***
Если в выборе профессиональных видеокамер Чонгук еще может с кислым ебалом рассмотреть третью версию седьмой Сони или — на крайний случай — еще один японский Фуджифильм, то в выборе фотокамеры ничто не стоит рядом с Никоном. Ее матрицу Чонгук считает единственной приемлимой — возможно, потому что с нужными ретро-объективами картинка получается почти как у дешевой Алексы: чуть потертая, как на пленках советских или старых французских фильмов, выцветшая в цветах, но при этом все равно богатая на глубокие тени. Тэхену же остается только довериться и улыбаться на то, каким забавным Чонгук кажется в моменты, когда, одетый в безразмерную черную толстовку и простые спортивные штаны — ведь Тэхен заранее предупредил Чонгука, что тому придется карабкаться в места не самые чистые, да и желательно иметь больше простора действиям — не оставляет свой привычный профессионализм. Уже в автобусе замечает, что тот крепко вжимается в камеру — пережиток профессии, пытаясь со всей серьезностью заранее выставить нужные настройки. Потому что полагаться на автоматические пресеты в его случае даже несколько оскорбительно. С автовокзала они лениво идут в сторону Пенн-стейшен — быть может, Чонгуку нужна еще одна жизнь, чтобы окончательно проснуться — где Тэхен без всякого предупреждения кидается на сидящих на ступеньках голубей. Чонгук еле успевает включить камеру и быстро переключить ту на ненавистный ему режим «авто». Потому что к съемке в движении он совсем не готовился. И вот, несколько наспех схваченных кадров отправляются в галерею. Часть из них безбожно размыта, но и это неважно. Чонгук успевает пролистать некоторые снимки, с интересом наблюдая как пролетающий белоснежный голубь в одном кадре полностью заменил Тэхену голову. Усмехается этому и, выключив камеру, терпеливо ждет, пока Тэхен вернется обратно, чтобы показать ему этот сюр. — Жалко, что смазано... — комментирует Чонгук, пряча экран от солнечных бликов за густыми волосами Тэхена. Этого все равно ничтожно мало, и левая рука спешит на помощь, — еще и камера медленная для динамичной съемки. А ты довольно динамичный... — он поднимает голову, и несколько взъерошенных чужих прядей щекочат кожу правой щеки. — Голубей вообще сложно заставить хорошо позировать, — несколько апатично подмечает Тэхен, словно занятый чем-то еще. Чонгук пролистывает еще несколько кадров назад и уже собирается показать еще один, как замечает взволнованное и словно приценивающее лицо Тэхена. — Пойдем быстрее... — Куда? — Чонгук даже не успевает сообразить выключить камеру, как Тэхен берет его за предплечье и тянет в сторону остановки. Заталкивает растерянного Чонгука в только что подъехавший автобус и, расплатившись за двоих, проходит вглубь. Чонгук стоит в проходе еще несколько мгновений, прежде чем сообразить, что автобус уже начинает свое неспешное движение — теперь точно проснулся. Идет почти в самый конец, куда только что самодовольно уселся Тэхен. — Ну и куда мы едем? — Понятие не имею, — честно признается Тэхен, бросая мимолетный невинный взгляд сначала на Чонгука, а потом на окно. — Иногда мне так хочется проехать нашу остановку в Нью-Джерси, но я никогда этого не делаю, — добавляет он, улыбаясь и жестом приглашая Чонгука сесть рядом. — Даже на номера не посмотрел? — Тэхен отрицательно качает головой, всматриваясь в переходящих дорогу у светофора людей. — Тебя что-то тревожит? — присаживаясь, Чонгуку кажется что-то в поведении Тэхена лишним, чужим. Вроде бы и он — со своей привычной дуростью, но просто так себя Тэхен обычно не ведет. — Нет, — удивленно признается он, повернувшись в сторону Чонгука. — А что? — Значит показалось, — звук затвора камеры отрезвляет — та из режима ожидания автоматически переходит в режим выключения, и Чонгук вновь вспоминает про снимки, которые прежде не успел показать.***
