***
— Мне не нравится, что ты не берешь меня с собой, — Хосок продолжает метать свой танто в специально выделенное место на стене в кабинете Чонгука. Дракон пьет третий кофе за день, параллельно читает переданные ему документы и никак на ворчание брата не реагирует. — Где это видано, чтобы ты выезжал без своего Тигра, они мое имя слышат и по углам прячутся, а тут ты решил все делать сам, хотя мой долг — защищать тебя, — продолжает неугомонный Хосок, доставая из стены танто. — Новые триады спят и видят, как нас закопают. Наши враги активизировались, тем более, мы уже получали угрозы из Гонконга. А ты собираешься в этот гадюшник без меня! — У тебя давно нет никаких долгов передо мной, — наконец-то отвечает ему Чонгук. — И я уже сказал, нет смысла и тебе туда лететь, поездка на один день. Переговорю и вернусь, а ты лучше здесь за всем пригляди. — Я привык, что всегда за твоей спиной, но с годами складывается ощущение, что ты меня защищаешь. Хотя это моя работа — защищать тебя! — Хосок явно не планирует сдаваться. — От чего? От гонконгского ветра? — усмехается Дракон. — Ладно, как хочешь, — обиженно говорит Хосок и снова падает в кресло. — Все равно я все твои передвижения отслеживать буду. — Хосок, ты как был моим братом, им и останешься до могилы, но здесь ты мне нужнее, — уже мягче говорит Чонгук. — Я оставляю с тобой самое дорогое, что у меня есть. Отсутствие нас обоих может стать соблазнительным поводом для наших врагов. Поэтому ты продолжишь тут все контролировать, а я быстро все решу и прилечу. — Понял я, — виновато отвечает Хосок. — Сегодня я пораньше уйду, — собирает в папки документы Чонгук. — Хочу с Сахарочком и детьми до отлета побыть. — Конечно, вы же на век прощаетесь. — Не язви. — А я в зал махну, пирожные моего любимого сами себя не расходуют, я форму теряю, может, поэтому и ты меня с собой уже не берешь, — задумывается Хосок. — Ну и ладно, я все равно его выпечку слишком люблю, чтобы отказывать себе. — Не поспоришь, Тэхён печет божественно.***
Чонгук возвращается в тихий дом, потому что дети, уже переодевшись в пижамы, играют у себя, а Юнги сидит на диване с бокалом вина и листает книгу. На омеге махровый халат, его ноги утопают в пушистых тапочках, а розовые щеки говорят о том, что он провел вечер в ванне. — Я собрал твои вещи, — подняв глаза, смотрит на вошедшего мужа Юнги. — Сахарочек, я на день, и сам бы их собрал, — сняв пиджак, подходит к нему альфа. — Я не хотел, чтобы тебя что-то отвлекало от меня, — подставляет губы для поцелуя Юнги и, получив желаемое, усаживает мужчину рядом. — Я уже скучаю, — кладет голову на его плечо омега. — Раньше ты меня гнал из дома, — поглаживает его по спине Чонгук, уже предвкушает, как это розовое чудо будет греть его в холодной постели. — Раньше я не хотел, чтобы ты видел меня слабым, — тихо говорит Юнги. — Ты слабым никогда не был, — крепче прижимает его к себе альфа. — Ты самый сильный Сахарочек из всех, и даже если ты будешь об этом забывать, я обязательно напомню. Папа звонил, привет вам передавал. — Я с ним утром переписывался, — тает от его слов Юнги. — Они на островах, очень рад, что он путешествует, и рядом есть тот, кто о нем заботится. — Он скучает по внукам, просил видеосвязь включить, но уже поздно, и он спит. — Не забывай, утром, до отлета у нас проводы Майло, поэтому учти, что, не почтив его память, ты не вылетишь, иначе твой омега мне мозг съест, — улыбается Юнги. — Я и не думал оставлять моего Чимини одного в такой день. А где ты его похоронил? — снимает с запястья часы альфа. — Рядом с акацией. Больше никаких хомячков я ему не куплю, сердце разрывается от того, как он грустит. Хотя, с другой стороны, потери — часть нашей жизни, и он должен это понимать. — Не в таком раннем возрасте, — не согласен с ним супруг, хотя раньше именно Чонгук выступал тем, кто говорил детям все как есть. С годами альфа стал более осторожным в словах, и пытается уберечь их даже от неминуемого. — Они должны всегда знать, что мы рядом и сделаем все, чтобы потерь не было или они были менее болезненными. — Что ты ему купил? — отодвинувшись, смотрит на мужа Юнги. — Что эта неугомонная задница из тебя вытрясла? — Ничего такого, — уводит взгляд Чонгук. — Просто домик для его кукол. — Еще один? — не верит своим ушам Юнги. — Весь двор заставлен этими дворцами, Чонгук, он один день с ними играет, и все. — Если в этот один день он счастлив, я куплю ему еще сотню, а ты не ворчи, — тянет его на себя альфа. — Ты неисправим, — закатывает глаза Юнги. — Как нога? Ныла? — Всегда ноет, когда погода меняется, но терпимо. — Думаю, массаж не помешает, и если ты нальешь мне вина, мы можем переместиться в спальню, — заговорщически подмигивает ему Юнги. — И ты снимешь этот халат? — пробирается рукой под него Чонгук, нежно поглаживает обнаженное бедро омеги. — Сниму, но еще вопрос, ты поговорил с Бао? — набравшись смелости для всегда заканчивающегося ссорой разговора, спрашивает Юнги. — Да, сказал, чтобы он прекратил, он согласился, но я уверен, что снова попробует, — устало говорит Чонгук. — Все же будь к старику благосклоннее, — просит его омега. — Я боюсь его силы, Сахарочек, боюсь, что он может навредить нашему сыну, пусть даже не напрямую, — честно говорит альфа. — Я не чувствую