***
С самого утра особняк семьи Мин стоит на ушах. Прислуга, стилисты, лучшие визажисты и парикмахеры страны — все несутся между этажами, собирая на главную свадьбу столицы как жениха, так и представителей его семьи. Юнги вообще будто не здесь, будто это не его свадьба, и всё это его не касается. Он словно застывшая посередине дома статуя, вокруг которой кипит жизнь и вечное движение. Омега бы рад тоже влиться, хотя бы изображать радость и веселье, вот только врос в пол — не реагирует, не говорит, не двигается. Юнги только осознал, только понял, что теперь он не вокруг пропасти ходит, теперь он сам в неё с головой нырнёт — пара часов, и крышка гроба захлопнется. Юнги собирается через силу, сжав зубы, терпит, пока ему укладывают волосы, ругается с переборщившим с макияжем визажистом и, выгнав его из комнаты, идёт умываться. Всё валится из рук, всё не получается. Юнги раздражают эти голоса, эти фальшивые улыбки и тонны поздравлений, льющиеся из ещё вчера чужих уст, резко вдруг ставшими друзьями и близкими. Для всех эта свадьба — повод погулять, поразвлечься, отметиться в прессе, для Юнги — будто конец света. Его личная плаха, эшафот, сырая могила, Армагеддон. Что поменялось-то? Что довело до этой точки, когда слова «не хочу» приобрели такую контрастность, так чётко встали перед глазами и не то чтобы стереться, они даже не тускнеют, не дают омеге шаг за пределы спальни сделать. «Не хочу» — повторяет одними губами, усерднее трёт лицо ладонями, якобы не замечает смешивающиеся с водой слёзы. Даже себе лгать умудряется. А в голове сирены воют, не затыкаются, не дают маску безразличности нацепить. С трудом смыв с лица толстый слой косметики, он вытирает его полотенцем, которое вмиг из белого превращается в серое, и, брезгливо сморщившись, отбрасывает его в сторону. Юнги садится на краешек ванны и нервно раздирает пальцы. Надо, как и всегда, себя уговорить. Надо глотнуть больше воздуха, выдохнуть, задрать подбородок и уверенными шагами спуститься вниз. Надо не позволить врагам семьи обрадоваться, не показать прессе, что он слаб, не ставить под сомнение выбор отца и договорённость. Юнги сможет, и пусть у него сейчас внутренности на атомы распадаются. Это страх перед неизвестностью, который родился тогда, когда отец впервые о помолвке заговорил, спустя столько лет. Юнги тогда с ним справился, вроде, придушил в зародыше, решил перенаправить все мысли и желания только на то, что этот брак ему дать сможет. Но, видать, не убил, потому что он разросся, с каждой новой встречи с этим альфой всё больше и больше становился, а сейчас своего апогея достиг. Юнги кажется, он впервые только сейчас масштаб надвигающейся катастрофы осознаёт, только сейчас понимает, в какую западню он попадёт, поставив одну подпись. Раздираемый всеми этими мыслями он проходит в комнату, с отвращением смотрит на разложенный на кровати костюм жениха и хватается ладонью за горло. Он часто-часто дышит, даже бьёт себя по груди — не помогает. Он задыхается. Юнги никогда раньше не имел дело с приступом паники, но он знает, что нужен пакет, в который можно подышать, нужно попробовать посчитать про себя, попробовать нормализовать дыхание. Но вся эта теория в голове омеги бесполезна сейчас, потому что он продолжает пытаться судорожно ловить воздух ртом, но в лёгкие будто ничего не поступает. Он бьётся о столик в углу, роняет на пол вазу со свежими цветами и следом падает сам, отчаянно пытаясь почувствовать, что дышит. — Всё хорошо, всё хорошо, — Юнги открывает веки, убирает руки от своего горла и смотрит на удерживающего его голову на своих коленях Тэхёна. — Дыши, давай, вдох, — медленно тянет младший. — Выдох. Юнги переплетает пальцы с пальцами брата и начинает следить за губами омеги, дышит по его указке и понемногу успокаивается. Сердце перестаёт пытаться пробить грудную клетку, дыхание нормализуется, и Юнги приподнимается и садится на пол. — Ты вышел из комнаты, — треснуто улыбается Мин. — Ты вышел из-за меня из комнаты. — Я услышал, как что-то разбилось, и я испугался, — Тэхён и сейчас боится, он никогда не видел брата таким. Да, Юнги плачет в его комнате, показывает слабость, в последние дни вообще ходит сам не свой, но, зайдя в спальню, омега увидел не Юнги, а куклу с вывернутыми руками и ногами, бьющуюся в агонии, пытающуюся сделать хоть вдох. Тэхён больше таким брата видеть не хочет. Боится, что следующий раз может быть последним. — Ты такой красивый, — Юнги тем временем осматривает внешний вид младшего. Тэхён в белой блузке из тончайшего шёлка, воротник и рукава блузки отделаны тонким кружевом. У омеги аккуратно подкрашены глаза и немного блеска на губах. — Ты как будто нереальный, неземной. Ты уверен, что сможешь продержаться церемонию? — Да, я должен, — тихо говорит Тэхён. — Ты самый мой родной человек, я не могу не побыть с тобой хоть немного. — Как только мы обменяемся кольцами, тебя увезут домой, я прослежу, — говорит ему Мин и поднимается на ноги. — Минута слабости прошла, а мне надо подкрасить глаза, — Юнги шарит по столу в поиске косметички.***