Они недолго гуляют по улицам нижнего Манхэттена. Купив где-то совершенно невкусный для Чонгука чай матча — ему он напоминает скорее разведенную в молоке сушенную рыбу — он неприятно морщится даже от одного запаха, наблюдая с каким блаженством Тэхен допивает последний глоток и выбрасывает бумажный стаканчик в урну. После успевает перебежать пешеходный переход до зеленого цвета. А Чонгук — сделать удачный кадр. Проходя под многочисленными скаффингами — ведь в этом городе постоянно что-то рушится и заново отстраивается — Тэхен замечает неприметную детскую площадку. Оживившись, тащит в эту сторону и внезапно несогласного ни на что Чонгука. Никого на площадке нет. Что и не удивительно — на дворе не больше часу дня, а дети в такое время со школ еще не возвращаются. Тэхен подходит к качелям и с протяжным скрипом плюхается на одну из цепных сидушек. — Как хорошо, что здесь нет корейских бабок, — согнутыми ногами он отталкивается от прорезиненного покрытия. — Никто не сгонит, сказав, что я слишком старый для этого дерьма. Качели стонуще просят Тэхена остановиться — и это не из-за тяжелого веса; по-хорошему, ржавеющие от дождя петли давно пора смазать, а его вес разве что усложняет эту ситуацию. Чонгук присаживается рядом, но раскачиваться не намерен. Да и звук скрипящих качелей рядом изрядно напрягает. Он включает камеру и продолжает рассматривать многочисленные фотографии, что успел сделать за эти полтора часа. Одна даже очень красиво получилась: на ней Тэхен задумчиво смотрит в сторону, но всю картину портит появившийся из ниоткуда блик, в свете которого Чонгук замечает отражение самого себя. Фотография летит в корзину, хотя и можно было ее отфотошопить, даже с таким загруженным задним фоном. Он находит другую, где Тэхен стоит у пешеходного перехода близ двадцать шестой улицы. И она ничего, но внезапно рожающий животом машину парень смотрится глупо. Чонгук давит смешок, пока Тэхен со всей дури прямо на ходу спрыгивает с качелей. Его немного шатает, но он умудряется удержаться на ногах. Полупьяным шагом идет в сторону скамейки, на которой лежит забытый кем-то и набухший от воды за ночь глянцевый журнал. Чонгук на мгновение отвлекается от экрана, почувствовав со стороны прохладный ветер. Погода из облачной резко стала пасмурной, и у него осталось еще примерно четыре часа, чтобы успеть до захода солнца. Чонгук критично пробегается по оставшимся снимкам. Находит еще несколько относительно удачных, прежде чем услышать тихий голос Тэхена: — Эй, — зазывает того он, — иди сюда... Чонгук неохотно отрывает взгляд от экрана камеры и тут же округляет глаза, заметив на развернутых в его сторону страницах голых мужиков. Реально голых с головы до ног. Ну... где-то есть и в шапочке с шарфом, но главного смысла это все равно не меняет: Тэхен только что умудрился найти оставленный кем-то эротический журнал. Возможно, что даже специально. Детская площадка. Посмеяться, ха-ха. Тэхен разворачивает журнал обратно к себе и не без интереса начинает рассматривать всевозможные картинки. Где-то откровенно ржет. Чонгук лениво поднимается с нагретого места, но все же мысленно соглашается — сидеть на скамейке куда приятнее, чем на цепных качелях. — Выбирай с кем бы ты замутил, — в лоб кидает ему Тэхен, когда Чонгук присаживается рядом, согнув под себя одну ногу. — А можно я не буду... Журнал все равно оказывается у того на коленях, и Чонгук без всякого интереса перелистывает страницы с многочисленными обколотыми виагрой членами, обладатели которых готовы достучаться ими сейчас до вратов рая. Ну или сразу ада. С такими заявлениями так точно в ад. — И как ты предлагаешь мне выбирать? По какому критерию? — Чонгук разводит руки в сторону, и журнал слегка сползает с его коленей. — Они все, блин, одинаковые... — Ну уж извини, издания с женскими письками тут не было... — Тэхен берет инициативу в свои руки, и страницы одна за другой со звонким шуршанием начинают движение справа-налево. — Вот смотри... — Да и он бы не произвел подобного переполоха в головах детей, — вполголоса соглашается Чонгук, рассматривая лицо какого-то мужика, отдаленно напоминающего ему коренного индейца. — Ну и что мне с ним делать? — Ну он с бусами... — Ага... ну и... — Вообще, что за расисткая хуйня... — вновь отвлекшись, Тэхен наконец перетягивает журнал обратно, остановившись на новом мужике — явно кореец. Тот держит через плечо удочку с пластмассовой рыбой на конце. — А это у них типо японец? Чонгук вертит головой и, устало закатив глаза, поднимается. — Давай, выкидывай эту ерунду и пойдем... — подгоняет его жестами, — куда ты там хотел... — В Чайна-таун, — поднимает голову Тэхен. — Да, — Чонгук достает из кармана спортивных штанов телефон, — меньше четырех часов осталось, а если еще и дождь пойдет... Тэхен неохотно поднимается, оставляя злополучный журнал там же, где и подобрал. Только вот Чонгук все равно выбрасывает его в урну у самого выхода — больше он никому на этой площадке точно не принесет вреда.***
