Mental breakdown

— Тэхён, пожалуйста, я в отчаянии, раз уж звоню тебе, — нервно говорит Юнги в трубку. — Я набрал Намджуна, но он послал меня со словами «в ваших семейных разборках не участвую». Помоги мне, пожалуйста, бери большие кусачки и приезжай ко мне. Это срочно. — Что случилось? Ты меня пугаешь, — обеспокоенно спрашивает младший. — Я в полной заднице, и, если ты не приедешь, то всё станет намного хуже. Возьми шофёра, умоляю, приезжай уже. — Ты не ранен? Может, отцу сказать? — Юнги слышит нотки подступающей паники в голосе брата, но разубеждать его не собирается, иначе Тэхён не приедет. Пусть лучше думает, что с Юнги что-то серьёзное. — Пока нет, пока я держусь, но всё может поменяться в любую минуту. Я жду тебя, — давит на жалость старший. — Хорошо, — тихо говорит Тэхён и, сбросив звонок, натягивает на себя первые попавшиеся брюки и кофту. Сохён удивлённым взглядом провожает вышедшего через заднюю дверь в сад сына, но ничего не спрашивает и даже с места не встаёт. Через минут десять омега возвращается в гостиную с кусачками и так же тихо, упираясь взглядом в носки своих кед, идёт на выход. Сохён молча провожает его взглядом, а потом, пожав плечами, вновь возвращает всё своё внимание журналу. Тэхён называет шофёру адрес и, усевшись на заднее сиденье автомобиля, кладёт кусачки на колени. Он не знает, что его ждёт в доме брата, что вообще сейчас происходит, сильно переживает и боится, но уговаривает себя не трусить и не разворачивать машину обратно. Юнги нужна помощь, он бы не позвонил просто так, не побеспокоил бы его по глупости, зная, как младшему тяжело выходить на улицу. Юнги в беде, и Тэхён ему поможет, надо будет — этими кусачками махаться будет, но брата в обиду не даст. Омега храбрится, прокручивает в голове различные сценарии развития событий и, окончательно успокоившись, ждёт, когда они уже доедут. Шофёр останавливается перед массивными воротами и сигналит, привлекая внимание охранников, но вышедший на сигнал бритоголовый альфа, узнав, к кому приехала машина, отказывается её впускать во двор особняка. Шофёр громко матерится и требует Тэхёна позвонить брату. Юнги о приезде брата докладывают ещё до его звонка. По словам охраны, без разрешения Чон Чонгука во двор особняка ни одна машина не въедет. Юнги с трудом унимает первый порыв швырнуть телефон об стену и, сжав зубы, набирает Чонгука. Во второй раз. Альфа не отвечает. Юнги уже чуть ли не воет от безысходности, не знает, что ему придумать, как провести брата в особняк, когда его вдруг озаряет. Он звонит в офис Чонгука и, представившись, требует у его секретаря номер Хосока. Секретарь номер давать отказывается, объясняя тем, что не имеет права, а на самом деле просто потому, что не хочет, — он прекрасно помнит взбалмошного супруга своего босса. Бета, следящий за персоналом особняка, в конце концов, не выдерживает метаний, криков и мата омеги и диктует ему номер Чон Хосока. — Привет, — бодро начинает Юнги, стоит альфе ответить. — Хоть притворись, что рад меня слышать. — Я не сказал бы, что не рад, я, скорее, удивлён, — Хосок съезжает с моста и направляется к центру. Он только закончил осмотр товара в порту и едет обратно в офис друга. — Я просто не могу дозвониться до этого сукиного сына, урода, скотины, самодура, садиста… — Я понял о ком ты, — смеясь, перебивает его альфа. — Но я не работаю его секретарем, так что дождись, у него важная встреча, когда он освободится, то, возможно, перезвонит тебе. — Я-то могу подождать, — театрально вздыхает в трубку Мин. — Я лежу в тёплой постельке, жду, когда мне принесут блины с клубникой на завтрак, но тут такая проблемка… — омега умолкает, ещё раз глубоко вздыхает. — Я сейчас сброшу звонок, потому что ты меня отвлекаешь, так что не тяни, — холодно говорит ему Хосок. — Понимаешь, мой брат… — Юнги опять делает паузу, вслушивается в тишину на той стороне трубки. Хосок даже вырубил фоновую музыку. Юнги с трудом сдерживает улыбку. — Что с ним? — не выдержав, выпаливает альфа. — Он стоит за воротами уже полчаса, его не впускают в особняк, а на дворе не лето, сам понимаешь, — Юнги бы ещё помучил Хосока — одно наслаждение наблюдать за его душевными терзаниями, но наручник уже натёр запястье, и, вообще, было бы неплохо сходить по нужде, не говоря уже о душе, который после вчерашней ночи очень