Чимин отпускает шофёра на мосту, врёт, что хочет прогуляться, и просит не ждать. Омега, пошатываясь, идёт к перилам моста и, облокотившись о них, смотрит на водную гладь. Раннее утро, над рекой слабый туман, тишину нарушают пока ещё редко проезжающие автомобили. «Прекрасное утро, чтобы утопиться», — думает омега и даже смеётся над собой. Сегодня свадьба Чон Чонгука. Все прошедшие три дня Чимин каждую ночь проводил на мальчишнике альфы. Чимину даже казалось, что это никогда не закончится. Будто он без остановки проживал все эти часы, наполненные чужими голосами, смехом, самым разным алкоголем, дорожками по зеркальной глади и им: его телом, его руками, его глазами. Чонгук давит, размазывает по всем горизонтальным поверхностям, заставляет чувствовать себя никем. Чимин устал его бояться, устал вздрагивать от каждого его слова и взгляда, от постоянного нервного напряжения рядом с альфой. Он уже с ума сходит. Но сегодня свадьба, и, значит, сегодня Чонгук будет трахать Мин Юнги. Чимин даже не удивился, услышав такое ненавистное и хорошо знакомое имя от Хосока. Мин Юнги король Сеула, и неудивительно, что ему досталось «лучшее». Наверное, Чонгук рядом с Юнги принц из сказки — красивый, щедрый, придерживающийся манер, этакий джентльмен. Чонгук рядом с Чимином ненасытное животное, каждым толчком втрахивающее в него его никчёмность, мешающий его с грязью, ни во что не ставящий. Чонгук для Юнги законный муж, место на ещё одну ступень выше в обществе и ещё большая власть. Чонгук для Чимина любовник, сутенёр, клиент, палач в одном лице. Чимин бы сейчас поныл о несправедливости жизни, но даже на это нет сил. Двадцать лет он так и живёт, выживает, из одного дня в другой себя за шкирку таскает, обещаниями кормит, надеждой подпитывает, но всё. Хватит. Достаточно. Он устал, в нём эта усталость сейчас чёрным мазутом расползается, во все поры забивается, бороться с невидимыми врагами сил больше нет. Чимин взбирается на перила моста и, свесив ноги, вглядывается в мутную воду. Позади всё чаще проносятся машины, город начинает просыпаться, а Чимин готовится к вечному сну. Какая ирония. Одно движение — и всё закончится, всего лишь надо податься вперёд. Не придётся думать ни о чём, не придется придумывать себе оправданий, пытаться продержаться ещё один день и кормить себя несбыточными надеждами и мечтами. Чимин, несмотря на все трудности и проблемы, которые ему подбрасывала жизнь, — любил её. Даже сейчас, будучи в шаге от вечного покоя, он всё равно пытается вспомнить хоть одну причину, которая бы удержала его от рокового шага, но не может. Причин нет — Чимин один на этом свете и умрёт тоже в одиночестве. Никто и не заметит. Он усмехается про себя и двигается всё больше к краю. Плавать омега не умеет, да и учиться было негде, так что он сразу камнем пойдёт на дно. Именно туда, где ему и место. Он вертит в руке мобильный и, поняв, что ему позвонить некому, попрощаться не с кем и даже голос ничей перед смертью слушать не хочется, убеждается в правильности своего решения. Делает глубокий вдох, прикрывает веки, готовясь к последнему рывку, и оборачивается на звук резко притормозившего позади автомобиля. Намджун с утра в офисе, он только вышел, чтобы поехать на встречу с отцом и посмотреть последние приготовления к свадьбе, как, проезжая по мосту, заметил знакомую фигурку. Ким не остановился, он поехал дальше, решив, что ему показалось, но чутьё не дало альфе отъехать на большое расстояние, Намджун развернул свой ягуар и вернулся. И теперь понимает, что это было правильным решением. — Если ты хочешь красивый вид, я могу тебе такой показать, но это точно не здесь, — Намджун начинает осторожно подходить к омеге, прекрасно понимая, зачем парень сидит на перилах. Его полные отчаянья глаза и дрожащие губы только подтверждают догадки альфы. — Давай поедем со мной, поднимемся на самую высокую точку столицы. Ты увидишь, каким может быть красивым город сверху, — Намджун делает ещё шаг, а Чимин отодвигается дальше. — Хотя, может, лучше любоваться видом ночью. Давай