от него угрозы, — пожимает плечами Юнги, интуиция которого редко подводит. — Давай лучше закроем этот разговор, — аккуратно сажает его на себя Чонгук. — И займемся кое-чем куда более приятным. — Вот так всегда, — усмехается Юнги, но обвивает руками его шею и долго целует. Столько лет прошло, а любовь между ними только разгорается. Для Юнги Чонгук не просто его тихая гавань, на которой он находит умиротворение и покой, он и правда его мужчина. Альфа, который подарил ему чудесных детей и который поднял его со дна, из которого немногие выбираются. Чонгук повторяет, что Юнги сильный, но и не подозревает, что эту силу омега черпает именно из него. Этот альфа был ранен не только физически, но и душевно, и пусть им еще предстоят невзгоды, пока он держит его в руках, пока возвращается в их дом, растит с ним детей и каждую ночь повторяет, что любит — они справятся. Для Чонгука же Юнги — его все. Он смысл его существования, главная жизненная цель и лучший подарок. Для него каждый день — это новая возможность побыть с ним и вот так вот обнимать его, пока он прижимается лицом к его плечу и сладким голосом шепчет «люблю». Ради этого и стоит справляться.***
Прохладное раннее утро не остановило никого из семьи Чон, которая, собравшись у куста акации во дворе, провожает в последний путь маленького Майло. Чонгук уже готов к полету, его чемодан загрузили в автомобиль, а его парни ждут за воротами, когда босс выедет. Тэхён с Тэмином тоже приехали, потому что, даже несмотря на желание поваляться в постели, лучше злопамятного малыша Чимини не обижать. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы попрощаться с дорогим нам другом, — говорит Юнги, смотря на Чимина, у которого блестят глаза. Омежка держит за руку братьев и внимательно слушает папу. — Майло прожил хорошую жизнь, радовал нас и всегда был важным членом нашей семьи, — продолжает омега. — Мы прощаемся с ним, но это не значит, что мы о нем забудем. Дети по одному кладут на бугорочек цветочки, а Юнги, подойдя к сыну, опускается на корточки и крепко его обнимает. — Майло не понравится, что ты грустишь, — поглаживает его по голове омега. — Дядя Хо не приехал, — всхлипывает Чимин в плечо папы, не замечая нового гостя, — он никогда не любил Майло. — Как не любил? — кладет на бугорок розы Хосок и, забрав мальчика у папы, поднимает на руки. — Я цветы покупал, мышонок, и задержался. — Майло в лучшем мире, дорогой, — хлопает ребенка по спине Тэхён. — Он же болел, — насупившись, смотрит на него Чимин. — И сейчас болеет. — Сейчас у него ничего не болит, он бегает по лугам и полям, я тебе это точно говорю, — отвечает вместо супруга Хосок, и недовольный тем, что Чонгук требует сына, передает его отцу. Чонгук успокаивает ребенка, обещает, что когда приедет, привезет ему подарочки, и просит быть сильным. — Пойдем, кофе сварим, я продрог, — воспользовавшись тем, что внимание сына на отце, предлагает не выспавшийся Юнги, но замирает под осуждающим взглядом Чимина. — Сперва скажите, за что вы его любили, — просит Чимин. — Я любил Майло за то, что он всегда пытался урвать кусок пирога, — несмело начинает Тэхён. — Я любил то, как смешно он бегал, — говорит Юнги. — Я любил просто так, — пожимает плечами Чонгук. — Я любил его, потому что Чимини его любил, — серьезно заявляет Джин, вызывая у взрослых улыбку. — Самые драматичные похороны из всех, на которых я успел побывать, — вздыхает Хосок. — А я ведь видел их больше свадеб. — Так и проводит их король драмы, — косится на сына Юнги. — Ну все, обними отца, — просит Чонгук сына, и тот, прильнув к нему, долго его обнимает. — Твой подарочек скоро привезут, — шепчет ему отец на ушко. — И братишек поиграть зови. Чонгук прощается с братом и Тэхёном, долго обнимает Джина, просит приглядеть за его любимыми омегами, а потом, чмокнув Тэмина, идет к мужу. Все заходят в дом, а Чонгук так и стоит во дворе, прижимая к сердцу своего любимого, и обещает, что время пролетит незаметно. — Вернись ко мне невредимым, любовь моя, — поглаживает воротник его пиджака Юнги, цепляется из последних сил, но глотает так сильно рвущееся наружу «не уезжай». Каждый человек знает, кого он выбирает себе в пары, и Юнги знал, что связывает свою жизнь с тем, охота на чью голову всегда открыта, и все равно это сделал. Поэтому все, что ему остается — это обнять покрепче, повторить «люблю» и отпустить в ожидании скорейшего возвращения. — Вернусь, обещаю, — целует его Чонгук и, кое-как разжав руки, идет к автомобилю. — Даже проводить себя не дал, — ворчит вслед Роллс-Ройсу Хосок и, тоже попрощавшись с омегами, отправляется на работу. Тэмин уснул на руках папы, поэтому Тэхён перекладывает его на диван и, накрыв пледом, идет на кухню, приготовить себе и брату завтрак. Юнги провожает детей в школу и, забрав продукты, которые он заказал еще вчера, присоединяется к нему. — Завтра у меня презентация праздничной выпечки, поэтому жду вас всех сегодня в магазине к трем, — Тэхён подогревает круассаны и нарезает фрукты. — У меня на сердце не спокойно, — опускается на стул за островком Юнги. — Почему? — обеспокоено смотрит на него брат. — Я плохо спал ночью, а когда уснул, мне приснился кошмар. — Они вернулись? — Тэхён забывает про фрукты и, подойдя к нему, садится рядом. Во