***
Хосок блокирует мобильный и быстрыми шагами идёт к складу, где его уже ждут подозреваемые. Альфа обязательно покажет Тэхёну море, но сперва он должен окрасить бетонный пол склада в красный и принести жертву Жёлтому дракону. Хосок послушно выполняет все задания, успевает везде и во всём, но омега с пепельным цветом волос из головы не выходит. Вчера увидев его впервые вот так близко и поговорив с ним — хотя это был скорее монолог альфы — он всё больше убедился в том, что его хочется себе настолько, что альфа с трудом справился с соблазном перекинуть его через плечо и увезти к себе. Хосок знает, что будет тяжело, знает, что с этим омегой, как с бомбой, которая уже поставлена на таймер, вот только проводов тут сотня и надрезать надо каждый, при этом дрожа от страха, что именно на этом разорвёт. Хосок готов в сапёры записаться, готов на всё, лишь бы ненароком омегу не сломать, не отпугнуть. Если понадобится, он его, как зверька, заманивать будет, тихо-тихо, аккуратно и очень осторожно, но Тэхён должен сам прийти, сам должен шаг через порог сделать — потому что Тэхён другой. Сейчас он его боится и сторонится, но Хосок готов ждать столько, сколько понадобится, потому что это не любовь даже, это болезнь какая-то, а излечение в омеге. Хосок без него чахнет и угасает. Хосок, оказывается, вкуса жизни не знал, а сейчас только по-настоящему зажил, полюбил закаты-рассветы, шум прибоя и звёздное небо, потому что сейчас Хосок на это всё смотрит не один, потому что там, где, как думал альфа, сплошной чёрный гранит, оказалась пустая полость, и Тэхён в неё как влитой вписался, расположился и живёт. Впервые в жизни у Хосока появился смысл, который намного сильнее желания поднимать клан со своим братом или топить противников в крови. У этого желания испуганный и мягкий взгляд, полные манящие вишнёвые губы и умопомрачительный запах. Хосок этого омегу ото всех убережёт и защитит. Мысли о нём портят только мысли о будущем, Хосок постоянно думает, что и как сделать, как подойти к нему поближе, а главное — как набраться смелости и поговорить с Чонгуком, учитывая, чем закончился их последний разговор о Тэхёне.***
— Где отец? — первым делом спрашивает у только что проснувшегося Тиена Чонгук. Альфа влетает в спальню родителей и игнорирует недовольство, чётко написанное на лице омеги. — Дорогой, ты чего такой нервный с утра? — Тиен потягивается на постели и тянется к халату у изножья. — Я нервный? — альфа останавливается напротив папы. — Мои контейнеры конфисковала полиция. Где отец? — взгляд Чонгука метает молнии, и Тиен даже ёжится от него. — Я не знаю, он не ночевал дома, — пожимает плечами Тиен. — А ты чего так рано здесь? Оставил своего женишка в одиночестве? — Ты меня плохо слышишь? Говорю тебе, мои контейнеры задержали. Речь о миллионах. Причём тут мой жених? И вообще, я не ночевал в особняке, — Чонгук достаёт мобильный и снова набирает Джихо. Отец опять не отвечает. — Что и требовалось доказать, — вздыхает омега. — Хотя я прекрасно тебя понимаю. Мой сын и часу с таким неотёсанным пареньком не проведёт. Этот омега тебе не пара, не пачкайся. — Папа, — зло выпаливает альфа. — Я, конечно, очень тебя люблю, но иногда ты просто невыносимый. У меня есть проблемы поважнее, чем слушать про этого омегу! Поеду, поищу отца в офисе. Чонгук находит Джихо на завтраке с его другом банкиром. На претензии сына, почему он не проследил за доставкой, хотя это было поручено ему, Джихо клянётся, что всё произошло внезапно, и кто-то слил копам маршрут. Чонгук до самого обеда не может успокоиться, разрывается между разговорами со своими людьми в правительстве и партнёрами, которых подвел. Контейнеры вернуть не удаётся, и альфа, приказав найти очередную утечку, едет к себе в офис обдумывать дальнейшие шаги. О Юнги Чонгук не думает. Почти. И пусть всю ночь, вжимая Чимина в шёлковые простыни, он представлял себе совсем другого омегу, пусть несколько раз порывался поехать в особняк и послушать этот грудной хрипловатый голос, который, скорее всего, будет осыпать его проклятиями. Этот брак фикция, и Чонгук вчера доказал это омеге, а ещё он ему отомстил. За