договоримся, я заберу тебя вечером и покажу тебе его. А сейчас составь мне компанию на завтраке. — Уходи, — тихо говорит омега и снова всматривается в манящую его воду. — Меня Намджун зовут, а тебя? — альфа говорит тихо, спокойно, боится напугать омегу. — Чимин, — еле слышно произносит парень. — Так, что насчёт лучших в этом городе панкейков? Ты пробовал японские? Я не знаю, как они их так готовят, но они нежнейшие и пышные, — не сдаётся альфа. — Сделаешь ещё один шаг, и я прыгну, — твёрдо говорит омега. — Мне твоя жалость не нужна. Тебя вообще здесь не должно было быть. Я знаю, кто ты, так вот, иди на свадьбу своего братца и оставь меня одного. — Я пойду, она вечером, — пожимает плечами Ким и облокачивается на перила в трёх метрах от омеги. — Просто я хочу понять, почему ты это делаешь. — Ты в психологи заделался? — огрызается омега. Чимин не хотел бы, чтобы этот альфа застал его именно так. Омега всё ещё не понимает пока, почему один его голос — и у Чимина уже голова немного кружится. Намджун источает силу и заботу — Чимину не хватает обеих. — Только не говори мне, что ты хочешь покончить с собой, потому что твой альфа женится на другом, — давит смешок Ким. — Перестану тебя уважать. — Он не мой альфа, — зло отвечает Пак. — И я с ним не по собственной воле. — Тем более, — Намджун вновь двигается к парню. — Какая тогда другая причина? — Посмотри на меня, — Чимин поворачивается к Киму и смотрит на него полными боли глазами. — По-твоему, мне нужна ещё причина? — Я смотрю, — Намджун нагло рассматривает парня с ног до головы. Еле сдерживается, чтобы не сорваться к нему и не прижать к себе, не приласкать, но боится, что тот сорвётся вниз. Очень боится. Намджун никогда так ничего не пугался, а сейчас стоит напряжённый, вытянутый в струнку, даже не сомневается, что если омега спрыгнет, он нырнёт за ним же. Вытащит, спасёт, залижет его раны. Намджун бы подумал почему и зачем, но с этим мальчишкой думать не хочется, хочется делать. Этот омега похож на ангела, и как бы Чонгук и все ему подобные ни пытались втаптывать его в грязь — Намджун всё равно видит ангела, правда, сломленного и разбитого. — Ты очень красивый. Учитывая, где ты учишься и твоё состояние, — ты очень умный. Ты красиво танцуешь, я любовался тобой в клубе. Ты очень сильный, раз уж три года терпишь издевательства моего братца, а он может быть той ещё сучкой. И именно после всего вышеперечисленного я не понимаю, почему ты сидишь на перилах и хочешь спрыгнуть, — разводит руками альфа. — Теперь я скажу тебе, что вижу я, — горько улыбается Пак. — Я шлюха Чон Чонгука, об которую он вытирает ноги, я не могу уйти от него, потому что я трус, который боится его жестокости. Я не могу дать должный отпор Юнги, потому что он сильнее, у меня нет никого, кому бы я сейчас по идее должен был позвонить и попрощаться. По-твоему, нужны ещё причины? — Вообще-то, я тут стою уже минут двадцать, притом, что у меня дел по горло, но я здесь, и я разговариваю с тобой. А ещё, хочу плюнуть на всё и поехать с тобой позавтракать, так что у тебя, как минимум, теперь есть я, — спокойно говорит альфа. — Зачем тебе это? Зачем тебе возиться с неудачником? — Пак опускает голову к груди и вскрикивает от неожиданности, когда Намджун резко хватает его поперёк и стаскивает с перил. Альфа поворачивает омегу лицом к себе и, вжимая его задницей в перила, заставляет смотреть на себя. — Слушай меня внимательно и запоминай, — медленно и чётко говорит Намджун. — У тебя в жизни полная задница, я не буду этого отрицать. Но ты учёл не всё. Не можешь пока избавиться от Чонгука? Подстраивайся. Слабее Юнги? Найди его слабое место. Он мой брат и мне нельзя так говорить, но у всех есть слабое место, вот и ищи, а потом дави туда — он или тебя уважать начнёт, или трогать перестанет. Ну, а последний пункт решён, дай сюда мобильник, — альфа отбирает телефон омеги и вбивает в него свой номер. — Надо будет поговорить — позвонишь мне, захочешь поделиться — позвонишь мне, захочешь поплакать или забудешь, какой ты сильный, — позвонишь мне, я напомню. Ещё какие-то вопросы остались? Вспоминай давай, потому что вопрос с самоубийством мы решим здесь и сейчас. Чимин как завороженный слушает альфу и, даже после того, как тот умолкает, долго не может подобрать слов. — Спасибо, наверное, — наконец-то говорит омега. — Я не понимаю всё равно, зачем ты это делаешь, но мне лучше. Ты можешь спокойно идти по делам, обещаю, я не сброшусь. — Иди в машину, я обещал панкейки, — смеётся Намджун и провожает взглядом маленькую фигурку, идущую к ягуару.***