время болезни Юнги ему не давали спать кошмары, но медикаментозная терапия и постоянное наблюдение у врачей, казалось бы, помогли ему, и омега снова вернулся к нормальной жизни. — Нет, в тех снах я умирал насильственной смертью, и после лечения их не было, — тихо говорит Юнги, — а ночью я видел Чонгука. Я видел, что он со своим отцом, а тот ведь мертв, и видеть живого с мертвым — не хороший знак. — Ты никогда в это все не верил, — хмурится Тэхён. — Зачем зацикливаться сейчас? — Не верил и не верю, но с самого утра у меня внутри сидит этот страх, и я очень хочу, чтобы Чонгук вернулся, и я выдохнул, — массирует свою шею Юнги. — Мы точно идем ко мне в магазин, и сразу после завтрака, — заявляет Тэхён. — Поможешь сделать крем, подготовиться, а я налью тебе просекко и не дам грустить. — Ощущение, что это ты старший, — нервно усмехается Юнги. — Ты достаточно побыл старшим, теперь моя очередь, — тепло улыбается ему брат. Сколько Юнги себя помнит, это была его миссия — заботиться о Тэхёне, и он делал это любя. Тэхён, который почти все юношество прожил в четырех стенах, нуждался в нем и подпускал только его. Юнги не думает, что сейчас брат в нем не нуждается, но часто размышляет о том, как интересно складывается жизнь. Тэхён был вторым после Чонгука, кто буквально спас его. Все время, пока омега медленно угасал в спальне, его брат заботился о его детях и о нем самом. Тэхён сидел с ним часами, за которые Юнги не мог сказать и слова, а порой даже оставался с ним, отправляя Чонгука вниз, и пел ему песни, под которые старший раньше укладывал его. Они словно на время поменялись местами, и кто поймет раненого лучше, если не тот, кто только зашил свои раны. Для Тэхёна Юнги всегда был самым сильным и лучшим братом, таким он и остался, и даже годы болезни его отношение к нему не поменяли.***
Идея Тэхёна оказалась замечательной. Юнги настолько ушел в украшение праздничной витрины магазина брата, что забыл о своих тревогах, а получив от мужа сообщение, что он уже прибыл в Гонконг, вообще выдохнул. Потом, пока помощник Тэхёна снимал контент для их соцсетей, Юнги вместе с братом пили кофе, а дети, устроившись на ковре в кабинете омеги, дружно играли. Правда, долго мир не длился, Чимин с Тэмином снова сцепились, и Джин, закатив глаза, вышел наружу, чтобы позвать папу. — Разнял бы их, — идет за сыном Юнги. — Они оба глупые, пап, мне тяжело им что-то объяснить, — нахмурившись, говорит Джин. — Не говори так про братьев, — просит его старший. — Ну а смысл драться из-за куклы, если там есть вторая такая же, — пожимает плечами ребенок. Юнги не находит, что ответить на это, и, пробурчав про себя «родил же гения», разнимает детей. К вечеру приезжает Хосок, приносит пиццу, и пока детвора ужинает, разговаривает по телефону с поставщиком. Весь день Хосок слушал отчеты, метал ножи, снова слушал отчеты и окончательно понял, что ему такая работа не подходит. Хосок, несмотря на то, что они с Чонгуком сами в операциях могут уже не участвовать, по-прежнему несется на любые встречи первым, лично следит за работой на объектах и не выпускает из поля зрения брата. Сегодня же он по его прихоти вынужден был весь день проторчать в офисе и просто потратить свое время впустую. — Может, уложите мелких, я вас в ресторан отвезу? — возвращается к омегам Хосок. — Ты кота кормил? — подбоченившись, спрашивает его муж. — Конечно, любовь моя, сперва он, потом вы, — смеется Хосок. — Тогда поехали в ресторан, я устал стоять у духовки, — соглашается Тэхён, который весь день пек для заказов. — Я домой хочу, — честно говорит им Юнги и собирает в сумку испачканную одежду детей. — Чтобы снова страдать? — не собирается отпускать его младший. — Не хочу никуда без него, — бурчит Юнги, не планируя сдаваться. — Вы как сиамские близнецы, — закатывает глаза Хосок. — Вы не устали друг от друга? — Ты от меня устал? — удивленно смотрит на мужа Тэхён. — Нет, я просто глупость сказал, — шумно сглатывает альфа. — В любом случае, я тебя никуда не отпущу, — берет за руку брата Тэхён. — Ты поедешь с нами, вкусно поедим, выпьем по коктейлю, а утром уже будешь нежиться в объятиях мужа. Хосок на это кивает, а потом просит его извинить и, достав телефон, слушает собеседника. По мере того, как альфа вслушивается в разговор, он все больше мрачнеет. Юнги смотрит на него, не отрываясь, и пусть Хосок еще и слова не сказал, сердце омеги уже лежит осколками под его ногами. — Что с ним? — стоит Хосоку убрать телефон, подлетает к нему Юнги. Альфа тщательно выбирает слова, растягивает секунду в вечность для распадающего на части перед ним омеги. — Только успокойся, он жив, — обхватывает его за плечи Хосок, и Юнги ему благодарен, потому что кажется, что под его ногами земля раскрывается, и еще немного, его к самому ядру засосет. — Было покушение, Чонгука и одного из наших телохранителей ранили, но они оба в больнице, и врачи ими занимаются, — с трудом выговаривает слова Хосок, который сам на грани того, чтобы слететь с катушек, но Юнги отпускать нельзя. Он должен проглотить свою ярость, перестать видеть окрашивающую в алые брызги стены кровь и чувствовать, как его танто жжет бедро. Это все будет позже, сперва тот, ради кого сердце его брата и бьется. — Я лечу к нему, — делает шаг назад Юнги, ищет