Чайна-таун встречает их знакомой мерзкой жрачкой. И если какая-нибудь ресторанная утка по-Пекински еще ничего, то выносить запахи местных рыбных рынков попросту невозможно. Они еще несколько раз куда-то сворачивают, и Чонгук перестает следить за частыми указателями, полностью доверившись Тэхену его навыку ориентации в пространстве: тот уверенно прокладывает путь прямо к самой триумфальной арке, и Чонгук едва успевает делать спешные кадры на ходу. Правда, именно они на удивление и получаются сейчас лучше всего. — Вау, не думал, что по рынкам еще кто-либо ходит, — перекрикивает шумную толпу Чонгук. Его корейский смешивается со всевозможными диалектами китайского: от мандаринского до неприятно режущего слух кантонского. Замечает множество европеоидных туристов, которые тоже не против прогуляться в этом месте. Например, попрактиковать свой ненужный никому китайский. Еще облачный день приятно греет душу, а Тэхен в это время умудряется случайно задеть копошившегося в мусорке бомжа. Тот, достав из помойки коробку с кусками недоеденной кем-то пиццы, беззлобно осматривает извиняющего Тэхена с ног до головы. Словно прицениваясь, можно ли с него что-то поиметь. Чонгук же крепче сжимает камеру, на всякий случай. Тэхен бегом пересекает последний пешеходный переход, и порядком подотставшему Чонгуку приходится внезапно ускориться. — Не распугивай этих голубей, — кричит он ему вслед. Тэхен прямо на ходу оборачивается и, понимающе кивнув, прячет руки в карман куртки, замедляя свой шаг. — У тебя есть что-то... вроде карандаша или ручки? — он подходит ближе. — Откуда? — недоумевает Тэхен. — Ладно... — Чонгук думает с несколько секунд, после чего достает спрятанную в карман толстовки крышку от объектива. Делает несколько широких шагов вперед и, дав команду приготовиться, бросает предмет прямо в толпу голубей. Те не сразу же взлетают — возможно, постаралась быстрая адаптация к частому стимулу. Находчивому Тэхену приходится моментально подключиться и помочь распугать своим бегом еще несколько ленивых созданий. После чего неспешным шагом вернуться обратно, с обидой заметив, что Чонгук все это время снимал не сколько его, сколько летающих стаей по небу голубей. Да уж, это у него получается гораздо лучше. — Пойдем, — отвлекает его Тэхен. — Тут есть место получше, видел у всяких моделей в Инстаграме. Они проходят за арку, где спрятался вход наверх. Та узкой дорожкой ведет вверх, и спустя десять минут они оказываются прямо напротив открытой станции метро — их разделяет разве что высокая металлическая сетка. Тэхен уверенно идет в противоположенную сторону, где за высокими перилами спряталась широкая улица с вечно проезжающими машинами и автобусами. — Пожалуйста, только не упади, — просит Чонгук, заметив с какой легкостью Тэхен запрыгивает на узкий парапет. Словно дразня, он даже умудряется наклониться и перевеситься прямо под мост, в сторону улицы, на что Чонгук пребольно зажмуривается. — Залезай, — возвращаясь, требует Тэхен, — тут не так и высоко. Чонгук убирает камеру в сторону и неохотно карабкается по металлической сетке. Прыгать также с разберу, как Тэхен — это самоубийство. Он наконец ступает левой ногой на относительно крепкое покрытие, и голова успевает закружиться: здесь как минимум шесть этажей, если не все восемь. Тэхен спиной припадает на холодное мраморное покрытие, вытягивает руки, словно в попытке потянуться, и контраст между небольшой плитой и широкой дорогой прямо внизу становится слишком страшным. Чонгук делает неуверенные мелкие шажки вперед и, переведя дух, отсылает картинку на цветной дисплей. Потому что если смотреть в видоискатель, то легко потерять пространственную ориентацию и свалиться за борт. Вытягивает руки и, постепенно спускаясь вниз, старается делать максимально возможные удачные кадры и заодно случайно не потерять равновесие. Тэхен меняет несколько поз, но Чонгуку кажется, что тот тоже в глубине сознания боится по факту висеть головой вниз. — Выкинь все из головы, — командует Чонгук. Тэхен присаживается в позе лотоса, но Чонгук неодобряющим кивком головы вновь приказывает сменить ее. — Не зажимайся, — повторяет он, — это все потому что думаешь о