Север помнит

      Тайвин остановил быстрый бег письма по длинному свёртку бумаги и нажал до хруста кончиком пера, оставив некрасивое пятно. Упрямый Мормонт требовал разрешения прибыть лично в Красный замок. Для этого требовалось разрешение короны. Старый медведь опаснее стаи волков. Его Милость отказывал ему уже в восьмой раз. Вороны в башне не успевали отдыхать. Сир Джиор грозился прибыть лично, без всякого разрешения. Неужели бесчестие одного Дозорного настолько всколыхнуло сердце островного шатуна? Хотя, какое бесчестие! Стать лордом Ланнистером, пусть и настолько необычным способом, для мужчины — неплохая перспектива. И многие за это готовы не только всего-то разделить с королём ложе. В конце концов, неужели лорды Севера надеялись, что он позволит ублюдку Старков плодиться? Как бы то ни было, Лорд командующий не должен выезжать из Чёрного замка. Его приезд принесёт с собой проблемы. Тайвин вытянул новый лист и макнул чернила другим пером. Сощурившись, он посмотрел на синеющее с рассветом небо, поджал сухие губы и заскрипел пером по бумаге. Рабочую тишину комнаты десницы нарушил только шорох открываемой двери и раздражающее, старческое шарканье. Пицелль должен был прийти к королю ещё два часа назад и сейчас вынужден остаться ждать; переминаясь с ноги на ногу, звеня цепями и кряхтя возле кованых металлических створок с изображением рыкающего льва. Приближаться ближе было не велено. Тайвин не переносил старческого духа. Перетянув жгутом свернутую бумагу и закрепив её своей печатью, король поднял глаза на Пицелля и молча показал ему послание. Приволакивая ногу, мейстер неторопливо приблизился к столу десницы, попутно обшарив плоскость быстрыми глазками. И встретился с ледяным, немигающим взглядом Тайвина. — Я отнесу это в воронятню. Остановившись в метре от стола, мейстер потянулся за свёртком, ломая спину. Король остался недвижим, лишь жёстче сжал другой рукой ствол пера. Того гляди влупит в глаз, надменный кот. Вытянувшись до предела, Пицелль всё-таки смог кончиками пальцев забрать свёрток из рук короля и быстро, с хрустом позвонков, выпрямился, потому-что отчётливо услышал, как Тайвин сломал перо. — Что-то ещё угодно, Ваша Милость? Дворцовый этикет требовал спрашивать о желаниях короля, а также надеяться, что полтора метра от стола достаточная дистанция для выживания. Ох, да неужели чёрноволосый мальчонка настолько произвёл на него впечатление, что старый вояка Ланнистер готов пуститься в погоню, бросив трон? Лучше б к Бейлишу сходил. Гордые лорды Севера всё равно уже не примут беглого Сноу как своего правителя. Не после того, что увидели. Осядет мальчик на Стене и все забудут о нём. Если вообще доедет. Непонятно, с чего он так ярится и писчие принадлежности портит. Тайвин отложил сломанное перо в сторону и, не меняя выражения лица, проговорил: — Вон. Пицелль поморгал голыми веками и, развернувшись, медленно зашаркал к выходу. Всё-таки Ланнистеры во власти — отвратительнейшие люди. Тайвин поднялся и подошёл к стеллажу с книгами по истории. Взяв за корочку одну из них — малоприметную —, он раскрыл страницы и вытряхнул оттуда на ладонь знак десницы. Джейме уже должен был получить послание срочно прибыть из утёса Кастерли, и, если не станет мешкать, то приедет к закату следующего дня. Рукоположить его стать десницей по всем правилам, пусть и временно, было некогда; король слышал, как за окном начали выстраиваться солдаты, подгоняемые офицерами. В башню десницы заглянула Серсея. Выспавшаяся, опрятная и в прекрасном настроении. Она не могла скрыть своего торжества, когда сочувствовала потере любимого отца. Серсея уселась в кресло десницы, как бывало в детстве, и ладонью стряхнула несуществующую пыль со стола. Интересно, чему она больше радуется? Тому, что Джон сбежал, подставив репутацию короны, или тому, что брат едет в Королевскую гавань… Тайвину не хотелось верить этим отвратительным слухам. Но без брошенного камня нет на воде кругов. Трон займут только законные наследники мужского пола. С чем, он надеялся, ему пособит Серсея и её третье замужество. У Джейме родились близнецы-девочки. — Мы всё должны делать ради семьи, — начал издалека Тайвин, зажав знак десницы в кулак за спиной. — Семья — это то единственное, что останется после нашей смерти. Она подняла глаза и повела ими по потолку. Эти предложения, кажется, были первыми, что она