Намджуна. Чонгук не знает, почему он настолько сильно ревнует Юнги к брату, точнее, знает, но понимать отказывается. Альфе интересно — он Юнги ко всем так ревнует или именно к брату. Скорее всего, проверить это шанс ещё выпадет, учитывая, как любит повилять своей попкой перед альфами Юнги. Чонгук немного успокаивается и сбрасывает напряжение только к трём после того, как Чжину — его секретарь, бывший фотомодель глянцевых журналов, а сейчас тот, кто варит ему кофе и докладывает о встречах, — отсасывает ему прямо в кабинете. После отличного минета альфа заказывает Чжину же чашку эспрессо и, откинувшись на кресле, слушает, как тот докладывает о расписании на вторую половину дня. — Любимый, — Юнги врывается в кабинет альфы и идёт прямо к столу. Проходя мимо секретаря, он оценивающим взглядом смотрит на парня, а потом замирает напротив него и с язвительной улыбкой заявляет: — Надо же, такой офис, а дресс-кода нет. — Юнги, — окликает его Чонгук, но омега не реагирует. — Ты знаешь, что я вижу твой пупок? — с усмешкой продолжает Мин. — И красное с оранжевым не сочетается. — Я модель, я лучше знаю, что с чем сочетается, — не сдерживается Чжину. — А голые коленки натирать не будет, когда отсасывать ему будешь? — Юнги! — Ах, ты уже, — с улыбкой тянет Юнги, поймав в глазах напротив чистосердечное признание. — Ну да ладно. Мин вновь идёт к столу и, подойдя к нему, театрально разводит руки и выпаливает: — Так вот, любимый, произошло недоразумение. Омега залезает прямо на стол и, прокрутившись на попке, при этом снося половину канцелярских принадлежностей, оказывается лицом к лицу с альфой и свешивает ноги. — Это точно недоразумение, потому что ты бы никогда не сделал этого нарочно, — Юнги смотрит на нахмуренного альфу и продолжает очаровательно улыбаться. — Может, ты оставишь нас на пару минут, — поворачивается Чонгук к секретарю. Чжину, поклонившись, покидает кабинет. — Что за цирк ты устраиваешь? — спрашивает Юнги Чонгук. — Пытаюсь показать всем, что у нас с тобой всё чудесно, — фыркает Мин. — Так зачем я пришёл, я не нашел кредитку в доме. Я хочу по магазинам погулять, — Юнги протягивает ладошку и ожидающе смотрит на альфу. Чонгук тем временем кладёт руки на бёдра Мина и резко тянет его на себя, заставляя того соскользнуть со стола прямо на свои бёдра. Юнги даже не возмущается, удобнее располагается и продолжает сжимать и разжимать ладошку, требуя кредитку. Он так близок, сидит на коленях, смешно морщит носик — Чонгуку бы немного приподняться и прямо на этом столе его разложить: точно бы и про все контейнеры забыл и про всех омег мира. Ему официально принадлежит лучший, вот только жаль, что временно. Чонгук бы его оставил себе, вот только Юнги не останется. После всего того, что будет, — однозначно. — Что в твоей голове творится? — усмехается Чонгук. — Что надо, то и творится. Гони мне кредитку, ты отнимаешь моё драгоценное время. — Ты не скучал ночью? — альфа не торопится выполнять желание парня. На самом деле хочется просто продержать его вот так, на своих коленях, пощупать эти стройные ножки, соблазнительную попку, тем более, омега даже не дёргается. — Ночь была чудесной, — мечтательно прикрывает веки Юнги и, кажется, нарочно ёрзает на твердеющем члене альфы. Чонгук хочет думать, что нарочно. Потому что Чонгук этого омегу хочет до покалывающего электричества на кончиках пальцев, а ещё он хочет, чтобы Юнги это желание делил на два. Если и гореть, то вдвоём. — У тебя шикарная кровать, я выспался на всю жизнь вперед, — продолжает омега и обвивает руками его шею. — Вот так, значит, — хмыкает Чонгук и подаётся вперёд, оставляя между губами пару сантиметров. — А ты как отдохнул? — спрашивает Юнги и, откинув голову, начинает резко смеяться. — Мы прям как нормальная пара общаемся. — Я не выспался, — спокойно говорит Чонгук, снова тянет омегу к себе и ждёт реакции, но её не следует. — По тебе и видно, помятый какой-то, — надувает щеки Мин. — Во что ты играешь? — хрипло спрашивает альфа и касается губами чужих губ. Не целует, не пытается ворваться в рот, просто касается губами, пытается унюхать хоть что-то, надеется на это, потому