортигерну понадобилось все самообладание, чтобы гримаса разочарования не проступила на его лице. Опять это. Он-то думал. Артур, впрочем, ничего не заметил. — И я слышал, что вы учились обращению со своим зверем у самых лучших колдунов, и поэтому я хотел… Чтобы вы поучили меня. Я чувствую, и мне… Нужен учитель. Вроде вас. Кстати, отец никогда не говорил мне, как выглядит ваш зверь… — Это черная пантера, — скрыв горькую усмешку, понимая, что парень упрям как медведь, Вортигерн развернулся на каблуках, и, не оглядываясь, быстрым шагом пошел вперед. Принц поспешил за ним следом. Вортигерн зашел в помещение, одного цепкого взгляда хватило понять, что ничего не изменилось. Предлагаемый ассортимент, естественно, сменился, и встречающая девушка мило улыбалась, сразу оценив дорогую одежду и оружие, но не узнала. И не могла узнать — наследника, который тут ни разу не был, и брата короля, который был тут последний раз больше пяти лет назад. Обстановка, девочки и юноши, все говорило о том, что заведение процветает. Почему нет? На человеческое тело всегда был спрос. Спустя мгновение девушку на входе оттеснила сама хозяйка заведения. И, мило улыбаясь, тут же отвела мужчин в отдельную кабинку. Вортигерну пришлось выслушать немало лести, комплиментов и откровенной лжи, на что он лишь едва гримасничал, глядя на Артура. — Вам как обычно? Кивок головы Вортигерна, и в зашторенной кабинке тут же появилось несколько девушек. Еще пара кивков и одна из них уже присаживалась к нему на колено, а вторая устроилась прямо на полу, дотрагиваясь до его ноги, скользя пальчиками вверх, поглаживая колено, в то время как Вортигерн уже уверенно коснулся обнаженной груди первой, сидящей у него на колене. Артур осоловело смотрел, как нежные белые пальцы его дяди касались смуглой кожи груди шлюхи, как поглаживали ее округлость. Как ладонь Вортигерна сжала грудь девушки… требовательно, властно. И только спустя еще несколько мгновений, Артур поднял глаза и увидел, как дядя внимательно смотрит на него. — Ты еще не выбрал себе девушку. Или двух. Кого хочешь трахнуть? — Я бы еще выпил, — на автомате произнес Артур, завороженный контрастом между бледной (и прохладной, как змеиная шкура — теперь он об этом знал) кожей Вортигерна и бархатной кожей девушки. Почему-то он думал о том, каково ей сейчас — ощущать эти тонкие, но сильные пальцы. Чувствовать, как они уверенно, но с потаенной нежностью оглаживают изгибы тела. Наслаждаться их прохладным скольжением вдоль дорожек сосудов, горячо бьющихся под теплой, словно подогретой изнутри кожей. Девушка выгнулась на руках у дяди, прижалась к нему всем телом, с припухших губ сорвался хриплый, почему-то громко прозвучавший стон. Артур шмякнулся в кресло, завороженный этим зрелищем. Девушка, до этого сидевшая на полу у ноги Вортигерна встала, сразу же после слов юноши, и уже наливала Артуру вино, нагнувшись над столом и оттопырив попку, демонстрируя стройное бедро. Игривое настроение заставило Вортигерна чуть наклониться вперед, и укусить девушку за обнаженную ягодицу в тот самый момент, когда она подавала бокал Артуру. И юноша, внимательно следивший за пальцами дяди и не обращавший внимания на девушку, не увидел, а ощутил, как рубиновая жидкость залила кожаные штаны — им-то не привыкать, они и не такое видели — и рубашку. На груди и рукаве Артура расплывалось алое пятно, и он сам не понимал, как умудрился так забрызгаться. Подскочил и выругался он скорее из-за того, что так принято. Вортигерн смотрел на племянника, как ни в чем не бывало, продолжая ласкать грудь девушки. Улыбаясь юноше, он подметил, что Артур не видит ничего кроме руки своего дяди. Что внимательно следит за его пальцами. Мужчине даже показалось, что в уютной кабинке нет никого, кроме них двоих. Но мгновение прервалось. Артур разлил вино, а дядя наблюдал, как осоловелый взгляд племянника не воспринимал ничего. Девушка пыталась извиняться, но по одному движению руки брата короля исчезла из зашторенной кабинки. — Там дальше есть комнаты. С водой и всем необходимым. Вортигерн насмешливо произносил слова, продолжая активно ласкать девушку, раздвинув ей ноги и просунув руку между ними. Он произносил эти слова, не отрывая губ от ее шеи, одновременно глядя прямо на Артура, который стоял посреди кабинки с совершенно идиотским выражением лица, облитый вином. Возбуждение уступило место злости, и Артур развернулся на каблуках