39 килограммов конфет

Масаки пытался заняться математикой, но мысли об обиде не уходили из головы. Казу сидел в комнате один, и Айба понятия не имел, что он там делает. Старший же обиженно смотрел на закрытую дверь, разделяющую их, и пытался отвлечься на цифры. Когда он, наконец, смог влиться в мир математики, дверь резко распахнулась, и вышел уставший Казу с опущенными руками. Айба хотел спросить, что случилось, но остановил себя – он же обижен. Масаки делал вид, что решает пример, когда Нино смотрел на него. Он чувствовал уставший, чувственный, пронзительный взгляд и не меняющееся выражение лица. Казу был таким, когда надевал маску, или когда был уж слишком уставшим. Масаки не поднимал свой взгляд, который уже был не обиженным, а грустным и сожалеющим, однако гордости у него хватало, чтобы не броситься в объятия. Масаки был уверен – в этом нет смысла. Возможно, попытаться быть подальше, спать на отдельной кровати, побольше обращать внимание на учебу могло помочь отвлечься от мыслей о сексе. Казу верил в это. Он знал по себе, что ничего не может отвлечь от подобных мыслей, кроме настоящего увлечения делом. Так было с ним во втором классе, когда его возбуждающие мысли о Масаки с трудом уступили занятиям в театралке. Однако Нино не учитывал, что терпеть ему пришлось всего два месяца, а Масаки терпит уже полгода. К сожалению, он не понимал, что таким способом Айба не сможет учиться лучше. Ведь он не Нино. Масаки не может отвлечься на что-либо так просто. Ему нужно приложить большие усилия, и не только свои – ему нужна помощь. Айба четко понимал, что Казу не пойдет на уступки, а учитывая их ситуацию на сегодняшний день, он не мог попросить о помощи. Айба вытирал столы, когда, чуть ли не плача, рассказывал Сатоши о своем нынешнем состоянии. Было так хреново, что не хватало сил даже на то, чтобы реветь. Быть обиженным на Казу, чувствуя при этом большое желание – было самым тяжелым чувством для него. Эти совершенно не сочетаемые ощущения создавали большую боль, почти нетерпимую. Учиться он тоже не мог, от чего Масаки злился еще больше. Ничего не получилось, все валилось из рук. - Мне кажется, придется идти на крайние меры. Сатоши поднял голову из-за стойки, удивившись. Он знал, о чем говорил друг. - Ты не посмеешь. - Я не могу больше, О-чан, - обреченно сказал он. – Это ведь ничего не изменит. Любовь не исчезнет. - Господи, Масаки, очнись! – впервые Сатоши закричал. Это был беспомощный крик человека, который никак не мог образумить лучшего друга. – Мысли о сексе настолько застряли в твоей голове, что ты совершенно потерял разум. - Глупости. Я думаю как и обычно. Сатоши разозлился, бросив тряпку в Айбу. - Эй, что ты делаешь? - Идиот! – сказал он на последок и ушел в кухню. Колокольчики зазвенели, оповещая о новом посетителе, и Айба, не поворачиваясь, совершенно без эмоций поприветствовал пришедшего. - Здравствуйте, - немного растерялся посетитель, никого не увидев на кассе. – Можно мне сделать заказ? - Ах, да, конечно, - повернулся Масаки, увидев того самого парня в черном костюме. В этот раз Айба заметил симпатичную рубашку под пиджаком, с красивым мелким принтом. «А он со вкусом». - Сатоши, прими посетителя, - сейчас его время работать, но Айба хотел представить клиента влюбленному. - Ты же сейчас… ох, - вздохнул Сатоши, и его напряженное выражение лица сменилось на мягкое. - Добро… пожаловать. Шо поспешил к кассе, почти порхая, чего не мог не заметить Айба. - Здравствуйте! – Масаки даже стало как-то обидно, голос посетителя был более позитивным. – Я бы хотел… заказать… что-нибудь. При этом его взгляд не сходил с Сатоши, отчего продавцу стало неловко. - Что вы хотите? - А что у вас есть? – совершенно не думая, спросил он. - … Булочки, - проговорил Айба со своего места. - Ах, да, - однако взгляд парня все еще не мог оторваться от продавца. - Давайте я сделаю вам лимонные булочки, - сказал продавец, желая быстрее оторваться от посетителя. Становилось неловко. Сатоши боялся, что его спалят. - Подождите… не нужно. - Не нужно? – одновременно спросили Сатоши и Масаки. Айбе было страшно интересно, что же посетитель хочет. - Вы ведь Оно Сатоши, верно? – спросил парень, отчего у обоих друзей глаза выпали из орбит. - Ааам… да, - тихонько