что тогда было бы намного легче. Можно было бы свалить эту безумную тягу на истинность и забить. Потому что думать, что этот омега его личный фетиш даже без запаха — дико. И страшно. Чонгук не хочет так. — Я? — удивлённо приподнимает брови Юнги. — Я, мой дорогой, вообще не играю. Я погуляю по магазинам, потом зайду к своим на ужин. — Я тебе не разрешал видеться с семьёй, — мрачнеет моментально альфа. — Ты меня в доме запрёшь? — сразу щетинится Мин. — Если понадобится, то запру. — Ну и ладно. Кредитка, — Юнги вновь протягивает свою ладонь. Чонгук тянется к внутреннему карману висящего на спинке кресла пиджака и, достав из портмоне одну кредитку, отдаёт парню. — Ты самый лучший, — фальшиво улыбается омега и, схватив кредитку, слезает с колен альфы. Чонгуку моментально пусто и одиноко. Бедра всё ещё горят от ощущения тяжести от омеги, так же, как и ладони, на которых будто его отпечатки. — Увидимся, когда у меня закончатся деньги, — напевая, произносит омега и выходит за дверь. Юнги залетает в лифт и, нажав нужный этаж, с шумом выдыхает и опускается на корточки. Чёртов Чон Чонгук. Омега не знает, как он продержался, как не разошёлся по швам на его коленях и не превратился в кучу под чужими ногами. Играть очень тяжело. Играть того, кому плевать на всё: на то, что был брошен в брачную ночь, на то, что, вроде бы, его альфа, его муж трахает своего же секретаря, на то, что, возможно, всю свою жизнь он так и проведёт ни первым, ни вторым и даже не третьим для своего же супруга — невозможно. Но Юнги старается. Он сам себе даёт установки, репетирует роль и фальшивые улыбки, утром, чуть ли не воя, натягивает эту всю покрытую трещинами маску и продолжает изображать бетонную стену, об которую бьются чужие слова, чужие поступки и чужое безразличие. Он бы хотел думать, что бьются и отскакивают. С виду, наверное, это так и выглядит, но то, что стена эта из песка и что каждое слово-стрела достигает своей цели, знает только сам омега. Он поднимается на ноги, поправляет волосы в зеркале лифта и, глубоко вдохнув спёртого воздуха, приказывает себе быть сильным. Чонгук откидывается на кресле и задумывается. Омега совсем не прост. Чонгук знает, что это игра и притворство, но всё равно он не ожидал такого. Он ждал чего угодно, но не то, что Юнги даже не заикнётся о брачной ночи, не выскажет обиду и не закатит скандал. Так ведь должно было быть. Так бы повел себя любой омега, которого фактически унизили. А этот, если и играет, то надо отдать ему должное — играет блестяще. Он приехал в офис, поизображал полное взаимопонимание и любовь к мужу и, взяв кредитку, спокойно ушел. Никаких истерик, слёз, обвинений. Мин Юнги пустил корни в Чонгуке, а сейчас, с каждым его следующим шагом и словом, они разрастаются, переплетают все внутренности. Чонгук улыбается про себя, восхищается омегой, начинает сомневаться в том, что правильно поступил вчера, и даже немного жалеет. Омега выглядит шикарно, одет со вкусом, звонко смеётся и соблазнительно улыбается — его хочется невыносимо. Это желание сидит внутри с самой их первой встречи, с каждой новой — всё больше разрастается, превращается в огромный ком, как бы альфу не разорвало. Потому что Чонгук сейчас, как привязанный к клетке лев, за прутьями которой поставили блюдо сочной вырезки, и он тянется, внюхивается, но стальная цепь не даёт вырваться, не дает проломить эту клетку головой же и, наконец-то, почувствовать его вкус на своих губах, его кровь, смешивающуюся со своей. И пусть Чонгук сам себя на эту же цепь и посадил. Чонгук думал, он наказал парня, а Юнги ему только что доказал, что тот наказывал только себя. Юнги — единственный человек в мире, кто заставил Чонгука сомневаться в себе же. К вечеру у Чонгука снова отвратительное настроение, и он топит его в своём любимом Henessy в Stigma. Хосок не смог ничего выяснить, и «крысы» погибли от пыток. Альфа тяжёлым грузом опускается на диванчик в клубе и задумчиво вертит между пальцев зажигалку. Чимин, положив голову на его колени, занимается своим любимым делом — изучает потолок. Хосок тоже не в духе. Сидит в кресле, рычит на подходящих омег и всё время