всяком. Отпусти. Мимо проходит двое парней, бросая, что затея вообще не стоит свеч. И что пора бы им спуститься оттуда. Тэхен не без смущения поворачивается в их сторону, заметив, что Чонгук тоже улыбается краем губ. — Ну и чего ты смутился? Ты же актер, — Чонгук прекрасно понимает, что своими словами только еще больше сковывает в движениях Тэхена. Тот борется с улыбкой и, глубоко вздохнув, несколько раз трясет головой в стороны. Перевешивает ноги в сторону улицы. — Ммм... все равно зажимаешься, — недовольно вторит Чонгук, проверяя несколько получившихся снимков. После чего сам прикладывается о холодный мрамор, чтобы оказаться ниже Тэхена. — Расскажи что-нибудь тогда. — Чего тебе такое рассказать? — Не знаю... — Чонгук меняет несколько значений в матрице из-за пасмурной погоды. — Можешь пожаловаться мне на что-то... как ты это любишь... — Ладно, — тут же подхватывает интересную мысль Тэхен, несколько расслабляясь. — Помнишь, как я работал на американский продакшн в Тэгу? — Ага... это где ты в последний день бегал по студии и играл в прятки? — Чонгук делает еще несколько кадров, невольно заставляя улыбающегося Тэхена продолжать. — Так вот, — Тэхен прижимает согнутую ногу к телу и наклоняет голову. — Главный актер снял себе под жилье самый дорогой из возможных домов в городе... — Замри, — внезапно перебивает Чонгук. Тэхен тут же застывает на месте, пока тот делает еще несколько снимков. — Я потом еще проверил, — меняя позу, продолжает Тэхен, — это вообще дворец за двадцать миллионов долларов оказался. И вот он уехал обратно в свою Калифорнию, а его племянник пригласил нас всех туда на вечеринку. А я не люблю вечеринки, но думал, что понетворкаю хоть немного... — Понимаю, — улыбкой соглашается Чонгук, после чего тут же возвращается обратно к камере. — Но оказалось, что они просто тупо пришли туда, чтобы набухаться и обкуриться в жопу... даже достали где-то марихуану, запах которой я запомнил тогда на всю жизнь... — он неприятно кривит лицо мимо объектива, когда Чонгук жестом приказывает смотреть чуть в сторону. — Ну и это еще не все, каждый притащил туда свою шавку... словно вез прямо из США. — И что, ты впервые понял, что американцы любят своих собак больше, чем людей? — Тэхен хочет кивнуть, но внезапно сосредоточенный Чонгук жестом приказывает больше не двигаться. Обычно его удивляет, как Чонгук умудряется так резко менять свое настроение во время работы (словно его и не было), а что у него творится внутри в это время — тем более непонятно, но Тэхену хочется верить, что Чонгук такой же, как и все люди. Быть может, чувствует боль, а когда нужно — и искреннюю радость. Действительно улыбается, хотя и выглядит при этом всегда серьезно. Чонгука же удивляет, как Тэхен умудряется генерировать тысячи историй и ни разу при этом не повториться. — Я просто пол ночи умолял их держать своих псин подальше от меня, а ты знаешь, как собаки любят лезть к тем, кто меньше всего их любит... — продолжает Тэхен спустя несколько мгновений. — Мне замереть? — Нет, — безэмоционально осекает его Чонгук. — Продолжай. — Да я и сам не знаю, к чему я это рассказал... — смутившись, Тэхен заметно грустнеет, завидев, что на город постепенно опускаются сумерки, и в редких окнах начинает зажигаться свет, — просто как-то обидно было... еще и их избалованность, — он отвлекается от пассивного разглядывания ближайщих зданий и поворачивается в сторону размышляющего над чем-то Чонгука, — мечтать о дешевой пицце и забраковать шведский стол... — Ладно, — сдается наконец Чонгук, первый спрыгивая с возвышенности. Тэхен не сразу повинуется — успел нагреть жопу. А еще ему отчаянно хочется думать, что он ляпнул что не то, но он так привык к его характеру, что все равно не поверит, даже если Чонгук сам сейчас об этом заявит. — Слезай уже отсюда, меня нервирует этот парапет, — он берет того за руку и пытается перетянуть поближе к безопасной стороне. Относительно безопасной. — Еще можно успеть поснимать что-то до того, как на Таймс Сквер нельзя будет протиснуться. Тэхен наконец спрыгивает с мраморного выступа и, неудачно приземлившись на асфальт, отряхивает грязные ладони. Да и на джинсах теперь неплохо бы убрать вековой налет пыли.***
