Азкабан

Барти прикинул, что ему легче чуть повысить голос, чем подняться с пола на лежанку. Он потянул на себя свисающий край тряпки, в которую он пытался укутаться каких-то полчаса назад, и, неловко скомкав полуистлевшую ткань, подпихнул ее под голову. — Ты хочешь знать, что написано в моем приговоре? Какую строчку тебе процитировать: основное обвинение или отягчающие обстоятельства? — Он помолчал и добавил: — Или тебя интересует, считаю ли я сам себя виновным? — И то, и другое, — попросил Блэк и, поразмыслив, добавил: — И третье. — Первый пункт одинаков для всех: участие, соучастие, пособничество... Тому-кого-нельзя-называть. Черт побери, Блэк! Они до сих пор Его боятся, даже после того как... — Осекся, прокашлялся и продолжил, снова перейдя на крик: — Даже после того, что случилось, они боятся писать Его имя! Трусы... Его рвало. Не желчью — ругательствами. До этой минуты Сириус думал, что так ругаться могут только маглы на бензоколонке. — Ну а ты что хотел, — он фыркнул. — Не всем же молиться на вашего Волдеморта. — И проворчал, отворачиваясь: — Джеймс и Лил хотя бы не зря погибли... — Нихрена ты не понял, — устало огрызнулся Барти. — Они думают, что Его больше нет, и все равно продолжают бояться! — Он попытался приподняться на локтях, но перед глазами снова все поплыло. — Их главный враг — их собственный страх, а не... — Снова закашлялся и долго не мог восстановить дыхание. — И этому страху они проиграли все битвы скопом! Ты слышишь? Все — и те, что были, и те, что будут! Блэк нахмурился. — Вот теперь я и в самом деле нихрена не понимаю... Что значит — «думают»? Что значит — «будут»? — Потому что исчез — не значит умер, — коротко ответил Крауч. Пару минут он собирался с силами, потом все-таки поднялся с пола на лежанку, повернулся лицом к стене, дождался, когда пройдет очередной приступ головокружения, и спросил: — Тебе что, даже этого не сказали? Мертвым Его никто не видел! Сириус резко сел. Помотал головой. — Нет. Не может этого быть. Быть этого не может! — Не хочешь — не верь, — у Барти уже не было сил повышать голос, и ему было все равно, услышит ли его Блэк — он обращался к большому серому камню в стене. — Есть вера, а есть факты. — Не можешь сказать ничего путного — заткнись совсем. Здесь и без тебя есть кому испортить мне настроение. С этими словами он поднялся и, захватив с собой подстилку, перебрался к противоположной стене — подальше от щели и поближе к окну, к свету. Пусть слабому, но все же свету. В конце концов, Крауч-младший был прав в одном: вера есть вера. И Сириус не желал ее утратить. Только не сейчас. И не здесь.