пялится в экран телефона. Чонгук продолжает играть с волосами омеги, спрашивает у Хосока есть ли новости по поводу товара и, получив отрицательный ответ, ещё больше мрачнеет. Охрана докладывает о Намджуне, и Чон приказывает впустить его. Стоит альфе войти в комнату, как Чимин моментально приподнимается и принимает сидячее положение. Омега пытается остро на присутствие Намджуна не реагировать, собирает ноги под себя и утыкается в бокал, будто всё это его не касается. Намджун коротко со всеми здоровается и садится в кресло рядом с Паком. — Какими судьбами? — спрашивает его Чонгук и, подвинув чистый бокал, сам наливает альфе коньяк. — Я не виноват, что ты оттяпал себе лучший клуб города, — усмехается Ким и берёт бокал в руки. — Лучшим его сделал я. Вот только я не верю, что ты пришёл сюда отдыхать. — Ты прав, я пришёл поговорить по поводу твоих контейнеров. Я слышал о конфискации. — Тут не о чём говорить, контейнеры у полиции, — Чонгук бесится по новой, с трудом скрывает раздражение. — Есть о чём, — Намджун отпивает коньяка и ставит бокал обратно на стол. — Я думаю, что могу тебе помочь получить товар обратно. — Интересно, — Чонгук облокачивается на колени и пристально смотрит на альфу. — Зачем тебе это? — Мы же стали родственниками, правда, это второй вопрос, почему ты не отдыхаешь с моим братом, но всё равно. У нас общее дело. — Мои отношения с твоим братом пусть тебя не касаются. Лучше расскажи, как ты можешь помочь. Хочу знать, каким образом ты вдруг будешь сильнее там, где у меня пока сил не хватает, — Чонгук пальцами обводит края бокала, еле сдерживается, чтобы не впихнуть его целиком в глотку самодовольного альфы. — Я знаю, что ты в полной заднице и потеряешь миллионы, если их не вернут. Плюс, если ещё учесть то, что ты не сдержишь слово перед партнёрами, — ты потеряешь доверие, а это тоже приведёт к потере денег. А ещё, я знаю, что ты сейчас незаконно ничего сделать не можешь. Товар у полиции, а СМИ, как стервятники, кружат над местом хранения. Ты, вроде, умный бизнесмен, на такой риск не пойдёшь. А я могу сделать так, что полиция сама вернёт тебе товар и сама же замнёт дело в прессе, — Намджун доволен эффектом, произведённым на Чонгука. Даже Хосок убирает телефон в карман и двигается поближе. — Каким образом? — Чонгук отодвигает от себя бокал от греха подальше. Ким Намджун для него как красная тряпка для быка. Ким Намджун, который якобы может справиться с тем, с чем Чонгук не может, — самый злейший враг. Но всё равно ничто не сравнится с той злостью и агрессией, вскипающей в Чонгуке, стоит подумать, что Ким Намджун трогал Мин Юнги. Альфа предпочитает думать так. Просто трогал. Потому что, если он будет думать по-другому, то Дракон не поймёт, почему Ким Намджун не привязан к четырём автомобилям и не разорван на части. — Скажем, у меня есть компромат на шефа полиции, — тем временем продолжает ничего не подозревающий о борьбе внутри Чонгука Намджун. — Он мелкая сошка, его участок — это место временного удержания, — хмыкает Чонгук, понимая, что Намджун тут бессилен. — На шефа городской полиции, — победно заявляет Ким, и Чонгук неосознанно поддаётся вперёд, вслушивается. — Ему очень не понравится, если это всё всплывёт и окажется в прессе, поэтому, я думаю, в обмен на моё молчание, попросить его на пару минут создать мёртвую зону в том участке. Вы вывезете товар, перепрячете, а они объявят об отлично продуманной операции преступников. — Всё равно не понимаю, зачем тебе использовать такой сильный козырь ради меня, — задумчиво спрашивает его Чонгук. — Я же сказал, у нас теперь общий бизнес, и мой брат — твой супруг. Твои проблемы — его проблемы, а я очень не хочу, чтобы Юнги грустил, — Намджун звучит искренне... только для Чимина. Чонгук информацию копит, потом будет фильтровать и обдумывать. — Какая самоотверженность, — ядовито говорит Чонгук. — Я от отсутствия этих контейнеров не обеднею, но я люблю держать своё слово перед партнёрами. Так что я приму твоё предложение и буду тебе должен. Ты скажи, как тебе вернуть долг, а то я ненавижу быть в долгу. — Мы семья, так что мне ничего от тебя взамен не