Уже на Таймс Сквер Чонгук накидывает капюшон — так лучше всего спрятаться от шума и мерцающих экранов — и прячет руки в карманах толстовки. Медленно идет вдоль улицы, стараясь не задеть сумасшедший поток людей. Не отрывающему взгляда от билбордов Тэхену же на людей наплевать: он каждую минуту умудряется с кем-то из толпы неловко сталкиваться и поспешно извиняться. — Красивая, да? — замечает очередную прошедшую мимо азиатку Тэхен. Оборачивается назад, взглядом провожаю девушку. После чего смотрит на Чонгука, словно в надежде, что тот тоже согласится. Но Чонгук реагирует не сразу. Выжидает несколько секунд, после чего притягивает Тэхена к себе и почти в ухо шепчет, что ему совершенно похуй. Тэхен закатывает глаза и, выпутавшись из легкой хватки Чонгука, отходит в сторону. — Или вот... — Чонгук уже привык к резким сменам тем в речи Тэхена. — Как это охуительно! Охуительно же? — он делает несколько шагов вперед и в попытке найти Чонгука, оборачивается, улыбкой заставляя того улыбнуться в ответ. — Ты когда-нибудь чувствовал это? Эту атмосферу?! У меня словно мурашки по телу от этого места... настолько оно тебя порабощает... — А это ты, что ли? — всматриваясь в беспокойного Тэхена, Чонгук случайно замечает и невзрачный билборд на самом углу. А кажется, словно специально. Щурит глаза, пытаясь убедиться, что зрение не играет с ним злые шутки. — Что? Где? — не понимает Тэхен. — Вон там, — Чонгук протягивает руку, но та тут же оказывается задетой проходящей мимо толпой людей. Он осторожно встряхивает кисть, словно в попытке избавиться от ноющей боли. После чего подходит сзади и бережно берет беспокойного Тэхена за плечи, всем корпусом поворачивая в нужную сторону. — Это же реально ты! — последнее звучит даже как-то излишне оживленно, и Тэхен замечает в голосе Чонгука несвойственное тому повышение. — О Боже, они уже это выставили, — и кажется, что ему реально за что-то стыдно. Неловко. Тэхен вертит головой и пытается спрятать смущение за широкой ладонью руки. Билборд как раз успевает смениться на рекламу женского белья. Так явно гораздо лучше. — Я выгляжу там, как идиот. Я то думал, что это всего лишь массовка... — Ты выглядишь милым, — заверяет Чонгук, продолжая всматриваться в уже темнокожую модель Виктории Сикрет, словно из-за этого она в ужасе сбежит с рекламного щита, заодно прихватив и свои никому не нужные здесь кружевные трусы. Быть может, даже вернет Тэхена. — Я выгляжу глупо, — настаивает на своем Тэхен, делая акцент на последнем слове. Отворачивается. — Играешь примерного семьянина? — с издевкой замечает Чонгук, когда через пару реклам нужный билборд повторяется вновь. Тэхен вновь разворачивается к рекламному щиту и не без улыбки принимает слова Чонгука. Смотрит, как сам же приобнимает низенькую рыжеватую конопушечную девушку — та прыгает рядом как в жопу ужаленная, и в глаза бьется охеренный контраст, хотя Чонгуку их пара даже кажется органичной. — Хорошо играешь, я почти поверил... — и еще улыбается так лукаво. Явно издевается. — Идиот ты, — Тэхен обиженно приобнимает Чонгука сбоку, пока тот убирает небольшой рюкзак с камерой в сторону, чтобы не мешал обниматься. Он недовольно смотрит на то, как его собственное счастливое лицо сменяется демонстрацией какого-то нового продукта от Гугла. — Мне даже заплатили как массовке, от силы пару сотен долларов. — Немного, — соглашается Чонгук, выпутываясь из цепких объятий. Начинает копаться в своем рюкзаке. — Но достаточно, чтобы стерпеть две секунды подобного позора своей жизни. — Ну и что ты сейчас собрался делать? — угадывает наперед его действия Тэхен. — Заснять тебя на фоне тебя же, — Чонгук на полном серьезе достает черную камеру и, наспех настроив параметры на ночную съемку, делает несколько шагов назад. Тэхен смущенно улыбается и вытягивает руку в попытке закрыть свое лицо, прежде чем окончательно сдаться и, отвернувшись, спешно выйти из кадра.***