глазами сам не знает что. Одна новость, одно мгновенье, и вся жизнь Юнги переворачивается с ног на голову. Он подсознательно ждал этого, он чувствовал, что что-то случится, но ничего не предпринял. Юнги не должен был его отпускать, и если те объятия во дворе были последними, то он себя никогда не простит. Напрасно Юнги расслабился, решил, что злая судьба сняла с них свою тень, и они свое отстрадали. Видимо, платить по счетам они будут всю жизнь, лишь бы их семье они были по карману. Нельзя лишить человека жизни, отняв у него любимого, но можно лишить его любви к этой жизни. В случае с Юнги это правило не работает — потеряй он Дракона — потеряет все. — Я поеду, я буду с ним, — срывается к двери омега, но Тэхён ловит его за руку и с трудом удерживает на месте. — Тебе нельзя покидать дом, — Хосок знает, что он поступает жестоко, но приказ есть приказ. — Есть протокол поведения в такой ситуации, и все вы будете в доме, пока я не найду и не ликвидирую угрозу. — Ты не имеешь права, — Юнги на секунду просыпается из кошмара, в котором он последние шесть минут. — Как смеешь ты говорить мне сидеть здесь, когда мой муж ранен и может… — голос омеги срывается, и он не в силах сдержать слезы, прикрывает лицо ладонями. — Пап, что случилось? — подходит к омеге вышедший на шум Джин, глаза которого тоже наполняют слезы. — Ничего, любимый, — кое-как справившись со спазмами в горле, говорит ему Юнги, — не пугайся, иди к братьям, я скоро приду. Тэхён забирает ребенка, и Юнги снова смотрит на прижавшего к уху телефон Хосока. — Я уезжаю, парни сейчас подъедут, вас всех перевезут в дом, а потом, обещаю, я лично буду звонить тебе и докладывать обо всем, — говорит ему Хосок и, нахмурившись, смотрит на номер, который пытается пробить звонок. — Возможно, это двойной удар, возможно, это был отвлекающий маневр, я сейчас понятия не имею, кто это сделал и какой у них следующий ход, и именно поэтому я вынужден оставить тебя в доме под защитой. Хосок снова разговаривает по телефону, а Юнги так и стоит, как застывшая мумия, в середине комнаты и, как это принято при трагичной вести, представляет самый худший сценарий. Юнги понятия не имеет, как ему возвращаться в дом, в который Чонгук может никогда не вернуться. Как ему вообще дышать, пока он не увидит его, не убедится, что он правда в порядке. Судьба несправедливо жестока к ним двоим, учитывая, через какие трудности они прошли и сколько настрадались. Казалось бы, за свои грехи Юнги сполна заплатил, с того света вернулся, а все равно счастья не заслужил. Все счастье омеги в одном человеке, и насколько грешен он должен быть, чтобы у него забрали именно его. — Это Бао, помощь предлагает, — Хосок раздраженно убирает телефон, продолжая ждать, когда прибудет вызванный им отряд, чтобы покинуть кондитерскую. — Так прими любую, спаси моего любимого, — молит его Юнги. — Не возвращайся без него, Хосок, не смей, — не отпускает его омега, и альфа, которому так же страшно, стыдливо прячет глаза. Это он виноват. Надо было не слушать Чонгука, надо было забить на то, что они поругаются, и все равно вылететь за ним. — Мне надо идти, — осторожно снимает с себя его руки Хосок и, кивнув разбитому мужу, выходит за дверь. Юнги с Тэхёном и детьми в кольце охраны доезжают до дома старшего. Юнги словно в прострации, он ничего не слышит и не видит, не реагирует на сцепившихся детей и просто смотрит на дорогу, думая о том, что если ручка на их дверце не повернется, его путь закончится сегодня же. Когда Юнги падал, вытаскивал его Чонгук. Но выкарабкался Юнги не только поэтому, а потому что ему было, куда возвращаться. После такого падения его уже никто не соберет, да и собираться Юнги не захочет, ведь не только Драконы любят один раз и навсегда. Юнги прекрасно знает, чем его муж занимался, но в последние годы альфа ушел в строительный сектор, говорил, что ради детей и их будущего окончательно избавится от криминальных проектов, но его прошлое снова его настигло и вырвало сердце из груди омеги. Юнги проходит в дом, который еще пару часов назад безумно любил, и не узнает его. В доме холодно, серо и зябко, омегу не радуют ни декорации, которые он сам так любовно выбирал, ни свет, которого благодаря окнам на всю стену тут предостаточно. Он опускается на диван, на котором коротал вечера в объятиях любимого, и тихо утирает не перестающие течь слезы. Тэхён сразу же укладывает всех, кроме Джина, спать. Джин твердо заявляет, что никуда не уйдет, и, взобравшись на диван, обнимает папу. — Я должен быть сильным и не пугать вас, но я не могу, — утирает слезы Юнги, смотря на сына, в котором находит любимые черты. — Прости меня, солнышко, что я такой слабый. — Все хорошо, пап, плачь, наш отец — Дракон, и он обязательно придет, — гладит его по волосам маленький альфа. Юнги убеждает себя, что так правильно, что нельзя поддаваться эмоциям и рисковать жизнью детей, и буквально заставляет себя сидеть на этом диване, хотя сердце и рвется к его альфе. Тэхён жует губы, еле сдерживается, чтобы тоже не разрыдаться, и, уйдя на кухню, решает сделать брату успокоительный чай. — Кто там? — с трудом поднимает голову Юнги, заметив вошедшего охранника. — Бао из клана Змей, — докладывает мужчина. — У нас запрет на то, чтобы его впускать, но