Расплата за любовь

      Теперь и место есть, и время Былое вспомнить неспеша, Ах, поделиться бы со всеми, Как жизнь чертовски хороша. Листва под солнцем золотится, Синеют ярко небеса, Приятно жизнью насладиться, Когда до смерти два часа!       Целых два часа, чтобы насладиться жизнью, выпить последний бокал вина, отведать баранью ногу, что так аппетитно сейчас лежит на широком блюде, и вспомнить, как говорится, всё. Как жил, как любил. Особенно любил, пылко, страстно, и, как оказалось, единожды и до последнего вздоха. Здесь, в сырой темнице с единственным окном на высоте около трех метров над землей, в котором отчетливо виднеется темное небо, вспоминалось все особенно четко. Он любил, посмел полюбить, да не кого-нибудь, а молодого польского князя, потомка благородного рода, и теперь за эту любовь его ждала расплата: на рассвете его повесят.       Приятно жизнью насладиться, Когда до смерти два часа!       Нет, ему, Арсению Попову, обычному помещику, живущему на окраине Решеля, просто не повезло влюбиться в князя. Умереть не стыдно, когда знаешь, что твоя любовь была взаимной, красивой, но жаль, что недолгой. И Попов не боялся умереть, ведь за такую любовь умереть не страшно.       Кроваво-красное вино и ужин — последнее желание приговоренного к смерти; о чем еще можно мечтать! Пожалуй, только о зеленых глазах, пронзительных глазах, о длинных аристократических пальцах, унизанных кольцами молодого князя.       А ночь чудо, как хороша! Почему он раньше этого не замечал? Вероятно, времени не было. А запахи какие! — и даже сырость, пропитавшая стены темницы, не может перебить запах свежескошенного сена и трав. А вместо музыки где-то недалеко капает вода, — кап, кап, кап, кап — словно отсчитывает минуты его пребывания здесь, на этой грешной земле. Темноволосый мужчина выдыхает, одергивая край потертого камзола, и на миг прикрывает глаза. Капает вода, тихое ржание лошади, каменная крошка сыплется ему под ноги, и Арсений поднимает голову вверх.       Кажется, к нему гости — кто в полночь станет лезть в окно, когда есть двери? Друзья или враги. Окно узкое, но это не преграда для того, кто решился этой ночью навестить приговоренного к смерти. Арсений делает несколько шагов назад, из оружия — только огромная баранья нога, и он крепче зажимает ее в ладони. До смерти еще слишком рано, еще не рассвет, он имеет право насладиться последними часами.       Темная высокая фигура влезает в окно, ловко спрыгивает наземь, а затем оборачивается:       — Что, ужин невкусный? — раздается насмешливый голос, и баранья нога едва ли не падает на пол. — А как вино?       — Вино такое, как вы любите, ваше высочество, — Арсений склоняет голову, и темный силуэт делает несколько шагов вперед. Из-под плаща показывается длинная худая рука, тонкие цепкие пальцы хватают мужчину за ворот рубашки и притягивают ближе.       — Разреши, я попробую, — шепчет тихо, и в свете нескольких свечей видно, как блестят зеленые глаза. Молодой юноша наклоняется, приникая к губам мужчины, целует, нежно, осторожно пробует на вкус, смакует.       — Безумец! Зачем, зачем? — Арсений сам притягивает мальчишку ближе. — Это опасно, Антон…       — Я знаю, но я должен был тебя увидеть. Прости меня — я не могу ничего сделать, отец в бешенстве и не намерен дарить нам свою милость, это из-за меня ты здесь, из-за меня завтра тебя… — светловолосый юноша замирает, обнимает возлюбленного за шею крепче, вдыхает носом запах его волос.       — Ну что вы, ваше высочество, не вините себя, — тон Арсения шутлив, но, похоже, парню не до смеха.       — Не называй меня так!       — Мой господин сердит, — Арсению по-прежнему весело, и Антон толкает его плечом.       — Прекрати! Слышишь? Если тебя повесят, я жить не буду — я вздернусь на лучшей отцовой конюшне или утоплюсь!       — За все приходится платить, даже за любовь. Я не сержусь и никого не виню. Я любил и люблю, и это самое лучшее, что могло со мной случиться.       — Расплата за любовь слишком жестока, — юноша качает головой и выдыхает, кутаясь в плащ.  — Как у тебя тут холодно…       — Иди ко мне, я тебя согрею, — раздается следом, и темноволосый мужчина протягивает руку, а затем легкое дуновение ветра гасит податливые свечи, и в тишине слышится шорох плаща, звон падающего бокала и тяжелое дыхание, переходящее в хриплые стоны, а еще слышится, как капает вода. Кап, кап, кап, уходят секунды, минуты, но для двоих любящих и минута в объятьях друг друга как целая жизнь, ведь на рассвете им придется расстаться навсегда.       Небо постепенно сереет. Антон спешно накидывает на себя плащ и вновь притягивает мужчину к себе.       — Я что-нибудь придумаю, обещаю, я… я люблю тебя, слышишь?       — Я люблю тебя, живи и помни меня, — Арсений нежно проводит пальцами по острым скулам и щекам, наслаждается последними секундами.       — Нет, нет, я знаю один способ… Так можно, я не дам им…       — Уходи, — мужчина хмурится, отталкивая от себя парня. — Уходи, я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, слышишь? Уходи!       — Арсений…       — Уходи, — голос Попова полон отчаяния. — Иди, иначе я позову охрану, и тебя уведут силой!       — Я не позволю… — светловолосый юноша решительно качает головой, а затем с легкостью подпрыгивает вверх, что с его ростом не составляет особого труда, хватается за один из уступов, подтягивается, а затем исчезает.       Арсений остается один, еще какое-то время прислушивается к звукам извне, а затем медленно оседает на пол. Перед глазами все еще трепещущееся тело молодого юноши, которое этой ночью, словно свеча, плавилось в его руках, а губы все еще помнят каждый поцелуй. Этого слишком много для невероятного счастья, клокочущего в его груди. Теперь не страшно и на эшафот, теперь ничего не страшно!..       За ним приходят, когда первый луч проскальзывает в серую темницу, зачитывают приговор, в котором ясно сказано, что он пытался покуситься на потомка знатного рода. Попову смешно и грустно одновременно —если бы они, все эти невежды с саблями и мушкетами, знали, что попытка удалась, его бы наверняка расстреляли на месте. Но они не знают — тем лучше. Пленнику связывают руки за спиной, а затем грубо толкают на выход из темницы. Свет слепит глаза, а его тянут дальше, грубо толкают, в какой-то момент бьют наотмашь прикладом в живот, и темноволосый мужчина, сцепив зубы, сгибается пополам, но его снова толкают вперед. На площади многолюдно, весь городок пришел поглазеть на то, как вешают человека. Развлечение так себе, конечно, но, похоже, многим нравится…       Арсений медленно идет сквозь живой коридор, изредка поглядывая на безразличие в глазах толпы. В какой-то момент видит обеспокоенные карие глаза его товарища Сергея — он тоже в этой толпе, но что-либо сделать и он не в силах.       А впереди виднеется эшафот с виселицей. Петля качается на ветру, и от этого немного жутко, но не страшно. Семь ступеней, еще несколько шагов. Арсений оборачивается, и его сердце замирает, когда в толпе он видит светлую макушку — парень возвышается над толпой, закутавшись в плащ. Дрожит то ли от холода, то ли от волнения. Глупец! Зачем он здесь? Меньше всего Арсению сейчас хотелось видеть отчаянье в ярких изумрудных глазах. Невдалеке в карете сидит князь. От взгляда старшего Шастуна мороз по коже, и Попов ежится, отворачивается, его толкают ближе к краю, одним движением накидывают петлю на шею, и в лицо темноволосому мужчине бьет запах смерти. Становится нечем дышать, и мужчина сглатывает тугой комок в горле, а затем прикрывает глаза.       Тишина, зловещая тишина, хриплый голос палача о чем-то спрашивает, насмешливо, скорее для проформы. Еще секунда — и все закончится…       — Нет! — раздается истошный крик, и Арсений вздрагивает, открывая глаза.       Растолкав толпу, высокий светловолосый парень запрыгивает на эшафот:       — Нет, вы не сделаете этого. Он мой, — разносится по площади, и толпа, ахнув, замирает.       — Чего ты добиваешься? Вернись в карету живо! — высокий мужчина с холодным взглядом выходит на середину площади, и толпа вокруг расступается. — Я приказываю — Антон, вернись в карету!       — Приказываешь, — Антон усмехается и закрывает собственным телом стоящего в петле. — Я сделал свой выбор — ты сам говорил, что по обычаям, если кто-то вступится за приговоренного к смерти, его должны помиловать!       — Гаденыш! Вернись в карету, иначе… Иначе я лишу тебя титула, я лишу тебя…       — Плевать! Плевать на титулы, плевать на всё! — рычит Антон и вынимает из ножен свою шпагу. — Дмитрий, Илья!       — Я здесь, я здесь, Шастун, — у подножия эшафота материализуется невысокого роста парень в сером камзоле и, так же вынув шпагу, направляет ее в толпу.       — Я позавтракать не успел, — выдыхает здоровяк в черном плаще из первых рядов и достаёт из кобуры мушкет. — Кому тут голову откусить?       — Прекрати этот цирк! — рычит мужчина, качая головой. — Несносный мальчишка! Он не даст тебе ничего, погубит, а ты… Ты наиграешься — но будет поздно!       — Антон, что ты делаешь? Опомнись… — шепчет Арсений, и парень оборачивается, пересекаясь с ним взглядом, а затем одним взмахом шпаги перерезает веревку с петлей на шее мужчины и вновь разворачивается к толпе.       — Прекрати, ты ничего не понимаешь! Я еще раз спрашиваю: ты помнишь обычаи?       — Вас перестреляют, как собак, по щелчку моего пальца. Про обычаи он вспомнил! Они на тебя не распространяются, — ухмыляется князь.       — Значит, я умру! За все приходится платить, ведь отдать приказ убить собственного сына для тебя ничего не стоит! — Антон делает шаг назад, нащупывая пальцами чужую ладонь.       На мгновение над площадью повисает тишина, а затем мужчина усмехается и коротко кивает головой.       — Помилован, — хрипло раздаётся в следующий миг, и над площадью катится радостный гул, перерастающий в бурные крики.       — Бежим! — Антон толкает Арсения в плечо, и они скрываются среди толпы.       — Ваше высочество, догнать? — стражник, подошедший к князю, склоняет голову.       — Пусть катятся! Проследи, чтобы до полудня они покинули город: предателям и бесстыдникам здесь не место. В случае неисполнения приказа повесить…всех, — чуть помедлив, добавляет мужчина.       — Как прикажете, — вновь кланяется стражник и исчезает невидимой тенью.       — Арсений, сюда, сюда, — какой-то темноволосый парень машет рукой, и четверо бежавших юркают в ближайшую подворотню, а затем на крыльцо скрытого от чужих глаз домишки.       — Это кто? — хмуро косится на парня здоровяк Илья, и Арсений вздыхает:       — Это свой… Это Сережа.       Мгновения тишины, вкус свободы. Арсений все еще не верит, что все вот так для них легко закончилось. Горло все еще сдавливает невидимая веревка, а запястья все еще ноют. Со двора раздается какой-то шум, и здоровяк Илья входит в комнату, косится на сидящего на продавленной кровати Арсения и подходит к Антону, что-то шепчет, кивает, а затем уходит.       Они остаются наедине, и юноша кидается мужчине на шею. Обнимает крепче, целует губы, щеки, прижимается губами к его запястьям, и Арсений отворачивается, скрывая предательские слезы.       — Ну зачем ты, зачем? Глупец, мальчишка…       — Потому что люблю тебя. Я не мог позволить нам расстаться, я хочу видеть твои глаза, ощущать твои руки, иметь возможность быть с тобой всегда.       — Антон…       — Теперь я безродный, проклятый собственным отцом, который милостиво дал нам времени до полудня покинуть город, иначе нас повесят. У меня нет ничего, я все отдал за тебя, за нашу любовь. Ты говорил, что за все приходится платить… Ну что ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь, — парнишка тяжело дышит, цепляется взглядом за черты лица молодого красивого мужчины.       — Я люблю тебя даже нищего, — иронично шепчет мужчина и прижимает парня к своей груди. — Я обещаю, ты будешь счастлив.       — Арсений… — тихо шепчет Антон, и мужчина не в силах отвести взгляда от его глаз.       — Согреть тебя? Иди ко мне… — Арсений притягивает парня ближе, запуская руки под его плащ, и Антон смеется, впиваясь в теплые губы напротив, поддается ласкам, поцелуям, страсти.       А чтобы быть вместе, им придется покинуть город, бежать от непонимания, злобы и ненависти, забыть свое прошлое и все время, всю жизнь бороться за свое счастье и любовь. А оно стоит того.       Люди всегда поддаются страстям и безумной любви, даже зная, что в конце их ждет расплата…