нужен. — Понял, еду, — Хосок сбрасывает звонок и, не сбавляя скорости, разворачивает ламборгини. Юнги перезванивает Тэхёну и просит ещё немного подождать, и ему откроют ворота. Тэхён снова спрашивает, как самочувствие брата, и просит его не беспокоиться. Он откидывается на сиденье автомобиля и решает пересмотреть в сотый раз фотки, которые ему посылал Хосок, когда замечает небольшое движение за окном на обочине. Тэхен спускает стекло и видит, как за кустом копошится белый с серыми пятнами котёнок. Омега просит курящего на улице шофёра передать котенка ему, но тот грубо отвечает, что живность в салон автомобиля не пустит. Омега продолжает следить за крохой, который пока такой маленький, что ногами передвигает с трудом, и жалобно мяукает от голода. Тэхён выглядывает в окно и, убедившись, что никого на улице нет, открывает дверцу и медленно, чтобы не спугнуть котёнка, подходит к нему. — Клянусь, ты обратно в машину с этим не сядешь, — кричит на него шофёр, но Тэхён игнорирует его и садится на корточки рядом с животным. Он осторожно протягивает руки и, аккуратно обхватив пищащий комочек, сразу прижимает его к себе, поглаживает и даже целует в носик. Внезапно рёв мощного двигателя наполняет улицу, и Тэхён, испугавшись, что в их сторону кто-то едет, бросается было к машине, но, вспомнив об угрозе шофёра, замирает на месте и, продолжая прижимать к себе котёнка, лихорадочно смотрит в ту сторону, откуда едет машина. Белый ламборгини тормозит прямо рядом с мерседесом семьи Мин, и омега машину сразу узнаёт. Тэхён боится, что от сковавшего его конечности страха задавит котёнка, и, продолжая топтаться на месте, следит за поднимающейся дверцей авентадора. Хосок, сняв солнцезащитные очки, быстрыми шагами идёт к парню и останавливается в трёх метрах, резко вспомнив, что ближе нельзя. Убирает очки в нагрудный карман кожанки, рассматривает парня с ног до головы, понимает, что ужасно соскучился, что просто писать ему письма и отправлять фотографии — ничто перед возможностью вот так вот его видеть. У Хосока это слишком сильно, слишком остро, слишком оголодало. Рядом с ним он не видит, не слышит, не чувствует, пусть подойдёт враг и вонзит нож в сердце по самую рукоять, Хосок взгляда от Тэхёна не уведёт. Это пугает, но не настолько, чтобы навострить уши и подточить зрение, не настолько, чтобы перестать вот так вот быть мёртвым и оживать только рядом с ним, и не настолько, чтобы быть способным унять грозящееся переломать рёбра сердце. Он им болен, одержим, зависим — он не ищет панацеи и не будет, потому что болезнь эта заставляет его чувствовать себя живым, пусть и исход у неё, возможно, летальный. — Ворота открывают, — кивает влево Хосок. — Ты можешь вернуться в машину. Кто это у тебя? — альфа только замечает котёнка, покоящегося в руке омеги. До этого он ничего, кроме этих глаз, не видел. Тэхён еле заметно улыбается и пожимает плечами. Хосок улыбается ему в ответ и, заметив, как смутился парень, убирает свой взгляд. Ворота открываются, Хосок просит Тэхёна сесть обратно в мерседес, а сам идёт к авентадору. Пройдя пару шагов, он поворачивается к омеге и видит, что тот пешком двигается в сторону ворот. Хосок разворачивается и идёт обратно к парню. — Двор особняка огромный, до входа в дом пешком минут двадцать идти, садись в машину, — пытается убедить его Хосок. Тэхён крепче прижимает к себе котёнка и, опустив голову, смотрит на асфальт. — Ну же, малыш, или ты прогуляться хочешь? — недоумевает Хосок. Омега жуёт губы, а потом, вздохнув, делает шаг к альфе, потом ещё один, и ещё. С каждым шагом Тэхёна в Хосоке по одному вены-сосуды рвутся, каждый нерв натягивается, он еле на ногах стоит, сжимается изнутри, не знает, как реагировать, боится спугнуть. Боится сделать что-то не то, сказать не то. С каждым движением и каждым взглядом омеги у Хосока пережатое чужими тонкими пальцами сердце скукоживается. Тэхён останавливается вплотную и, не поднимая взгляда, вкладывает ему в руки котёнка, удобнее его располагает, ещё и руки альфы на нём фиксирует, заставляет поближе к груди прижимать и сразу делает шаг назад. Хосок, как заворожённый, следит за его действиями, осыпается крошкой под его ноги от такой близости, неосознанно тянется за ним, когда тот делает шаг назад. Каждый миллиметр, которого коснулся Тэхён, горит синим пламенем, боль эта