нужно, хотя, — Намджун осматривает гуляющих по залу омег. — Я бы хотел развлечься. — Мой клуб в твоём распоряжении, — разводит руками Чон. — Мне этого будет достаточно, — ухмыляется Намджун и поворачивается к Чимину. — Иди ко мне, малыш. Чимин не шевелится, пугливо смотрит на Чонгука и вообще не понимает, как себя вести. — Из всех омег в клубе ты выбрал этого, — Чонгук пронзительно смотрит на альфу. — Ты и тут забрал себе самое лучшее, я не виноват, — смеётся Намджун. — И у тебя уже есть омега, так что я хочу поиграть с этим. Хотя не помню, чтобы сегодня утром мой брат пах тобой. Что, не поладили? — Нарываешься, — цедит сквозь зубы Чон. — Тем, что правду говорю? — в удивлении приподнимает брови Ким. — Где ты видел Юнги? — У нас, во дворе. «Сучёныш», — думает Чонгук и с силой сжимает бокал. Чонгук ведь ясно дал понять ещё на свадьбе, что он больше в тот дом не вернётся, а про Намджуна было сказано отдельно. Эта мелочь опять творит что хочет, и кажется, что сейчас альфа намного злее, чем он был, только узнав о контейнерах. — Так ты перестанешь быть цербером и отдашь мне этого ангелочка? — спрашивает Намджун. — В тот вечер ты мне его дарил, вроде, или твои слова и действия всегда не совпадают? — Ты же отказался. — Тогда у меня был свой омега. Теперь его больше нет. Чонгук виду не подает, но у него внутри вулкан просыпается, кровь моментально в лаву превращается, альфе кажется, что он будет сейчас дышать огнём. Как и его тотемный зверь. — Наслаждайся, — холодно говорит Чонгук и встаёт на ноги. Он кивает Хосоку и в его сопровождении идёт на выход. — Зачем? Почему ты это сделал? — тихо спрашивает альфу Чимин, но всё равно с дивана не встает. — Хотел с тобой побыть. — Ты даже тот свой козырь выдал только ради этого? Чтобы взять награду? — округлив глаза, смотрит на него омега. — Чтобы с тобой побыть. — Я… — Чимин опускает голову, не в силах справиться с эмоциями. — Забери меня отсюда. Намджун встаёт на ноги и, подав омеге руку, ведёт его к выходу.***
Чонгук попрощался с Хосоком на парковке, друг поехал к себе, заявив, что этот день его вымотал и надо отоспаться. Чон давит на газ и, не давая рёву своего ламборгини позволить засыпающему городу окончательно провалиться в сон, несётся в сторону своего особняка. Мин Юнги ездил к родителям без разрешения. Мин Юнги встретился с Намджуном. Чонгук ему это с рук не спустит. Омега не знает, что с огнём играет, думает, ему всё с рук сходить будет, и Чонгук бы рад дальше продолжать этот фарс именно таким. Вот только Юнги гвоздями в сердце забит, а из-за слов Намджуна они теперь ржавеют, кровь отравляют. Чонгук чуть ли не рычит, руль до предела выворачивает, для него впереди что красный свет, что зелёный — он ничего не видит, не чувствует, только клокочущая в горле ярость, ревность, злость. Один щелчок Юнги, и он уже в зверя превращается, обычно холодный и расчётливый, сейчас на куски распадается, а всё потому, что сидит сейчас и со своим мозгом борется, который ему красочные картинки подбрасывает, как Юнги на утро после свадьбы к Намджуну сбежал, как вообще брачную ночь с ним возместил. Чонгук бьёт пару раз по кожаному рулю, приказывает своему зверю заткнуться. Пытается успокоиться. За такое он бы убил. Но не Юнги. Осознание именно этой последней мысли бьёт прямо под дых, ставит альфу на колени и показывает ему, насколько он с этим мальчишкой ослабел. Так нельзя. Чонгук не может быть ручным зверьком того, кто сам им должен был стать. Чонгук его воспитает, по своему образу соберёт. Пора заканчивать уже эти игры.***
