39 килограммов конфет

Второй год старшей школы у Казу, и последний у Масаки. Старший боялся этого больше всего – в январе он планировал все рассказать родителям. А время так предательски быстро шло. Запах приходящих экзаменов не так травил, как приближение судного дня. 21 января. Айба решил сделать все в этот день, и не стал предупреждать Казу заранее, а хотел просто молча взять его за руку и привести в дом. Чтобы младший не переживал зря. С каждым днем уверенности становилось все меньше и меньше, а круги под глазами все больше и больше. Казу уже начал замечать что-то неладное, но молчал. План Масаки ему был понятен и ясен без слов. Казу никогда не жалел Айбу. Никогда не говорил ему «Ты справишься», «Все обязательно получится» и так далее. Чаще всего Нино просто обнимал уставшего старшеклассника и позволял уткнуться себе в плечо. Побыть малышом. Поплакать. Потому что он может быть им для Казу, и только для Казу, потому что больше никто не может точно сказать, кто есть Масаки на самом деле. Уверенный в себе, умный, веселый, заботливый, добродушный и наивный – да, это все про него, но хоть кто-нибудь знает, кем он является на самом деле? Он был раздражительным, иногда резким в движениях, полный дурак и вообще, свинья и разгильдяй. И Масаки верит Казу, как себе. То, чего было не отнять у них обоих – они были действительно эгоистами. Прежде всего, думая о себе, они строили совместные или одиночные планы, однако любовь друг к другу в их душах была королевой чувств, поэтому она всегда побеждала эгоизм. Всегда. Точнее, эгоизм даже не боролся с ней – видимо, не видел смысла. Все, что существовало для них – это они и каждый из них в отдельности. Масаки уже давно не думал о том, чего от него хотят, чего ждут – он просто делал так, как считал нужным, мягко и легко, в отличие от Казу, которому все давалось гораздо сложнее в эмоциональном плане. Его эгоизм часто выливался в грубость и обливание грязью – он говорил, что думает, и даже утрировал иногда, думал всегда только о своем настроении и своем состоянии. Но это только когда рядом не было Масаки. По крайней мере, ребята действительно не скрывали своего эгоизма, и даже не раз признавались в этом. Казу вообще считал это единственным способом выжить – вокруг столько лжи, зависти, стереотипов и глупой ненависти, и единственный способ справиться с ней, это не поддаваться ей с самого начала. Казу ничего не мог поделать со своим мышлением, хотя не раз задумывался о том, что уж слишком груб и бесцеремонен с людьми. С Масаки он был самим собой. Как будто воздвигался их собственный мир, когда они вместе, подобно тому домику, который он сломал в связи со своими противоречивыми детскими чувствами. 21 января, сразу после школы, Масаки дождался Казу, и, ничего не сказав, схватил за руку и потащил в сторону дома. Они шли пешком, хоть и было холодно. Казу надо было бы надеть перчатки, но парень не чувствовал мороза. Он знал, что должно случиться сегодня. Бежевая шапка Масаки с помпоном его успокаивала. Она так мило болталась, повторяя движения старшего, что Казу мог с легкостью представить сейчас его обеспокоенное лицо, следящее за движением людей и машин, не позволяя себе свернуть. Когда они остановились у его дома, сердце Нино упало в пятки. Однако, он ничего не сказал, внешне оставаясь вполне спокойным. Сердце Масаки бешено билось, но он уже решил. Отступать было некуда, да и незачем. Он развернул к себе младшего и поцеловал того в губы, ощущая тепло и непонятное спокойствие. Младший принял холодные губы старшего, успокаивая и даря тепло. «Все будет хорошо» - говорил он поцелуем и сильнее сжал руку Масаки. И тогда Айба решился. Они забежали в дом, запыхавшись от волнения и держась за руки. Первым их встретил отец. Его глаза удивленно расширились, атмосфера накалилась. Мать, видимо, чувствуя напряжение из самой глубины комнаты, выбежала в коридор. - Масаки… - она не сдержала вздоха. Отец молчал. - Что… - Мама. Папа. Я и Казу встречаемся. Они молчали. Глаза матери налились кровью. То ли от злости, то ли от перенапряжения – мальчики не могли понять. Отец держался стойко. - Масаки… не шути так, - тихо сказала она. - Это правда. И да, это серьезно. Называй меня как хочешь, можешь выгнать из дома, и да, я признаюсь, я скрывал это очень давно. Это длится уже пять лет. С тех самых пор, как ты говорила с его родителями, мама, но это ничего не изменило. - Сейчас я из тебя всю дурь выбью! – резко сорвался отец и больно схватил сына за руку, сильно встряхнув. Мужчина уже замахнулся, чтобы ударить сына, но Казу, не веря своим ушам, со злостью оттащил Масаки на себя и пошел к двери. - Стой! Я кому сказала! – почти в слезах кричала мать. Гнев парней передавался от одного к другому, как по проводам. - Что? Не хотели сына-гея, да? И что теперь? Откажетесь от меня? - Что ты говоришь! – мать уже плакала. – Что ты говоришь!!! - Я люблю Масаки, - тихо сказал Казу, и даже мать перестала реветь. – Я не отдам его. - Катись вон! – снова закричал отец, но уже на Нино. - Хватит! – крикнула мать в слезах. – Остановись, пожалуйста! – она обращалась к мужу. Она начала толкать отца в сторону комнаты, чтобы тот ушел. Парни, которые должны были смотреть в пол, уверенно смотрели на мать и стиснули руки еще сильнее. - Мальчики, если вы играете, это ничего, - начала она, иногда всхлипывая. – Не говори мне, что это серьезно! - Я сказал правду, - твердо заявил Айба. – Ничего не изменить, мам. Теперь ее глаза начали заливаться гневом. - Казу, тебе пора, - тихо сказала она. Но Нино лишь сильнее сжал руку. Масаки понял, что сейчас состоится серьезный разговор, при котором Казу лучше не присутствовать. Желая оградить младшего от этого, он отпустил руку. - Иди, Казу, - сказал он губами. – Я приду за тобой. Губы младшего затряслись, кажется, он впервые за долгое время был готов расплакаться. В подтверждение своим словам Айба покачал головой, говоря, что все будет хорошо, и даже смог улыбнуться на прощание. Через минуту после того, как Казу захлопнул дверь, мать тихо заговорила. - После школы сразу домой. Отец будет контролировать, чтобы ты не ходил, кроме клуба. Никаких прогулок. Масаки поклонился. - Иди к себе, - строго сказала она. Поднимаясь по лестнице, Масаки все же остановился и обернулся, чтобы сказать: - Сколько бы запретов ты мне не ставила, ничего не изменится. Даже если я не буду видеть его, чувства не исчезнут. Тебе придется принять это рано или поздно. Как только дверь на втором этаже за сыном захлопнулась, послышался сильный шлепок о стену. отбечено