и вышел, чтобы не успеть наговорить дяде дерзостей. Именно поэтому он и не любил выходить в свет — при дворе надо следить не только за осанкой, но и за тем, что ты говоришь. Особенно если ты — будущий король. У Артура слова часто опережали разум, и друзья не раз шутили, что язык у него острее меча. Он сам не знал, как умудрялся ляпнуть что-нибудь, что задевало больные мозоли у окружающих. Так получалось. Поэтому он старался помалкивать. Он шел по узкому коридорчику. Вино холодило кожу, засыхало, оставляя после себя липкие следы. Вода тоже была холодной. Он умылся — как так, даже на лицо попало? — и вытер лицо наиболее чистой на вид тряпицей. Рубаху снял — хоть и подарок отца, а испорчена безвозвратно. Впрочем, не в первый раз. Это в битвах он был ловок и смел, а в жизни… Жизнь, видимо, была для него слишком тесной. Отец шутил, что мог найти сына по следу из разбитых горшков, служанки охали, мать грозила пальцем, стараясь скрыть улыбку. Позже он подслушал, как после ухода очередной кухарки, жалующейся на разбитые горшки, мать сказала вслух, но самой себе: «Хоть что-то в нем есть от меня». Вортигерн продолжал ласкать девушку, сидящую у него на коленях, но как только Артур вышел, улыбка постепенно исчезла с его лица. Его пальцы двигались по полуголому телу почти машинально. А его мысли… были заняты вовсе не тем, что девушка с восторгом ерзала, извивалась и готова была кончить только от его ласк. Мысли Вортигерна был заняты племянником. И тем, что юноша, скорее всего, врал. И у него никогда не было ни девушки, ни секса. Мужчина встал, усадил девицу в кресло, на котором сидел. Он словно не заметил того, что она готова была почти кончить. Проигнорировал то, что она застонала с огромным сожалением, глядя огромными непонимающими глазами в спину мужчине. Вортигерн вышел и спустя пару мгновений оказался в небольшой комнате. Тихонько прикрыв дверь, и прислонившись к ней спиной, он рассматривал полуголого Артура. То, как вода стекала по его торсу. И не удержался. — У тебя ведь не было никого. Ты всем врешь, — слова дяди прозвучали насмешливо, но ласково. — Ты виноват в том, что она облила меня! — Я пытался сохранить твое достоинство. Врать ты не умеешь. Хотя пытаешься. А вот трахаться — даже не пробовал. Поэтому придется научить тебя. Ты ведь просил? Артур тяжело дышал от возмущения и отвернулся, когда дядя шагнул к нему. — Не бойся. Это просто. Нужна порой лишь ласка и сила. — Вортигерн дотронулся до талии Артура, словно он был девушкой и скользнул пальцами по накаченному прессу юноши, встав сзади и шепча племяннику на ухо. — Я просил… не об этом… — Если хочешь, ты можешь ласкать ее, — игнорируя слова Артура, поглаживая подушечками пальцев идеально накаченный пресс остолбеневшего племянника, Вортигерн скользнул ниже… Его пальцы коснулись горячей и уже мокрой головки в штанах Артура, и он грубо развернул племянника к себе лицом. Прижав его всем своим телом к умывальному столику, Вортигерн просунул руку в штаны юноши и грубо схватил за головку члена. — А можешь выебать. Жадно. Грубо. — Вортигерн шептал Артуру на ухо, касаясь его груди своей, больно сжимая в своей ладони мокрую от смазки головку члена своего племянника. Остро ощущая, что юноша не посмеет сейчас вырваться или сопротивляться. Прижимаясь к племяннику, к его горячему и такому обманчиво недоступному телу, Вортигерн начал быстро и грубо дрочить Артуру, чувствуя, как прохладная ладонь легко скользит по горячему и влажному стояку. — Всё, что ты захочешь. Как захочешь. Любая может быть твоей. И ты можешь трахать ее сколько пожелаешь и так, как пожелаешь. Слова дяди ласкали слух и даже грубое "трахать" из его уст звучало естественно и элегантно. Словно бархатно вежливая интонация меняла всё. Обволакивала. Возбуждала. Вортигерн прижимался к Артуру, чувствуя, что прижимается своим собственным членом к ноге племянника, понимая, что сам готов кончить. Чувствуя, как Артур тихонько толкается бедрами вперед, в такт движениям руки Вортигерна. Юноша растворялся под прохладными, грубыми и требовательными прикосновениями дяди, сгорая. Осознанные мысли и здравый смысл отступали. Чужие руки, шепот заставляли подчиниться и порабощали сознание. И Артур еда слышно простонал. Вортигерн, вслушиваясь в этот сладкий стон, ощущал, как вся магия, все звериные повадки отошли на второй план. Или наоборот — проявились ярче? — Я научу тебя. Всему. Обещаю.