— Что он за урод такой? — Юнги нервно меряет комнатку в номере отеля, на лужайке которого и пройдёт церемония бракосочетания. — Как можно опаздывать на свою свадьбу? Он вообще идиот? — омега достаёт сигарету из пачки и прикуривает. Сохён пытается вырвать сигарету меж губ парня, причитая, что он будет вонять, но Мин рычит на папу и идёт к окну. Тэхён сидит в кресле невдалеке и играет с манжетами на своей блузке. — Это оскорбление! Я должен был опоздать, а вы притащили меня сюда раньше времени! — продолжает возмущаться Мин. — Уверен, у него есть дела, и он опоздал из-за них, так что перестань беситься и приведи себя в порядок, — говорит Юнги вошедший отец и, забрав супруга, уходит, оставив двух омег наедине. — Он нарочно это делает, он издевается надо мной, — Юнги тушит сигарету о хрустальную пепельницу. — Голыми руками бы придушил! Нет, это каким надо быть хамлом! Ты, блять, на Мин Юнги женишься! Я тебе не какой-то безродный омега! — Юнги, — тихо зовёт разошедшегося брата младший. — Привык, небось, у себя в Китае с дешёвками разными шастать, не различает уровень, манер не знает, как же бесит! — Юнги! — уже громче зовёт Тэхён и кивает на дверь, прислонившись о косяк которой, стоит Чонгук. Юнги даже забывает, что секунду назад материл его, — смотрит и не может глаз отвести. Чон Чонгук красив, как Бог. Он одет в чёрный костюм тройку поверх белой рубашки, волосы уложены назад, открывая лоб, что, правда, делает его не просто дико сексуальным, но и опаснее, чем обычно, хотя куда опаснее. Стоит, выжигает взглядом одни ему известные узоры на омеге и скалится. Потому что улыбкой это точно назвать нельзя. Будто хищник, который к прыжку готовится, только Юнги не добыча, он сам кого хочет поймает и сгрызёт. — Как же тебе не терпится стать моим, — Чонгук отталкивается от двери и подходит к Мину. — Я и не против, потому что, несмотря на твой гнусный характер, грязный язычок и абсолютное неумение вести себя, ты очень красивый, — альфа голодным взглядом смотрит на обнажённые ключицы парня, даже облизывается. Юнги в белоснежной тонкой блузке с глубоким вырезом на груди, каплевидный кулон из топаза в выемке между ключиц поблёскивает, манит. Чонгук с трудом держит расстояние — нахуй эта свадьба, эти договорённости, куча муторных дел, когда можно прямо на этом столике в углу омегу разложить. Содрать эти тряпки, привязать его ими же, чтобы и двинуться не мог, и смотреть, изучать, трогать. Интересно, у него кожа везде такая, светящаяся, на ощупь словно бархат, Чонгук его голым не видел. Он впервые в жизни так сильно хочет омегу и знает его уже почти месяц, но при этом так в свою постель его и не затащил. Чонгук мысленно сам себе премию даёт за терпеливость. Губы напротив продолжают яд источать, что-то говорить, словами плеваться, но альфа не это видит. Чонгук видит, как они его член обхватывают, как он глубже толкается, до самой глотки, заставляет его давиться и за белоснежные волосы вниз тянет. Блять. Один взгляд на него, и у Чонгука стоит так, будто он год без секса живёт. Юнги продолжает возмущаться, даже машет руками, что-то объясняя альфе, точнее, претензии высказывая, а Чонгук эти затянутые будто второй кожей ноги на своих плечах видит. Он хочет его прямо здесь — хочет не красивого секса, не брачной ночи на белоснежных простынях, не поцелуев и нежных прикосновений — Юнги ни одно из этих желаний не вызывает. Он хочет его выебать, с криками, хрипами, с болью, так, чтобы тот потом ходить не мог, чтобы распухшими губами шевелить не мог. Он хочет его так сильно, так пошло, так мокро, что забивает на всё равно уткнувшегося в пол Тэхёна, проводит ладонью по своему члену сквозь ткань брюк, сжимает, но разгоревшийся пожар успокоить не выходит. Представляет, как он эту суку усмирять будет, как ошейник на красивой шее застегнёт, как голос срывать заставит и самым послушным сделает. Альфа облизывается, и Юнги затыкается. Омега в его глазах порно видит, где главным героем сам выступает, и отчаянно пытается в кучу мысли собрать. Чонгук ловит панику в его взгляде, усмехается и говорит: — Ты очень красивый, сахарочек. — Я знаю, — фыркает Юнги, но всё равно пытается застегнуть пиджак, от голодного взгляда Чонгука не по себе. — Не знай я тебя поближе, подумал бы, что ты ангелочек, но мы же знаем, что это иллюзия. Хотя я знаю не всё, — издевательски тянет альфа и становится вплотную. — Если ты такая сучка снаружи, что у тебя внутри? Юнги от тона, которым были сказаны последние слова, передёргивает. Он бы сделал шаг назад, вот только не в этот