Уже сидя на диване в просторной гостиной Намджуна, Чимин немного приходит в себя. Он не думал, что альфа привезёт его к себе, но очень этому обрадовался. О Намджуне хочется узнавать новое и новое. Омега ходит по комнате, осматривает полки с книгами и статуэтками, надолго застывает напротив огромного аквариума и возвращается к дивану, когда Намджун приносит два бокала и бутылку «Вдова Клико». — Похоже на свидание, — хихикает омега и садится на диван напротив низкого столика. — Почему бы и нет, — улыбается альфа. — Расскажи мне про себя, всё, что я услышал за завтраком, — мне было мало. — Это так странно, — тихо говорит Пак. — Я тоже хочу о тебе знать, притом всё: твои привычки, хобби, что ты любишь, что ненавидишь… — Потише, — смеясь, перебивает его Ким. — Ты всё узнаешь со временем. Это не последняя встреча. Они сидят вдвоём в отделанной в стиле хай-тек гостиной ещё два часа, которые пролетают незаметно. Поговорив о том, о сём и допив бутылку вина, Намджун предлагает показать Чимину его спальню на эту ночь, но омега, встав на колени на диване, хватает его за руку и тянет к себе. — Я не уверен в завтрашнем дне, — несмело начинает Чимин. — Может, он больше не разрешит, может, я не смогу больше остаться с тобой наедине. Пожалуйста, можно сегодня ночью я посплю с тобой? — Малыш, мне и так тяжело от твоего присутствия, я еле сдерживаюсь. И спать в одной кровати — мне со своими желаниями бороться не поможет, — нежно проводит по золотистым волосам парня альфа. — А ты и не борись, — тихо говорит Пак и обвивает руками его шею. Намджун за ягодицы приподнимает омегу и, заставив его обвить ногами свой торс, несёт в спальню. Аккуратно укладывает его на кровать и, навалившись сверху, сразу целует — долго и глубоко. Чимин сильнее прижимает альфу к себе, обвивает его ногами и между поцелуями расстёгивает его рубашку. Чимин боится, сам поражается своей прыти, но в то же время Намджун ему сейчас просто жизненно необходим. Он для омеги, как глоток воздуха, как долгожданное тепло, которое он впервые прочувствовал во дворе университета. Намджун не Чонгук — он нежный, аккуратный, он раздевает Чимина медленно, снимает упаковку, обнажает свой заслуженный подарок. Альфа покрывает поцелуями всё тело омеги, начиная от ключиц, заканчивая кончиками пальцев на ноге. Чимина от таких ласк ведёт, никто никогда так трепетно к нему не относился, никто не заставлял почувствовать себя настолько желанным, настолько красивым. Он под ним млеет, сам пытается дотянуться везде, оставить отпечаток своих губ на этом сильном, красивом теле, которое этой ночью будет принадлежать только ему. Чимин даже растянуть себя толком не позволяет, переворачивает альфу на спину и сам насаживается. Как оголодавший по ласке и теплу, сразу начинает двигаться, откидывается на свои руки на бёдрах Намджуна, и одним своим видом кровь альфы экстазом наполняет. Чимин стонет так, что Намджун еле сдерживается, чтобы не кончить, — у него даже голос соблазняющий, надрывной, хрипловатый, вырубающий все сигналы «стоп». Альфа дает омеге наиграться, поруководить процессом, а потом резко поворачивается и начинает втрахивать уже откровенно подставляющегося и скулящего парня в постель. Чимин невероятно горячий, словно это не он — кто даже взгляд при разговоре поднять не может, кто слова с трудом подбирает. Сейчас он максимально раскрывается, сам насаживается, всё требует трахать его ещё и ещё, а в перерывах вбирает в себя член Намджуна. Ещё с первой встречи Намджун подумал, что эти губы созданы для минета, но такого он всё равно не ожидал. Чимин заглатывает на всю длину, играет языком, пропускает за щёку и сосёт так, что альфа решает, что это — искусство. Пак только победно усмехается, глотая горячую сперму, и наслаждается удивлённым лицом Намджуна. Вымотавшиеся парни засыпают только к утру, тело к телу — Намджун не разжимает объятий, а Чимин спит впервые без кошмаров. Утром, проснувшись, он сладко потягивается и, заметив, что Намджун всё ещё спит, решает разбудить его самым действенным способом. Альфа просыпается от ощущения горячего язычка на своем члене, тянет омегу наверх, целует, а потом опрокидывает его на живот и, задрав его попку, заставляет кусать ребро ладони, чтобы тот не кричал.***