Ближе к позднему вечеру их заносит далеко за пятьдесят девятую улицу, где Тэхен уверяет Чонгука, что они обязательно вернутся сюда зимой, когда откроется зимний каток. А Чонгуку хочется, чтобы эта зима никогда не наступала, потому что кататься на коньках он умеет также хорошо, как играть на барабанах — то есть, никак. Но Тэхен уверяет, что никогда не поздно успеть научиться. Оживленно пообсуждав как стоящий в пробке длинный лимузин умудряется держаться на четырех колесах, в отличии от того же автобуса с дополнительной парой, Тэхен решает (внезапно для самого себя же), что проехать несколько станций на метро куда лучше, чем полчаса переться обратно. Да и ноги не резиновые. Шесть долларов, конечно, жалко, но не настолько же... Зайдя в ближайщее метро — то как раз едет в нужную сторону, они садятся в первый приехавший состав. Все равно в мире нет ни одного поезда, который бы не остановился на сорок второй улице. Уже в вагоне целая скамья в углу пустует — еще ночью тут обоссался очередной спящий бездомный, и теперь это место все брезгливо обходят стороной. Пока кто-то не соберется и не уберет эти отходы не лучшей жизнедеятельности. Выбрав свободную скамейку прямо напротив двух парней, Тэхен плюхается в самую середину и тут же двигается в сторону, освобождая место Чонгуку. Тот все равно обходит с правой стороны — чтобы было куда облокотиться — и, заземлившись и прогнав Тэхена обратно в левую сторону, тут же вытягивает ноги, прикрыв усталые глаза. Тэхен же в это время с интересом наблюдает за двумя парнями напротив: те сидят, сцепивши руки в замок. Что-то в их действиях дает ему понять, что знают они друг друга совсем недолго — нет привычной раскрепощенности, как между ним и Чонгуком, — они ведут себя так, как вели бы себя парочки на первых свиданиях, еще не успевшие толком влюбиться и заодно заебаться от этой влюбленности. И о чем-то разговаривают, а парень слева еще и умудряется оживленно жестикулировать... совсем как... — Тебя никогда не напрягало, почему у всех... — Чонгук открывает глаза и вопросительно смотрит на Тэхена, что с какой-то легкой неприязнью рассматривает парочку напротив, — абсолютно всех пассивов, — продолжает он, сделав акцент на первом слове, — такие уебищные женские голоса?... вернее нет, — он поправляет себя, заметив, что один из парней напротив тоже уставился сейчас на Тэхена — понять они их все равно не смогут, ведь Тэхен задает этот вопрос на корейском, — их манера говорить... они словно делают это специально, вне зависимости от менталитета или страны. Пассивные геи везде одинаковые, — с грустью заключает он. — Хочешь сказать, что у тебя тоже странный голос? — смешком отвечает Чонгук, поднявшись на пятую точку. Тэхен эту издевку терпеть не собирается, поэтому тут же пребольно толкает Чонгука в бок, что тот на мгновение заваливается на правую сторону, но вовремя успевает припасть на ладонь и быстро возвращается обратно в вертикальное положение. — Эй, я не хотел тебя обидеть, — правда звучит это не как искреннее извинение — они в таких отношениях, когда обижаться на что-то безумно сложно. — Ну конечно... кто вообще сказал, что я пассив? Чонгук продолжает ехидно смеяться, правой рукой прикрывая рот и тем самым привлекая внимание второго парня, сидящего напротив, что на мгновение поднимает голову с плеча своего любимого. Как-то сонно осматривается вокруг, бесцельно останавливаясь на Чонгуке. Тэхена это уже начинает напрягать. Он тоже внимательно смотрит на Чонгука и, недолго думая, успевает показушно схватить того за руку, переплести пальцы и поднять сцепленные в непрочный замок руки. Чтобы обязательно заметили и это. — Пускай не думают, что мы, азиаты, все такие правильные и послушные, — самодовольно комментирует себе под нос свое действие Тэхен. Чонгук не без улыбки смотрит на эту картину, а также на то, с каким остервенением парень напротив прячет свою голову обратно в плечо парня. Легко заметить, что он пытается таким действием спрятать в складках куртки и свою усмешку. Потому что Тэхен реально смешной... дурачок такой... забавный... Чонгук сам бы смеялся с утра до ночи, только вот хорошенько выспится для начала. — Ну и к чему это? — уже на станции решает разбавить это нелепое молчание Чонгук, но не пытается выбраться из цепкой хватки. Тэхен не знает, что ему ответить, поэтому просто глупо и как-то задумчиво улыбается в ответ. — К тому, что я ситуативный пассив... — Тэхен крепче сжимает свою руку, — а еще у нас сегодня тоже вроде свидание... — У нас... — с издевкой тянет Чонгук, — свидание? Ну и ну, а почему я не знал об этом? Оделся бы получше... — Потому что ты неромантичный, — наблюдая за сидящей напротив парой, они чуть не пропускают свою остановку. Чонгук вырывает свою руку и быстро поднимается, жестом приказывая Тэхену поспешить. Последнего даже прижимает дверьми, но те открываются вновь, почувствовав препятствие