приятная, сладкая, Хосок хочет дотла в этом огне сгореть. Он обнимает котёнка, как самое главное сокровище в его жизни, уже любит его, только потому, что благодаря ему он был так близок с омегой. Тэхён его ему доверил, Хосок его до смерти защищать будет. — Мне нельзя с ним в машину, не разрешают, а тебе можно, — голос у него хрипловатый, притягательный, таким, наверное, в Рай зазывают, думает альфа. Он бы за таким даже в Ад пошёл. Хосок шумно сглатывает, возвращает котёнка обратно омеге и, развернувшись, делает шаг к мерседесу. Альфа замирает на месте, почувствовав, что его руку тянут назад. Он поворачивается обратно к парню и видит, как тот вцепился пальцами свободной руки за рукав его кожанки и испуганно смотрит. — Не надо ругаться, — дрожащим голосом просит Тэхён. — Я не собирался, — заверяет его Хосок, думая, что он просто планировал сломать этому уроду шофёру нос. — Я просто хотел поговорить. Тэхён облегчённо выдыхает и вновь протягивает ему котёнка. — Садись в мою машину, — улыбается альфа. — Можешь притащить туда хоть весь зоопарк. Тигр там уже есть. — Где? — выпаливает омега и испуганно поглядывает в сторону ламборгини. — Я не могу тебе его показать сейчас, пока рано, боюсь, не выдержишь, — усмехается Хосок. — Но покажу, обещаю. Он аккуратно подталкивает парня в сторону ламборгини и поднимает дверцу. Только Тэхён резко срывается к мерседесу, одной рукой продолжая держать котёнка, открывает дверцу, копошится на заднем сиденье, а потом, закрыв дверцу, идёт обратно к альфе. Тэхён с кусачками в одной руке и котёнком в другой — лучшее, что видел в своей жизни Хосок. Он не задаёт лишних вопросов, усаживает омегу на сиденье и едет в сторону входа. Хосок эти пять минут в пути через всю жизнь пронесёт, запомнит каждое мгновенье, эти покоящиеся на бёдрах тонкие длинные пальцы, точеный профиль и подрагивающие ресницы, это размеренное дыхание, манящие алые губы и заполнивший весь салон запах вишни. Вгрызться бы, попробовать бы, хоть носом бы по шее провести, разок его кожу на вкус почувствовать, но он в сотый раз своего зверя на цепь сажает, торгуется с ним, уговаривает быть терпеливым. С каждым новым разом всё тяжелее — Мин Тэхён слишком идеален, слишком правилен, он создан и собран для Хосока. Будто по его специальному заказу и учитывая все его предпочтения и вкус. Тигр с трудом себя в рамках держит, чаще взгляд убирает, старается себя же не провоцировать, игнорирует капающую с клыков слюну, держится. Пока. — У кого-то была бурная ночка, — Хосок прислоняется к косяку двери и, усмехаясь, наблюдает за мечущимся по постели и посылающим проклятия его другу омегой. Тэхён тем временем подбегает к брату и, взобравшись на кровать, в ужасе смотрит на наручники. — Подвинься, малыш, — доносится позади Тэхёна, и тот, вздрогнув, отползает к изножью постели. Хосок тем временем разрезает наручники, а потом, оглядевшись, находит ключи от наручников под плазмой и снимает их с руки Юнги. Омега долго и с наслаждением трёт ноющее запястье, а потом обнимается с братом. — Спасибо, что приехал, — Мин гладит русые волосы и оставляет невесомый поцелуй на лбу Тэхёна. — Ты меня напугал, — еле слышно произносит омега. — Он к тебе приставал? — Юнги зло косится на стоящего у двери альфу. Тэхён моментально смущается, прячет взгляд и отрицательно качает головой. — Иди в душ, давай, весь город уже понял, что вы переспали, — не остаётся в долгу Хосок. — Он убьёт тебя за то, что ты мне помог, — заявляет Мин. — А теперь выйди из спальни, зная твоего друга, я не сомневаюсь, что ему не очень понравится, если ты увидишь мою голую задницу. — И не горю желанием, — бросает Хосок и выходит за дверь. Юнги сползает с постели и голым топает в сторону ванной. — Не сиди тут, иди вниз, пусть завтрак накроют, а я спущусь, — обращается он к брату. — Я тебя подожду, я боюсь, — тихо говорит Тэхён. — Хосок там, а он тебя в обиду не даст, — тепло улыбается вновь смутившемуся брату Юнги. — Да, наверное, я пойду, у меня там котёнок на кухне, молоко пьет, а я забыл, — Тэхён вскакивает с постели и бежит к двери. — Какой нахуй котёнок, — бурчит себе под нос Юнги и скрывается в ванной. Хосок пьёт кофе, Тэхён играет с котёнком на коленях, а Юнги сидит напротив и сканирует этих двоих. Юнги не ошибся — этот альфа запал на его брата. Это стало ясно по тому, как он сразу