Чонгук въезжает во двор особняка и с трудом находит место для своего ламборгини. Двор заставлен автомобилями, с задней части дома громыхает громкая музыка, а все деревья и кусты украшены гирляндами. «Сукин сын», — цедит сквозь зубы альфа и, рыкнув на подбежавшую к нему охрану, идёт на задний двор. — Мы думали, вы в курсе. Господин сказал, что вы в курсе, — дрожащим голосом докладывает всё равно следующий за альфой один из охранников. Чонгук только отмахивается, стыдно своим же людям показывать, что его омега настолько оборзел, что даже о таком, кажется, масштабном мероприятии мужа не предупредил. На заднем дворе во всю развлекается толпа молодежи, они отрываются под треки диджея, которому построили небольшую сцену прямо между беседками. Вокруг бассейна с бокалами ходят разодетые альфы и омеги. Фуршетные столы завалены закусками и фруктами. В углу стоит небольшой бар, где виртуозно мешают коктейли бармены. Чонгук сканирует глазами всю лужайку: Юнги не видно. Он обходит бассейн и, наконец-то, замечает супруга, прислонившегося к стене дома и о чём-то разговаривающего с другим омегой. Юнги одет в прозрачную чёрную блузку, чёрные узкие брюки, скорее леггинсы. Чонгук звереет и сам не понимает от чего: от возбуждения, смотря на эти стройные ноги, затянутые в поблескивающую материю, от злости, что омега его ни во что не ставит, или от ревности, что все эти долбанные альфы во дворе смотрят или смотрели на его омегу. Юнги звонко смеётся, отпивает из бокала мартини и продолжает что-то восторженно обсуждать с омегой. Чонгук двигается к нему, и омега сразу его замечает. Буквально на секунду в глазах Юнги проскальзывает чистый животный страх, он, конечно, быстро сменяется на фальшивое удивление, но Чонгук поймал этот ужас в чужих глазах, и зверь в нём выпрямляет плечи, скалится. Альфа подходит к омегам, коротко кивает незнакомцу и впивается в своего супруга колючим взглядом. Юнги не трезв, Чонгук это понимает моментально. — Любимый, ты пришел, — заплетающимся языком выговаривает Юнги и одаривает альфу улыбкой. — Вечеринка закончена, — говорит ему Чонгук и требует подошедшего охранника разогнать гостей. Омега, который до этого стоял с Мином, чувствует приближающуюся бурю и без слов удаляется. — Да брось, я только веселиться начал, — обиженно бурчит Юнги и продолжает подпирать лопатками стену, чтобы не упасть. Всё-таки он переборщил с выпивкой, но, даже несмотря на то, что вся лужайка перед глазами плывёт, впившийся в него и режущий на части взгляд чёрных глаз он отчётливо видит. — Я не помню, что разрешал вечеринки в своём особняке, — с паузой после каждого слова говорит альфа и наступает. — Ты запретил мне выходить из дома, ходить в гости и тусоваться, — с трудом выговаривает Юнги и недовольно смотрит на пустой бокал в руке. — Вот я и позвал гостей и вечеринку сюда. Юнги нельзя развлекаться на стороне, Юнги будет развлекаться дома! — торжественно объявляет омега и с трудом делает шаг влево. Чонгук ловит пошатывающегося парня и возвращает на место. — Я тебе шею сверну за такое, — шипит альфа и еле сдерживает свои и вправду тянущиеся к тонкой шее руки. — Ну давай, — Юнги откидывает голову назад, обнажая шею, а Чонгук чуть ли не до крошащейся эмали сжимает зубы. — Ты поехал к родителям, ты виделся с Намджуном, — цедит альфа, а Юнги разочарованно следит за тем, как гости покидают лужайку. — Ну поехал, ну встретился, и что? — недовольно продолжает омега. — Не могу же я сидеть взаперти. Я человек свободный и независимый. — Сахарочек, — ядовито тянет Чонгук и становится вплотную, вдавливает омегу в стену и, приблизив губы к его ушам, медленно выговаривает: — Ты не свободный и уж точно не независимый. Будь хорошим мальчиком и делай то, что я говорю, иначе мне придётся делать тебе больно. А я не хочу. — Я тебе не пёс, чтобы твой дом охранять, — пытается оттолкнуть альфу Юнги. Он играет уже почти двадцать четыре часа. Изображает нормальность и полную идиллию, но сейчас он пьян, уставший, у него сдают нервы и, вообще, хочется рыдать. Потому что его всё заебало, потому что не стоило пихать в рот кусок, который не можешь проглотить. — Мы поженились, и меня этот факт бесит не меньше, чем тебя, но отказываться от нормальной жизни, чтобы не злить тебя, я не буду. Разозлишься? Выпей воды, — омега отталкивается от стены и, пытаясь устоять на ногах, двигается к бару, но он не успевает сделать второй шаг, как альфа хватает его под локоть и тащит ко входу в дом. Юнги матерится и с трудом выдёргивает руку, но Чонгук не даёт парню отбежать, хватает его за ворот блузки, которая моментально трещит по швам, и резко