раз. Поднимает лицо к альфе, глаза в глаза, позволяет этой угольной темноте затянуть себя. У Юнги внутри по одной удерживающие сердце нити лопаются, даже темнота в Чонгуке притягательная, не устрашающая, а наоборот, манящая — Юнги бы точно нырнул. Чонгук его, как книгу, читает, следит за эмоциями, ждёт первого шага, слова, движения, хоть что-то, и он нападёт. Вгрызётся в эти вишнёвые манящие губы, будет отравлять собой, а потом обескровит, всё себе заберёт, оставит пустую оболочку. Чонгук так думает, но уже не уверен — сейчас у Юнги столько же шансов сделать то же самое с Чонгуком: вырвать сердце, сожрать его и не поперхнуться. Из всех омег этой долбанной вселенной Чонгуку попался самый сильный. Ещё до брака по расчёту Чонгук думал, что женится, посадит супруга дома, тот будет ему детей рожать да по светским мероприятиям ходить, Чонгук и жить дома не собирался, а тут стоит цвета сахара, лижет свои губы, глазами все нервы в узлы завязывает, пальчиком управляет, и пообломать бы ему их все и язык этот вырвать, и по губам надавать, чтобы не смел одним их видом самую пошлую картину в голове вызывать, но Чонгук бессилен и испуган. Ему бы тайм аут взять, в порядок мысли, чувства привести, не пристало какому-то мелкому пацану вот так под контролем самого Жёлтого дракона держать. — Давай закончим с этим, — Юнги задирает подбородок и с честью выносит впившийся в него взгляд. Чонгук подаёт ему руку, и Юнги нехотя вкладывает в неё свою. Церемония проходит на берегу искусственного озера. Организацией церемонии занимались лучшие декораторы страны. Прямо на лужайке в несколько рядов расставлены стулья, дорожка из белых лепестков ведёт к ротонде с сотней ниспадающих цветов. Юнги и Чонгук, улыбаясь родным и близким, идут к алтарю. Первые ряды с обеих сторон заняли семьи и самые близкие парней. Тэхён, не поднимая головы, добирается до своего стула на первом ряду и, усевшись, больше взгляда не поднимает. Он будто физически чувствует все эти глаза на себе, ему дико, страшно, неуютно, но сегодня свадьба брата, он хотя бы должен быть рядом на церемонии. Как только они обменяются кольцами, Тэхён пойдёт к машине шофёра. Он не подаёт виду, что ему страшно и плохо, не хочет портить и так плохое настроение Юнги, но эту ночь он посвятит слезам, потому что теперь к нему в комнату никто прибегать не будет, потому что Тэхёну больше не об кого греться. Слишком много журналистов, фотографов, гостей — Юнги ещё до алтаря не дошёл, но глаза уже щиплет от вспышек. Он хочет думать, что именно из-за вспышек. Хосок становится рядом с Чонгуком и с трудом контролирует свой взгляд, который словно прилип к омеге в первом ряду. Хосок увидел его сразу же, как тот вышел на лужайку. Всё это время Хосок, как цербер, ходил перед дверью жениха и, будучи уверенным, что тот там со своим братом, охранял, выжидал. А сейчас для него моментально всё перестало существовать: как свадьба, так и гости. Хосок взгляда от омеги увести не может, а тот сидит, уткнувшись в свои пальцы, рядом с родителями и сильно нервничает. Хосок его страх, нервозность на расстоянии чувствует, не может, не справляется с диким желанием подойти к нему, укутать в свой пиджак и увести отсюда. Омега же боится, Хосок от злости на его родителей до белых полос ногтями в ладонь вонзается. Как можно это чудо так мучить, как можно заставлять его трястись вот так на виду у сотни людей. Хосок придумывает миллион идей и сценариев, как бы подойти к нему, как бы привлечь его внимание, но не может. Подойти к нему рядом с его родителями нельзя, что он им скажет, откуда они знакомы, но в Хосоке сидит оголодавший зверь, который по крупицам этот образ столько дней собирал, скучал, рвался к нему и который ни одну из причин почему «нельзя» не понимает. Хосок видит, что омега всё время на выход смотрит, чувствует, как тот сбежать собирается, — альфа должен успеть перехватить, второго шанса может и не быть. «…пока смерть не разлучит вас», — доносится до гостей, и Хосок вздрагивает, присоединяется к хлопающим и обнимает друга. Чонгук принимает поздравления, нарочно сильнее, чем надо, обнимает Юнги, наслаждается тем, как он не может прилюдно его послать. Омега фальшиво всем улыбается, дует губки на камеру и излучает счастье. У Юнги на пальце будто не кольцо, а аркан. Оно обжигает, не даёт о себе забыть, показывает принадлежность, ставит клеймо. Омега виду не подаёт, блестяще свою роль играет. Он обнимает Тэхёна и говорит ему идти к машине, где его уже ждёт шофёр. Юнги обещает навещать брата, даже утверждает, что завтра же приедет, и просит сильно не грустить. Гости перемещаются в ресторан, и начинается веселье: все едят, пьют, общаются. Чонгук всё время окружен людьми, принимает поздравления, что-то обсуждает. Юнги видит среди гостей парочку министров, судей и даже популярных актёров и певцов. Он ходит по залу с бокалом в руке, мило всем улыбается и с удовольствием позирует фотографам.***