сорвался в особняк, стоило упомянуть о Тэхёне, и сейчас, когда он следит за каждой эмоцией омеги, не сводит с него взгляда. Юнги не знает, что он чувствует, и, главное, не совсем до конца понимает своего брата. Тэхён, который пугается собственной тени, тихо мирно сидит рядом с этим альфой, гладит котёнка, и вообще, непохоже, что переживает. Юнги с этой долбанной свадьбой словно выпал из жизни, ему надо поговорить с братом, надо понять, что происходит, пока это что-то не зашло слишком далеко и не сделало Тэхёну больно. А пока ему надо поехать в университет, а оттуда навестить своего «любимого» мужа и скормить ему всё то, что осталось от наручников. Тэхён, который считает, что стресса на сегодня ему хватило, просится домой, и Юнги, проводив брата, идёт наверх переодеваться. Тэхён в сопровождении Хосока доходит до мерседеса и останавливается у дверцы. — Как ты его назовешь? — альфа еле сдерживается, чтобы не встать ещё ближе, чтобы не протянуть руку и не провести подушечками пальцев по этой нежной коже. Тэхён задумывается, а Хосок засматривается на его задумчивый вид, на пальцы, прижимающие к себе котёнка, и пусть влюбиться снова нельзя, но он влюбляется. — Хо… би, — тихо говорит омега, не поднимая взгляда. — Как? — Хоби. — Чудесное имя, — солнечно улыбается Хосок. — Так вот, если Хоби не пустят в особняк или будут обижать, напиши мне, я заберу его. Обещаю, что он будет жить как принц. Тэхён часто-часто кивает и, улыбнувшись уголком губ, садится в машину. Хосок провожает взглядом выезжающий со двора мерседес и идёт к ламбо. Пора ехать к Чонгуку.

***

Шофёр сразу соглашается отвезти Юнги в университет. Видимо, альфа не ставил табу на посещение Мином занятий. Юнги ненавидит учёбу, ненавидит уроки, ненавидит эти четыре стены и занудные лекции учителей. Он никогда не стремился в университет, он поступал только для корочки от диплома, которая была бы плюсиком в его приданом, и бежит он сейчас на занятия не для того, чтобы грызть гранит науки. Юнги хочет успеть поймать Чимина и поговорить, точнее, определить для себя, что за игру ведёт омега и игра ли это. У Юнги смутные сомнения, что Пак подцепил его брата напускной невинностью и скромностью, что давит на жалость и встречается с ним только из-за денег и его имени. Хотя, с другой стороны, полюбить Ким Намджуна очень легко. Скорее, невозможно его не полюбить. Юнги усмехается своим мыслям и, прислонив голову к окну автомобиля, думает. Намджун соединяет в себе всё, что должно быть у настоящего альфы, — ум, силу, харизму, привлекательную внешность и уверенность в том, чего хочет. Юнги за двадцать лет больше таких не встречал. До Чонгука. Как бы ему ни хотелось этого признавать — Чон Чонгук такой же, если не на шаг впереди. Поэтому к нему и тянет так, поэтому, несмотря на всё, что он творит и как себя ведёт, всё равно Юнги им восхищается и прекрасно понимает, что будь на его месте любой другой, то омега бы об него ноги вытирал. С Чонгуком тяжело, но приятно знать, что рядом с тобой мужчина, а не безвольная тряпка. А ещё Юнги, не прекращая, думает о нападении, о том, как быстро среагировал альфа и как спас его жизнь. О ночи Юнги старается не думать, потому что щёки сразу окрашиваются в пунцовый, и при этом сладко тянет внизу живота. Даже секс с этим чудовищем умопомрачительный. Автомобиль только подъезжает к воротам, как Мин видит идущего на остановку Чимина. Он приказывает шофёру не парковаться и, дождавшись, пока омега сядет в автобус, едет за ним. Чимин сходит через четыре квартала и пересаживается в такси, Юнги усмехается смекалке омеги и продолжает следовать за ним. Такси паркуется перед элитной новостройкой, и Юнги, выйдя из машины, идёт в подъезд за Паком. Проследив на каком этаже останавливается лифт, Мин вызывает его обратно и поднимается. Конечно, сперва Юнги стучится не в ту дверь, но, извинившись, всё-таки находит правильную, потому что на пороге стоит ошарашенный Чимин со стаканом воды. — Не меня ждал, знаю, — усмехается Мин и, толкнув парня плечом, проходит внутрь. — Ну ни хрена себе, — присвистывает Юнги и поворачивается к так ещё не пришедшему в себя Паку. — Ну и хоромы тебе мой брат выделил. Юнги ходит по квартире, как по собственной: проходит в гостиную, осматривает богатое убранство и падает на диван. — Не предложишь мне кофе? — Нет, — Чимин