ответил О-чан, будучи в шоке, но сердечко часто-часто забилось. - Я видел ваши работы в нашем университете. Вы ведь учитесь в университете искусств? - Вы тоже?! – ахнул Сатоши. - Да, - парень поправил галстук. – На факультете эстрадного искусства. - Ох… - Оно был в шоке. - Я Сакурай Шо, - он протянул руку через стойку, и Оно неуверенно ее пожал. – Я долго искал тебя, то есть, вас… прости. Сатоши активно замотал головой, не говоря ни слова. - Ваши работы восхитительны, - Шо немного засмущался. – Наверное немного странно, что я говорю это. Честно, я хотел бы стать критиком… Ох, простите, это не совсем то, что я хотел сказать… Сатоши снова замотал головой. - Я… пойду… надеюсь… встретимся еще… Оно стоял, как истукан, не в состоянии произнести и слова, и тогда его спас Масаки. - Подождите, Сакурай-сан, - Шо не замечал его, пока не услышал своего имени. – Я… Я Масаки Айба, - поспешил представиться он. Шо удивленно посмотрел на паренька. - Может.. вы оставите свои контакты… просто… в общем… - Масаки сказал не подумав, и никак не мог придумать причину, зачем ему номер незнакомца. - Ах, да, конечно, - Сакурай поспешил достать из внутреннего кармана блокнот. Положив его на стол, он записал свой номер, и, вырвав бумажку, протянул Масаки. - Это домашний номер, вы можете позвонить, позвав Шо. Можно Шо...чан. Пожалуйста, - как будто решившись, парень снова посмотрел в сторону Сатоши. – Позвоните мне, когда ваша выставка будет готова. Я очень жду ее выхода. Сакурай поспешил убрать свои вещи обратно и выйти из булочной, махая на прощание. Масаки открывал и закрывал рот, показывая пальцем на дверь, пытаясь передать хотя бы часть своего удивления. - Ничего не говори мне, Ма-чан, - сказал начальник, садясь на стул и смотря перед собой. - Ну ты лох, - нашелся Айба, подходя к стойке. – Если бы не я, ты мог бы потерять его. - Ты слышал? Ему нравятся мои работы… - Кстати, ты говорил мне, что никто не знает о твоей выставке. - Ну, да… только самые близкие. - Он знает… да он же твой фанат! Сатоши выглядел как полный идиот, повернувшись к другу с открытым ртом. - Такой презентабельный, а оказалось, что учится на эстрадном факультете… Это типа артистов? - Не совсем. В нашем университете это в основном исполнители джаза. - Наверное, он играет на трубе или саксофоне… - мечтательно произнес Масаки. - Он же сказал, что хочет стать критиком. - Точно. Парни замолчали, обдумывая, что произошло. - На самом деле, ты полный идиот, Сатоши. Даже слова не мог вымолвить. Оно молчал. Он сам не знал, почему так разволновался. В универе к нему часто подходили и даже автографы просили. - Теперь у тебя есть стимул закончить последнюю работу и устроить выставку как можно раньше, - рассмеялся Масаки. Прошел уже месяц, а Айба все так же смотрит на дверь обиженным взглядом. Хотя, кому он врал, это был уже не обиженный, а взгляд, полный усталости, любви, нехватки нежности, секса, и всего вместе сразу. Он уже так запутался в своих чувствах, что не мог даже отличить черное от белого. Сейчас Масаки сидел перед тетрадью, которая уже три дня была открыта на одной и той же странице, и подумывал о своем плане, который он держит в голове весь этот месяц. То, от упоминания чего Сатоши мгновенно становится монстром. «Ничего ведь не изменится, если я это сделаю, нэ? Любовь не может уйти просто так. А Казу ничего не узнает. Я сделаю вид, будто это мой первый раз. Это самый лучший выход сейчас. Подготовка пойдет хорошо, если я решусь. От того, в какой мы ситуации, ничего не изменится. А если я не поступлю… Надо просто решиться. Секс ведь ничего не значит. Секс это другое, это ведь не любовь, да?...» Его мысли прервал непонятный звук, доносящийся из спальни. Кажется, это было похоже на звуки гитары. Ноты постепенно превратились в ритмичную музыку, и послышался голос. - Боже… - прошептал Масаки, впервые услышав поющего Казу. Разум отказал моментально, сердце взяло верх над ним. Оно обливалось кровью. Как глаза Масаки обливаются слезами сейчас. Все чувства, все, что так долго сидело в нем, растворилось, как пустое облако, и Айба не понял, как уже стоял перед входом в комнату открывал запертую дверь. Казу сидел, обняв гитару, как единственного друга, напевая песню. Айба узнал