дёргает вперед. Альфа, фактически волоча омегу по полу, затаскивает его в гостиную и продолжает тащить к лестницам. — Мой отец убьёт тебя! — уже кричит во весь голос Юнги. — Что ты себе позволяешь? Кто ты такой, чтобы так себя вести со мной? — Твой муж. А теперь продолжим вечеринку. Только на ней будут я, ты и ванная, — альфа ногой открывает дверь в спальню и сразу проходит с барахтающимся в руке омегой в ванную. Чонгук отталкивает от себя парня, который, ударившись о полочки с банными принадлежностями, сползает на пол, сам альфа открывает кран и ждёт, когда огромная ванна наполнится ледяной водой. Одной рукой он периодически подтаскивает обратно всё пытающегося доползти до выхода омегу. — Не имеешь права! Это насилие! — кричит омега и всё порывается вырваться из рук альфы. — Заткнись! Сколько ты выпил? — Чонгук за воротник подтаскивает омегу к себе и всматривается в лицо. — Столько, сколько бы помогло забыть, что у нас с тобой одна фамилия! — Только в гробу ты об этом забудешь! — цедит сквозь зубы альфа и, перегнув омегу через бортик ванны, окунает его лицом в воду. Юнги не ожидал этого, он сразу захлёбывается, барахтается в намертво удерживающих его руках, пытается вырваться. Страшно так, как никогда раньше. А вдруг он его убьёт, вдруг, он и вправду выполнит давнюю угрозу и убьёт его, сказав потом его семье, что поймал на измене. — Мигом протрезвеешь, — Чонгук тянет на себя задыхающегося парня через минуту, которая казалась Юнги вечностью, и всматривается в глаза. Юнги пытается откашляться, легкие разрывает от воды, он судорожно пытается поймать ртом воздух, но альфа не позволяет надышаться и снова окунает лицом в воду, и давит на затылок, не позволяя выбраться. Юнги намертво вцепился пальцами о края ванны, мысленно прощается с жизнью, думает, что хорошо вода скрывает слёзы, и обмякает. Чонгук моментально тянет его на себя и, убедившись, что омега жив, выдыхает. — Не будешь меня слушаться — буду наказывать, — шепчет Чонгук в его подрагивающие губы. — Будешь своевольничать — буду наказывать. Будешь думать, что тебе всё с рук сойдёт, — буду доказывать обратное. Буду наказывать. Тебе всё понятно? — Гори в аду, — одними губами шепчет наконец-то пришедший в себя Юнги. — Только с тобой вдвоём. Одному мне там будет скучно, — ухмыляется альфа и отталкивает парня в сторону. Чонгук встаёт на ноги, брезгливо осматривает мокрые рукава рубашки и идёт к двери. — Тебе это просто так с рук не сойдёт, — хрипло говорит ему вдогонку Мин. — Ты жалок, — отвечает на это альфа и проходит в спальню. Чонгук выдёргивает по одной все полки в поиске полотенца. Юнги, с трудом поднявшись на ноги, проходит в спальню за альфой и ищет чистую одежду переодеться. — Что это? — Юнги слышит за спиной ненавистный голос и нехотя оборачивается. Чонгук стоит перед выдернутой полкой, куда Юнги под стопку своих футболок припрятал блистеры с подавителями. Один из блистеров сейчас в руке альфы. У Юнги сердце ухает прямо под ноги, он вмиг бледнеет, с трудом берёт себя в руки, понимая, что чем дальше тянет, тем больше подозрений вызывает. — Это… — лихорадочно думает Мин. — Это витамины, я пью витамины. Чонгук вертит между пальцев блистер, а потом забрасывает его обратно в полку и задвигает её. — Почему же они не в аптечке? — альфа решает переодеться у себя и идёт к двери. — Потому что я только вчера сюда переехал и не знаю, где она! — огрызается Юнги и пытается закрыть этот неприятный для него разговор. — Ладно, успокойся, истеричка, — смеётся альфа и, открыв дверь, поворачивается к парню: — Спи сладко, сахарочек. — Чтоб ты вечным сном уснул, — слышит он в ответ и выходит из комнаты. Чонгук идёт к выходу из дома и, достав из кармана ловко спрятанный туда блистер, звонит Хосоку. — Пришли ко мне в пентхаус кого-нибудь, я передам таблетки, пусть в лаборатории выяснят что это. — Что за таблетки? Что за срочность? — Хосок видимо уже лёг и жутко недоволен. — Мой сахарочек, походу, наркотой балуется, если это так, то я точно сверну ему шею, — говорит ему Чонгук и поднимает дверцу ламборгини. — Понял, высылаю, — Хосок отключается, а Чонгук выезжает со двора особняка.