останавливается у двери и зло смотрит на парня. — Я тебя не приглашал, так что, будь добр, уходи из моего дома. — Потише, обезьянка, — ядовито улыбается Юнги. — Это квартира моего брата, могу находиться здесь столько, сколько захочу. — Это моя квартира, а не его, — шипит Пак. — Скажи, что тебе другой любовник её купил, — громко смеётся Мин. — Кто на твою тощую задницу западёт-то. Намджун просто рыцарь у нас, любит бедных и обиженных, вот и защищает. — По-твоему, меня полюбить нельзя? Меня можно только унижать и обижать? Я и такие, как я, не достойны любви? — медленно приближается к сидящему на диване омеге Чимин. — Так вот ты ошибаешься. Потому что ты, Мин Юнги, не заслужил любви, и её у тебя никогда не будет. Потому что ты самый мерзкий человек из всех, которых я знаю, а все, кого ты любишь, любил, будешь любить — будут принадлежать мне. Прими это. — Что за чушь ты несёшь? — хмурится Мин. — Я пришёл узнать, что за игру ты ведёшь. Чего ты хочешь от моего брата? Почему ты с ним? — Твой брат в меня влюблён, — усмехается Пак. — И это взаимно. Как бы тебя этот факт не бесил, но теперь он — мой и защищать, и любить будет меня. — Надо же, как ты разошёлся, — мрачнеет Юнги. — Какой язык длинный отрастил. Не боишься, что оторву? — он от злости сжимает подлокотник дивана. — Рискни, — Чимин задирает подбородок и с вызовом смотрит на омегу. — Всё, что ты умеешь, — это махаться кулаками. Но я тебя понимаю, принять правду и смириться куда сложнее. Потому что, к твоему огромному сожалению, во мне больше человечности, теплоты, нежности и притягательности, чем в тебе. Поэтому твои альфы и выбирают меня. Юнги оказывается напротив него в две секунды и сразу бьёт в живот. — Что ты несёшь, уёбище? — шипит Юнги и вновь бьёт. Чимин в долгу не остаётся, в результате оба парня, хватаясь за одежду и волосы друг друга, катятся по полу. Их разнимает незаметно для них вошедший Намджун. — Что за безобразие? — альфа держит обоих омег за шкирки и встряхивает. — Устроим групповушку? — утирая ушибленную губу, спрашивает Юнги и начинает истерично хохотать. Намджун толкает его на диван и, повернув к себе лицом Чимина, осматривает его ушибы. — Как ты? Зачем ты впустил этого психопата в дом? — нежно спрашивает его альфа и проводит пальцами по наливающемуся синяку на скуле. — Психопата? — Юнги подрывается с дивана и подходит к парням. — Почему я психопат? Потому что хотел попробовать начать с ним заново? Хотел узнать поближе того, с кем встречается мой брат! — Юнги, — рычит на него Намджун, и омега, испугавшись тона брата, делает шаг назад. — Пошёл вон отсюда и больше даже за километр к нему не приближайся. Не зли меня, не заставляй идти на крайние меры, — продолжает альфа. — Ты мне угрожаешь? — собрав остатки смелости, спрашивает Мин. — Я тебя предупреждаю. — Намджун, он угрожает мне тем, что заберёт тебя у меня и не только тебя… — пытается оправдаться омега, но Намджун его перебивает. — Уходи. Юнги открывает рот, чтобы ещё что-то сказать, но слова застревают в горле, и вместо них получается только, как рыба, ловить ртом воздух. Намджун обнимает плачущего Чимина, и Юнги, схватив с пола выпавший телефон, идёт на выход. Уже прислонившись к стенке лифта, который уносит его вниз, он с трудом сдерживает рвущие его эмоции, точнее — обиду. Она настолько сильная, настолько острая, что её надо бы вынести, надо бы, как всегда, придать ей очертания и форму и проглотить. Но вот только не глотается, напротив, рвёт горло, просится наружу, но куда её выпускать и как с ней справляться Юнги не знает, потому что так сильно Намджун его обижает впервые. Он всегда выбирал его, а сейчас грубо выставил за дверь, проводил потоком нелестных слов. Юнги искренне не понимает, что он сделал такого, что Намджун его с лезвием своих слов познакомил, что вот так опустил перед Чимином. У Юнги будто последнюю опору из-под ног выбили. Он не ангел, никогда им не был, но Намджун должен был выслушать его или, хотя бы, помягче с ним поговорить. Юнги же не избивал Чимина — они дрались, и Мин тоже получил сполна, почему брат считает его виноватым во всём. Юнги садится в машину и просит отвезти его к Чонгуку. Клин клином вышибают. Юнги попробовал чужую агрессию на вкус, а теперь пусть её попробует Чонгук — может, омеге полегчает. И пусть агрессией даже не пахнет, наоборот хочется