ее – песня была популярна пару лет назад. Когда Масаки начал разбирать слова, в душу будто залетела стая бабочек. Песня… Нино пел о нем. Я познал смелость, потому что ты со мной. Я был способен бежать с закрытыми глазами в неизведанные земли. С того времени я находился в поиске Вещей, которые могу сделать ради тебя. Я всё это приму и отправлюсь в путь с тобой. Если ты будешь плакать, я приму, даже твои слёзы. Я всё это приму и отправлюсь в путь с тобой. Если ты будешь улыбаться, я приму и твои улыбки. Айба сел рядом на корточки, не смотря в глаза. Господи… каким же дураком он был. Что? Секс? Какое это имеет значение, черт подери, когда прямо сейчас Казу сидит перед ним, и слезы скатываются с щек младшего, предательски срывая все маски чувствительного парня. Когда песня закончилась, Казу не прекращал, играя песню сначала, будто это было наркотиком для него. Сатоши был прав. Боже, как он был прав! Что я мог сделать? Переспать с кем-то другим? Ааааа, что же с моей головой, куда завела меня эта непонятная дорога, как же я оказался так близко к обрыву? Масаки задыхался от слез. Рука медленно потянулась к мокрой щеке Казу, вытирая слезы. Хоть песня была ритмичной и совершенно не грустной, Нино пел ее хриплым голосом, будто пел молитву, и уже не попадал в ноты. Когда он почувствовал тепло, которое жаждал все это время, голос вдруг сорвался на слишком высокий, и гитара предательски скрипнула, однако Казу продолжал. Лоб вспотел не понятно от чего, в то время как Нино сильно бил по струнам, пытаясь выложить ей всего себя. Рука все еще лежала на щеке, не желая отпускать, а позже пальцы начали ласкать ухо и за ним, от чего Казу немного повернулся, поддаваясь. Грудь Казу быстро поднималась и отпускалась, когда слезы вышли вместе со словами, а гитара упала на пол из покрасневших рук. Айба мгновенно обнял его, желая впустить в себя все его слезы, и получил их. Его рубашка становилась мокрой не только от слез, но и от вспотевшего тела, горячего, будто у Нино была температура. - Прости меня… прости меня, Казу… - нежно говорил он, отчего Нино поднял голову и ухватился руками за плечи Айбы, прижимая к себе и плача еще хлеще. Он еще никогда так не плакал. Никогда. Казу молчал, не пытаясь даже что-либо выговорить. Со слезами выходили все недосказанности, слова прощения, ругательства, обвинения, повиновение, эгоизм, стыд, упорство, гордость, желание жить. Айба слышал все это, молча поглаживая по голове, иногда вытирая свое заплаканное лицо. Когда Казу более-менее успокоился, Масаки положил их обоих на диван, наваливаясь всем телом. Сначала он смотрел в заплаканное лицо, хозяин которого не позволял себе смотреть в упор, а потом начал нежно вытирать, поглаживать, ласкать, любя. Пальцы были мокрыми, но успокаивающими. Такими нежными, что, казалось, они невесомо касаются щек, глаз, подбородка, шеи. Казу был готов отдаться прямо сейчас, полностью забыв о своей глупой гордости и каких-то неясных обещаний, потому что нет ничего важнее Айбы, его прикосновений, его тепла. Гордость и принципы резко отошли на второй план, и Казу обнял Масаки руками, опускаясь ниже, задирая футболку и снимая ее. - Казу… что… что ты делаешь… - Тсс… - он направил лицо старшего к себе, горячо целуя. Страстный поцелуй, и Казу направляет руку Масаки на свои штаны. - Давай… я хочу тебя в себе, Ма-чан… - Что? – Айба плохо соображал. – Нет, Казу, нет… Масаки убрал свою руку поднял вверх, беря ею шею Казу. - Заткнись и слушай, - грубо сказал он. – Мы должны сдерживать обещания. Ты мужик или как. Казу засмеялся. - Очень странно слышать это от тебя. Масаки серьезно смотрел на парня, лежа на нем, практически владея им, и отказываясь от того, чего желал уже полгода. - Ты серьезно что ли… - проговорил Казу. - Не похоже? Казу молча смотрел в глаза Масаки, пытаясь отыскать причину. - Еще как минимум 5 месяцев. - И? - Оххх… мне никогда тебя не понять, - Казу откинул голову назад. Масаки улыбнулся и взял руки Казу в свои, поднимая их над головой. Почувствовав стертые пальцы, он начал их массировать, успокаивая. - Когда ты научился играть? - В театралке. Мне нужно это для поступления. - А песня? - Для тебя. Масаки искренне улыбнулся, пообещав себе найти эту песню и выучить наизусть.