Тэхён садится на заднее сиденье мерседеса, и шофёр выезжает со двора отеля. Омега прислоняется к стеклу и смотрит на огни ночного города. Тэхён убеждает себя продержаться до дома, не расклеиться прямо здесь, в машине, перед этим взрослым мужчиной, который и так презрительно косится на младшего сына господина. Он, как и многие, считает омегу избалованным ребёнком, который сам себе придумал болезнь и заперся в доме. Тэхён хоть в люди и не выходит, но не раз слышал сплетни прислуг за дверью и знает, что его называют неудачником, пытающимся своим состоянием привлечь внимание родителей. Омега давно уже ни на кого не обижается и единственное, чего хочет, — это запереться у себя в комнате и никого не видеть. Он опять вспоминает фальшивую улыбку брата, тот срыв, который произошел с ним до свадьбы, и грустнеет. Он говорил Юнги перетерпеть, быть сильным, а сам сейчас трещит по швам, стоит представить, что Юнги больше под одной с ним крышей не живёт. Только машина выезжает на главную трассу, как шофёр резко тормозит, и омега, не пристегнувший ремень, чуть не бьётся лбом о спинку переднего сиденья. Тэхён испуганно смотрит на мужчину с немым вопросом в глазах, а тот, заявив, что, кажется, впереди авария и он сейчас всё выяснит, покидает салон автомобиля. Тэхён не видит, что происходит впереди из-за большого чёрного внедорожника, стоящего прямо перед их машиной, он решает дождаться шофёра и только прислоняется обратно к стеклу, как противоположная дверь слева открывается и, нагнувшись, на него смотрит тот самый альфа. Омега на автомате дёргает ручку и, открыв свою дверь, вылезает наружу с мыслью убежать, но альфа, быстро обойдя машину, преграждает ему путь. — Прошу, не бойся меня, — альфа даже делает шаг назад, показывая, что силой его удерживать не будет. Тэхён шумно сглатывает и растерянно смотрит на него. — Мне пришлось пойти на обман, сказать моим парням перекрыть вам движение, — Хосок кивает головой вправо, и омега видит, как его шофёр о чём-то разговаривает с двумя бугаями у внедорожника. Белый ламборгини стоит чуть поодаль. — У меня не было других вариантов. Ты не остался на свадьбе, и я испугался, что больше с тобой увидеться не смогу, — осторожно говорит Хосок. Тэхён прижимается к дверце, продолжает испуганно смотреть по сторонам и молчать. Он не знает, как себя вести и что делать, надо бы бежать, но альфа напротив взглядом на месте удерживает. Да и Тэхён бежать не хочет, зачем бежать, если тебя и не держат. — Я не обижу тебя, — Хосок делает шаг вперёд, и Тэхён вновь дергается. Альфа, забывшись, хватает его за плечо, но омега, издав писк, сбрасывает с себя его руку и оседает на землю. — Прости, я не должен был, — Хосок вновь отходит на шаг. — Я принёс кое-что, — Тэхён, подняв голову, замечает маленькую коробочку в его руках. — Я узнал, что у тебя нет телефона, тут уже и номер подключен. Можно я буду тебе писать? Звонить? — с надеждой спрашивает он. — Ты можешь не говорить даже, просто позволь мне держать с тобой связь, — он присаживается на корточки напротив парня. — Посмотри на меня, пожалуйста. Тэхён голову не поднимает. Прижимает колени к груди и обнимает их руками. Как тут посмотреть-то? Тэхён себя чем-то целым и так с трудом удерживает, крепче колени к груди прижимает, боится не выдержать и рассыпаться. В этом альфе такая сила сосредоточена, что Тэхён её кожей чувствует, но она его не пугает, напротив, привлекает. — Я Хосок, я из клана Чон, и я в тебя влюблён. Окончательно и бесповоротно. Тэхён поднимает на него глаза и несколько секунд, не моргая, смотрит. В голове красной строкой «я в тебя влюблён», Тэхён даже не дышит. Не веря, смотрит на парня, даже подползти хочет, но быстро в себя приходит, прижимается к металлу позади лопатками и глубоко вздыхает. Не говорит ничего, смотрит прямо в чёрное дно в глазах напротив, и Хосок понимает. У омеги на лице «как меня любить можно?» написано. Зверь в альфе чуть ли не рычит: «тебя не любить невозможно». — Я не знаю, как мне тебя видеть, не знаю, что мне делать, и я точно не знаю, как себя с тобой вести, но я обещаю научиться, просто не отталкивай меня, не прогоняй. Научи меня сам, покажи, что делать, и я буду