свернуться калачиком на этом же сиденье и, уткнувшись лицом в свой локоть, зарыдать, потому что где-то под рёбрами побаливает. За помощью Юнги всегда бегал к Намджуну, за теплом к Тэхёну. Первый от него отказался фактически, второй пока вне зоны доступа. Остаётся приложить ладони к губам, часто-часто дышать и уговаривать себя продолжать цепляться за паутинку надежды, что всё не так, что Намджун погорячился, и у них всё снова будет хорошо. Юнги даже не смотрит в сторону секретаря, прямо идёт к дверям и, резко повернувшись к бегущему за ним парню, показывает ему средний палец, и захлопывает перед носом дверь. — Как там говорил величайший поэт, и я перефразирую: «смерть моя пришла и у неё твои глаза», — усмехается Чонгук вошедшему омеге и подносит чашку с кофе к губам. Альфа сидит на диване посередине кабинета, рядом в кресле сидит Хосок, столик перед парнями завален папками и бумагами. — Давай только в этот раз по-быстрому, — Чонгук ставит чашку на столик и облокачивается на колени. — Я знаю, что ты вызвал Чипа и Дейла, — альфа косится на Хосока, который сразу выражает дикий интерес к потолку в кабинете. — Тебя спасли, поддержали, утёрли слёзки, а сейчас ты приехал рвать и метать. У тебя буквально пять минут, потому что я очень занят. Начинай, — альфа откидывается на спинку дивана и смеряет парня пронизывающим взглядом. Юнги бы и должен «начать», должен выплеснуть эту обиду и злость на наручники, помноженную на боль от Намджуна, попробовать выцарапать ему глаза, показать, что его никакие цепи не удержат и что он даже самого Желтого Дракона не боится. Вот только стоило переступить порог и войти в кабинет, как все придуманные и подпитываемые всю дорогу агрессия и злость будто испарились. Лопнули в Юнги воздушным шариком, им на смену пришла слабость, такая сильная, что даже маску нацепить нет сил. На брата обидно настолько, что точно кричать и руками махать не получится, лучше поехать в особняк и попробовать выплакаться самому. Омега топчется пару секунд на пороге, смотрит то на Чонгука, то на Хосока, а потом, прикусив нижнюю губу, поворачивается к двери. Дурацкая была идея, надо было взять паузу, а не приезжать сюда разбитым, хотя бы Чонгуку не позволять себя по стенке размазывать. Юнги уже обхватывает пальцами ручку двери, когда слышит: — Сахарочек, иди ко мне. Чонгук замечает по виду омеги, что он сильно расстроен, что что-то произошло, правда, не хочет верить, что Юнги так расстроен из-за наручников, он, как минимум, должен был их привезти и ему в лицо швырнуть, а не стоять придавленный к полу каким-то непонятным для альфы грузом. Тут что-то другое, что бы это ни было — это словно переломало его мальчика, а Юнги видеть таким не хочется. Что произошло в тот момент, когда Чонгук позвал его, и почему Юнги поступил именно так, он долго ещё объяснить себе не сможет. Чонгук позвал его нежно, с заботой в голосе и смотрит сейчас с беспокойством, возрождает руины внутри, манит, обещает заново всё отстроить. И Юнги тянется. Он отпускает ручку двери, поворачивается к парням и идёт к альфе. Обходит столик, опускается на его колени, зарывается лицом в его ключицы и молчит. Чонгук так и сидит с разведёнными в сторону руками, непонимающе смотрит на Хосока, а потом медленно соединяет их на спине омеги, прижимает к себе и кладёт подбородок на его голову. Глазами показывает Хосоку на выход и поглаживает спину Юнги, без слов убаюкивает. А омега молчит, только пальцами за рубашку, за плечи цепляется, голову не поднимает, дышит им, нюхает его кожу и понемногу успокаивается, получает долгожданную дозу тепла. Чонгук чувствует, как он льнёт, как подрагивает, крепче в руках держит, гладит по волосам, впервые не знает, что сказать. — Пять минут прошли, — надломленно говорит омега и пытается поднять лицо, но Чонгук, придерживая ладонью его за затылок, впечатывает обратно в свою грудь. — Кто тебя расстроил, Сахарочек? — аккуратно интересуется Чонгук и зарывается пальцами в его волосы. — Ну всё… — Юнги подаётся назад и слезает с его колен. — Я в состоянии сам справляться с обидчиками, а за наручники я тебе потом отомщу, — омега поправляет волосы и, гордо задрав подбородок, идёт к выходу, словно не он пару минут назад чуть не осыпался на пороге кабинета альфы. Чонгук с улыбкой на губах провожает взглядом омегу и идёт за свой стол.