раз вы дома, я должен был уточнить. — Пусть зайдет, — поднимается на ноги Юнги и приводит себя в порядок. Ни друзья, ни враги не должны видеть омегу Желтого Дракона в его слабости. Тэхён останавливается рядом с братом. Через пять минут в дом проходит престарелый китаец в сопровождении своего помощника и, подойдя к омегам, легонько кланяется. Он украдкой поглядывает на мальчика на диване, и когда тот поднимает на него глаза, морщины на лбу мужчины разглаживаются. — Не в самый лучший день я принимаю гостя, — подавленно говорит Юнги и предлагает мужчине присесть. — Я слышал о том, что произошло, — Бао проходит к креслу. — И я уже связался с братом вашего супруга, но разговор у нас не получился. Я приехал поговорить с вами, потому что пострадал ваш муж, — мужчина умолкает, поняв, что сболтнул лишнее, и с опаской смотрит на ребенка. — Все нормально, Джин большой мальчик, он знает, что произошло, — успокаивает его Юнги. Бао снова с теплотой смотрит на Джина, одно имя которого ласкает слабый слух старика. — У меня своя сеть в Гонконге, и я знаю заказчиков. Если вы согласитесь принять мою помощь, я буду рад, — продолжает Бао. — Вы же давно отошли от дел, — хмурится Тэхён. — В нашем деле полностью уйти невозможно, ведь власть, как наркотик, — с грустью говорит ему Бао, и Юнги вспоминает, что так же раньше любил говорить его муж, но в итоге доказал, что это возможно. — Я думаю, что Хосок не принял вашу помощь, потому что сам способен со всем разобраться, — обращается к нему Юнги. — Сейчас меня волнует только мой муж. — Тогда почему вы не с ним? — хмурится Бао, и Юнги приходится прикусить свою щеку изнутри, чтобы не расплакаться. Тэхён накрывает ладонью руку брата, и тот сильно сжимает его пальцы. — Простите, если я перешел черту, — поднимается на ноги гость. — Я сам вылетаю в Гонконг, и если вы хотите, у меня на борту есть место и для вас. — Я вам благодарен за предложение, — собирается провожать его Юнги, — но как бы мне ни хотелось увидеть мужа, я не могу оставить здесь брата и детей. — Я приехал со своими людьми, и часть из них будет защищать дом в случае угрозы наравне с людьми Дракона. Нет смысла скрывать, как важна для меня ваша семья, — поворачивается к Джину Бао. Юнги ему верит, ведь не важно, кем для них был этот мужчина, его взгляд на ребенка красноречивее слов. — Джин, подойди, — зовет мальчика Юнги, и тот, спрыгнув с дивана, подходит к ним. — Это дедушка Бао. Джин протягивает руку мужчине, и тот аккуратно ее пожимает. — Папе нужно поехать к отцу, — говорит ребенку Юнги. — Но обещаю, уже скоро мы оба вернемся. Ты присмотришь за Чимини и Тэмином? — Угу, — бурчит Джин и обнимает Юнги. — Ты уверен, что это хорошая идея? — спрашивает брата сомневающийся Тэхён. — Ты бы остался, если бы Хосок лежал в больнице в другой стране? — смотрит на него Юнги и читает ответ по глазам. — Вас охраняют силы вашего отца, — говорит Джину Бао, — а еще тут будет кольцо из моих людей, твоя работа никого не выпускать и никого не впускать. Справишься? — Без сомнений, — с уверенностью отвечает Джин, и Бао ерошит его волосы.***
Дорогу до Гонконга Юнги не замечает. Он настолько погружен в мысли о муже, что приходит в себя, только когда Бао говорит, что они приземлились. Пока автомобиль направляется к больнице, Юнги в кровь раздирает свои губы, не прекращая спрашивает, сколько еще ехать, и прячет в карманах трясущиеся руки. Вдруг Хосок ему солгал, вдруг пожалел его измученное сердце и утаил правду? Если все так, если Юнги найдет в больнице бездыханное тело мужа, то это будет последний день, когда он увидел рассвет. Мысли о смерти Чонгука съедают Юнги живьем, его тошнит от страха и выворачивает прямо на ступени больницы. Бао придерживает его под локтем, и Юнги, ноги которого отказываются подчиняться, ведь неведение в такой ситуации — блаженство, все же переступает порог. Хосок, увидев Юнги в приемной, ворчит, что Чонгук будет ругаться, но обнимает омегу и заверяет, что угрозы жизни альфы нет. Юнги этого мало, он просит вызвать врача Чонгука и, услышав то же самое из его уст, кажется, начинает дышать. Потом Хосок вместе с Бао оставляют Юнги в комнате ожидания и уезжают в штаб-квартиру китайца. Чонгук получил сквозное ранение в плечо и потерял много крови. По словам врача, лучше его пока не перевозить, и Юнги, поняв, что они тут надолго, располагается на диване в коридоре. Пока Чонгук приходил в себя, Юнги места себе не находил. Хосок, который разрывался между омегой и работой, прибегал в больницу каждые три часа, просил Юнги отдохнуть, но тот так глаз и не сомкнул. Он переписывался с братом, а потом снова часами сидел, уставившись в белую стену, и молил всех богов вернуть ему Чонгука. Они прошли с ним все возможное и невозможное, столько пережили, и неужели их любовь станет жертвой коварной пули, выпущенной в спину Желтого Дракона? А ведь она многое выстояла: и развод, и «аборт», и смерть, и убийство. Они с Чонгуком пришиты к друг другу красными нитями судьбы, и никто, даже Смерть не смеет разорвать их. Узнав, что альфа пришел в себя, Юнги бежит к нему в палату и, прижав к сердцу его руку, шепчет, что сам его застрелит, как только они вернутся. — Сахарочек, почему ты не с детьми? Почему рисковал и приехал? — недовольно спрашивает