слушаться. Только не отворачивайся, взгляда не убирай. Тэхён и не думает. Он смотрит, впитывает, как губка, каждое слово, бережно раскладывает по папкам в голове. Тэхён такого отношения к себе не видел, не встречал, он вообще человеческим общением и теплом не разбалован, а этот альфа, который точно сильнее всех альф в мире — Тэхен так решает во всяком случае — слушаться его обещает, сам подчиниться предлагает. — А теперь, пока клан Мин не очухался, вставай с земли, и твой шофёр отвезёт тебя домой, — альфа поднимается на ноги. — Я хочу, чтобы ты знал, — ты не остался один. Я видел, как Юнги тебя защитил перед отцом, теперь тебя защищать буду я, а эта коробочка — моя с тобой связь. Позвони, прикажи, и я выполню. Хосок осторожно протягивает руку, омега смотрит на неё долгие пару секунд, а потом несмело протягивает свою, вкладывает в его ладонь и позволяет тому поднять себя с земли. Хосок, открыв дверь мерседеса, пропускает к нему Тэхёна, который, прижав к груди коробочку, не спешит садиться, нарочно задерживается на несколько секунд, позволяя стоящему позади альфе, прикрыв глаза, нанюхаться его запаха, а самому ощутить пусть и не физическое, но тепло.***
Юнги не ест, пить особо и не хочется, он просто, скорее для фотографий, держит в руках бокал с шампанским и уже с откровенно скучающим видом ходит между гостями. Периодически омега исподтишка наблюдает теперь уже за своим мужем. Мина переполняют эмоции, и ни одна из них и близко не похожа на положительную. Чонгук после церемонии к нему так и не подходит, он вообще, кажется, забыл, что это его свадьба и что скучает сейчас его жених. Омега отворачивается в противоположную от альфы сторону и, увидев, как в углу о чём-то перешептываются Сохён и Намджун, идёт к ним. — О чем щебечете? — не скрывая раздражения, спрашивает Юнги. Бесит, что свадьба его, но хорошо всем, кроме него. — Да так, — тянет Сохён. — О том, о сём. — А Намджуна когда жените? — обращается Юнги к папе и давит на больное. — Уверен, и для него отличная партия найдётся. Ким мрачнеет, попивает виски и пропускает мимо ушей подколки младшего. — А чего ему торопиться, — зло отвечает Сохён и, заметив знакомых, идёт к ним. — Чего тебе не сидится? — усмехается Намджун. — Я разве сказал что-то не то? — пожимает плечами омега. — Я начинаю думать, что ты ревнуешь. — Многое на себя берешь, просто меня это всё бесит, — неожиданно устало отвечает Юнги и опускает плечи. — Дело сделано, — Намджун подходит ближе и, поставив бокал на стол, кладёт руки на плечо брата. — И ты молодец, ты с честью выстоял всю церемонию, я чуть было не поверил, что это любовь. — Это ненависть, притом, кажется, взаимная, — треснуто говорит Мин. — Посмотри на него и поймёшь, — Юнги кивает в сторону, где до этого стоял его альфа, и видит, как тот, подняв бокал, пьёт за него. — Брак по расчёту, чего ты хотел, — вздыхает альфа. — Но не вешай нос, ты можешь быть той ещё сучкой, и крови ты ему попьёшь, — улыбается Ким и, притянув омегу к себе, обнимает. — Поздравляю. — С рабством, — добавляет Юнги. — Ладно, пока твой муж дыру во мне не сделал, я пойду, — альфа отстраняет Мина и двигается в сторону. — Намджун, — омега хватает его за рукав пиджака и заставляет остановиться. — Пожалуйста, заботься о Тэхёне. Я сам тоже буду бегать к нему, но, прошу тебя, не своди с него глаз. И я с этой свадьбой забыл даже, пусть ему телефон дадут. — Можешь не беспокоиться, он ведь и мой брат тоже, — улыбается Ким и идёт к Инсу. Юнги откладывает пустой бокал и тянется к подносу мимо проходящего официанта, как замечает идущего к нему Чонгука. — Ну что, попрощался? — изогнув бровь, спрашивает Чон и останавливается напротив. — Почему я должен был прощаться? — зло спрашивает омега. — Мы что, переезжаем? — Нет, но ты его больше видеть не будешь, — голосом Чонгука лёд колоть. Наверное, приказы он таким тоном и раздаёт — не оспоришь. — Что? Ты совсем охренел? Он мой брат! — старается не кричать омега. — С братьями не трахаются, — цедит сквозь зубы Чонгук, и Юнги осекается. Пару секунд хлопая ресницами, смотрит на альфу, а потом берёт себя в руки. — Ты с ума сошел! — возмущается омега. — Как ты можешь говорить такое? — Твоё несколько секундное молчание всё за тебя сказало, так что не утруждайся, — ядовито скалится альфа. — И, походу, не только ты у вас в семье на инцест падок, — продолжает Чонгук и косится в сторону Сохёна. — Теперь я понимаю, почему у тебя брат двинутый, уж точно не из-за резни, которую он застал, — в такой пришибленной семье кто угодно тронется. — Не смей, — шипит