***

Чонгук планирует, закончив дела, сразу поехать в особняк, он скучает по Юнги, и, плюс ко всему, омега чем-то сильно расстроен, и Чонгука даже задевает, что виной этому впервые за последнее время был не он. Но планам альфы не суждено было сбыться. Ближе к полуночи, когда он, закрыв файлы, наконец-то поднимается на ноги, ему докладывают, что Намджун в Stigma. Ким не просто так пришёл в его клуб, и Чон это знает, поэтому он, схватив пиджак, решает пойти и выяснить, чего на этот раз хочет альфа. В лифте он набирает сообщение Юнги: JK: Во сколько бы я ни приехал, я тебя разбужу. YG: Где ты шляешься? JK: Скучаешь? YG: Пошел ты. JK: Классический Сахарочек. У меня встреча в клубе, потом приеду. Больше сообщений Чонгук не получает и, опустившись на водительское сиденье своего нового матового ламборгини, пришедшего на замену искореженного на мосту, выезжает в клуб. Намджун сидит справа от любимого диванчика Чонгука и попивает коньяк. За столик Чонгука в отсутствии хозяина никого не пускают. Рядом с Кимом сидят двое омег и в открытую флиртуют. Чон здоровается с альфой и приглашает его за свой столик, попутно осматриваясь. — Если мой клуб отвечает такому изысканному вкусу, то я доволен, — усмехается Чонгук и следит за тем, как официанты сервируют столик, моментально заставляя его всем тем, что любит альфа. К парням подходит Хосок и опускается на своё любимое кресло слева. — Как тебе мой подарок? — словно между дел спрашивает Чонгук. — Понравился? — Очень. Настолько, что рассчитываю на твоё великодушие, и хочу оставить его себе, — заявляет Намджун. Чонгук откладывает бокал и, подняв глаза, смотрит на идущего к ним Чимина. Омега глаз с пола не поднимает, проходит мимо Намджуна и опускается на диван рядом с Чонгуком, смиренно сложив ладони на коленях. — Хорошо развлёкся? — Чонгук цепляет пальцами подбородок парня и заставляет смотреть на себя. — Не скучал? Чимин не знает, что ответить, лихорадочно придумывает, что и как сказать, а Чон следит за его напряженным лицом, за дёргающимся кадыком и, насладившись чужим страхом сполна, отпускает. — Он хочет тебя на длительное пользование, — альфа продолжает пристально смотреть на паренька. — А чего хочешь ты? Ах да, я забыл, у тебя же нет собственного мнения, — суживает глаза Чон и, отвернувшись от омеги, тянется к бокалу. — У меня сейчас новый фаворит, так что оставь его себе, — попивая любимый коньяк, заявляет он Намджуну. — Да, и едят обычно с моего стола, а не наоборот. — Ты уверен? — поднимает уголки губ в ухмылке Намджун и поворачивается к входу. К ним, покачивая бёдрами, затянутыми в чёрную кожу, идёт Юнги. — Ты точно в этом уверен? — повторяет Намджун, не сводя глаз с брата. Хосок закатывает глаза и тянется к карману за мобильным. Чонгук проглатывает свою ярость, запивает обжигающим напитком и обещает, что позже Ким ответит за каждое слово, за каждый намёк, а пока надо оставаться хладнокровным, да и вообще, самая соблазнительная омега города сейчас идёт к нему — всё остальное подождёт. Юнги, который приходил к нему днём, был потерянным, уставшим, с невидимым грузом обиды на хрупких плечах, которым он с альфой не поделился. Он сидел у него на коленях, как котёнок, и урчал, пока Чонгук его поглаживал. Сейчас к нему идёт другой Юнги — уверенный в себе, с ярко накрашенными глазами и одним взглядом заставляющий всех альф в этом периметре нервно ёрзать на месте. Чонгуку нравятся оба. Юнги, который провёл оставшуюся половину дня в беседке во дворе, решил выйти и развеяться. Поэтому, стоило Чонгуку сказать, что он идёт в клуб, то омега побежал наверх переодеваться. Лучше находиться в обществе, отвлекаться на что-то, чем продолжать позволять мрачным мыслям жрать себя изнутри. Да и по Чонгуку он соскучился, пусть альфе этого знать и не обязательно. Мин подходит к парням, кивает Намджуну, скользит безразличным взглядом по сидящему рядом с его мужем Чимину и улыбается Хосоку. Альфа моргает ему в ответ и ободряюще улыбается. Юнги собирается опуститься на диван слева от своего мужа, но Чонгук перехватывает его и сажает на свои колени: — Знай своё место, Сахарочек, — шепчет Чонгук ему в ухо, и Юнги еле заметно улыбается. Даже злость на то, почему