Чонгук, хотя безумно счастлив видеть его. Юнги выглядит болезненно, судя по глазам, он плакал, и Чонгук думает о том, что вновь сделал это, заставил своего любимого пережить часы ада. — Это не я, — заявляет остановившийся у двери Хосок. — А как тогда он прилетел? — теперь Чонгук по-настоящему злится. — Меня Бао привез, — поправляет его одеяло Юнги, — и пока ты не начал ворчать, он очень сильно нам помог. — А это правда, — недовольно бурчит Хосок. — Они раньше меня вычислили заказчиков, а я угрозу ликвидировал, — загораются глаза альфы. — Ты бы знал, как я заставил их… — Без подробностей, прошу, — перебивает его Юнги, — лучше мужу своему позвони, он мне телефон посадил. Хосок, проворчав, что ему моментом насладиться не дают, выходит в коридор. — Напугал ты меня, плохой Дракон, — кладет голову на живот мужа Юнги. — Не ругай меня, я, вообще-то, ранен, — устало вздыхает Чонгук, поглаживая волосы любимого. — Когда уже домой? Я хочу детей к себе прижать. — Еще пять дней, и будем дома, а пока восстанавливайся, — строго говорит Юнги и устраивается в кресле в палате.***
Чимин, закончив изрисовывать кривыми сердечками плакат, на котором Тэхён написал «Добро пожаловать домой, Дракон» с его же помощью вешает его над камином. Джин помогает дяде накрывать на стол, а Тэмин, который взял на себя заботу о Хоби, копошится с ним в углу. Когда Юнги в окружении альф проходит в дом, первым к ним срывается Чимин, и хотя отец не может нормально его обнять, долго жмется к нему и жалуется на то, как дядя заставлял его делать уроки. Потом Чонгук здоровается с Тэхёном, и тот сразу переключается на Хосока. — Мой тигр всех положил, — обвивает руками шею мужа Тэхён. — Только ты меня понимаешь, — целует его альфа и поднимает на руки сына. — Осторожно, — помогает мужу присесть на стул Юнги и с нежностью следит за тем, как Джин обнимается с отцом. Юнги — эгоист, ведь те двенадцать часов, когда он думал, что потерял Дракона, его заботило только то, что он жить без него не сможет. А ведь и эти крохи могли бы потерять отца, того, кто считает их своим сердцем и делает все, чтобы уберечь их от зла. Вряд ли потеря Юнги уступала бы по своим масштабам потери двух малышей, которые тонут в любви Чонгука и дарят ее ему в ответ не меньше. И сейчас он следит за тем, как дети наперебой делятся с отцом, как, толкаясь, пытаются взобраться на него и урвать еще немного ласки, и утирает скатившуюся слезу. Желтый Дракон не просто любимый альфа Юнги, он еще и прекрасный отец двух дракончиков, чье место в их сердцах никто никогда не займет. — Мало мне было трости, так я теперь еще и с повязкой вокруг шеи, — ворчит Чонгук, стоит детям отойти. — Будь ты хоть весь перебинтован, я буду любить тебя, — с нежностью говорит ему Юнги. — И пилил весь полет на пару с Тигром, — усмехается Чонгук. — Заслужил, — наливает себе виски Хосок. — Надо к Джейку съездить и его семью проведать, — говорит ему Чонгук. — Все, что им нужно, мы будем обеспечивать, парень спас мне жизнь. — Я уже отправил к нему людей, и сами поедем, не переживай, мы добро не забываем, — кивает Хосок. — Почему приборов больше? — хмурится Чонгук, смотря на стол. — Кто еще придет? Надеюсь, ты папе ничего не сказал. — Нет, конечно, он бы с ума сошел, — отвечает Юнги. — Сам ему расскажешь. А у нас будет гость, и он, кажется, приехал. Омега встает на ноги, услышав шум со двора, и просит Чимина собрать разбросанные на ковре фломастеры. — Кто это? — старается увидеть в окне приехавшего Чонгук. — Бао. — Сахарочек, — хмурится альфа. — Ничего не хочу слышать, — идет к двери Юнги и тепло приветствует гостя. — Я сам хотел его позвать, его люди защищали мою семью, пока ты был со мной, — говорит брату Чонгук и, опираясь на трость, тоже поднимается. Альфы здороваются с гостем, и Чонгук, соответствуя обычаям, просит старшего занять место во главе стола. Бао передает детям пакетики с подарками и не скрывает радость, когда Джин садится слева от него. — Твое сердце настолько яркое, что греет всех вокруг, — шепчет севшему рядом супругу Чонгук и сжимает в руке его ладонь. — Нет, любимый, мы просто все время теряем, и я захотел, чтобы наша семья расширялась, — тихо говорит Юнги. — И потом, у него никого нет, он отшельник, а нашего огня хватит, чтобы согреть и его. — Спасибо, что пригласили, — начинает Бао, который решает первым прекратить затянувшееся молчание. — Я знаю, что вам это далось нелегко, и ценю. Бао неловко здесь находиться, учитывая прошлое, которое когда-то их свело, но он не мог не воспользоваться приглашением, которого так долго добивался. Возможно, сидящие за столом считают его сумасшедшим и даже ужин с ним решили разделить из-за жалости, но Бао и на это согласен. Целый континент мечтает о его внимании, но он бы отдал себя всего без остатка только сидящему рядом ребенку. Сокджин не просто погиб, он ушел, защищая того, кто сейчас носит его имя, и Бао сделает все, чтобы этому малышу и его семье ничего не угрожало. Бао, пусть и поздно, понял одну простую истину — ни власть, ни деньги не способны подарить его душе покой и мир, потому что она потеряла свою часть несколько лет назад вместе с горячо любимым сыном. У Бао никого не осталось, его семья погрязла в клановых войнах, отпрыски делят богатства и не гнушаются