в виде резинового носка кедов. — А я не против был еще немного пройтись, — он догоняет Чонгука уже на порожках перехода. Тот смотрит в приложении, какой из двух автобусов приедет быстрее. — Мне завтра работать, я и так изъебнулся сегодня как мог... ты уж меня прости... — последнее звучит скорее как извинение. Тэхен тушуется. — Триста седьмой, пойдем. Тэхену тяжело поспевать за Чонгуком. Потому что когда тот устает, у него появляется недюжинная энергия... чтобы поскорее добраться до дома и свалиться спать. Уже в длинном переходе Тэхену удается поравняться с Чонгуком, прежде чем внимание его не забирает парочка танцующих тут же, на выходе из перехода, клоунов. Скорее всего неудавшиеся актеры театра, что переживают не самые лучшие моменты собственной жизни. Тэхену точно бы не хотелось оказаться однажды на их месте. Никогда. Впрочем, он не успевает зависнуть в депрессивных мыслях. Пробежав мимо держащего входные двери в надежде получить хотя бы четвертак маргинала, он ровняется с Чонгуком и вновь отвлекается на неспешно хромающую навстречу женщину с младенцем, что пристегнут спереди сумкой-кенгуру. Та отрешенно разговаривает по телефону, а ребенок словно... — Так странно, — вновь подмечает Тэхен. — Если кто-то бросится на нее с ножом, то первым делом пырнет в живот... — Чонгук наконец неохотно поворачивает голову в левую сторону и тоже замечает идущую мимо них женщину. — То есть он как щит, получается? — в любое другое время Чонгук бы рассмеялся тому, с какой серьезностью Тэхен рожает свои странные умозаключения, но сегодня он слишком затрахался, чтобы адекватно реагировать на подобные комментарии. Поэтому просто слабо улыбается, увлекая Тэхена за собой на эскалатор и проталкивая на ступень выше. Тот все равно поворачивается назад и оказывается почти на голову выше Чонгука. Смотрит в уставшие темно-карие глаза — ведь у Тэхена радужка скорее золотисто-ореховая, благодаря приятному смешиванию рецессивных генов — и пытается легонько цепляться пальцами за карман черной толстовки Чонгука. Маскируя свое желание прикоснуться к нему, ведет к шнуркам у капюшона, несильно тянет те на себя и тут же отпускает, прежде чем Чонгук успеет заметить и показать какое-либо недовольство. Тот лишь сладко зевает и почти спотыкается у самого конца эскалатора, чем смешит Тэхена. Автобус едет домой наполовину пустым. Вот только извечных пробок на выезде из тесного туннеля это все равно не отменяет — в его моргающих огнях Чонгуку легко схватить приступ эпилепсии, вот только тот полностью увлечен фотографиями и на мерцающие огни даже не реагирует. Когда автобус выезжает на трассу, Тэхен отворачивается обратно к окну, где капли только что начавшегося сильного дождя обильно стекают по стеклу. Он фокусирует свой взгляд, чтобы зачем-то улавливать в осевших лужицах собственное отражение. И сам не понимает, как успевает задремать, устав смотреть на медленно ползущие по широкой дороге машины. На вечерний самолет, что идет на посадку, где его пассажиры сверху наверняка видят медленно ползущих по скользкой трассе Тэхена и Чонгука. На то, какими зловещими в темноте кажутся бетонные здания и дешевые, дощатчатые дома с облупившейся краской, построенные словно в конце прошлого века.***
Уже из автобуса Чонгуку приходится тащить Тэхена на себе. А как жаль: любитель прикидываться спящим в этот раз реально заснул, словно в надежде действительно раз и навсегда проехать собственную остановку. Входная дверь открыть удается с трудом: ту силой ветра тянет обратно — наверное, постарался сквозняк от незакрытого Тэхеном окна. Тут же захлопнувшись прямо у них под носом — почему-то это забавляет Тэхена, что, прислонившись виском о холодную стену, сейчас негромко ржет, пока Чонгук пытается сонно попасть в замок двери. Он не разделяет его веселья (хотя в глубине очень даже разделяет, слабо улыбаясь, просто в их семье роль лошади отведена Тэхену, а ему для схожего энтузиазма не достает нескольких часов сна). Ну или ему не двадцать пять, а все тридцать пять. Хотя Тэхен и в тридцать пять будет скакать как горный козел. Такой вот характер. Убрав камеру подальше (и понадежнее от Тэхена, уже плавали) он запрыгивает на кровать. Тэхен в это время громко возится с чем-то на кухне, и под шум воды лента новостей читается особенно интересно: где-то текст превращается в его