связно произнесла, когда научилась говорить. Раньше, чем Джейме, что показательно. Тайвин заметил рассеянную заинтересованность дочери и сменил тему. Всё же со сбором приданого нужно поторопиться — Мартеллы утомились ждать. — Джейме приедет сюда с одной целью. Быть десницей в моё отсутствие. — О, — Серсея выгнула красивую бровь. Сейчас бы налить рубинового вина в хрустальный бокал, воздеть руку на прощание и пожелать счастливого пути. На все времена. Желательно, не поднимаясь с кресла десницы. Лакированная столешница отблескивала красными рассветными лучами на девственно чистой и пустой поверхности. Серсея изо всех сил сдерживала дёргающиеся в улыбке уголки губ. — Лёгкого пути и наискорейшего возвращения, отец. Львята быстро выросли и начали кусать за пятки льва. Её золотистая головка прекрасно будет смотреться на фоне песчаных холмов Солнечного копья. Нужно поскорее вернуть беглого волчонка и отыграть ещё одну разорительную свадьбу. Он надеялся, что более удачную, чем его собственная, и Серсея не сбежит из жгучих объятий юного принца дорнийского в утёс Кастерли, чинить расправу над молодухой своего брата. — Буду надеяться, что к нашему возвращению мы не увидим пылающего огнём Красного замка, дочь моя. — Мы? — Я и лорд Джон. Он подошёл и положил на край стола знак десницы. Серсея проследила за его плавными движениями. Она единственная понимала, что отцом движет не только репутация короны и честь семьи. Опьянённый скорой добычей хищник. Вот же, воистину; седина в бороду — бес в член. Тайвин оставил башню десницы и пружинистой походкой вышел на площадь, где его ждал королевский охотничий отряд с псарями и лучший конь…       Утренний туман, смешиваясь с дымом далёких костров, медленно плыл, переливаясь волнами меж кривых стволов тонких деревьев, почти полностью скрывал густые ветки колючих кустарников. Отовсюду мерещились звуки: шаги, шуршание, скрип — ночная жизнь засыпала, и пробуждались дневные существа. Ночной дождь приглушал стук копыт коней и не нарушал безмятежного течения времени в лесу. Позади, выстроившись в колонну подвое молча шли рекруты, стараясь не отставать от восьмерых всадников в чёрном. Замыкала шествие повозка с провизией, запряжённая двумя конями. Скот и большую часть припасов пришлось оставить в Росби; вырвавшихся на свободу рекрутов не смогли сдержать даже мечи братьев Дозора. Бывшие воры и убийцы быстро скооперировались, поделили запасы и начали безумствовать в городке. Всего за одну ночь больше половины домов полыхали в пожаре, а люди в ужасе бежали. Оставили город и братья Дозора; человек десять рекрутов, не участвовавших в погромах, изъявили своё желание поехать с ними на Стену. К рассвету по королевскому тракту к Росби подъехал сир Аллисер с Джоном. Выслушав доклад об учиненных беспорядках, Аллисер помрачнел и на какое-то время застыл, пустым взглядом смотря на дорогу. Потом, почесав колючий подбородок, он вздрогнул и поморщился на свой бок с запёкшейся кровью на одежде. Съехав с тракта, он осмотрел людей и приказал собрать оставшиеся припасы, лошадей и выезжать немедленно на Стену. Сам же развернул коня и двинул за городские стены, въехав в настежь распахнутые, не охраняемые ворота. — Ты как? — спросил один из братьев, когда подъехал к Джону. По королевскому тракту уходил отряд из рекрутов с сопровождением. — Не ранен? — Со мной всё в порядке, — Джон, не отрываясь, смотрел как дым, раздуваемый ветром, стелется от ворот на тракт, то и дело открывая остовы чадивших лавок и домов. — А вот сир Аллисер ранен. — Видим, — мужчина похлопал своего коня по шее, успокаивая. — Как насчёт вчетвером завалить его и обработать рану? Джон скривился, но усмехнулся. Плохая идея, но настроение улучшилось. Всё ещё не верилось, что стены Красного замка остались позади. Его страх, его бесчестие. Эти ужасные останки его родных на кольях, воткнутых в стену. Тайвин обещал не снимать их, покуда они могут вызывать в Джоне такую реакцию. Его дьявольский лев с бесцветными, прозрачными, как вода, глазами. И этот… тот, кто его ненавидел за одно существование. Взаимно. Идёт напролом и вытаскивает его из лап льва. Закрывает страницу жизни, как дурной сон. — Он вас зарежет, ребята. Обезумевшая от ожогов собака, захлёбываясь хриплым скулежом, выскочила из ворот и на трёх лапах унеслась по дороге прочь, поджимая опалённый чёрный хвост. Сразу же за ней