стрелять в друг друга, а он сидит на обочине жизни и считает дни до смерти. Бао точно не удался как отец, и винит в первую очередь себя, и он благодарен Юнги, из-за которого может хоть на пару часов почувствовать себя дедушкой того, в ком может быть частичка души его сына. В этом доме в воздухе летает любовь, это чувствуется сразу же, стоит переступить его порог. Удивительно, ведь альфы и омеги, сидящие за столом из его же мира, отпрыски когда-то могущественных кланов, один из которых все еще функционирует, но при этом они полная противоположность привычного старику мира. Бао не смог сохранить этот баланс между семьей и работой, и вторая полностью уничтожила первое. Желтый Дракон, который намного моложе Бао, построил не просто империю, но и крепкую семью, и пусть ошибок на его счету хватает, он хотя бы пытался их исправить. Бао нравится находиться здесь, греться в тепле их сердец и наслаждаться спорами детворы, которые так спокойно решают омеги. — Лишь тот, кто имеет силу, может давать ее другим, и я прислушался, — улыбается ему Юнги, и тень печали ложится на лицо старика. — Так говорил мой сын. — И я помню все, что он говорил. — Эта фраза полностью подходит вам, — кивает Бао, прекрасно понимая сына, который выбрал когда-то умереть ради этого омеги. Все приступают к ужину, хвалят Тэхёна, который пусть занимался только десертом, зато составил прекрасное меню. Альфы обсуждают бизнес, Бао рассказывает про то, что сейчас полностью ушел в шелководство, и это помогает ему бороться с одиночеством. Во время кофепития Джин садится к нему на диван и, попросив его рассказать про сам процесс, внимательно слушает. — А это правда, что вы враждуете с моими родителями? — внезапно серьезно спрашивает мальчик. — Враждовал давно, но понял кое-что, — поглаживает свой подбородок Бао. — Что же? — Я понял, что тот, кто сегодня оставляет любовь ради войны, кто отвергает умеренность ради пышного изобилия, кто отказывается быть повелителем ради того, чтобы быть самым главным, непременно погибнет. А твои родители — полная противоположность этому утверждению и достойные люди, — отвечает ему Бао. — Мне нравятся ваши мысли, — восторженно говорит мальчик. — Это сказал великий Лао-Цзы. — А кто он? — спрашивает Джин. — Если захочешь, и твои родители разрешат, я могу рассказать потом о нем, — заверяет его Бао. — Очень хочу! — подпрыгивает на месте Джин. — Я потом папе расскажу, что он говорил. — Скажи ему тогда сегодня, что причина того, что небо и земля вечны, заключается в том, что они существуют не для самих себя, — гладит его по голове Бао. — А что это значит? — хлопает ресницами Джин. — Твой папа поймет, потому что в этом предложении он и есть небо, — улыбается ему Бао. — Ты такой же любознательный, каким был мой мальчик, — улыбка оставляет губы старика, но Джин, который отличается природной чуткостью, кладет свою ладонь на его руку, и она снова расцветает. К одиннадцати часам гости расходятся, Юнги с мужем провожают счастливого Бао до ожидающей его машины, и после того, как омега возвращается в дом, Чонгук еще пару минут стоит со стариком и общается. Вернувшись в дом, Чонгук одной рукой кое-как собирает пальмочку на голове Чимина и, поцеловав его пухлые щечки, отправляет спать. Джин благодарит родителей за ужин и, убедившись, что ему точно разрешат завтра после школы погулять в парке с Бао, тоже собирает поцелуи и бежит к себе.***
Хосок, как и всегда, стоит переступить порог своего дома, ворчит на то, что однажды он наступит на машинки Тэмина и свернет себе шею. Мальчик внимательно слушает отца, убирает игрушки в корзину, но завтра сценарий все равно повторится, потому что сын альфы весь в него. Тэхён устал надрывать горло, пытаясь донести до Хосока, что дверцы шкафов надо закрывать, а одежду не обязательно разбрасывать по всему дому, но альфа валит все на свое детдомовское прошлое, и ничего не меняется. Тэхёна это уже в принципе особо и не беспокоит, потому что сам он ни за кем не убирается, а потом наслаждается тем, как его муж, опаздывая, по всему дому ищет свои штаны. — День был тяжелый, положи его в кроватку, а потом уложи и меня, — Хосок выпускает Хоби из переноски и наливает себе воды. — Чон Хосок, ты сам можешь лечь и поспать, — Тэхён отправляет Тэмина чистить зубы и готовит его пижаму. — Я не хочу сам, — возмущается альфа. — Меня не было столько дней, я войну прошел, а мой омега даже не хочет выслушать про мои страдания. — Ладно, чего ты хочешь? — подбоченившись, смотрит на него Тэхён. — Можно, я тебя искупаю? — поставив стакан на стойку, идет к нему Хосок. — Извращенец, — фыркает омега. — А ты будешь звать меня папочкой, — тянет его на себя Хосок и проводит ладонями по бедрам. — Не буду, — не сопротивляется Тэхён, напротив, флиртует, пробуждает зверя, который под его пальцами готов кожу прорвать. Тэхён уже давно не смущается своего мужа, именно с ним он чувствует себя максимально открытым, сбрасывает сковывающие его путы и учится радоваться жизни. Сейчас, когда омега мысленно возвращается в прошлое, ему и не верится, что когда-то он даже в глаза ему смотреть не мог. Чон Хосок воевал ради него не просто с кланами и со своим братом, но и с самим омегой. Он доказал, что любовь и нежность способны сточить любой камень, и