призрак, когда Чонгук понимает, что в полудреме читает уже совершенно непонятные ему вещи. Вновь проснуться его заставляет Тэхен; судя по тому, что тот отвечает ему, кажется, они даже вели какую-то оживленную беседу все это время. Молодец, Чонгук. Уже выработал для Тэхена защитную автономную систему общения во время отключки. — Чего тебе? — не понимает Чонгук. Тэхен от этого потупленного взгляда делает паузу — словно пытаясь осознать, что разговаривал эти несколько минут не совсем с Чонгуком, после чего хитро прищуривается, снимает с себя куртку и оставляет ее на спинке офисного кресла. Чонгук лишь успевает догадаться, о чем возможно шел разговор. — Ну нет, нет, нет... — умоляет он, когда матрас прогибается от ловко запрыгнувшего на него Тэхена. Отворачивается в сторону. — А жопу свою ты мне не подставляй, — его белая растянутая футболка съезжает в сторону ключиц. Рывком поправив ее, Тэхен показушно обижается, залезая на спину Чонгука. Укладывается так, словно медвежонок на спине у матери. Тяжелый такой медвежонок. — У тебя месячные сегодня? Не дашь? — что-то в голосе Тэхена отдает обиженной наиграностью, пока он пытается раскачиваться из стороны в сторону прямо на Чонгуке. — Не дам, — не сдерживая смеха, отвечает Чонгук. Из-за тяжести на спине смех получается грудным, сдавленным. — Я реально устал для этого, — он наконец сталкивает Тэхена с себя и на любые его попытки залезть обратно пытается отбрыкиваться ногами, пока тот не начинает щекотать Чонгука за ступни. — А если я сверху? — Тэхен ловко втискивается между бедер и, имитируя проникновение, жадно целует куда-то под кадык. Чонгука вновь пробирает на смех от его нелепых фрикций, и он, с наслаждением расчесывая пальцами взлохмаченные волосы Тэхена, поднимает его голову, чтобы чувственно поцеловать того в приоткрытые и влажные от собственной слюны губы. Тэхен улыбается в поцелуй и тут же понимает, что это означает «нет». Потому что когда это означает «да», Чонгук целуется иначе. — Все-все, я уже кончил... — через смех он укладывает голову Тэхена на грудь и гладит мягкие от кондиционера волосы, оставляя на пальцах еще свежий аромат яблока. Разве что слегка смешавшийся с прохладной улицей. С запахом пряного риса из многочисленных фургончиков с индийской едой. Чувствует, как тот пытается отдышаться после своего безумного номера. Усмехается. Действительно глупый, ведь если он будет так дрыгаться взаправду, то его хватит максимум на пару минут. — Давай когда-нибудь в следующий раз, хорошо? — Не убивай меня тогда утром, — уже сонным голосом шепчет Тэхен, и в то же мгновение заставляет Чонгука забыть, что человек умеет дышать. Проходит несколько минут, прежде чем он пытается осознать всю тленность ситуации. Толкает Тэхена, но тот не реагирует. — Тэхен, иди спи к себе... — Я с тобой только пока не усну, потом спихну тебя все равно, — недовольно бурчит Тэхен; последние слова Чонгук понимает запоздало. Хочет улыбнуться, но слишком устал даже для этого. Перекатывается в кровати вместе с Тэхеном, и тот с тяжелым выдохом оказывается прямо под Чонгуком. Открывает глаза, и с какой-то призрачной надеждой тянется к привставшему Чонгуку. Крепко вцепившись и повиснув на шее, приподнимается следом. — Иди давай... — Чонгук эту нецепкую хватку тут же разбивает, — у меня месячные... а то сейчас еще заплачу... — Ладно-ладно, — сдается Тэхен и, немного поленившись, наконец встает с кровати, недовольно топая к себе. Уже в комнате он закрывает оставленное с утра окно, широкий подоконник которого обильно залит водой. Топить в этом году начали уже в сентябре, что абсолютно глупо — духота оставалась, подними ты хоть единственное окно в комнате на всю. Заодно улавливает сверху знакомый и ненавистный ему запах пердежа скунса. Этот запах сгнившей соломы, перемешанной с навозом, который еще и любят поджигать. Пока Тэхен морщит нос, на улице безбожно промокает оставленный кем-то белоснежный матрас — и странно, почему вообще выкинули. Он с минуту смотрит на это: на то, как под уличными огнями, впитав достаточно влаги, согнулся его каркас. Локти Тэхена тоже впитали достаточно влаги и пора бы уже протереть подоконник от грязи и лечь спать, но Тэхен решительно собирается исполнить только второе. Плюхается в незаправленную с утра постель и, спрятав голову под одеялом, лишь утыкается в телефон.