в мареве дыма показалась фигура бегущего человека. Тот нёсся, спотыкаясь, поднимал облачка пепла под ногами и всё время оглядывался. Заметив всадников, он замахал руками, что-то крича и кашляя. — Копчёные яйца тенна, это же одноглазый Седрик! — присвистнул муж Дозора, разворачивая удобней лошадь. — Что? Кто? — Это он подговорил людей начать бунт, когда сир Аллисер уехал. Мы хотели уже выступать на тракт, согласно приказу, но тут рекруты взялись за топоры и вилы. Говорил я, что нужно было сковать сволочей, да Элис какой-то дёрганный был и не отдал распоряжения. Смотри-ка! Сквозь рассеянный дым рысью выехал всадник в чёрном, с мечом наголо. Блеснув лезвием в одной руке, Торне хотел с размаху снести выродку его дурную голову, но чёртов выблядок вовремя упал мордой в землю, закрыв руками затылок. Пришлось спешиться и добить трясущегося ублюдка ногами. Меча он был не достоин. Отдышавшись и сплюнув на труп, сир Аллисер ухватился рукой за поводья и шагом приблизился к ожидающим его людям. — Что встали, зимы ждёте? — Вас ждём, — ответил Дозорный и указал рукой на чёрное пятно на боку мужчины. — Сир Аллисер — вас задело. — Зря надеешься, что сдохну, Боров рыжий! Дозорный, действительно огромного роста и солнечно-рыжий, вздёрнул квадратный подбородок и вытаращил круглые, как у лесной совы, зелёные глаза. — Надо осмотреть рану, — мрачно ответил мужчина и спрыгнул с пошатнувшейся лошади. — Могу сделать тебе такую же, — огрызнулся Торне и поднял плечи, — будешь всю дорогу любоваться! Отойди. Но бородатый Дозорный был непреклонен и Джон, скорее всего, единственный раз в жизни, смог стать свидетелем того, как Торне стушевался и побледнел, отступая. Он тихо пустил свою лошадь шагом и перекрыл путь отступления для Аллисера, перегородив круп его коня. Мужчина, неожиданно для себя, ткнулся спиной в стремя и зло обернулся на Джона. Ещё двое всадников обошли с фланга, окончательно тесня исходившегося отборной бранью Торне. Короткая команда «вали» прозвучала одновременно и три всадника, не сговариваясь, свели коней вместе, зажимая рыцаря. Рыжий Боров, уклонившись от взмаха стилета, подмахнул под руку, и перехватил Аллисера поперёк груди, заваливая на землю. — Что вы делаете, грязные шлюшьи сыны? — Прости, Элис, — буркнул рыжий здоровяк и занёс пудовый кулачище. По лицу Аллисера прошла судорога. — Как ты меня… — но договорить Торне не успел. Тяжёлый хук в челюсть, если не раскрошил ему оставшиеся коренные зубы, то точно отправил его в сон-страну с множеством неумелых, пухлых рекрутов. — Я ж его давно знаю, — пожал плечами Боров и ласково потрепал кудряшки на болтающейся голове Аллисера. — Этот, пока его не вырубишь, не даст даже помочь кишки вправить. До чего упрямая скотина. А в детстве, наверное, был сущим ангелочком. — Да, только мамаша не всегда рожу от жопы отличала. К счастью, рана оказалась ровной и довольно чистой, пусть и кровяной. Тощий, слеповатый на один глаз и никогда более двух слов за раз не говорящий, брат Дозора, кропотливо сводил края кожи и зашивал рану крупными стяжками. Джон сидел неподалёку и разминал поданные ему в кружку сухие травы с водой, которые отчего-то воняли плесенью. Он часто поднимал голову, стряхивая со лба прядки волос, смотрел на засевшего возле тракта Борова и прислушивался по сторонам. Аллисер раскатисто храпел. Иногда подёргивая ногой, будто-то кого-то яростно пинал. Где-то за спиной, спрятанные в тени леса, тихо фыркали их кони. Перестук копыт по дороге, лай гончих. Все разом напряглись и замерли: Боров залёг в кусты, одноглазый Дозорный прикрыл тряпкой рот Торне, Джон скатился на землю, стараясь стать менее заметным. Лошади были привязаны подальше, и с ними остался четвёртый брат, можно было надеяться, что зрелище разорённого Росби привлечёт больше внимания всадников и они сразу двинутся в город, чтобы уничтожить восстание. Но отряду красных плащей было всё равно на дымящиеся развалины и труп человека, лежащий чуть дальше скрипящих от горячего ветра створок ворот. Они проехали ровным, неспешным шагом. Молча и почти бесшумно. Собаки затихли, потеряв след в пепле. Двадцать пар, тридцать. Джон устал считать — их было слишком много, будто войско шло на войну. Он открыл рот и перестал дышать; руки задрожали, и он вцепился пальцами в кружку. Белые плащи. Семь всадников. Белый, поджарый конь. Алый плащ. Дьявольский лев на охоте…