Тэхён благодарен ему за его терпение. Омега всю жизнь думал, что он никому, кроме брата, не нужен, оказалось, что это Тэхёну в этом мире не нужен никто, кроме его семьи. — Я знаю, что поправился немного, но я ведь все так же хорош? — подмигивает ему Хосок и, стащив с себя рубашку, играет бицепсами. — Не поправился ты, не начинай, пожалуйста, — заставив его повернуться, целует «тигра» на его спине омега. — Хорошо, иди, набери ванну, уложу мелкого, и приду, намылишь мне спинку. — И все? — расстроенно спрашивает альфа. — Может, я позволю делать это, сидя у тебя на бедрах, — томно тянет Тэхён. — Я тебе один раз сказал, что я Хосок, я из клана Чон, и я в тебя влюблен, так вот, ничего не изменилось, — прижимает его к себе счастливый альфа и отпускает с громким шлепком по его заднице.***
В камине догорают дрова, в доме стоит абсолютная тишина. Позади день, полный суеты и переживаний, и сидящие в обнимку на диване альфа и омега подпитываются силой друг друга и отдыхают. Только сейчас Юнги в полной мере чувствует то, как сильно его потрясло случившееся с мужем. В первые моменты любого трагического события мозг раздает приказы, заставляет заниматься необходимыми делами, контролирует последующие действия и почти не оставляет время на душевные страдания. Это, с одной стороны, замечательно, ведь не будь всех этих «надо» и «должен», человека может утащить в трясину нерадужных мыслей и преждевременной скорби. Но, с другой стороны, когда опасность миновала, и, казалось бы, можно выдохнуть, страх потери наваливается сразу и всем своим весом, накрывает собой, и кажется, что его не поднять. Юнги теперь и этого не боится, потому что его ношу разделяет держащий его в своих руках Дракон, а значит, он справится. — У него глаза блестели, а у меня ком в горле стоял, — тихо говорит Юнги, пока его муж попеременно целует его пальцы. — Люди делают людей счастливыми, и они же могут своим уходом погасить это счастье безвозвратно. — Я не представляю, каково это — потерять ребенка, и представлять не хочу, — тяжело вздыхает Чонгук. — Я даже думать не хочу о том, сколько родителей в этом мире пережили своих детей и как они с таким справлялись. Это чудовищно. — Я не хочу его жалеть, я просто хочу, чтобы он снова хотя бы чуточку полюбил жизнь, — тихо говорит Юнги. — Мне кажется, он был счастлив сегодня, и ты этому причина. — А ты просто упертый, как и твой брат, — усмехается Юнги. — Я осторожный, Сахарочек, я боюсь людей и никому не доверяю, — говорит Чонгук. — Мне жаль, что мое прошлое заставило меня быть таким, но обещаю, я постараюсь немного смягчиться. — Ладно, мы попробуем, — кладет голову на его плечо омега. — Кстати, как ты теперь будешь меня поднимать? У нас же традиция — в спальню только на твоих руках, — дует губы. — Я все равно попробую, через плечо тебя перекину, — приподнимается Чонгук, но муж его не отпускает. — Я тебя твоей же тростью стукну, и швы разойдутся, — ругается Юнги. — Значит, пока не выздоровею, нашей кроватью будет этот диван, — удобнее располагается на нем Чонгук и помогает Юнги прилечь рядом. Омега по традиции сразу же кладет голову на его грудь и слушает, как бьется сердце любимого. — Ты делаешь это в мирное время, думаешь, я могу во сне умереть? — ерошит его волосы альфа. — Даже не шути так, — хмурится Юнги. — Мы столько раз были на грани жизни и смерти, столько раз боялись за своих родных, что это, конечно, не могло пройти бесследно. Я вроде долечился, следую рекомендациям врачей, но я солгу, если скажу, что больше не боюсь. Мне важно слышать твое сердце, потому что пока бьется оно, бьется и мое. — У меня нет сердца, Сахарочек, — крепче прижимает его к себе Чонгук. — Я отдал его тебе сразу же, и раз оно в твоих руках, с ним ничего плохого не случится. Не бойся. — Знаешь, Желтый Дракон, я сомневаюсь, что в день, когда ты в последний раз закроешь глаза, я не сделаю то же самое, — шумно сглатывает Юнги. — Я знаю, что неправильно даже говорить так, что у нас дети, но когда я узнал о твоем ранении, это было моей первой мыслью, и сейчас она меня пугает. — Ты сильнее, чем думаешь, — поглаживает его по спине Чонгук. — Я сильнее, когда ты рядом, — тихо говорит Юнги. — Поэтому, прошу тебя, если тебе не дорога твоя жизнь, что ты, будучи без сильной защиты, вышел к врагам, думай о том, что, умерев, ты заберешь и меня. Я даже слышал, что потеря физически влияет на сердце, и что слабость сердечной мышцы может вызываться эмоциональным стрессом, например, смертью любимого человека. Это состояние также называется «синдромом разбитого сердца». Понимаешь, как мне тяжело? — Это жестоко, любовь моя, но я не позволю твоему сердцу разбиться, — зарывается носом в его волосы Чонгук. — Тогда, будь добр и поклянись, что всегда будешь рядом, что не покинешь меня, не оставишь сгорать в одиночестве и заниматься шелкопрядством, — смаргивает слезу Юнги. — Клянусь, когда разверзнется земля, обнажая ад и выпуская всех тварей наружу, когда погибнут все планеты, оставляя за собой лишь пыль, когда навеки остынет солнце, обрекая людские сердца на вечный холод, когда с небес рухнут все звёзды, пеплом оседая на твои ладони, — тогда я разобью твое сердце, — твердо говорит Чонгук и прижимает его к своей груди, в которой оно бьется для троих.