Мин. — Ты не достоин даже имя его произносить. — А я не прав? — Чонгук сам не понимает, почему провоцирует омегу, но каждый раз, когда он видит его с Намджуном, у него все тормоза слетают, хочется задеть, хочется сделать больно. — Я тебя сейчас ударю, — еле шевелит губами Юнги и на автомате улыбается мимо проходящим, которые думают, что влюблённые просто воркуют. — А ты рискни. Попробуй поднять свою руку, и я не я, если прямо здесь же и перед всеми её не сломаю. Сломает же, Юнги в этом уверен. — Ненавижу тебя, — по слогам выговаривает Юнги. — Буду ждать, когда ты сдохнешь, и станцую на твоей могиле. — Долго ждать придётся. Чонгука зовёт откуда-то вернувшийся Хосок, и альфа, подмигнув омеге, уходит. Юнги общается с друзьями, мрачнеет на намёки, что впереди его ждёт горячая ночь, и выходит на террасу покурить. Но и тут его не оставляют в покое, сперва Инсу, который резко вспоминает, что он покидает отцовский дом, и решает заняться нравоучениями, а потом Сохён, который рассказывает, что вещи омеги уже перевезли в особняк Чонгука. Гости начинают расходиться к полуночи, Юнги бы ещё задержался, он вообще готов гулять до утра, лишь бы не оставаться с ним наедине. Юнги даже представить не может, что и как будет. Как, учитывая характер их отношений, он позволит Чонгуку быть настолько близким. Он отгоняет подбирающуюся панику и решает перейти на виски для смелости. — Мой шофёр тебя отвезёт, — Чонгук останавливается рядом и параллельно прощается с гостями. — А ты? — спрашивает раньше, чем успевает подумать омега. — Я потом приеду. Юнги проходит к ожидающему его мазерати и плюхается на заднее сиденье. Хоть в дороге он побудет один — салон автомобиля для двоих слишком тесный. Особняк у Чонгука роскошный. Если бы не усталость, то омега бы обошёл весь, но пока хватило огромного бассейна с красивой подсветкой, белых беседок с диванчиками и креслами. Это всё омега рассмотрел, пока курил. Потом он последовал за прислугой, которая показала ему спальню. Никаких лепестков роз, бутылок шампанского или ванн с пеной, хотя ванна в этой спальне уместила бы пятерых. Не то чтобы Юнги романтик и ждал всего этого, просто он так и не почувствовал, что у него свадьба, что только что закончился главный день в его жизни. Он стаскивает с себя пиджак и садится на краешек кровати. Поглощённый мыслями и думами он и не замечает, как проходит час. Поняв, что от Чонгука ни слуху, ни духу, омега идёт в душ. Находит заботливо уложенные прислугой в гардеробной свои вещи и, натянув на себя пижамные штаны и футболку с Губкой Бобом, залезает в огромную постель. Сна ни в одном глазу, и это несмотря на тяжелый и нервный день. Юнги ждёт. Два раза выходит на балкон покурить, меняет пижаму на другую — шёлковую и бордового цвета, вспомнив, что всё-таки спит не один. Продолжает ждать, нервно ходит по спальне, репетирует перед зеркалом, как он его встретит и как будет на нервы капать. Сам над собой смеётся и, замёрзнув, запрыгивает в постель. Продолжает по ней ворочаться, прислушиваться к любому звуку из коридора и в итоге засыпает ненадолго. Просыпается от короткого и болезненного сна и смотрит в окно — уже рассвет, а Чонгука нет. И тогда Юнги понимает. Он не придёт. Он и не собирался. Он выполнил свою часть контракта, он сыграл свадьбу, поселил его в золотом дворце, надел на его палец кольцо и дал свою фамилию. Омега горько усмехается и, свернувшись под одеялом, прикрывает веки. 1:0 в пользу Чон Чонгука.***
Чимин удивляется, когда среди ночи за ним приезжает шофёр, задумывается на пару секунд и, прикусив губу, бежит переодеваться. Надевает белые облегающие скини брюки, белоснежную блузку и дополняет образ белым кружевным чокером. Брачную ночь альфа проводит с Чимином, тогда омега будет женихом. Уже утро, Чимин, лёжа на постели, из-под ресниц наблюдает за тем, как собирается Чонгук. Как тёмно-синяя рубашка прячет величественного дракона на спине, как он застёгивает запонки на рукавах и поправляет воротник. Омега смотрит и представляет, как король города лежит в одиночестве в своей, небось, кинг-сайз постели в роскошном доме, а его альфа все эти часы трахал Чимина. Представляет пышущее злостью лицо Юнги, его истерику и, главное, обиду и, не сдержавшись, смеётся, привлекая внимание Чонгука. Альфа смеряет омегу удивлённым взглядом и сразу теряет интерес. Чонгук уходит, бросив на прощанье, что шофёр будет ждать внизу, но Чимин сегодня не торопится. Валится обратно на кровать и впервые за последние дни чувствует и понимает, что такое хорошее настроение. 1:0 в пользу Пак Чимина.