Чимин сидит рядом с Чонгуком, отходит на второй план. Чонгук, одной рукой придерживая омегу за талию, второй достаёт из ведёрка со льдом бутылку белого вина и передаёт подбежавшему официанту. Юнги делает пару глотков из высокого бокала и продолжает смотреть на Чимина испепеляющим взглядом. Значит, Пак вот так вот поднялся за счёт Намджуна, что, мало того что ходит в элитный клуб, одет в одежду из последней коллекции Dolce&Gabbana, сидит рядом с самим Чон Чонгуком. Юнги бы прямо сейчас бы сорвался и вгрызся бы ему в глотку, но не пристало ему терять лицо, притом при своем муже, который и так его истеричкой зовёт. Намджун тем временем тянет Чимина на себя и, оставив невесомый поцелуй на его виске, поднимается на ноги. — Раз уж ты не против, то я заберу это солнышко себе, — Намджун берёт за руку Чимина и, кивнув Юнги, идёт на выход. — Почему ты должен быть против? Что вообще с Намджуном происходит? — Юнги соскальзывает с колен альфы на диван и с подозрением на него смотрит. — Я отлучусь, — Хосок, почувствовав, что пахнет палёным, идёт к бару. — Влюбился, — как ни в чём не бывало заявляет Чонгук. — Поэтому и ведёт себя странно. — Ну, блин, как можно было вот так вот влюбиться, — качает головой Мин и снова тянется к бокалу. — Говорят же, любовь не выбирают. — Я тебя прошу, ещё как выбирают. — И как же? — приподняв бровь, спрашивает альфа. — Ну, как у нас, — разводит руками омега. — Думаешь, если бы Мины или Чоны со временем обнищали, кто-то бы сдержал клятву, данную двадцать лет назад? Никто. Нашли бы отмазку и всё. — Логично, — хмыкает Чон. — Вот именно. Просто, почему из всех омег города Намджун выбрал этого, я не пойму. — Он красивый, учтивый, скромный, всегда с опущенным взглядом — альфам нравятся такие, — усмехается Чонгук. — Скажи ещё, и тебе он нравится! — вскипает Юнги. Чонгук молча наблюдает за метающими молнии глазами, а потом протягивает руку и большим пальцем проводит по скуле парня. Омега сбрасывает его руку и, насупившись, притворяется, что ему резко интересен виноград на столике. Отрывает виноградинки, но ко рту не подносит, собирает их на столик. — Почему ты не пахнешь, Сахарочек? — меняет тему Чонгук. — Ну, бля, — взрывается Мин и встаёт на ноги, но альфа ловит его, тянет на себя и обнимает. — Я серьёзно, — нахмурив брови, продолжает Чон. — Я хочу знать. — Я бракованный, — восклицает омега. — Я болел в детстве, и это — последствия болезни, — Юнги в глаза альфы не смотрит, боится, что тот поймает в них его ложь. — Это грустно. — Мне нет. А вот тебе — да, — заговорщически подмигивает ему Юнги. — У меня нет течек, детей я тебе не рожу, так что ты подставился. Я тебя предупреждал, придумай что-то, и не поженимся. — Ты такой смешной, — улыбается Чонгук. — Мне не нужна твоя течка, детей от тебя — подавно. Нам с тобой и так хорошо, во всяком случае, вчера ночью всё было именно так. Сегодня повторим. — Обойдёшься, — Юнги злится на предательски вспыхнувшие щёки и снова тянется к бокалу. — Я проснулся утром в наручниках! Ты не заслужил! — Не можешь ты без порки, — вздыхает Чон. — Обязательно сперва выпороть, потом трахнуть. Кстати, мы завтра ужинаем у моих родителей, они позвали своих друзей, имей в виду. — Нет, нет, нет, — восклицает омега. — У нас взаимная неприязнь с твоим папой, я не пойду. — Пойдёшь, ещё как пойдёшь, а сейчас поехали домой, я соскучился по твоей заднице, — Юнги не успевает ответить на это, как Чонгук встаёт на ноги и, подняв омегу на руки, идёт к выходу. — Я и сам умею ходить, — шипит Мин, но всё равно крепче обвивает руками шею альфы. — Мне нравится носить тебя на руках, — усмехается ему альфа и, кивнув пьющему у барной стойки Хосоку в окружении телохранителей, выходит из зала. Хосок листает последние присланные Тэхёном фотографии и улыбается. «Хоби кушает», «Хоби играет с носком», «Хоби залез на подоконник по занавеске», «Хоби спит». Последняя фотография самая любимая, потому что котёнок спит в кровати Тэхёна, положив голову в его ладонь. Омега вряд ли когда-нибудь узнает, как сильно Хосок ревнует и как впервые хочет быть каким-то котёнком. А ещё Тэхён точно в ближайшее время не узнает, насколько сильно спать в одной постели с ним хочет сам Хосок.